Пешие и конные гвардейцы в карауле. Англия, Лондон. 1956 г.
Лондон закончился для нас отдельными караульными постами королевской гвардии в грандиозных медвежьих шапках. Очень сожалею, что не увидел развода караула. Того, что с козлом и барабаном. А последним впечатлением остался замок Тауэр. Ничего мрачней мне не приходилось видеть. И хотя давно уже он несет музейную службу, его средневековая архитектура и какая-то насупленность, нелюдимость больше говорят о его тюремной сущности.
Обратный путь начался мостом через Темзу с названием Тауэр-бридж, который представлял собой продолжение замка - такой же тяжеловесный и такой же угрюмый.
Случилось нам побывать и на историческом корабле «Виктория». На том самом, который был флагманским кораблем при морском сражении у мыса Трафальгар. Это на нем держал флаг командующий английской эскадрой вице-адмирал Нельсон. Корабль бережно охраняется от всяких климатических невзгод. Он постоянно подновляется, подкрашивается, и пока что в битве с неумолимым временем побеждают музейщики.
Первая или верхняя палуба ничем не примечательна - такелаж, он и в Африке такелаж. А вот со второй палубы начинается История. Первый вопрос гиду - почему такой низкий подволок, почему даже при моем отнюдь не высоком росте я вынужден пригибать голову? Оказывается такую межпалубную высоту распорядился сделать лично адмирал Нельсон: «Никто не может смотреть на адмирала сверху вниз». Если это не английская шутка гида, то это очень остроумно. В кормовой части этой же палубы, в выгородке - .
Отдельная, так сказать, персональная. Спрашиваю, не адмиральская ли? «О, здесь спала лэди Гамильтон». Ничего себе! А как же быть с традицией «женщина на корабле...»? Видимо, справедливо, что если нельзя, но очень хочется, то можно. На третьей палубе (это уже под ватерлинией, куда не достают ядра и пули) огорожено деревянными стойками и канатами место, где истекал кровью смертельно раненый адмирал виконт Горацио Нельсон. Без всяких напоминаний мы обнажили головы...
Трафальгарская площадь, колонна Нельсона, обелиск победы в Крымской войне 1853-1856 гг. (это в Портсмуте), еще с полдесятка памятников, из тех, что нам представилось возможным увидеть, установлены или названы в честь Британского могущества и побед. Жизнеутверждающие и торжественные. У нас же все «со слезами на глазах» - к месту, а больше не к месту.
Маски сорваны!
Утро шестого дня не предвещало никаких потрясений. Багланова пропела: «...дала бы розоч-ку, дала бы розоч-ку, да не паасмееюууу...» Пора было и нам посмотреть, чем торгуют в колониальных лавках, что в одношереножном строю стояли тут же, на причале. Продавалась всякая всячина — от курева и конфет до обуви и верхней одежды. И что характерно, торговец заранее знал, что матросов в индивидуальном порядке за причальную ограду не пустят, поэтому лавчонки были построены внутри ограждения. Так что, если покупатель не идет к негоцианту, то негоциант идет к покупателю. Материально заинтересованный негоциант. Так я познакомился с азами частного предпринимательства.
Гром грянул часов в десять. Дежурный офицер крейсера с посыльным передал, что НАС, ЧЕТВЕРЫХ ПОДВОДНИКОВ, ПРИГЛАШАЮТ НА т.е. «Дельфин»! Полундра! Нигде, ни единым словом, никто из нас не обмолвился о подводных лодках. А тут пофамильное приглашение. Раскололи, окаянные!
Коллективно, в присутствии офицера КГБ, обсудили создавшееся положение и решили принять приглашение, но при этом продолжать выдавать себя за офицеров эсминца. Глупость, конечно, но какое-то зерно, даже подгнившее, в этом есть - пока ты не объявил, что ты верблюд, ты не верблюд. Все. Дело принимает серьезный оборот. Шутки в сторону, открывается возможность что-нибудь «подсмотреть».
База соединения подводных лодок находилась на противоположном берегу залива в небольшом городке Госпорт. Катером ходу с полчаса. План посещений разрабатывался без нашего участия, мы только поинтересовались, есть там ребята, говорящие по-русски, и поскольку таковых не оказалось, попросили включить в список Дж.Кокса. Вскоре, по готовности катера, отправились на «Долфин».
Знакомство с порядками на подводном флоте началось в небольшой церквушке, которая «перелицовывалась» в зависимости от вероисповедания контингента. Просто вносились или выносились стулья и религиозные атрибуты. Единственное, что оставалось постоянным - это эмблемы погибших подводных лодок соединения, которые были вмурованы в лицевую стену церкви.
Как нам объяснили, в английском ВМФ существует порядок, при котором изготавливается два экземпляра лодочных эмблем - одна крепится на корпусе лодки при ее постройке, другая хранится в штабе флота. В случае гибели подводной лодки, эта вторая эмблема передается в соединение и, как например на «Долфине», хранится в церкви. Здесь хранятся эмблемы погибших лодок еще в 1-й мировой войне. При каждом богослужении того или иного вероисповеданий, подводники молятся за упокой погибших товарищей по оружию. Трогательный обычай.
Спасение утопающих...
Следующим к ознакомлению был легководолазный учебный комплекс. Известно, что каждый подводник при аварии должен уметь выйти из затонувшей подводной лодки и всплыть на поверхность, а также работать в затопленном отсеке. Небольшая группа также готовится к работам на небольшой глубине вне прочного корпуса - это группа легких водолазов. Для подготовки тех и других создаются учебные комплексы.
Этот, куда мы идем, представляет собой башню метров сорока высотой. Внутри служебные помещения, обслуживающие системы, раздевалка, учебные классы и то, что мы называем . Здешняя башня - это цилиндр высотой 100 футов (тридцать с половиной метров) и метров 8-10 в диаметре, заполнена чистой прозрачной водой, по окружности в два яруса установлены светильники, чтобы просматривать всю тридцатиметровую толщу воды. На дне этой громадной «бочки» находятся камеры группового и одиночного выхода. Подводник всплывает методом «свободного всплытия», т.е. без спасательного аппарата, сделав вдох в «колоколе». Чтобы не обременять читателя всей этой подводной премудростью, скажу лишь, что камера сообщается с водой на глубине тридцати метров, а воздух в камере («колокол») спрессован давлением воды до 3-х атмосфер. Вот этот-то воздух и вдыхает перед всплытием подводник. Он идет наверх или плавательными движениями, или рывками по свисающему с поверхности тросу. При этом не дай бог сдержать выдох - разорвет легкие. По мере всплытия, когда уменьшается давление, надо постепенно стравливать воздух из легких. Нельзя и сразу выдохнуть весь воздух - положительная плавучесть резко уменьшится, и потребуется больше сил и времени на всплытие. Поэтому свободное всплытие не такая уж простая штука. Оно требует научения и регулярных тренировок. Я думаю, что сегодня говорить о свободном всплытии с глубины 100 метров, как это было при гибели подводной лодки «Курск», стоило только ребятам отдраить спасательные люки и шлюзоваться, можно только в порядке безграмотности. Да и решение на выход надо принимать в кратчайшее время.
Нам продемонстрировали свободное всплытие пяти подводников - по двое из камер группового выхода и одного из «одиночки». Подводники неспешно, за 40-50 секунд на выдохе поднялись наверх и без проблем перевалили через бортик башни. Из спасательного снаряжения на них были только носовые зажимы.
Надо сказать, что в то время, как английские подводники осваивали свободное всплытие и аппараты типа аквалангов, мы практиковали выход с глубины 25 метров и только включившись в аппарат ИСМ с одним кислородным баллоном и делая при этом несколько остановок согласно таблице рекомпрессии.
Затем руководитель тренировок объявил, что теперь нам покажет свое искусство инструктор, который должен быть готов спасти водолаза на любой глубине. На бортик поднялся худощавый дядя, воспоминания о котором у меня ассоциируются с равнобедренным треугольником вершиной вниз - сплошная грудная клетка и ничего больше. Он провентилировал легкие, сделал вдох, защемил нос зажимом и прыгнул в воду. Достиг дна, обошел камеру группового выхода, затем камеру одиночного и пошел на осмотр второй камеры группового выхода. Руководитель с беспокойством в голосе сказал, что водолаз находится под водой лишних 15 секунд. В это время инструктор уже рывками по канату поднимался наверх. Руководитель что-то крикнул - и на бортик вспрыгнули четыре пловца. Инструктор всплыл, сделал вдох и потерял сознание.
Четверо спасателей без команды ринулись к нему, и через минуту - другую инструктор уже обтирался мохнатым полотенцем. Мы выразили ему свое восхищение поочередно пожав его руку со словами «здорово», «спасибо» и еще что-то, я уже не помню... Инструктор был под водой около трех (!) минут. И не просто «был» - он двигался и выполнял тяжелую работу.
Скажите государю, что у англичан торпеды АМСом не мажут...
Дальше по плану у нас было посещение подводной лодки. Конечно, надежды на то, что нам покажут новую технику, не было. После недолгих скитаний по причальной линии, мы подошли к «нашей» лодке. Это оказалась подводная лодка типа «Балао», силуэт которой нам хорошо был знаком по фотографиям.
Лодка не новая, однако и не старье. Вход был организован через люк первого отсека. Спустились. В отсеке порядок, чистота, но что поразило - это отсутствие характерного запаха АМСа - смазки торпед. Мы сперва не поняли, в чем эта причина «наличия отсутствия». Осмотрелись, наконец дошло - запасные торпеды, хранящиеся на стеллажах в отсеке - крашеные! Краска темно-серая, матовая. У нас-то на лодках, что в торпедных аппаратах, что на стеллажах торпеды всегда густо смазаны ко всему липнущей, дурно пахнущей смазкой марки АМС. Причем смазка регулярно подновляется по мере ее истирания штанами, голландками и кителями. Бедняги «торпедеры» половину служебного времени проводят за «любимым делом» — смазкой торпед, а тут на тебе - покрасил, и живи себе в чистоте и благоухании. Вот оно — подсмотрели все-таки! Шпионы...
В центральном посту человека три в гражданском возились у поднятого перископа. Вокруг инструмент, запчасти, какие-то измерительные электроприборы. Ни черта не понятно. Спросить что ли? Спрашиваю. Из рассказа, в переводе Кокса, понимаю, что монтируют они телевизионную систему, назначение которой — передать на корабль руководителя все то, что видит командир подводной лодки в перископ. Передающая антенна смонтирована на топе перископа. Таким образом руководитель боевого упражнения на надводном корабле видит всю фактическую обстановку и то, что видит командир лодки одним глазом в те короткие секунды, когда поднят перископ. Здорово! Мне представляется, что только так можно объективно оценить качество решений командира.
И тут случилось непредвиденное - меня пригласили к перископу. Просто так, посмотреть. Привычно подхожу, правую рукоятку беру в обхват правой рукой, - левую согнутым локтем левой сверху... Слышу взрыв смеха. Прокололся! Видимо, английские подводники имеют такую же . А еще переборочные люки проходил ползком, как беременный таракан. Профана имитировал. Все насмарку! Но молчу, не сознаюсь.
Знакомство с подводной лодкой для нас закончилось в четвертом отсеке в кают-компании. Не знаю, то ли это было сделано специально для нас, то ли это система, но в кают-компании появился виски, появилась простейшая закуска, и началась элементарная пьянка. Лично я - не агнец насчет выпивки, но делать это в прочном корпусе... Не привычно. Дурная примета. Началось что-то не вполне понятное, даже враждебное - весь разговор и все вопросы были направлены на то, чтобы мы неосторожным словом выдали себя и подтвердили то, что все они хорошо знают - мы подводники. Особенно усердствовали двое: сколько раз в год мы проходим медосмотр, какой рацион питания, как мы ходим на корабле - в фуражках или в пилотках (в то время офицеры надводных кораблей носили синие береты). Досадно. А более всего я ругательски ругал Иващенко за то, что заставил нас вот эдак-то кривляться. В общем, я предложил закончить мероприятие и выйти на воздух.
Прогулка по вечернему Госпорту была недолгой. Те двое любопытных сразу же ушли. Слиняли, так сказать. Мы с английскими подводниками еще немного побродили, опять-таки зашли в бар и потом долго спускались по пологому склону к причалам. Катер стоял «под парами», мы поблагодарили хозяев и отдали швартовы.
Продолжение следует
