А пока возможности самого выхода подлодок в открытое море, обстановка в Финском заливе всё ощутимее зависели от неблагоприятного для нас развития событий на суше.
7 августа фашистские войска, продвигавшиеся к Ленинграду, прорвались на южное побережье Финского залива восточнее Таллина, — между ним и Нарвой. Это позволяло противнику усилить воздействие на наши коммуникации в заливе, в том числе и артиллерией.
Южный прибрежный фарватер, которым до того пользовались как основным, стал простреливаться немецкими орудиями, установленными на мысе Юминда, и с 12 августа был закрыт.
А Таллин, где базировались главные силы Балтийского флота и находились его командование и штаб, оказался отрезанным с суши.
Одновременно гитлеровцы вышли с нескольких направлений на подступы к столице Советской Эстонии, создав непосредственную угрозу городу.
Средняя подводная лодка третьей серии типа «Щука»
Глава четвёртая
В СТАРЫХ БАЗАХ
Обстановка менялась стремительно
14 августа стал известен приказ о том, что руководство обороной Таллина возложено на Военный совет Балтийского флота с подчинением ему действующего на отрезанном с суши плацдарме 10-го стрелкового корпуса. Знакомые командиры с приходивших из Таллина кораблей рассказывали, что настроение там твёрдое, — Главную базу отстоять. На боевые участки под городом выводились спешно формируемые подразделения морской пехоты, войска поддерживала корабельная артиллерия, тысячи таллинцев участвовали в строительстве оборонительных рубежей.
Через Кронштадт проследовал отряд ленинградских коммунистов и комсомольцев-добровольцев из Народного ополчения, направлявшийся на оборону столицы Советской Эстонии. Просились туда и многие моряки с «Иртыша» и «Смольного», с ремонтирующихся подлодок, — все сознавали, как нужен Таллин флоту.
Прекрасный город Таллин — главная база Балтийского флота
В Кронштадте снова побывал Николай Павлович Египко. Он говорил, что положение под Таллином трудное, враг близко и имеет перевес в силах. Но, как я понял, командир бригады не думал, что вот-вот придётся уходить из Главной базы. К тому времени фронт под городом удалось стабилизировать, и это давало надежду на возможность длительной обороны.
Как обычно, мы обсуждали наши текущие дела. Я докладывал о состоянии ремонта кораблей и подготовке лодок к новым походам.
Мы расстались, не зная, что снова встретимся раньше, чем предполагали, и при довольно драматических обстоятельствах.
Подтянув подкрепления, гитлеровцы возобновили натиск на таллинские рубежи, прорвались в пригороды, и события стали развиваться стремительно. 26 августа я узнал от контр-адмирала А.Т.Заостровцева, что есть приказ главкома Северо-Западного направления об эвакуации Таллина и переходе его гарнизона и кораблей в Кронштадт и Ленинград. Было понятно: это решение Верховного Главнокомандования и оно, вероятно, принято, не только исходя из положения под самим Таллином, но и с учётом осложнившейся обстановки под Ленинградом.
В те дни немцы захватили Лугу, продвинулись у Красногвардейска (Гатчины) и Пушкина. Становилась всё реальнее опасность окружения Ленинграда. Над Кронштадтом гремели залпы фортов, поддерживавших наши войска на южном берегу залива. И неспроста командование только что образованного Ленинградского фронта, которому в оперативном отношении был подчинён флот, потребовало направить эсминцы на Неву.
А в Таллин отправлялись из Кронштадта все находившиеся здесь тральщики и сторожевые катера. Предстояла операция, требовавшая сосредоточения всех обеспечивающих плавсредств: из Таллина надо было вывести без малого две сотни кораблей и транспортов.
Таллинский переход
Подготовка перехода велась в сверхспешном порядке, в условиях, когда рейды Таллина, как и сам город, были уже под вражеским огнём. А в Финском заливе разыгрался шторм. Он давал себя знать и в Кронштадте, а у Таллина, как сообщала метеослужба, был гораздо сильнее. Наш флагштурман капитан-лейтенант Тюренков, находившийся там вместе с командиром бригады, рассказывал потом, что подводная лодка, возвращавшаяся из боевого похода, не могла из-за шторма войти в гавань и отстаивалась в бухточке острова Нарген.
Комбриг и военком бригады со штабной группой ещё раньше перебрались с «Виронии», где они размещались, на стоявшие в базе подлодки. Капитан 1-го ранга Н.П.Египко и бригадный комиссар Г.М.Обушенков решили идти на подводной лодке С-5, которой в походном ордере отряда главных сил назначалось место в кильватере крейсера «Киров», шедшего под флагом командующего флотом, и с правительством Эстонской ССР на борту. За С-5 должны были следовать C-4, «Лембит» и «Калев». Другие подлодки включались в состав отряда прикрытия, а две занимали позиции в заливе на случай появления кораблей противника.
Таллинский переход. Картина художника А. Блинкова
Ввести в Финский залив крупные надводные корабли для преследования нашего флота, отводимого в восточные базы, гитлеровцы не решились. Они рассчитывали, что наш флот не прорвётся через минные поля, будет уничтожаться авиацией, торпедными катерами, да и огнём артиллерии с южного берега. Е щё до того, как корабли начали покидать таллинский рейд, берлинское радио поспешило возвестить: «Красный Балтийский флот больше не существует».
Не мне, находившемуся в Кронштадте, рассказывать, как проходил переход-прорыв, осуществлённый балтийцами в последние дни августа 1941 года. Да и написано об этом уже немало. Кронштадтские старожилы вспоминали в те дни знаменитый Ледовый поход 1918 года, когда из того жe Таллина (тогда Ревеля) и Гельсингфорса (Хельсинки) пробивался на восток Балтфлот, которому грозил захват кайзеровской Германией. Вспоминали потому, что переход сорок первого года сравнить было больше не с чем. Но в восемнадцатом году кораблям противостояли лишь сковавшие залив льды.
Теперь же на половине примерно 160-мильного пути оба берега залива находились в руках врага. Значительная часть маршрута проходила по районам, весьма опасным в минном отношении, и на всём переходе корабли могла атаковать фашистская авиация. Наши же истребители, лишившиеся вслед за базами в Эстонии передового аэродрома Лигово, который только что захватил противник, были в состоянии прикрыть корабли лишь на последнем этапе перехода.
О многом волнующем, прежде небывалом, довелось потом услышать от участников прорыва, добравшихся до Кронштадта. О том, например, как моряки руками со шлюпок и катеров отводили в сторону плавающие мины, которые подсекались тралами и параванами в таком количестве, что их не успевали расстреливать.
В числе кораблей-героев перехода оказался и «Ленинградсовет», бывший «Воин», на котором мои сверстники и я постигали когда-то азы морской практики на Петергофском рейде. Этот старый корабль, всё ещё остававшийся в строю, отбил свыше ста налётов бомбардировщиков противника и остался цел.
Учебный корабль «Ленинградсовет»
Ушли все корабли и суда. Порт и рейд Таллина 1 сентября 1941 года
Но всё это узнавалось потом. Ждать корабли в Кронштадте пришлось дольше, чем думалось. Ночью они вынуждены были отстаиваться на якорях из-за невозможности двигаться в темноте по узкому фарватеру. Для расчистки более широкого фарватера не хватало тральщиков. С пирсов Купеческой гавани, с мостиков «Иртыша», подводники с утра 29 августа с надеждой и тревогой смотрели в сторону Большого Кронштадтского рейда. Помню, как кто-то из наших штабистов крикнул остававшимся в каютах:
— Показались эсминцы!
Все поспешили наверх. Очертания кораблей, появившихся на горизонте, быстро крупнели. Казалось, они прямо летят, вырвавшись, наконец, на относительно безопасный плёс. Многие надводные корабли отдавали якоря на Большом рейде. Они не могли, не мешая друг другу, с ходу разойтись по гаваням. И кронштадтцы издали опознавали и пересчитывали их, радуясь каждому узнанному и беспокоясь за тех, которых недоставало. Вздыхали с облегчением, разглядев крейсер «Киров» ещё задолго до выхода его на рейд. Узнали лидеры эсминцев «Ленинград» и «Минск», не заметив сперва, как осел «Минск» на нос: он был сильно повреждён при подрыве на мине.
Обнаружилось, что не хватает «Якова Свердлова» — эсминца, чей силуэт нельзя было спутать ни с каким другим. Сначала надеялись, может, ещё подойдёт. Нет, не подошёл. Как и другой эсминец — «Калинин». Как и «Вирония» — наша соседка по базе в Усть-Двинске.
Эскадренный миноносец «Яков Свердлов»
Из 195 боевых кораблей, транспортов и вспомогательных судов, вышедших из Таллина, не дошли до Кронштадта 53. Но разгрома флота, во что самонадеянно уверовал враг, не произошло. Большая часть потерь пришлась на транспорты. Фашистской авиации не удалось потопить на переходе ни одного боевого корабля. Корабли охранения снимали с тонущих транспортов бойцов сухопутных частей, многих подбирали из воды. Спасённые исчислялись тысячами. Часть их была высажена на остров Гогланд, и уже оттуда переправлялась в Кронштадт.
Гибель С-5. Спасение комбрига
Подводные лодки, не задерживаясь на Большом рейде, шли прямо в Купеческую гавань. Они тоже дошли не все. Мы чуть не потеряли комбрига и военкома бригады.
Капитан 1-го ранга Египко сошёл на пирс с катера-охотника. Я привык видеть его неизменно подтянутым, в безупречно сидящей форме, а теперь на нём был реглан явно с чужого плеча, не по росту. Он двигался как-то неуверенно, его поддерживали под руки. Подойдя к Николаю Павловичу и заговорив с ним, я сразу понял, что он меня не слышит. И я не очень хорошо разбирал то, что говорил он.
Катерники объяснили, что капитан 1-го ранга был поднят из воды почти без сознания, хотя руками крепко держался за какой-то деревянный предмет. Он, очевидно, контужен, но медика на катере-охотнике нет, а передать спасённого на другой корабль не было никакой возможности.
Я повёл Николая Павловича на «Иртыш», приказал вызвать врача.
Постепенно выяснилось, что произошло в море. С-5 шла за «Кировым», строго держа курс по крейсеру. Перед тем, как случилась беда, непосредственной опасности не ощущалось: корабли в тот момент не атаковались самолётами, не видно было плавающих мин. Внезапно под лодкой произошёл взрыв: должно быть, магнитная мина, над которой благополучно прошли эсминцы и крейсер, сработала под очередным кораблём согласно заданной её взрывному устройству кратности.
Подводная лодка С-5 во время Таллинского перехода
Лодка затонула мгновенно, какие-то шансы спастись были лишь у находившихся на мостике, откуда всех сбросило в воду.
Николай Павлович рассказывал потом, что самым трудным для него было освободиться от застёгнутой на все пуговицы шинели. Он справился с этим, несмотря на контузию, только потому, что был отличным пловцом. Египко помнил, как сбросил висевший на шее тяжёлый бинокль, — свой любимый, с которым воевал в Испании, как уцепился из последних сил за подвернувшийся деревянный брус. А очнулся уже на подобравшем его катере.
Катера из охранения главных сил подобрали также бригадного комиссара Г.М.Обушенкова, командира лодки капитан-лейтенанта А.А.Бащенко и ещё семерых моряков из её экипажа. В числе погибших на С-5 были: флагманский связист штаба бригады капитан-лейтенант Н.Г.Тарутин и командир 3-го дивизиона подлодок капитан 3-го ранга А.К.Аверочкин, у которого я три с половиной месяца назад принимал штабные дела.
Александр Аркадьевич Бащенко. Командир подводной лодки С-5
Египко особенно переживал гибель Аверочкина, который должен был идти не на этой подлодке. Вызванный к комбригу с докладом, он из-за шторма не смог вернуться на свои подводные минзаги, стоявшие за пределами таллинских гаваней...
Иван Васильевич Грачёв. Командир подводной лодки Щ-301
Других потерь наша бригада не понесла. 2-я бригада потеряла подводную лодку Щ-301, старейшую балтийскую «Щуку». Она только что вернулась из боевого похода, шла в отряде арьергарда и, как и С-5, подорвалась на мине. Командир лодки капитан-лейтенант И.В.Грачёв и ещё несколько членов экипажа были спасены.
Ленинград и Балтийский флот в блокаде
Мало с чем за войну можно сравнить драматичность событий, развёртывавшихся под Ленинградом в сентябре сорок первого. Угроза великому городу, существовавшая уже несколько недель, сделалась в начале того месяца самой непосредственной, зловеще нависла над ним.
Заняв станцию Мга, фашистские войска перерезали последнюю железнодорожную линию, связывавшую Ленинград с остальной страной. А последовавший за этим захват Шлиссельбурга означал, что весь Ленинградский фронт, а вместе с ним и последние базы Балтийского флота вообще отрезаны от суши, и могут сообщаться с тылом, получать снабжение, только через Ладогу или по воздуху.
О том, что впереди длительная блокада Ленинграда, никто тогда не думал, этого мы просто ещё не могли себе представить. Гитлеровское командование явно рассчитывало не на осаду, а на быстрое овладение городом.
Линейный корабль «Октябрьская революция» ведёт огонь главным калибром по наступающим фашистам. Кронштадт, сентябрь 1941 года
Неотделимо от судьбы Ленинграда решалась и судьба Балтфлота, который сосредоточился, как сжатый кулак, в восточном уголке Финского залива у своей Кронштадтской твердыни, чтобы вместе с армейцами отражать вражеский натиск. 4 сентября в Кронштадте стало известно, что в некоторых районах Ленинграда на улицах разрываются немецкие снаряды. Под обстрелом оказались и Морской канал, и выход из него на Кронштадтские фарватеры. А наши линкоры, имея корректировщиков на южном берегу залива, в это время били через Ораниенбаум и Петергоф по атакующим ленинградские рубежи фашистским танкам. В общую систему огня, направляемого на береговые цели, были буквально на следующий день включены и корабли, пришедшие из Таллина. На Неве действовали эсминцы и батареи с флотским личным составом, вооружённые пушками, снятыми с кораблей. Была среди них и батарея, оснащённая орудиями «Авроры».
Как всегда бывало, когда судьбы Родины решались на суше, тысячи моряков вливались в боевые порядки сухопутных войск. Уходили в морскую пехоту и подводники, — те, кого можно было отпустить, сохранив боеспособность соединений.
Первый стрелковый батальон из доброволъцев-подводников был ещё раньше сформирован на ленинградской береговой базе бригады Заостровцева и вошёл в состав 2-й бригады морской пехоты, сражавшейся на южном побережье Финского залива.
Помню, товарищи, провожавшие батальон до вокзала, рассказывали, как оркестр бригады, который возглавлял строй, пока шли по городу, сыграл перед поданным эшелоном последний марш, а затем сложил свои трубы и флейты в возвращавшуюся на базу машину и разобрал винтовки и вещевые мешки. Музыканты одними из первых подали рапорты с просьбой послать их в морскую пехоту, и комбриг отпустил весь оркестр на фронт.
Тот батальон был вверен командиру недостроенной подводной лодки Л-21 капитан-лейтенанту Н.Н.Куликову, служившему когда-то раньше в армии, и старшему политруку Н.В.Шершнёву. Вместе с командиром ушли с той подлодки в морскую пехоту ещё 36 человек, — две трети экипажа. Отказывали лишь тем, без кого остановились бы монтажные работы в отсеках «Ленинца»: ведь рабочие-судостроители тоже уходили защищать Ленинград. Так было и на других не плавающих кораблях. Подводники смогли выставить батальон, насчитывавший около 800 штыков. Роты и взводы возглавили командиры лодочных подразделений, бывалые сверхсрочники.
Теперь из добровольцев-подводников, в основном из нашей бригады, сформировали ещё один батальон. В него вошли моряки с тех ремонтирующихся лодок, которые заведомо не могли выйти в море до ледостава, из служб береговой базы, с «Иртыша» и «Смольного», чьи экипажи сократились до предела. Комбатом назначили командира лодки капитан-лейтенанта Б.В.Иванова.
Новые морские пехотинцы отправились в Ленинград. Там предстояло сколотить подразделения, получить оружие, освоить на коротких занятиях начальную грамоту сухопутного боя. На всё это могло быть отведено два-три дня, поскольку бои шли на ближних подступах к городу. Все уже знали, что первый батальон подводников отличился в тяжёлых августовских боях, отбил на своём рубеже натиск превосходящих сил врага, но понёс большие потери. Знали, что в тех боях пал смертью храбрых капитан-лейтенант Н.Н.Куликов, а оставшиеся в строю моряки, чтя его память, стали называть себя «куликовцами».
Верилось, однако, что подводники ещё смогут помочь Ленинграду не только так. Гитлеровские войска, осадившие город, по всем данным, снабжались в значительной мере по морю, через порты, захваченные в Прибалтике. Потопить транспорт, следующий из Германии в Либаву или Ригу, означало отправить на дно подкрепления, снаряды, танки, предназначенные для новых атак на Пулковские высоты, на оборонительные рубежи у Невской Дубровки или под Красным Селом. Об этом приходилось тогда напоминать морякам, которые, тревожась за Ленинград и горя желанием его защищать, просились в морскую пехоту также и с лодок, способных плавать.
Батальон моряов-подводников уходит в морскую пехоту на сухопутный фронт. Ленинград, сентябрь 1941 года
Но выводить лодки в море после оставления Таллина стало ещё труднее. Теперь каждой лодке надо было форсировать весь Финский залив в условиях, когда оба его берега находились в руках врага, а у нас оставалась лишь группа островов примерно на полпути между Кронштадтом и Таллином: Гогланд, Большой и Малый Тютерсы, Сескар, Лавенсари.
Удерживалась, кроме того, оказавшаяся в неприятельских тылах военно-морская база на полуострове Ханко и прилегающих островах в устье залива. Красный Гангут стали называть эту базу. А южнее, уже за пределами Финского залива, и, значит, в ещё более глубоком тылу противника, вели тяжёлые бои гарнизоны островов Моонзундского архипелага. Большое значение имели на Балтике эти острова, особенно главные из них: Саарема (Эзель) и Хиума (Даго). Они прикрывали дальние морские подступы к Ленинграду и давали флотским лётчикам возможность бомбить Берлин. Тут находились самые западные из всех аэродромов, какими располагала в то время советская авиация. А для подводников, уходящих в дальние районы моря, жёлтый известняковый берег Эзеля был всё это время местом расставания с родной землёй и местом встречи с нею на обратном пути: здесь лодку ждали сторожевые катера и тральщики, чтобы эскортировать в базу.
Ещё в самом начале войны, когда мы вынуждены были оставить Либаву и Ригу, в приказах флотского командования подчёркивалось, что острова Моонзунда должны отстаиваться до последней возможности.
Защитники островов геройски сражались вдали от баз флота, за сотни километров от линии фронта. Они сковывали значительные вражеские силы, и поэтому много значил каждый выигранный ими день. Теперь, однако, становилось ясным, что долго удерживать дальние острова не удастся.
Планируя новые походы подводных лодок, рассчитанные на несколько недель, уже нельзя было, как прежде, назначать им рандеву с встречающими катерами и тральщиками у бухточки Т риги на западном побережье Эзеля. Да и не могли теперь туда добраться верные боевые друзья подводников: малые надводные корабли охраны водного района. Новая оперативная обстановка в Финском заливе требовала перестройки сложившейся за первые месяцы войны системы проводки лодок в районы боевых действий и возвращения их из походов. И это была непростая задача.
Реорганизация Балтийского подплава
Стала необходимой и перестройка организационной структуры подводных сил флота. Опыт уже показал, сколь сложно в условиях Балтики координировать боевые действия нескольких соединений подплава. А когда все подводные лодки сосредоточились в Кронштадте и Ленинграде, нецелесообразность сохранения этих соединений в прежнем виде сделалась бесспорной.
Сразу после прорыва кораблей из Таллина в старые базы, когда потребовалось многое на флоте изменять и перестраивать, у балтийцев побывал нарком Военно-Морского Флота Н.Г.Кузнецов. В Кронштадте он пробыл недолго, у нас в бригаде не был. Как стало известно, нарком направился с командующим флотом на южный берег залива, на форт Красная Горка, к которому подступал фронт.
Назревшие вопросы Николай Герасимович умел решать быстро.
1 сентября последовал его приказ, согласно которому три бригады подводных лодок и Отдельный учебный дивизион расформировывались, и вместо них создавалась одна (и потому без всякого номера) бригада, подчинённая непосредственно командующему и Военному совету флота.
Так возникло очень крупное подводное соединение, действовавшее на Балтике без дальнейших реорганизаций до конца войны. Вероятно, оно могло бы именоваться и дивизией или даже Подводными силами Балтийского флота. Бригад такого состава в подплаве ещё не бывало, но дело не в названии. В объединённую бригаду вошли все имевшиеся на Балтийском флоте 58 подводных лодок (вместе с достраивающимися), береговые базы в Кронштадте и Ленинграде и шесть плавбаз.
По сравнению с началом войны лодок стало меньше не только из-за понесённых потерь. По решению Верховного Главнокомандования группа подводных кораблей была отправлена на усиление Северного флота через Неву, Ладогу, Свирь и Беломорско-Балтийский канал. На заполярный морской театр, связанный с открытым океаном, перебрасывались в первую очередь самые мощные подлодки: крейсерские типа «К», ещё не действовавшие на Балтике, и новейшие, последней, ХIII серии, «Ленинцы». А затем лодки типа «С», из самых новых.
Из 1-й бригады подлежали передаче Северному флоту три подлодки. Две из них — C-101 и С-102 успели провести по рекам и каналу до того, как враг начал перехватывать этот водный путь. Третья, C-7 капитан-лейтенанта Лисина и ещё две лодки из бригады Заостровцева, дошли лишь до села Рыбацкого на Неве. Когда они стояли там, уже введённые в плавучие доки (необходимые для форсирования порожистых мест), немцы прорвались на Невский берег близ Ивановских порогов. Лодки удалось вывести из-под обстрела без существенных повреждений. Несколько моряков были ранены, дальнейшая проводка лодок на Север стала невозможной.
Командир объединённой бригады подводных лодок Балтийского флота Герой Советского Союза Николай Павлович Египко
Узнав о предстоящем слиянии бригад ещё до приказа, я старался представить себе, кому поручат командовать всеми подводными лодками Балтфлота? Могли вверить их старейшему балтийскому и тихоокеанскому подводнику Алексею Тимофеевичу Заостровцеву или командиру 2-й бригады Александру Евстафьевичу Орлу. Но контр-адмирал Заостровцев, как выяснилось, отбывал за пределы Балтики, а капитан 1-го ранга Орёл переводился в штаб флота.
Командиром объединённой бригады был назначен капитан 1-го ранга Н.П.Египко, и я, предупреждённый, что тоже остаюсь в бригаде, не мог этому не обрадоваться. Хотелось и дальше служить с ним вместе. К тому времени Николай Павлович почти совсем оправился после контузии, слух у него восстановился.
Военком бригады сразу назначен не был, и мы знали, что Георгий Михайлович Обушенков им не станет: он, тогда ещё лечившийся после того, как был спасён в море, получал другое назначение. Начальником штаба назначили капитана 1-го ранга Н.С.Ивановского, возглавлявшего штаб 2-й бригады. А меня — заместителем начальника штаба. В объединённой бригаде появилась такая должность, которой в прежних бригадах не было.
«Большая бригада» состояла из семи дивизионов, и каждый имел своё особенное лицо.
Начальник штаба бригады Н.С.Ивановский
1-й дивизион, куда вошли шесть оставшихся на Балтике лодок типа «С», — главная ударная сила бригады, сформировали на основе прежнего дивизиона капитана 2-го ранга А.В.Трипольского и под его же командованием. Так что Александру Владимировичу не понадобилось никуда переносить свой комдивский брейд-вымпел со «Смольного».
Заместитель начальника штаба Л.А.Курников
2-й дивизион, базирующийся на «Иртыше», составили пять подводных минных заградителей (вместе с ремонтировавшимися). После гибели Аверочкина для минзагов потребовался новый комдив. Им стал капитан 3-го ранга В.А.Полещук, остававшийся пока также и командиром «Лембита». В помощнике Полещука, старшем лейтенанте А.М.Матиясевиче, успевшем хорошо себя зарекомендовать, виделся будущий командир лодки, но вверять ему корабль было ещё рано.
Командир 1-го дивизиона Александр Владимирович Трипольский Командир 2-го дивизиона Владимир Антонович Полещук Командир 3-го дивизиона Владимир Александрович Червинский
В однородные по составу 3-й и 4-й дивизионы вошли 16 подводных лодок типа «Щ» с плавбазами «Полярная звезда» и «Ока».
Как уже говорилось, «Щуки» уступали по своим боевым возможностям более новым лодкам среднего водоизмещения. Но они оставались надёжными подводными кораблями. Тёплые чувства к «Щукам» испытывали, наверное, все, кому довелось на них послужить, не исключая и нас с Николаем Павловичем Египко.
3-м дивизионом командовал капитан 2-го ранга В.А.Червинский.
4-м — капитан 2-го ранга В.А.Егоров, смелый и очень инициативный, имевший за плечами боевую службу во флоте республиканской Испании. Во 2-й бригаде, откуда дивизион Егорова перешёл в прежнем составе, он пользовался репутацией лучшего по сплаванности экипажей.
5-й дивизион под командованием капитан-лейтенанта Н.К.Мохова был «малюточным», — состоял из восьми подлодок типа «М».
6-м стал бывший Отдельный учебный (фактически давно уже боевой) дивизион капитана 2-го ранга Н.Э.Эйхбаума. В него входили пять «Щук», две огромные подлодки типа «Правда» (не очень удачные по конструкции для условий Балтики), а также старейшие лодки флота, каждая по-своему знаменита: бывшая английская L-55 и последняя из дореволюционной серии «Барсов» — Б-2, отличившаяся в Гражданскую войну под названием «Пантера». Обе последние, впрочем, уже не являлись боевыми кораблями и использовались как зарядовые станции.
Командир 4-го дивизиона Владимир Алексеевич Егоров Командир 5-го дивизиона Николай Константинович Мохов Командир 6-го дивизиона Николай Эдуардович Эйхбаум
7-й дивизион, который возглавил капитан 2-го ранга Е.В.Швецов, самый большой по списочному составу кораблей. Но ни один из них пока не мог выйти в море. В него вошли все подводные лодки, поставленные на капитальный ремонт или достраивавшиеся на заводах, имевшие уже командиров и ядро команды. Этот дивизион был нашим боевым резервом, служил залогом того, что бригада сможет восполнять свои потери.
Все комдивы, безусловно, являлись опытными подводниками. Штабов в дивизионах по штату не полагалось, хотя, к слову сказать, дивизион подводных лодок по огневой силе намного превосходил, например, стрелковый или танковый батальон. Но полагались дивизионные специалисты: дивштурман, дивмин, диварт, дивмеханик, дивсвязист. Они, по существу, и составляли фактический штаб дивизиона, где за начальника был сам комдив. Подобрались дивизионные специалисты удачно, почти все они были не просто знатоками, но и энтузиастами своего дела.
Плавбаза подводных лодок «Полярная звезда»
Штаб бригады укомплектовали лучшими штабными работниками прежних соединений. По сравнению с нашим старым, он казался очень большим — двадцать пять человек, не считая опытнейших старшин, находившихся в распоряжении флагманских специалистов.
Правда, сперва был только большой список, а люди — кто где, и вместе они собрались не сразу. Рассказывать о составе штаба не буду, — с кем необходимо, читатель познакомится по ходу дальнейших событий. Скажу лишь, что флагманский минёр 1-й бригады С. И. Иодковский остался таковым и в новом штабе. А наш флагманский штурман А.Н.Тюренков был назначен на появившуюся в штатах должность старшего оператора, фактически — начальника оперативного отделения. Флагштурманом стал капитан-лейтенант В. П. Чалов, превосходный специалист, до того — дивизионный штурман подводных минзагов.
Про себя должен сказать, что особых изменений в своём служебном положении и характере работы, я не ощутил. Начальник штаба Николай Степанович Ивановский находился в Ленинграде на плавбазе «Полярная звезда», переведённой туда из Таллина ещё до августовского перехода-прорыва других кораблей. Поскольку в Ленинграде сосредоточилась большая часть подлодок, туда отбыл и Николай Павлович Египко, обещав наведываться по мере надобности в Кронштадт, где находился тогда Военный совет и штаб флота. Мне комбриг приказал оставаться на «Иртыше», и в его отсутствие «править всеми нашими кронштадтскими делами».
Таким образом, я, как и в ту пору, когда командир бригады был в Таллине, являлся старшим начальником для командиров и экипажей всех подводных лодок, которые стояли в Кронштадте в ремонте или готовились тут к походам. Но тогда здесь могли быть одновременно максимум три-четыре подлодки, за которые я отвечал. Теперь же после объединения бригад их было гораздо больше. Ни одна лодка не могла миновать Кронштадт: ни когда уходила в море, ни при возвращении.
Старшим политработником в «кронштадтской группе» (под этим имелись в виду все лодки, находящиеся в Кронштадте в данный момент) и моим соседом по каютам на «Иртыше» стал немного спустя батальонный комиссар Н.Н.Собколов.
Заместитель начальника политотдела Н.Н.Собколов
Бывший военком «Лембита», назначенный заместителем начальника политотдела бригады, побывал уже в трудных походах. Он глубоко понимал специфику подводной службы. Работалось с ним хорошо.
В Кронштадте всё было близко, под рукой. Вообще же лодки, только что сведённые в одно соединение, стояли очень разбросанно: и у невских набережных, и в «ковшах» нескольких заводов, а какое-то время и в Ораниенбауме. Быстро наладить управление всем этим «хозяйством» из одного штаба было непросто. Представляя, сколько забот у Ивановского, я не удивлялся тому, что Николай Степанович, видимо, полагаясь на меня, практически не занимался «кронштадтской группой». Получалось, что я, как и прежде, «замыкался» прямо на комбрига, который не раз на дню соединялся со мною по оперативному телефону.
А в общей обстановке — тоже, как и раньше, — ориентировал начальник штаба Кронштадтской военно-морской базы капитан 2-го ранга Ф.В.Зозуля и его подчинённые. Главными были, конечно, новости о положении на Ленинградском фронте, а они становились всё тревожнее. Подробная сухопутная карта, которая велась теперь в штабе Кронштадтской базы, наглядно показывала, какую опасность представляют новые атаки вражеских сил из-под Красногвардейска и в направлении Колпино. Да и многие другие участки фронта могли в любой день стать решающими.
Продолжение следует
