- А когда вы определяли девиацию магнитного компаса?
- На том же выходе.
- И все за один выход! - ужаснулся Неулыба. - А что делали перед выходом?
- Стояли на стенде...
- Я спрашиваю конкретно. Что делали: замеры магнитного поля или размагничивание?
- Обматывали корпус, - совсем тихо ответил Гусенок.
- Ну, а после размотки? - Неулыба хрипел.
Душкевич -
- А после пошли в море, на определение девиации маневренных элементов.
- В тот же день?!
- В тот же день, - не понимая в чем дело, злился Гусенок.
- А вам никто не подсказывал, что после обработки корпуса лодки токами на усадку магнитного поля потребно не менее трех суток?
Этого Гусенок не знал. В училище этого не преподавали. Неулыба судорожно сглотнул бешеную слюну. Этого мог не знать молодой штурманенок. Но этого не знали и те флотоводцы, которые ответственны за предпоходовую подготовку лодки, и те будущие флотоводцы, которые сейчас безмятежно спали в офицерском отсеке.
- А кто был старшим на контрольном выходе?
- Командир бригады, - ответил Гусенок.
Подавляя в себе ярость, Неулыба листал навигационный журнал. Вот оно: на контрольный выход подводной лодки положено 7 суток. А лихой комбриг Душкевич «крутанул» его за трое суток. Галопом по Европам. На плавание под водой положено не менее суток; подводная лодка погрузилась и всплыла через три часа. Обмакнулась, на языке подводников. И за эти три часа осталось, конечно же, незамеченным самопроизвольное заполнение уравнительной, которая впоследствии стала действовать как цистерна быстрого погружения, которой на лодке этого проекта нет. Десять тонн отрицательной плавучести! Приобретенной за ночь надводного хода.
«Ну, Пся крев! Ну, молодец! Ну, шляхта! Ну, флотоводец!»
Значит, с окончанием конвоирования комбриг Душкевич пришпорил СКР и помчался в базу, к своей пани, а лодка с первым же своим погружением чудом избежала провала в бездну. И родные не узнают, где могилка моя...
Неулыба вспомнил недавнюю схватку с комбригом Душкевичем. Неулыба стоял на оперативном дежурстве штаба эскадры. Комбриг Душкевич - «хозяин бухты Улисс» и руководитель стрельбы - подстегивал прием подводной лодкой С-224 одной практической торпеды. Время выхода в полигон стрельбы горело. Душкевич торопил. Наконец торпеда затолкана в аппарат. Нетерпеливый комбриг снял трубку:
- Оперативный? Я пошел...
- Товарищ комбриг. Подаю торпедолов на контроль дифферентовки, - ответил Неулыба.
- Времени нет. Дифферентоваться буду в районе. Лодка только что с моря. Вам что, это неизвестно? - это Душкевич.
- Без дифферентовки в бухте выпустить не могу, - упорствовал оперативный дежурный Неулыба.
- Я знаю, что делаю. Отхожу, - отрезал Душкевич.
- Нет. Вы удифферентуетесь здесь, в бухте, под моим наблюдением, - заявил ОД и приказал: - Поднять сигнал «Воспрещение входа и выхода».
Лодка включила ходовые огни, отошла и вновь подошла к пирсу.
- Оперативный! Снять сигнал! Я хозяин в бухте! - прорычал в трубку комбриг.
- Нет. Без дифферентовки не выйдете!
Но Душкевич вышел-таки. Неулыба сие записал в вахтенный журнал. А потом через «шептунов» стало известно: в полигоне при погружении лодка «закатала дифферентик аж в 20 градусов», едва успев заполнить главный балласт.
Как наутро разделывался командир эскадры Миша Квакин в кабинетном уединении с Душкевичем, Неулыба предпочел не узнавать. И так все ясно. Запись есть запись, ее ни вычеркнуть, ни замарать, ни срезать... Очень удобная вещь для прокурора, этот журнал...
Так-то вы подготовили лодочку, господин Душкевич. И ты, Лева Задов. Герои-самотопы...
Но поднимать спящего командира Леву, устраивать ночной аврал со сценами было уже бесполезно. Лодка в походе.
Неулыба взял ластик и яростными движениями стер со штурманских таблиц все скорости и поправки лага. Потом взял карандаш и вписал старые, памятные значения скоростей, когда командовал этой лодкой.
- Не имеете права. Эти скорости определены официально, - запротестовал Гусенок.
- Слушайте вы, новый Магеллан! Считать эти скорости, что вписаны мной. Понял? Не то вышвырну из рубки, заставлю командира вести прокладку. И попробуйте мне еще раз «потерять место»! Будете картошку чистить весь поход, - рванул крючки кителя Неулыба и, чувствуя приближение бешенства, поднялся на мостик в успокоительную темноту.
А лодка шла заданным курсом и маршрутом, днем - на глубине, ночью - в надводном. Сторожко шла. И шли в ней шестьдесят судеб. И следом за ней еще несчитанное число судеб матерей и отцов, невест и жен и пускающих пузыри ползунят...
Лодка подошла в пролив точно в назначенный срок. И гирокомпас работал как миленький.
Снова форсирование пролива. Снова - скопления рыболовных огней. На мостике лодки весь положенный набор ходовиков: командир, старпом, сигнальщик. И Неулыба.
- Командир, пойдем под одним дизелем, на малом. Обставим спектакль прорыва без лишнего шума, - бросил полуприказание Неулыба.
- Согласно боевому распоряжению положено форсировать на полных, - возразил Лева.
- Распоряжения пишут штабники. Они этот пролив и не нюхали. Грохотом разбудим всю Азию, - обронил Неулыба. - На одном дизеле, малым. Меньше следность. А потом, командир, учти. Нас сейчас «ведут» все береговые БИПы. Меньше скорость - сочтут за рыбака...
- Вам виднее, - неуверенно хмыкнул Лева.
Подводная лодка вошла в пролив, выбирая галсы подальше от скоплений рыболовных судов. А Неулыба, обшаривая в бинокль горизонт, искал «знакомцев». Вот он, миленький, косоглазенький. Южнокорейский СКР. В дрейфе и, сволочь, близко от маршрута. Наблюдает. А японских дозоров что-то не видно. Да, обстановочка в проливе куда проще, чем в оные годы.
Подводная лодка, слегка отвернув по курсу, медленно скользила мимо СКР на дистанции около 10 кабельтовых. Четко вырисован силуэт. Стоит гад. И ошибается тот, кто думает, что этот косоглазик спит. Как раз может влепить зарядик. Как это уже было. Единожды. Не с Неулыбой, с другим.
Пофыркивая дизелем противоположного борта, лодка неспешно привела СКР на правый траверз. И тут Левины нервы не выдержали.
- Внизу. Правый дизель товсь! - прикрыл тангенту переговорного устройства Лева.
- Есть, правый дизель товсь! - доложил центральный пост.
- Правый дизель малый ход, - скомандовал вполголоса Лева.
Грохотнул правый дизель. Огни СКР начали менять ракурс.
- Стоп дизель! - скомандовал в рубочный люк Неулыба. - Командир, зря. Нашумим, но не убежим.
СКР остановился. Стой, миленький, хороший! Стой! Все это тебе померещилось.
А время текло нестерпимо медленно.
Наконец прошли два напряженных часа. Огни СКР слились с огнями рыбаков. Лодка вышла из . Восточно-Китайское море заштормило. Непонятным, клетчатым волнением. Но шторм - это лодкина стихия. Это то самое, что требовалось.
3
То, да не совсем то. Штормуя, лодка обогнула остров Чечжудо, тот самый, где 15 лет назад был концлагерь и где пленные северокорейцы дохли, как мухи, от жары и безводья. История эта забыта.
Лодка упрямо пробивалась в Желтое море. Одно из самых поганых морей на свете. Волнение - крутое. Полное мелководных банок. Воды - мутные от лессовых выносов.
Море, в котором со времен второй мировой войны остались невытраленные минные поля. Море, которое при заходе тайфунов становится ловушкой. Море, в котором нет дальних радиомаяков, а мглистое небо неделями закрывает звезды.
Море, разделенное условной линией на южнокорейскую и китайскую особые зоны. А эти зоны интересов и сыны Страны Утренней свежести, и сыны Поднебесной империи контролируют жестко, без компромиссов. А посему море нашпиговано дозорными силами.
Словом, дрянь море. И в этом дрянь-море нарезан Левиной лодке район, где она должна маневрировать 20 суток! Среди ошметков растрепанных штормами сетей, забытых минных полей и ржавых дозоров.
Но прежде чем все эти прелести плавания были прочувствованы, подводную лодку на подходе к району ожидало «небольшое развлечение» - вышла из строя система гидравлики.
А гидравлика - это кровь подводной лодки. Падение давления гидравлики, в лучшем случае, делает лодку плавающей на поверхности консервной банкой.
Герои-трюмные доложили: задир в цилиндрах пневмогидроаккумуляторов, порваны манжеты гидроцилиндров.
Продолжение следует
