Бутко Борис Анисимович, выпускник ленинградского нахимовского училища, фицер-воспитатель, пользовавшийся любовью и уважением нахимовцев 60-х и 70-х гг. прошлого века.
— Надеюсь, что приставка «второй» не помешает вам быть тоже первым,— пошутил воспитатель.— Я хочу в классе всех видеть первыми... Должен вам сказать, братья Коровины, что вашему деду я многим обязан. Но это не значит, что вы сможете этим воспользоваться в своих интересах. Поблажек не будет. Садитесь. Кто следующий?
— Самохвалов Роберт Ксенофонтович! — вскочил наш «зануда».
— Пожалуй, мы можем пока обойтись и без отчества,— улыбнулся Дмитрий Сергеевич.— Что вас привело к нам, Роберт?
— Желание служить Родине, товарищ Кирсанов!
— Капитан третьего ранга,— поправил его воспитатель.— Мы с вами люди военные. Продолжайте.
— В дни, когда сгустились тучи международного положения и когда фашизм поднимает голову, каждый из нас должен помнить...
— А мы помним...— тихо сказал воспитатель. И, поглядев на недоумевающего Самохвалова, повторил: — Мы всё помним и никогда не забудем. Не сможем забыть. Сердцем помним, Роберт Самохвалов! Садитесь. Кто следующий?
— Куликов Вадим, товарищ капитан третьего ранга!
— Так вот вы какой, Куликов. О матросах революции в своем сочинении хорошо написали. О том, что они вас призвали на флот. Приедем в город — перед вашими глазами всегда будет легендарный корабль Революции. И вы встретитесь с его ветеранами.
Ветеран революции, бывший матрос I статьи, служивший на крейсере "Аврора", Т.Г.Рудковский в группе нахимовцев на историческом корабле. Дата съемки [к.1960-х -н.1970-х гг.] Фото И.С.Болотина.
Еще кто хочет со мной познакомиться?
— Коломийцев Алексей, товарищ капитан третьего ранга!
— Ленинградец?
— Так точно.
— Читал ваше сочинение. Ваша мама здорова?
— Так точно.
— А отец?
— Он умер. Он долго болел.
— Уверен, вы одолеете трудности. Не питайте надежд на то, что все будет гладко. Но все может преодолеть человек... Если сильно захочет. А я убежден, что вы хотите стать настоящими моряками...
Когда Дмитрий Сергеевич перезнакомился со всеми двадцатью семью новичками, он попрощался:
— Теперь мы будем встречаться каждый день, милые мальчики...
— Да он чокнутый! — сказал Валерка, когда Кирсанов ушел.
— Сам ты чокнутый! —возмутился Вадим. — Он отличнейший человек!
Романенко Александр Павлович. Капитан 2 ранга. Офицер-воспитатель. Во время войны был тяжело ранен в ногу и достаточно заметно хромал.
— Вот он тебе покажет, какой он отличнейший! «Милые мальчики»!— передразнил Валерка Кирсанова.— «Мальчики с пальчики, вы и не знаете, что я злой великан». Вы видели,, как он ногой пришлепывает? Это совсем не к добру!
— Помолчи-ка ты лучше!..
Но Валерка долго еще разорялся. Вот тип!
ЗДРАВСТВУЙ, УЧИЛИЩЕ!
Когда мы вернулись из лагеря, вид у училища стал жилой. Паркет был натерт, расставлена мебель, сверкали золоченые рамы картин. У знамени в вестибюле стоял часовой.
Те, кто ожидал торжественной встречи, дождались ее. Все училище было выстроено на набережной у «Авроры».
Какими несуразными казались мы, новички, на фоне подтянутых старожилов, щеголеватых преподавателей-офицеров!
И вот командуют «смирно», и я в первый раз вижу нашего адмирала. Совсем не старик. Смуглый. Собранный. Пожилой «морской волк». Он обращается к нам с приветствием.
— Сегодня у вас большой праздник,— говорит он.— Я сам когда-то был молодым.— Его смуглое лицо оживляется.— Юность... какое прекрасное слово! Вы вступаете на военную службу раньше других. Я убежден, что вы будете свято хранить нахимовские традиции...
Бачков Николай Мефодьевич, контр-адмирал., начальник училища в 1961-1963 гг. Грищенко Григорий Евтеевич, капитан первого ранга, затем контр-адмирал, начальник училища в 1949-1961 гг.
Он говорит о наших предшественниках, которые стали офицерами атомных кораблей и ракетных.
Мне кажется, что-то распирает мне грудь и теснит дыхание. И когда адмирал вручает мне мою первую матросскую ленточку с надписью «Нахимовское училище», рука моя заметно дрожит. Ленточка и погончики! Вот оно, настоящее посвящение в рыцари моря ветераном войны! Ведь адмирал воевал вместе с дедом! Все ликует во мне. Все поет. Вспоминаются слова старой песни, любимой дедом: «Ты, моряк, красивый сам собою...»
Не знаю, на всех ли произвело такое же впечатление посвящение в нахимовцы. Может быть, я слишком чувствителен? Но тот, кто не чувствует красоты флотской службы, чурбан! Да, чурбан, заявляю во всеуслышание!
***
А на другой день дежурный позвал:
— Коровин второй, к начальнику политотдела.
Зачем? Я не знал. И никак догадаться не мог. Я вообразил, что войду в большой кабинет, где за огромным столом меня встретит важный и суровый начальник. Поэтому я удивился, когда попал в крохотный, похожий на щель, кабинетик с окном, выходящим на набережную. За небольшим столом, зажатый шкафами, сидел совершенно седой капитан первого ранга. Планка орденских ленточек напоминала о том, что капитан первого ранга — участник войны. Я доложил, что Коровин второй по его приказанию явился. Он улыбнулся и показал мне на стул.
Артемий Артемиевич Стенин. Капитан 1 ранга, начальник политотдела в 1958-1971 гг.
— Я постою, товарищ капитан первого ранга.
— Садитесь.
Начальник политотдела рассматривал меня серо-голубыми глазами, словно желая понять, что я за тип. В чем дело? Неужели я уже в чем-нибудь провинился? Не хотелось бы с фитилей начинать свою флотскую службу!
— Что у вас произошло, Максим, в школе? — спросил почти ласково капитан первого ранга.
Вот оно что! Запоздалая месть Марины Филипповны? До чего же злопамятны взрослые! Я весь сжался. Не хотелось вспоминать пережитый позор. Но в добром (да, в добром) взгляде начальника я увидел сочувствие и расположение.
— А ты не ершись и не замыкайся, сынок,— сказал он негромко, но убедительно. — Я был тоже колючий, как еж, в твоем возрасте, но пользы эта колючесть мне принесла мало. Ты не допрашиваемый, я не допрашивающий. Я тебе хочу добра...
— А если вы мне не поверите?
— Я привык верить людям и хочу, чтобы верили мне.
И такое у него было лицо, что я рассказал ему все, как родному отцу, не думая больше о том, что этот седой человек может мне не поверить. Нелегко было. Но я рассказал даже о том, что было сказано дедом о правде и кривде.
— Ну что ж, Максим, правда все-таки победила. Все ясно. А позвал я тебя потому, — он достал из папки бумажку в конверте,— что анонимки я просто бросаю в корзину, но иногда доброхотный доносчик отваживается письмо подписать. И тогда я всегда себя спрашиваю: какую он преследует цель, почему ему выгодно очернить человека? Я не знаю, кто этот Шиллер, но уж, во всяком случае, не автор «Разбойников»...
— Элигий?
— Э. Шиллер. Я понял, что его цель — подмочить твою репутацию.
Элигий все же послал мне привет! Злопамятный, гад!
— К счастью для тебя, мы не легковерные простаки.
Капитан первого ранга зажег спичку и, брезгливо держа, словно ящерицу, конверт с доносом Элигия, не торопясь сжег его; обугленную бумагу смахнул в глубокую стеклянную пепельницу.
— Нам с тобой придется вместе три пуда соли съесть за три года. Учись, дорогой. Перед тобою большая дорога... Вы свободны, воспитанник Коровин! — перешел он на официальный тон.
Я круто повернулся и вышел, радуясь и недоумевая — ведь он меня вовсе не знает.
Морозов Петр Степанович. Капитан 2 ранга, начальник политотдела в 1944-1950 гг., один из предшественников А.А.Стенина.
— Максим! — окликнул меня Белокуров.— Продраили тебя с песочком или начпо поздравил с прибытием?— кивнул он на дверь кабинета.
Я сказал, что никто меня не продраивал, и не скрыл от Белокурова историю с часами. А с начпо был душевный, простой разговор.
— Это Алексей Алексеич умеет,— сказал Белокуров.
— Какой Алексей Алексеич?
— Ну, Бенин, начальник политотдела. А уж коли заслужишь, продраит и из училища выгонит. Без всякой жалости. Строг!..— Он похлопал меня по плечу.— Держи выше нос!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
