Через несколько дней номер вышел. Читали его нарасхват.
А в воскресенье Валерий спросил:
— Ну, родственник, ты пойдешь со мною на выставку «Свободное творчество»?
Я согласился пойти. Тем более, что он пообещал:
— Такое увидишь — закачаешься, брат!
***
Взяв увольнительные, мы выходим с ним из училища. На набережной стоит длинная очередь жаждущих попасть на «Аврору». Нам — налево. Нас догоняет Вадим.
— Вы куда, братцы?
— На выставку.
— И я с вами. Можно?
— Идем!
На улице мы входим в ворота большого серого дома. Тут нет ни выставочного зала, ни вывески, одни лишь квартиры.
— Идем, идем!..— подбадривает Валерка, входя в подъезд в глубине двора. Он взбегает на третий этаж. — Это здесь!
Самая обыкновенная квартира, переполненная главным образом молодежью. Мебель вынесена, стены, начиная с передней, увешаны картинами... Картинами ли? Такого не увидишь в Русском музее.
На видном месте кубики на желтом фоне; подписано: «Дома в лунном свете». Продано». На холсте рядом два круга, желтый и серый: «Собака лает на луну». Ни луны, ни собаки. Под этой мазней тоже дощечка: «Продано».
Девица в голубом джемпере, с удлиненными модными глазами восторгается:
— Восхитительно!
Кривые домики с дымящимися трубами: человечки, каких я рисовал в раннем детстве. И опять круги, кубики, беспорядочное переплетение линий. А к одному холсту попросту приляпано велосипедное колесо. Подпись: «А все-таки оно вертится». Оно действительно вертится.
— Смотри-ка, Васька Фазан какого нагрохал. Америка!— говорят у меня за спиной.
— Послушай, Максим,— толкает меня Вадим в бок. — Они что, из сумасшедшего дома вырвались, эти художники?
К Валерию подходит парень со шкиперской рыжей бородкой.
— Ну как, бравый моряк? Видал мои шедевры?.. А вы впервые у нас? — спрашивает он меня и тянет мне руку: — Фазан.
Он ласково здоровается с Вадимом:
— Фазан.
Футуристы, рассказывал дед, носили желтые кофты. На Фазане отлично сшитый серый костюм. Рядом с ним стоит щупленькая, вся разрисованная девица.
— Моя сестра Эра (ага, машинистка!). Я очень рад, что моряки с нами... Вам понравилось? — не выпускает он мою руку.
— Нет!
— Это бывает,— успокоительно говорит Фазан. — Вы еще не подготовлены к пониманию нового искусства.
Почему? У нас в Таллине любят и порезвиться художники. Напишут елку, бывает, она мало похожа на елку, дом с кривой крышей, но это художники, молодые и озорные, а тут что? Фазаны и не художники вовсе и никогда ничему не учились, халтурщики они и спекулянты, вот они кто такие! «Продано»... «Продано»... Кому? Неужели кто-нибудь эту дрянь покупает?
В соседней комнате на табурете стоит кудлатый парень в очках, в красном свитере. Он читает раздирающим голосом:
Я всех презираю.
Я всё презираю.
, я гений, я гений, я гений.
Терпеть не могу ваши скучные лица,
Толпа идиотов, толпа идиотов,
Толпа идиотов, одетых безвкусно.
И жить среди вас мне невкусно, невкусно...
— Браво, Алик, браво! — визжит девица в очках.
— Прелестно! — хлопает Эра в ладошки.
Чего же тут прелестного? Хамство!
И вдруг я вижу на стене отвергнутые редакцией «Перископа» рисунки Аркашки Тарлецкого. И его сюда затянули! Ай да торгаши! Да ведь Аркаша никак не причастен к их бездарной компании — он талантливый парень, художник! Вот и он подходит. Кругом гогочут и кудлатые парни с бородками...
Я говорю:
— Сейчас же убери все отсюда!
Валерка ввинчивает в лоб палец: мол, у Максима далеко не все дома.
— Я Аркадию сейчас морду набью! — грозится Вадим.
— Спокойнее, Вадимка, спокойнее.
Я сам сдерживаюсь как только могу. Я понимаю, в какую мы попали компанию. Им не хватает только скандала, устроенного нахимовцами. То-то они загогочут!
Валерка хватает меня за локоть, а рыжебородый Фазан забегает вперед и бормочет:
— Почему вы уходите? У нас есть буфет!..
Очень нам нужен твой буфет! Может быть, в вашем буфете и колбаса не колбаса, а сыр состоит из одних только дырочек!
Вадим говорит:
— А ну, пропустите-ка нас, вы, Фазан! И Фазан вдруг оскаливается, как рысь:
— Мы обид не прощаем, заносчивый морячок!..
— Угрожать?..
Я боюсь, что Фазану не поздоровится. И придерживаю Вадима. Не ввязываться же с этими подонками в драку! Но Фазан сам отступает в сторонку.
Мы спускаемся ниже. Нас догоняет Аркадий.
— Ребята, я очень прошу вас...
Мы понимаем, в чем дело.
— Мы не доносчики!
Ну и в «компашку» попали Валерка с Аркадием!
***
В понедельник нас вызывают к начальнику политотдела. Валерка косится злобно: «Доносчики!» Вадим готов с ним подраться. Но Аркадий их разнимает.
— Полно вам! Я сам всех «питонов» порвал на глазах у Алексея Алексеевича.
— Ай да Аркадий! Дай пять!
Раскрывается стеклянная дверь. Из кабинета начальника выходит Дмитрий Сергеевич.
— Входите.
Мы входим.
— Садитесь.
Начальник политотдела все знает уже от Тарлецкого.
— Я думаю,— говорит он,— вы осознали, как неосмотрительно поступили, заведя знакомство с этими «фазанами». Не составило особого труда разобраться в том, что эта публика не имеет никакого отношения к искусству. О их моральном облике и говорить не приходится. Но не всегда все бывает шито белыми нитками. По неосмотрительности вы можете попасть в общество людей, знакомство с которыми может быть чревато тяжелыми последствиями. Будьте бдительны. Берегите честь нахимовцев!.. Тарлецкого я накажу, но наполовину он свою вину искупил, — кивнул Бенин на обрывки рисунков на подоконнике. — Максим Коровин и Вадим Куликов проявили выдержку, не устроив скандала — скандал был бы выгоден этим подонкам. Кстати, редактор «Перископа», вы сообразили, почему машинистка охотно печатала первый номер и отказалась печатать другие? Потому что они смаковали «Сатиру и критику».
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
