Таинственный покой. В такое утро потертая и ставшая уже ироничной фраза «суровая красота Севера» вдруг наполняется другим, неожиданным смыслом, и ты смотришь на эти уходящие вверх, в никуда, постепенно растворяющиеся в приподнятом тумане скалы так же, как в детстве смотрел на облака или круги на воде...
В 8.00. начали приготовление к походу и погружению. Я сменил на вахте доктора, у которого что-то было недоделано, а у меня что на якоре, что на ходу - все крутится. Перед сверкой на вакуум на мостик вышел командир. Старшина команды трюмных задраил свое заведование №1 - верхний рубочный люк, загудел трубопровод вытяжной вентиляции, ухнула захлопка, все стихло, и после этого связь с прочным корпусом прекратилась.
В это время на входе в губу распушились белые усы комфлотского ПСК, бывшего торпедным катером, и мы с сигнальщиком побежали в надстройку принимать концы, а командир - встречать. Катер еще вдалеке от нас сбросил ход и аккуратно, без спутной волны, подошел к борту.
Как великолепно выглядел командующий! Ну, то, что сам он крупный, сильный человек с красивым мужественным лицом это само собой, но еще и форма одежды! На нем был комплект из коричневой, какой-то бархатистой кожи с меховой внутренностью и оторочкой, стыки и карманы на молниях, и при этом сидел как влитой. Просто здорово! Командующий отпустил катер, привычно поднялся на мостик, заслушал доклад командира, после чего нам с сигнальщиком было дано «добро» занять свои места по вахте.
Поскольку лодка вакуумировалась еще и для проверки герметичности межотсечных переборок, времени оказалось с избытком, и командующий с командиром беседовали. Николай Иванович очень как-то просто спросил о костюме, и командующий рассказал небольшую историю этого шикарного одеяния. Оказалось, что оно не более чем забракованная в результате испытаний спецодежда подводника. Разработчики привезли для приемки комиссией несколько комплектов. Все было ничего до тех пор, пока в одежду не всунули манекен и не поставили сначала под душ, а в другой раз бросили в воду. Здесь обнаружилось, что одежда не подтвердила временных параметров непромокаемости, ей дали «отлуп», тем более что по старым деньгам комплект стоил под несколько сотен. Вот один мало попорченный испытаниями комплект предприятие и подарило командующему.
В назначенное время снялись с якоря и двинулись в точку погружения. Организация глубоководного погружения прежде отличалась надежностью и простотой. Никакой звукоподводной связи не было, поэтому не было и этой нынешней мучительной говорильни с руководителем на весь океан: «Первый, я второй (ну, это понятно, а вот дальше сообщение делалось совершенным длительной стойкости кодом, расшифровывая который, свихнулось не одно поколение заморских разведчиков), имею грунт сто!». А еще, не дай бог, гидрология плохая, теряешь связь, подвсплываешь, обгоняешь, отвлекаешь других от основной работы, забываешь, зачем пришел. А тогда пошел себе, погрузился, проверился, всплыл, донес...
Погружение шло без приключений назначенными ступенями, вертикалыцик боцман Семен Выродов (будь ему земля пухом - погиб при взрыве на , куда перешел служить) вел как по нитке. Чуть зашли за рабочую глубину, повернули на обратный курс и пошли на предельную. Командующий тихо переговаривался с командиром, о чем - мне не слышно. Около двадцатой минуты пребывания на предельной глубине раздались громкий хлопок, шипение, свист, откуда-то полез водяной туман, животы поджались, глаза подокруглились, но все расшифровалось очень быстро - лопнул патрубок охлаждения гирокомпаса. В секунды перекрыли клапан, отсекли змеевик охлаждения, «пробоина» ликвидирована, идем дальше на той же глубине.
Ну и раз охлаждения на нет, его следует остановить, но перед этим надо скомандовать на вертикальный руль, держать курс по ГОНу, значит - по магнитному компасу, заключенному в герметический оптический нактоуз. Рулевой команду и курс принял, лег, как было приказано, и доложил. Закончили проверки. Командир всплытие особенно не затягивал, и минут через 10-15 мы были уже под перископом. По ходу всплытия командир скомандовал мне дать курс на Мотку, я быстро снял направление с карты, учел склонение, девиацию и доложил. Всплыв под перископ, командир осмотрел горизонт и подозвал меня. Я глянул в окуляр, потом а отсчет курсового угла, который равнялся нулю, и - обомлел. Мы шли прямо в Рыбачий и, судя по размерам камней, были уже недалеко от цели. Я бросился к эхолоту, командир скомандовал: «Лево на борт» и продул среднюю. До берега было кабельтов 15, как сообщил он с мостика. Я начал разбираться в случившемся и обнаружил изменение поправки магнитного компаса примерно на 20-25 градусов. Включили радиолокацию, определились по дистанциям. Командующий был на мостике, и с его разрешения я доложил обо всем командиру, упомянув, что девиацию уничтожили на выходе, и в чем причина такого большого отклонения, не знаю. Адмирал приказал разобраться до конца и при этом смотрел на меня с явным сочувствием. Позже мы поняли, что этот чудовищный скачок девиации произошел от резкого изменения магнитного состояния прочного корпуса с обжатием на предельной глубине.
В общем, и компасы, и я глубоководное погружение не выдержали. Страдания мои были усугублены еще и тем, что сигнальщик забыл (а я тоже протабанил) убрать из ограждения рубки спасательный круг, и теперь он был сплющен до газетного листа.
Стояла хорошая погода, море было , и было решено в Мотку не ходить. По УКВ подозвали к борту ПСК. Командующий, поблагодарив экипаж за успешно проведенный маневр, убыл в Североморск.
Иной спросит - а где же соль? Ну был, ну погружался... Да в том то и дело, что был и погружался, и командующий не проявлял недовольства, не подавляя своим авторитетом и интеллектом, не вмешивался в командирские дела. Не было и этих постоянных поучений, которыми частенько так щедро сорят вокруг старшие на борту.
При всем этом каждый из нас чувствовал громадную силу за плечами и был уверен: в случае чего - выручит.
К вопросу об огнях
Дотошный мой коллега несомненно найдет в моем повествовании некоторые, на его взгляд, профессиональные неточности, поспешит сказать: «Э, старичок, это делается не так. Склероз.» И будет не прав. Тогда, в начале пятидесятых, инструкции, правила, да и сама организация службы на подводных лодках в той или иной степени отличались от нынешних. Скажем, на слуху ли у вас такая команда: «Артрасчетам в смежные отсеки!»? То-то. А между тем, если командир принял решение всплыть для артиллерийского боя, такая команда совершенно необходима. Во-первых, перед всплытием надо собрать весь орудийный расчет вместе и поближе к центральному посту, чтобы потом пулей вылететь наверх к местам по расписанию, ибо в дуэли на пушках борьба за первый залп - забота особая. Ну, а во-вторых, «в смежные», потому что если все сгрудились бы в центральном, там не то что ступить - повернуться было бы негде. Это вам не нынешние атомоходы со спортзалами и птичками. А стволы на первом десятке подводных лодок 613 проекта стояли приличные - 76-мм спаренная универсальная артустановка и 37-мм зенитный автомат. Вот теперь оцените, какой солидный объем информации содержится в короткой команде. Вообще, при хорошей организации службы лишних слов, а тем более лишних команд, не бывает.
.
Что же касается пушек, то, ей-богу, лично меня всегда поражала инерционность нашей неуклюжей государственной и военной машины. Ну вот например. В конце 40-х годов начали строить подводные лодки (средние, 613 пр.) для противостояния мощи Соединенных Штатов на море, для борьбы с ударными соединениями боевых кораблей. Зачем же пушки-то было ставить? Для изничтожения американских линкоров с 12-дюймовыми орудиями и такой же броней? Однако ставили. Пока не прозрели.
Но сегодня же совсем другое время и другая обстановка. Значительная доля угрозы переместилась в сторону мелких пакостей - морской разбой, браконьерство, контрабанда. Не применять же для противодействия ракетно-торпедное оружие! Чем же защитить наши гражданские суда вдали от родных берегов? Или государство будет мириться с тем, что их расстреливают и применяют к ним насильственные действия?
Сдается мне, пора бы вспомнить о подводных лодках с их большой автономностью и дальностью плавания, неограниченной мореходностью, другими замечательными качествами, будь то дизельная или атомная подводная лодка. Так поставьте ей задачу, поставьте пушечно-пулеметное и, так сказать, миниракетное вооружение и пошлите на защиту российских государственных интересов в океанских районах земного шара. Или таковые имеют право на существование только для США?
Однако, возвращаясь к теме, скажу, что на подводной лодке «С-43» все делалось по исстари заведенному порядку: по местам встали к всплытию, продули среднюю, всплыли в позиционное положение, командир - капитан 3 ранга Николай Иванович Царев отдраил верхний рубочный люк и поднялся на мостик, механик запустил дизель на продувание концевых групп цистерн главного балласта с ходом, а я, штурман, простуженно прохрипел на мостик курс в назначенную нам точку якорной стоянки, что красной тушью была обозначена на моей навигационной карте и находилась в губе Териберской. Всплыли мы, помню, около двадцати двух часов, а поскольку в середине сентября на Севере дневное светило восходит и заходит как у людей, повсюду вне прочного корпуса уже была ночь.
"Подводные лодки 613 проекта". Серия "Боевые корабли мира", С-Пб, 2002 г.
На мостик, гремя всем металлическим неудобьем большущего, сантиметров сорок в диаметре, тяжелого прожектора, поднялся сигнальщик.
Нехорошее чувство появилось у меня, еще когда после всплытия командир, складывая рукоятки перископа, приказал включить ходовые огни. Во исполнение штурманский электрик привычно прощелкал переключателями, но ни одного огня не зажглось. Теперь он стоял перед открытой станцией ходовых огней и крутил меггер. Это такая штука, которой измеряют электрическое сопротивление сети.
Штурманским электриком был у нас в ту пору матрос Черников, москвич, интеллектуал, он поначалу был на лодке вестовым. Была такая штатная единица, которая содержала кают-компанию, носила из 4-го харч, мыла посуду и помогала коку. Однако через некоторое время, когда Черников понял, что по возвращении домой на вопрос что делал на флоте, ответить будет непросто, он обратился ко мне с просьбой ходатайствовать перед командиром о разрешении ему готовиться к сдаче экзаменов на штурманского электрика и таким образом сменить военную специальность. «Добро» было получено, общеобразовательной подготовки ему хватало, так что после трех месяцев занятий со мной и в группе флагманского штурмана, а главное самостоятельно, Черников предстал перед комиссией соединения, сдал специальность на 4 балла, а остальное на 5, получил документ «по всей форме» и был готов принять боевой пост на любой лодке бригады. Флагманский же штурман дивизии, капитан 2 ранга Петренко, отнесся к молодому специалисту несколько скептически и со словами: «Ты его породил - ты его и плавай», включил Черникова в приказ к назначению штурманским электриком на нашу лодку, поскольку наш, верой и правдой отслуживший 5 лет, уходил в ДМБ. У меня, понятно, возражений не было. Вестовой-расстрига был хорошим парнем, служил исправно и дело свое знал.
С мостика еще раз поступила команда включить ходовые огни и еще одна - включить прожектор. Черников врубил пакетник, доложил, и тут же его и меня командир вызвал на мостик.
Наверху было ветрено, холодно, темно и облачно. Сыпала какая-то морось и вдобавок к резким порывам ветра то и дело ударял заряд дождя. Вообще, по-моему, на Севере это хорошая погода бывает «зарядами», а дожди, метели, шторма и туманы - это нормально и повседневно, так сказать, фон. Этот тип неофициально и точно назывался емким словом «клизма».
Ходовые огни не горели, прожектор не горел. В темноте не виден был даже носовой бурун. И только в круговерти дождя, чуть угадываясь, посылал свои проблески согласно штатной характеристике огонь Териберский. Сигнальщик уже выслушал от командира «критику» за то, что перед погружением, видимо, неплотно задраил электроразъем прожектора, в результате чего он затек, и теперь обиженный, нахохлившись сидел в своем «гнезде», зорко вглядываясь в горизонт, которого, впрочем, тоже не было видно.
Да и не в сигнальщике было дело. Около года назад лодка прошла доковый ремонт, который для 35-го завода (это в Росте, Мурманск) был первым опытом докования лодок 613 проекта. Внимания забортному электрооборудованию уделено не было, а дополнительная ремонтная ведомость, которую мы подали вслед за типовой, была усечена почти полностью. Деньжат-то на флоте и тогда было не густо. Поплавали, поштормовали, поныряли, постреляли... Словом, потрясли корпус, вот оно и сказалось.
Однако и нам, пусть в редкие периоды стоянки в базе, надо было по всем сомнительным узлам пролазить и прощупать. Что в силах - сделать самим, а что нет, обратиться за помощью к заводу. Благо «Красный Горн» рядом, в Пала-губе. Каков уж был бы результат наших усилий, неизвестно, но этих усилий мы не сделали. Так что, когда очередь воспитательной работы дошла до меня, выволочка была мне отпущена за вполне конкретные заслуги.
Шло в ремонтных хлопотах время, корабль, хоть и неспешно, продвигался к Териберке и напряжение на мокром и темном главном командном пункте возрастало.
Теперь самое время рассказать об истоках нашего, а более всех командирского беспокойства. Мало того, что находясь в море в темное время суток без положенных ходовых огней мы грубо нарушали правила предупреждения столкновения судов и создавали опасность для мореплавания, отсутствие прожектора лишало нас возможности показать себя и дать сигнал опознавания, что я, мол, свой, а не заморский, дежурным силам флота, контроль за исполнением чего являлся личной прямой и святой обязанностью командира. Как раз на Териберском мысу и находился один из постов наблюдения и связи, которому мы обязаны были соответствующим образом просигналить, иначе силы охраны водного района поднимались по тревоге для перехвата чужака. Со всеми вытекающими...
Продолжение следует
