Фото из архива М.Д.Агронского.
Сорокин Вадим Николаевич
В.В.Гриневича: Подводник, начинал с "Малютки".
Степанов Юрий Федорович - командир первой советской атомной субмарины. И первый командир из нахимовцев.
Командир К-3 (1967-1968) Ю.Ф.Степанов. - И.И.Пахомов. Третья дивизия. Первая на флоте. СПб., 2011.
Суровый морской закон.
Подводная лодка “К-3” была первой атомной субмариной Советского Союза. Когда в августе 1957 года ее спускали на воду, то традиционную бутылку шампанского били не только об киль, но и о реактор!.. За период заводских, государственных испытаний и все последующие десять лет эксплуатации “К-3” не имела ни единого случая травмы или гибели личного состава. И хотя к сентябрю 1967 года на лодке успело смениться три поколения офицеров, старшин и матросов, костяк руководящего звена по-прежнему составляли выходцы первого экипажа.
За короткое время экипаж дважды удостаивали высоких правительственных наград: после успешного завершения ходовых испытаний и по итогам не менее успешного подледного плавания на Северный полюс. А трем членам экипажа, Л.Г. Осипенко, Л.М. Жильцову и Р.А. Тимофееву, были присвоено звание Героя Советского Союза. Лодка числилась в любимицах командования и политорганов ВМФ СССР, и, понятно, ей уделялось самое пристальное и лестное внимание. Вот как об этом вспоминает Александр Яковлевич Лесков, в те годы капитан-лейтенант и помощник командира лодки:
“В результате бесконечных торжественных, никчемных мероприятий, сопровождавших подводную лодку несколько лет после похода на полюс, из нее сделали фетиш. Очень скоро экипажу стало не до боевой подготовки. Измученные отсутствием настоящего дела командиры тихо спивались, потом их также тихо освобождали от занимаемых должностей...”.
Александр Яковлевич Лесков. «К-147». Средиземное морс. Январь 1971 г. Подводный флот, №7 (2001). Посвящен 40-летию 3-й ДиПЛ КСФ.
А 8 сентября 1967 года на подводной лодке “К-3” произошел пожар, в результате которого погибло 39 человек. И эта авария стала первой крупной аварией на советском атомном подводном флоте, повлекшей массовую гибель личного состава...
К середине 1967 года у нас в ВМФ было достаточно много подводных лодок первого поколения, но техническое состояние этих субмарин не позволяло использовать их так же напряженно и регулярно, как предписывали плановые цифры. Ведь не секрет, что у каждого соединения, дивизии и флотилии имелся свой план по использованию боеготовых сил. Что же касается лодок второго поколения, то головные корабли проектов 667А, 670 и 671 уже были построены на Северном машиностроительном предприятии (г.Северодвинск), судостроительном заводе “Красное Сормово” (г.Горький) и Ленинградском адмиралтейском объединении. Однако в то время они только заканчивали ходовые испытания на Белом море. Приемные акты на них подписали четвертого ноября 1967 года, да и то, спеша подгадать с победным рапортом к 50-й годовщине ...
Поэтому, когда в июле 1967 года на первой флотилии потребовалось направить на боевую службу в Средиземное море атомную торпедную субмарину, поневоле вспомнили о “К-3”: сразу две лодки, первоначально “запланированные” для этой цели, по техническим причинам оказались неготовыми.
На “обласканную” субмарину срочно назначили нового командира, а экипаж усилили прикомандированными офицерами с других кораблей. Помощника командира Лескова, например, назначили на должность за два часа до выхода в море. “Из-за различных предпоходовых неурядиц выход “К-3” был задержан на трое суток, - рассказывает Александр Яковлевич. — Чтобы наверстать упущенное время и не опоздать на встречу с надводным кораблем, который должен был провести нашу подводную лодку через Гибралтарский пролив, скорость перехода пришлось значительно увеличить. С 14-16 узлов до 21. Следовательно, резко повысилась нагрузка на системы, механизмы и, конечно же, на экипаж.
Командиром в том трагическом походе был капитан второго ранга Юрий Федорович Степанов, командиром БЧ-5 - опытный инженер-механик, капитан третьего ранга Виталий Васильевич Зайцев. И уже на третьи сутки похода мы все ощутили, что значит неотработанный личный состав и материальная часть...
В 4 часа 30 минут большие кормовые горизонтальные рули, находившиеся в положении “на погружение”, вдруг перестали слушаться управления. За несколько секунд дифферент подводной лодки достиг 20 градусов на нос!.. Дали команду “Реверс!”, то есть произвести срочное переключение с переднего на задний ход. Но своевременно выполнить эту команду растерявшийся личный состав не смог. К счастью, вахтенный офицер капитан третьего ранга Лев Федорович Каморкин распорядился произвести продувание всего главного балласта. Команда трюмных, четко исполнила приказ, и спасла лодку от неминуемой гибели...
Далее было не лучше. В Средиземном море температура забортной воды на глубине 200 метров составляет плюс 21-23 градуса по Цельсию, а в отсеках, хотя на максимальной мощности работают холодильные машины, она достигает 35-40°. В турбинном и вовсе настоящая парилка, под 60 градусов. Люди на вахте не выдерживали более 2 часов. И вот так, без единого глотка свежего воздуха - на протяжении 80 суток!
Что творилось на земле, мы, конечно, не знали. А Родина по спецсвязи посылала нам лишь две-три фразы из передовицы “Правды”. На основании этой “информации” обалдевший от безделья замполит допридумывал содержание политбесед с личным составом. Когда, наконец-то, поступила команда возвращаться домой, на Кольский полуостров, мы все облегченно вздохнули. Но, как оказалось, радость наша была преждевременной. До базы оставалось каких-то суток семь ходу, когда получили новый приказ: произвести разведку в районе Фарерских островов. Там вроде должна была появиться американская ракетная подлодка. Нам следовало установить с ней акустический контакт и организовать слежку. Наши разведывательные попытки успеха, однако, не имели. 8 сентября пришла радиограмма: “Закончить разведку и следовать в базу”...
Сгорели заживо.
С нуля часов вахту в центральном посту нес помощник командира капитан-лейтенант А.Я.Лесков. Командир Ю.Ф.Степанов и штурман Олег Певцов (он был также штурманом и при легендарном походе “К-3” на Северный полюс) играли в шахматы в штурманской рубке, расположенной в центральном посту. В офицерской кают-компании резались в нарды, страдая от бессонницы, командир БЧ-5 и замполит. Ничто не предвещало беды. Я снова вернусь к описанию этих минут Лесковым:
“В 1 час 52 минуты по громкоговорящей связи “Каштан” раздался короткий вызов. Ни я, ни вахтенный механик Буров не успели заметить, из какого отсека мигнула лампочка. Я включил тумблер и запросил: “Кто вызывает центральный?” Потом отпустил тумблер, и... Сколько лет потом просыпался я среди ночи, заново, во сне услышав те страшные крики заживо горящих людей!.. Эти первые секунды, когда ты еще не знаешь причину опасности, самые жуткие. Они способны напрочь парализовать волю...
Но автоматически последовала команда: “Боцман, всплывай на глубину 30 метров!”. А вслед за этим начались отчаянные попытки осознать что-либо: — Первый, второй доложите, что у вас случилось?! Поднялась ручка переборочного люка, и в центральный пост влетели замполит и механик. На мгновение я увидел за их спинами пламя, словно из сопла самолета, и как из первого отсека во второй врываются горящие люди. Но дверь между отсеками тут же захлопнулась.
Пожар в первом отсеке, что может быть страшнее?.. В нем расположено два десятка боевых торпед, из них несколько — с атомными зарядами. Лодка всплыла, это было понятно по характерному шуму вырывающегося из шпигатов воздуха. Командир поднялся в рубку, оттуда послышался доклад:
— Отдраен верхний рубочный люк!
С окровавленной головой командир спустился обратно. Видимо, из-за перепада давления его ударило о массивную ручку люка, кремальеру. Отсек быстро заполнялся угарным газом, все стали натягивать индивидуальные дыхательные аппараты. Однако я не мог себе этого позволить, так как непрерывно отдавал команды и отвечал на доклады.
В базу по радио уже дали сигнал аварийной тревоги. Но напряжение в центральном посту стремительно росло: ожидали взрыва в торпедном отсеке... Прошло еще несколько минут. И вдруг из трюма второго отсека раздался звонок:
- Товарищ капитан-лейтенант, спасите меня, пожалуйста, спасите...
Это был мичман Мусатов, шифровальщик корабля. Шифр-пост, где находился мичман, герметичен, поэтому, видимо, Мусатов сразу не погиб... Не знаю, обещал ли я, что мы его спасем, или слушал молча. Просто не могу это вспомнить. Наверно, есть вещи, которые не под силу хранить человеческой памяти...”. Чтобы спасти Мусатова, надо было пройти во второй отсек. И прежде всего - отдраить переборочный люк, за которым уже вовсю бушевало пламя и клубился смертоносный газ... Но в соседнем, третьем отсеке расположен центральный пост. В нем сосредоточено все управление кораблем. Значит, огонь захлестнет и главный командный пункт, а далее пойдет по остальным отсекам, выедая их один за другим, пока не погибнет весь корабль...
Последняя запись в вахтенном журнале “К-3” за 8 сентября была сделана А.Ф.Лесковым в 1 час 59 минут. С момента объявления аварийной тревоги прошло всего семь минут, но сколькими драматическими событиями они оказались насыщены!.. После бесплодной мольбы горевшего заживо шифровальщика Александр Яковлевич потерял сознание. Пришел в себя только в госпитале Североморска, на пятые сутки после аварии.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
