В наши временные базы в Финляндии стали прибывать подводные лодки, только что вступившие в строй. Первой из них пришла Л-21 — поистине многострадальная лодка, — та, что трижды получала тяжёлые повреждения от немецких снарядов, разрывавшихся на территории Адмиралтейского завода, тонула у заводского причала. А почти весь первоначальный её экипаж сложил головы на Ораниенбаумском плацдарме, сражаясь в морской пехоте.
Ещё в конце 1941 года в командование достраивавшейся Л-21 вступил капитан 3-го ранга С.С.Могилевский, бывший командир Л-1, — головной лодки этого типа, стоявшей в капитальном ремонте. Общая подготовленность командира не вызывала сомнений, но в боевых действиях на море он ещё не участвовал.
Командир подводной лодки Л-21 Сергей Сергеевич Могилевский
Лодка вводилась в строй, не пройдя государственных глубоководных испытаний. Провести их было просто негде. По той же причине не было в полном объёме испытано и вооружение «Ленинца». Основной задачей Л-21 в первом походе, начавшемся 10 ноября, являлись минные постановки в районе западнее Данцигской бухты.
А в гавани Хельсинки ошвартовались у борта «Иртыша» крейсерские К-51 и К-53.
Крейсерская подводная лодка К-52 швартуется вторым корпусом к плавбазе «Иртыш». Внутренняя гавань Хельсинки, осень 1944 года
Я рассказывал, как ещё в конце 1941 года предпринималась попытка послать первую из них в автономное зимнее крейсерство. После того лодки ещё основательно «доводились» на заводе под руководством главного конструктора М.А.Рудницкого. Но и теперь окончательно испытать подводные крейсеры предстояло в боевом походе. В водах, примыкающих к нашим базам, для этого не хватало глубин. А устройства для постановки мин заграждения вообще оставались неотрегулированными. Испытать их всё равно не удалось бы в условиях начинавшегося ледостава.
Решено было, что лодки типа «К» пока не будут использоваться как минзаги, а вместо мин каждая из них сможет принимать добавочные 90 тонн дизельного топлива.
Из Кронштадта ожидались ещё два подводных крейсера.
Появление в Хельсинки этих громадных подлодок с возвышавшимися над палубными надстройками орудиями (при калибре 100 миллиметров они обладали дальнобойностью до 20 километров) и внушительных размеров рубками, поражало бывавших у нас на плавбазе финских офицеров связи. Финны не хотели верить, что такие корабли могли строиться в блокадном Ленинграде.
К-51 вводил в строй после всех заводских доделок недавний тихоокеанец — капитан 3-го ранга В.А.Дроздов. Добирался он с Дальнего Востока долго. Пришёл приказ наркома о его назначении к нам, пришло личное дело, а самого офицера нет и нет. Наконец, выяснилось: летел на попутном транспортном самолёте, попал в аварию и лежит в госпитале. К счастью, вышел оттуда годным к службе в подплаве, а свою лодку застал ещё на заводе. Это был волевой и безусловно способный командир, быстро освоившийся на незнакомом корабле.
Командир крейсерской подводной лодки К-51 Владимир Александрович Дроздов
Капитану 3-го ранга Дроздову выпало начать боевые действия подводных лодок типа «К» в Балтийском море. Е го лодка (поход её начался 15 ноября) посылалась на подходы к Померанской бухте, в район Кольберга. Дни перехода туда командир должен был использовать для тренировки экипажа.
Командир подводного крейсера К-53 Дмитрий Клементьевич Ярошевич
Подводным крейсером К-53 командовал знакомый читателю капитан 3-го ранга Д.К.Ярошевич, бывший командир Щ-310. Он повёл подводный крейсер К-53 в район Либава — Мемель неделей позже. В течение ноября, после ремонта в Кронштадте (техотдел флота обеспечил проведение его в самом срочном порядке), смогли выйти в новые походы «Щуки» Богорада и Бочарова, а также «Лембит». Таким образом, в море одновременно действовало всё больше лодок.
Взаимодействие с авиацией
У военно-воздушных сил флота также появилась возможность ввести в борьбу с морскими перевозками противника больше, чем когда-либо раньше, боевых самолётов. В связи с этим и особенно потому, что обстановка на различных участках Балтийского морского театра нередко изменялась очень быстро, стало необходимым более чёткое взаимодействие с авиацией. Прежде всего, надо было обеспечить, чтобы до лодок, находящихся в море, быстрее доходили данные воздушной разведки.
Командование ВВС флота развернуло в Прибалтике под Палангой свой вспомогательный пункт управления (ВПУ). Возникла идея оборудовать там же ВПУ нашей бригады, и этот вопрос был решён быстро. Наш ВПУ возглавил капитан 2-го ранга П.А.Сидоренко, командир дивизиона «Малюток», которые в это время использовались весьма ограниченно. Он получил в своё распоряжение узел связи, смонтированный на двух автомашинах, и команду специалистов под началом капитан-лейтенанта Р.М.Пиевского.
Командир вспомогательного пункта управления Пётр Антонович Сидоренко
Я побывал у Сидоренко вскоре после прибытия его под Палангу и убедился, что действовал он весьма энергично. Автомашины с рациями стояли под деревьями невдалеке от уединённых домиков, где разместился ВПУ ВВС Балтийского флота. Все важные для подводников донесения воздушной разведки, которая велась над морем непрерывно, поступали оттуда незамедлительно. И прямо с передвижной рации передавались на подводные лодки, а для надёжности репетовались длинноволновой станцией в Кронштадте.
Почти все наши лодки уже были оснащены перископными антеннами, позволявшими вести радиоприём не только в надводном положении. Командиры получили указание: если обстановка позволяет, подвсплывать на перископную глубину и открывать приёмную радиовахту на последние десять минут каждого часа. В это время передавались и повторялись суммированные данные авиационной разведки. Средний срок прохождения разведданных от самолёта до подлодки сократился в несколько раз.
В дальнейшем в самых «горячих» районах морского театра был налажен приём подлодками информации о противнике непосредственно от самолётов-разведчиков. Сегодняшнего военного читателя этим, конечно, не удивишь, но тогда это было новым в нашей боевой практике. В каждом таком районе брался за основу местный ориентир, допустим, определённый маяк, к которому «привязывались» по направлению и расстоянию обнаруженные лётчиками в море суда. Обеспечение лодки разведданными переходило в более совершенную форму взаимодействия с авиацией фактическим наведением на цель.
Неудачные торпедные атаки
Недостаток боевого опыта у командиров, которые лишь начинали воевать, всё-таки давал о себе знать, Сказывалось на результатах некоторых походов и то, что вынужденно вводились в строй корабли, где не всё было должным образом проверено и испытано.
Раньше, чем предполагалось, пришлось вернуться в базу подводному минзагу Л-21. Действия этой лодки начались с неудачной атаки: торпеды, выпущенные по транспорту, прошли мимо цели. Разведав фарватеры на подходах к Данцигской бухте с западной стороны, капитан 3-го ранга С. С. Могилевский приступил к постановке мин. Однако выставить их все не удалось: отказала не прошедшая государственные испытания техника. Устранить неисправности в море личный состав не смог. После этого и пришлось возвращаться в базу с минами, застрявшими в трубах, которые нельзя было ни освободить, ни закрыть.
На обратном пути, за сутки до встречи с нашими катерами и тральщиками, военное счастье всё-таки улыбнулось приунывшему экипажу. Ночью был обнаружен транспорт противника, и на этот раз торпедная атака прошла успешно.
Неудачи преследовали в первом походе крейсерскую подлодку К-51, вышедшую на немецкие коммуникации в южной части Балтики. Не попали в цель торпеды, выпущенные по трём транспортам, шедшим вдоль побережья. Возможно потому, что их осадка была меньше, чем определил командир лодки.
Безрезультатными оказались и две атаки по одному и тому же транспорту, хотя стрелял капитан 3-го ранга В. А. Дроздов с довольно коротких дистанций. Но эта цель всё же не была упущена. Догнав неприятельское судно, Дроздов потопил его артогнём, введя в действие оба 100-миллиметровых орудия лодки. Транспорт тоже имел артиллерию, но вступить в огневой бой не успел. От первых же попаданий лодочных снарядов на нём взорвался артпогреб.
За этим последовали ещё две неудачные торпедные атаки. А в заключение — второй боевой успех. Дроздов потопил крупный транспорт огнём из орудий, на сей раз вообще не используя торпеды.
Встречи с противником происходили ночью, когда легко ошибиться в определении элементов движения цели. Все атаки производились при неспокойном море: на юге Балтики не стихали штормы. И то и другое могло влиять на точность стрельбы. О походе в целом в штабе говорили: «Для начала неплохо, — два транспорта потоплено...» Дроздову нельзя было отказать в боевой активности, в решительности действий.
И всё-таки тревожило, что неудачных торпедных атак многовато. Это относилось не только к той подводной лодке, о которой шла сейчас речь. Всё ли можно было объяснить тем, что выпущенные торпеды сбивала с нормального хода штормовая волна, просчётами командиров, недостаточной отработанностью минно-торпедных подразделений на тех или иных лодках? Не существовали ли какие-то ещё причины более общего порядка?
Новые лодки, прибывавшие в Хельсинки, принимали торпеды на Кронштадтской береговой базе бригады. И я доложил командиру бригады С.Б.Верховскому, которому в декабре было присвоено звание контр-адмирала, что считаю необходимым проверить, как там готовят торпеды, не допускают ли каких-то ошибок. А мы ведь ожидали из Кронштадта ещё одну крейсерскую подлодку с 24 торпедами на борту. Я предложил поручить такую проверку лично мне, как-никак бывшему флагманскому минёру.
Комбриг одобрил это и разрешил мне непродолжительную командировку в Кронштадт и Ленинград, чтобы заодно проверить и ход ремонта на стоявших там лодках. Скажу сразу же: досконально проследив весь процесс приготовления торпед в мастерских Кронштадтской береговой базы, я убедился, — всё делается, как надо. От этого полегчало на душе. Если бы обнаружились какие-то существенные упущения, не простил бы себе, что не сумел их предупредить.
Неплохо шли и дела ремонтные. В Ленинграде, в дивизионе строящихся и ремонтирующихся подлодок, который подчинялся, как уже говорилось, непосредственно начальнику отдела подводного плавания, который передавал бригаде корабли, готовые воевать, познакомился с недавно назначенным дивизионным механиком инженер-капитаном 2-го ранга В. Ю. Браманом. В прошлом балтиец, он был последние годы инженер-механиком знаменитой североморской подводной лодки К-21, которой командовал Герой Советского Союзе Н.А.Лунин, участвовал во всех её боевых походах. Человек с таким опытом эксплуатации техники крейсерских лодок был сейчас очень нужен на Балтике.
Флагманский инженер-механик дивизиона В.Ю.Браман
Боевое освоение новых кораблей, спешно введённых в строй, продолжало идти не всегда гладко. Не всё удавалось в первом боевом походе и у крейсерской К-53, которую вывел в море очень опытный командир-подводник капитан 3-го ранга Д.К.Ярошевич.
У него тоже началось с неудачной ночной атаки в свежую погоду, когда торпеды могли быть сбиты с курса крупной волной. Атакованный транспорт шёл в охранении сторожевых кораблей, которые открыли по лодке артиллерийский огонь. Производя срочное погружение в прибрежном районе с небольшими глубинами, лодка сильно ударилась о грунт и получила различные повреждения. Многие из них не поддавались устранению своими силами в море, однако маневрировать, хоть с грехом пополам, лодка могла, и Ярошевич решил продолжать поиск противника, надеясь, что возвращаться без боевого успеха не придётся.
И действительно, не пришлось. В одну из декабрьских ночей К-53 потопила торпедами крупный транспорт, шедший в составе конвоя.
В ледяных штормах зимней Балтики
За всю войну наши подводные лодки ещё не действовали на Балтике в такое суровое время года. Частые зимние штормы были особенно грозными для «Щук», немало которых находились в строю более десяти лет, и многое на них утратило былую прочность. Т ем больше радовали боевые успехи этих лодок-ветеранов, выносливость их экипажей и самих кораблей.
Полтора месяца провела в зимнем море гвардейская Щ-309, намного превысив нормальный срок автономного плавания. Лодка начала и закончила этот поход на подходах к Виндаве, где потопила транспорты «Карл Коте» и «Норденхамн». Она побывала и у полуострова Сырве (южная оконечность острова Сааремаа), получив приказ перейти туда, когда авиаразведка обнаружила группу немецких военных кораблей, очевидно, пытавшихся поддержать фашистские войска, выбиваемые с островов Моонзунда. Правда, атаковать эти корабли командир Щ-309 капитан 3-го ранга Ветчинкин не смог, — они маневрировали на слишком малых глубинах.
После ремонта, произведённого на Кронштадтском морзаводе поистине ударно, вновь вышли в море Щ-407 капитана 3-го ранга П.И.Бочарова и Щ-310 капитана 3-го ранга С.И.Богорада.
Щ-407 была направлена в район Данцигской бухты, где наблюдалось интенсивное движение транспортов противника и появлялись его боевые корабли. Вслед ушедшей лодке штаб передал данные воздушной разведки, обнаружившей скопление судов на рейде Гдыни (у немцев она называлась Готенхафен). Бочаров пошёл в Луцкий залив, у которого стоит Гдыня, чтобы попытаться войти на её рейд. Решение было смелым, а дальнейшие действия Бочарова решительными и вместе с тем расчётливыми. Отмечать сочетание таких качеств у командира приятно всегда, а у командира, который всего два месяца назад начал воевать, — тем более.
Войдя в Данцигскую бухту, командир «Щуки» обнаружил у полуострова Хела средних размеров транспорт и миноносец, стоявшие на якорях. Хотя бы одну из этих целей он мог поразить почти наверняка, но после атаки пришлось бы немедленно уходить, а Бочаров надеялся, что на рейде порта его ждут цели более значительные.
Лодка провела вечер и часть ночи на грунте в нескольких милях от входа на рейд. Акустики докладывали о шумах корабельных винтов, но засекали также и работу береговых гидролокационных станций, что требовало большой осмотрительности. С помощью лодочных гидролокаторов удалось нащупать рейдовое боновое заграждение, а затем благополучно его миновать. Техника у нас была уже не та, что в 1942 году, когда «Малютка»-разведчица капитан-лейтенанта Н. В. Дьякова, пересекавшая минные заграждения у Гогланда, не могла их засечь.
Скрытно проникнув утром на обширный рейд, Щ-407 потопила трёхторпедным залпом немецкий лайнер «Зеебург», использовавшийся для крупных войсковых перевозок. Замечу, что судно такого тоннажа (по справочникам 12180 брутто-регистровых тонн) было потоплено нашими подводниками впервые с начала войны.
На поиск и преследование лодки ринулись многочисленные лёгкие корабли и катера. Возможно, лодке помогло именно то, что их было много. Наугад забрасывая глубинными бомбами большое пространство, они не могли не мешать один другому. Маневрирование «Щуки» осложняли малые глубины рейда. Двигаясь на минимальных оборотах электромоторов, она буквально прижималась к грунту. И с рейда, а затем и из залива ей удалось уйти, хоть и не без повреждений, часть которых причинили удары о грунт. Самым серьёзным было повреждение одного из двух гребных валов. Когда Бочаров донёс в штаб о состоянии лодки, он немедленно получил приказ возвращаться в базу.
А Щ-310 весь декабрь курсировала в тех же водах, где действовала в октябре, — у Курляндского котла и южнее. Только теперь капитану 3-го ранга Богораду не так везло на встречи с противником, как прежде. Долго в море попадались лишь группы противолодочных кораблей, от которых надо было побыстрее скрываться. Лишь 21 декабря, на подходах к Мемелю, была обнаружена первая цель для торпедной атаки — эскортируемый сторожевыми катерами транспорт. Подлодка потопила его, а затем четыре часа преследовалась катерами. Но всё же обошлось без существенных повреждений.
30 декабря Богорад донёс о потоплении ещё одного транспорта, более крупного, и, судя по характеру взрыва, имевшего на борту боеприпасы. «Щуку» снова долго бомбили корабли охранения, однако и в этот раз она оторвалась от них, сохранив боеспособность.
«Щука» находилась в море уже месяц. Узаконенный месяц автономности истёк. Но не все ещё торпеды были израсходованы, оставались в цистернах топливо и пресная вода, немного продовольствия в баталерке. И потому поход продолжался, захватывая начало нового года.
Успешные действия «Лембита»
По соседству с Щ-310, тоже в юго-восточной части Балтики, действовал и подводный минзаг «Лембит», также успевший после срочного ремонта ещё раз выйти в море в истекавшем сорок четвёртом году.
Начав, как обычно, с разведки назначенного ему района, капитан 3-го ранга А.М.Матиясевич выбрал место для минной постановки на прибрежном фарватере, огибавшем мыс Брюстерорт юго-западнее Мемеля, на подходах к Пиллау (нынешний Балтийск), и выставил тут все свои двадцать мин десятью «банками». Не выйти за пределы фарватера помогали ограждавшие его навигационные буи. Немцы не убирали их, должно быть, ещё и теперь надеясь, что смогут контролировать узкую прибрежную полосу, по которой направляли на этом участке морские перевозки.
Минные «банки» были поставлены удачно. Ещё не успев далеко отойти, на «Лембите» услышали взрывы на фарватере. А всего за недолгое время, которое оставалось гитлеровцам здесь «хозяйничать», тут подорвались и затонули, ставшие поимённо нам известными, два немецких транспорта и тральщик, и ещё два транспорта были тяжело повреждены.
Этим боевые результаты похода «Лембита» не исчерпывались. 11 декабря капитан 3-го ранга Матиясевич вышел в торпедную атаку на конвой, прорывавшийся из «котлов» в порты Германии, и потопил крупный транспорт «Диршау», гружёный, насколько можно было определить, военной техникой.
А по возвращении из похода Алексей Михайлович доложил о том, что произошло, когда «Лембит» приближался к точке встречи с катерами, ожидавшими лодку южнее острова Утэ. Случай был весьма необычный, но всё же не первый такой. Нечто подобное уже имело место два года назад, о чём я рассказывал (тогда это касалось подводной лодки С-12).
Идя в подводном положении, «Лембит» внезапно с чем-то столкнулся. В отсеках ощутили сильный толчок, многие не удержались на ногах. Нос лодки приподнялся, что-то проскрежетало под килем, затем задралась и тут же опустилась корма, будто перевалили через какое-то препятствие. Последовали команды:
— Стоп моторы! Продуть среднюю!
Лодка всплыла. Командир и штурман, поднявшиеся на мостик первыми, увидели за кормой большое расплывающееся масляное пятно, В нём плавали обломки дерева, напоминающие куски решетчатого покрытия, какое бывает на палубах немецких подлодок. Потом подосадовали, что не попросили наших катерников (катера уже шли навстречу «Лембиту») выловить из воды эти деревяшки.
Если «Лембит» столкнулся с неприятельской подводной лодкой и, возможно, потопил её, то это была одна из лодок, подкарауливавших наши при выходе из шхер или при возвращении из походов. Могла она охотиться и за встречающими лодки сторожевыми катерами. В 1944 году у немцев появились электрические торпеды, специально предназначенные для поражения мелкосидящих целей.
А обнаружить друг друга гидроакустическими средствами мог помешать обеим подлодкам шум волн, перекатывавших гальку на недалёкой отмели.
При осмотре корпуса «Лембита» в Свеаборгском доке обнаружили лишь вмятину на крышке одного торпедного аппарата. На крепчайшем форштевне подлодки и на её литом стальном киле никаких следов столкновения не осталось. Подтверждений того, что Матиясевич непроизвольно таранил подводного противника, явно недоставало.
Но они появились много лет спустя, когда в ФРГ были опубликованы списки потерь гитлеровского подводного флота. Там указывалось, что в этом районе Балтики исчезла подводная лодка U-479, которая в последний раз выходила на связь за двое суток до описанного случая. Так что можно с большой вероятностью считать, что её потопил таранным ударом «Лембит».
Сравнивая различные эпизоды войны
В это время гитлеровское командование ещё пыталось посылать свои корабли, в том числе и надводные, в Финский залив. Одна такая попытка, относящаяся к середине декабря, запомнилась потому, что базировавшиеся в Хельсинки подводники оказались свидетелями её финала.
Вечером финны сообщили, что их береговые посты наблюдали взрывы каких-то кораблей южнее примыкающих к Хельсинки шхер. В указанный район немедленно вышли катера с офицерами нашего штаба. Через несколько часов они вернулись, доставив около 80 немецких моряков, подобранных из воды или снятых со скал. Это были, как выяснилось, остатки команд двух эсминцев, затонувших в результате подрыва на минах.
Немцев поместили в носовой трюм «Иртыша», рядом с которым, в выгородке, находились душевая и баня, раненых положили в корабельный лазарет. Среди пленных было два корветтен-капитана, — командиры корабельных подразделений. Я присутствовал при их предварительном допросе, который производили представитель Контрольной комиссии контр-адмирал А.П.Александров и наш комбриг.
Один офицер держался нагло, словно дело происходило в сорок первом году, твердил, что «фюрер всё равно победит, применив новое оружие!» Другой, заявивший, что война Германией проиграна, с готовностью дал показания о боевой задаче эсминцев, которые вышли из Готенхафена (Гдыня), чтобы поставить минное заграждение между Хельсинки и Т аллином. И вот два из трёх эсминцев сами подорвались на минах.
Ночью я пошёл посмотреть, что делается в носовом трюме плавбазы. С верхней площадки трапа увидел, как немецкие матросы, обогревшиеся, накормленные, развесив по трубам и батареям своё обмундирование, сидят полуодетые группами и оживлённо беседуют, поняв уже, что убивать их большевики не собираются, и что война для них окончена. Вспомнилось тогда, как в первые дни войны гитлеровцы расстреливали из пулемётов с торпедных катеров моряков погибшей на переходе из Либавы С-3, как там же, под Либавой, фашистские самолёты, потопив наше госпитальное судно, добивали с воздуха державшихся на воде раненых, врачей, медсестёр...
А летом 1944 года балтийцев поразило зверство гитлеровцев по отношению к своим же морякам. Т огда немецкие эсминцы были посланы ставить мины в и так уже нашпигованном ими Нарвском заливе (очевидно, чтобы помешать советским кораблям поддерживать войска, освобождавшие побережье Эстонии). И тоже, как те эсминцы под Хельсинки, сами подорвались. А когда наши торпедные катера примчались спасать тонущих немецких моряков, появились фашистские самолёты и открыли огонь из пулемётов. Всё же более 120 немцев катерники, рискуя жизнью, из воды подобрали.
Пленных, переночевавших на «Иртыше», на следующий день отправили в Таллин на тральщике. Он пересёк залив благополучно.
Зимой на Балтике воевать труднее
Зима вступила в свои права и в финских шхерах. Фарватеры покрылись крепким льдом. Проводка лодок стала возможной только за ледоколом. Но у финнов они имелись и предоставлялись по первому требованию. Небольшие ледоколы «Сису» и «Тарху», хорошо приспособленные для плавания в шхерах, очень маневренные, почти всё время обслуживали нашу бригаду. И выходы лодок в море не задерживались.
В студёный день 27 декабря, при морозе больше 20 градусов уходили на коммуникации противника гвардейская Щ-303, которой раньше командовал И.В.Травкин, и только что вступившая в строй крейсерская К-56. Предполагалось, что походы обеих подлодок закончатся уже в новом, сорок пятом году. Однако у Щ-303 получилось иначе.
Командовал ею теперь капитан-лейтенант Е.А.Игнатьев, бывший старпом другой «Щуки».
Лодка посылалась на подходы к Либаве с задачей блокировать этот порт, не впускать туда и не выпускать оттуда неприятельские суда.
29 декабря был обнаружен конвой с сильным охранением. При сближении с ним для атаки Игнатьеву не удалось скрытно завершить маневрирование, и преследование лодки началось раньше, чем она легла на боевой курс. Атака сорвалась, а лодка получила при разрывах глубинных бомб многочисленные повреждения. Пришлось сразу же возвращаться в базу.
За три месяца, прошедших после возобновления активных боевых действий подводников, это был редкий случай, когда средняя или большая лодка заканчивала поход, ничего не потопив. Так вышло ещё у М-102 (командир капитан-лейтенант Н.С.Лесковой), единственной «Малютки», выходившей за это время в море. Она смогла пробыть на позиции недолго и не встретила противника.
Командир подводной лодки М-102 Н.С.Лесковой
Первый боевой поход К-56
К-56 держала курс в южную часть Балтики. Лодке, обладавшей большой скоростью хода, отводился для активного поиска противника обширный район, примыкающий к порту Кольберг, где пересекались важные неприятельские коммуникации. Подводный крейсер вёл капитан 3-го ранга Иван Петрович Попов, давно уже служивший в нашей бригаде.
Раньше он командовал подводной лодкой П-2, тоже весьма крупной. Но своеобразным лодкам типа «Правда» трудно было найти боевое применение в условиях Балтики, о чём я уже говорил. Они выполняли главным образом вспомогательные задачи и плавали мало.
Командуя такой лодкой, Попов не мог приобрести, например, опыта боевых торпедных стрельб. В первый поход на К-56 с ним пошёл командир дивизиона капитан 2-го ранга Е.Г.Шулаков.
Через шесть дней Шулаков и Попов донесли, что новая подлодка открыла боевой счёт. В непогоду, при слепящей снежной круговерти, когда даже в надводном положении приходилось ориентироваться больше по докладам гидроакустика, чем по визуальным наблюдениям, был настигнут невдалеке от побережья противника и потоплен транспорт-рудовоз. Он шёл один, без охранения, — редчайший в то время случай даже в далёком от фронта районе моря (должно быть, немцы понадеялись на очень плохую видимость). После атаки лодку никто не преследовал. Само её появление в том районе, по-видимому, оставалось нераскрытым.
Только потом в штабе узнали, какие усилия потребовались от экипажа (а от командира и инженер-механика — весьма смелые решения) для того, чтобы К-56 смогла вообще дойти до своего района боевых действий.
На переходе туда, следуя в подводном положении и имея согласно карте 20–25 метров глубины под килем, лодка наткнулась на какое-то препятствие. Скорее всего, на нигде не обозначенную скалу, «подводный пик», какие встречаются местами на Балтике. От сильного удара, как вскоре выяснилось, разошелся шов топливной цистерны, расположенной внутри прочного корпуса в районе второго отсека. Соляр начал просачиваться в помещение аккумуляторной батареи, а это создавало угрозу короткого замыкания, способного повлечь самые тяжёлые последствия.
К месту повреждения нельзя было подобраться, не удалив из аккумуляторной ямы несколько баков, каждый из которых весит около полутонны. Делать это приходилось, лёжа на грунте. Обстановка не позволяла производить длительные работы в надводном положений. А после осмотра разошедшегося шва лодки командир БЧ-5 А. П. Барсуков (тот самый, который специально переводился на К-51, когда готовилось её зимнее крейсерство в конце 1941 года) доложил командиру и комдиву, что надёжным способом заделки шва считает лишь электросварку.
Командир крейсерской подводной лодки К-56 Иван Петрович Попов
Сварка на погруженной лодке сопряжена с немалым риском. В таких условиях она не производилась до того ни на одной лодке нашей бригады, и мне неизвестно, производилась ли где-нибудь ещё. Однако Попов и Шулаков дали на это «добро», уверенные, что опытный инженер-механик сумеет принять достаточные меры предосторожности. В отсеке обесточили все механизмы, держали под рукой аварийные средства, с особой тщательностью замерили концентрацию выделяемого аккумуляторами водорода. Под наблюдением Барсукова мичман Г.С.Леонович и старшина 2-й статьи Д.А.Балабас прочеканили, а затем осторожно заварили шов.
Потом осушалась аккумуляторная яма, водворялись на место вынутые баки. Работа, нелёгкая сама по себе, была вдвое тяжелее оттого, что люди дышали уже далеко не полноценным воздухом.
Вот что, кроме перехода в район боевых действий и поиска противника, вместилось в шесть суток, которые прошли от выхода К-56 из шхер до донесения о первом боевом успехе.
Потом подлодку трепал жестокий зимний шторм. Море опустело, все суда где-то отстаивались. Но в ту ночь, когда ветер и волнение начали стихать, был обнаружен конвой. Атака удалась не сразу, — транспорт, по которому стрелял Попов, отвернул от торпед первого залпа. Форсируя мощные дизеля, командир нагнал цель и произвёл ещё один залп. На этот раз транспорт (как установили впоследствии, — «Вальдона», имевший на борту войска и боевую технику) был потоплен.
После той атаки подлодку капитана 3-го ранга И.П.Попова долго преследовали подоспевшие немецкие корабли. Она окончательно оторвалась от них лишь через несколько часов. А за два дня до нового года командир К-56 донёс короткой радиограммой о потоплении ещё одного транспорта, третьего за тот поход.
Подводная лодка «Катюша» в море
Итоги боевых действий ПЛ в 1944 году
На общебригадном боевом счету он стал двадцать шестым вражеским транспортом, потопленным с начала октября, а транспорт, потопленный 30 декабря «Щукой» капитана 3-го ранга Богорада, — двадцать седьмым. Кроме того, за осень и начало зимы 1944 года балтийские подводники потопили пять немецких боевых кораблей.
Эти результаты были достигнуты в нелёгких условиях. Конечно, подводным лодкам не преграждали больше путь минные и сетевые заграждения. Но стало особенно ощутимо, что у противника прибавилось противолодочных кораблей. Они не только сопровождали транспорты, но и патрулировали на подходах к портам, в узлах коммуникационных трасс.
Маневренные дозоры могли встретиться в любом районе моря, не исключая и тех, которые считались самыми спокойными для зарядки батарей. Ко всему этому прибавлялись изматывающие зимние штормы, от которых особенно доставалось старым «Щукам», где и без бомбёжек выходило из строя то одно, то другое, и требовался вновь и вновь аварийный ремонт.
Экипажам лодок помогали преодолевать трудности их сплочённость и стойкость, а большинство командиров проявляли высокую активность в поиске противника, смелость и даже дерзость при атаках конвоев, имевших многочисленное охранение.
Из новых командиров кораблей выделялись своими боевыми успехами капитаны 3-го ранга М.С.Калинин и С.Н.Богорад. Как обычно, мог быть поставлен всем в пример капитан 3-го ранга А.М.Матиясевич, уже три года командовавший «Лембитом».
Заметно выросла по сравнению с первыми после большой паузы походами выучка экипажей. На переходах в районы боевых действий специально выделялось время для практической учёбы, и она давала результаты. Люди были готовы сделать для победы всё, что могли, и силой их духа приращивалась, приумножалась сила нашего оружия, его способность разить врага.
Условия базирования в Финляндии
В финских портах быстро наладилось материально-техничеекое обслуживание подлодок, были обеспечены текущий ремонт на местных предприятиях и пользование сухими доками. Но личный состав не имел здесь таких условий для отдыха между боевыми походами, как дома, на Родине. Нормального увольнения краснофлотцев и старшин на берег не существовало. «Берегом» для подводников были плавбазы, где десятки раз крутили одни и те же фильмы, и становились большими праздниками нечастые шефские концерты ленинградских артистов.
Как сделать, чтобы и в таких условиях моряки не скучали, не томились, набирались бодрости, сил для новых походов? Этим был постоянно озабочен новый начальник политотдела бригады капитан 1-го ранга Степан Степанович Жамкочьян. Очень живой, темпераментный и вместе с тем вдумчивый, он как-то сразу расположил к себе людей. Новый человек не только в соединении, но и вообще в подплаве, сам на лодках не служивший, Жамкочьян тем не менее быстро освоился у нас и показал умение работать с учётом специфики подводной службы. Помогало, должно быть, то, что всю войну он провёл в ОВРе, в корабельных подразделениях, обеспечивавших проводку лодок по фарватерам, и их встречи.
Степан Степанович был горазд на выдумки и заставил искать действенные формы работы с людьми весь политотдел. Он умел говорить с людьми, и его готовы были слушать, когда угодно и сколько угодно на лодках, в кубриках плавбаз, в кают-компаниях. Мне кажется, главным результатом любого его выступления перед краснофлотцами или офицерами становилось то, что всем ещё сильнее хотелось снова выйти в море, успеть больше сделать для нашей Победы.
Большая подводная лодка — минный заградитель одиннадцатой серии типа «Ленинец»
Продолжение следует
