Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Разведывательные дроны

Как БПЛА-разведчики
повышают точность
ударных подразделений

Поиск на сайте

Страницы жизни. В.Карасев. Часть 3.

Страницы жизни. В.Карасев. Часть 3.

Я вынул ремень, передал отцу. Но и дальше все пошло не так, как обычно. Обхватив мою голову ногами, отец порол, приговаривая:
— За губернатора... За губернатора...
Мне казалось, что торжественный голос отца заглушает боль. Порол недолго. Отбросив ремень, выпустил меня, оттолкнул:
— Теперь садись за стол и пиши.
Отец диктовал: «Свершил по своему малолетству... Не опознал губернаторского высокого лица... Оттого каюсь и слезно прошу простить меня, наказанного отцом и припадающего к вашим стопам».
Слезливая и покаянная бумага эта называлась «Прошение о помиловании». Отец взял ее и ушел из дома. Писарь, как потом я узнал, прошение передавать не посоветовал, но намекнул отцу, что готов в магазине получать рыбу безвозмездно...




Двухэтажный торговый корпус представлял из себя шесть лавок, первый этаж которых использовался для торговых целей, а второй этаж и подвал – под склады товаров. Главным предметом торговли здесь была рыба, поскольку наличие под домом речки делало идеальным содержание рыбы в живом виде.
Уже долгое время спустя отец говорил мне:
— Дорогонько обошлась твоя история с губернатором.— И ухмылялся:—Будь моя рыба, давно бы разорился, а хозяйского добра не так жаль.
Но это все было позже.
Запомнилась мне на всю жизнь осень 1908 года. В тот год из своего дома я проложил тропинку в школу. Мне купили тетради, букварь, грифель, пенал и ученическую сумку. Какой это было радостью! Казалось, что я вырываюсь из томительного и унизительного мира, где впору задохнуться: вечные попреки мачехи, грубость отца, прилизанная чистота дома, в котором и ступить ногой негде. То и дело раздавался окрик: «Куда пошел? Что смотришь?» Девочки, сестры мои, Надежда и Мария, как-то сжились с мачехой. Я не мог. Грубить не грубил, но и суп сварит — не ем. Лучше всухомятку день целый прожить, только б из ее рук не брать.
Богомольная и суеверная мачеха заставляла нас часами молиться. Велела молиться и тетка Лена, что жила с нами после смерти матери, но та очень любила нас и все больше сама читала молитвы: за сестер и за меня просила у бога. Она ушла из дома с приходом отцовой жены.




Крестный ход на улице Предтеченской (ныне - Бакунина).

А мачеха, та силой заставляет молиться то за ее благополучие, то за отца, то за родню. И главное — требует, чтобы мы отмаливали грехи какие-то. Крест мне повесила на шею. Не любил я его: давила веревочка. Помнил, что тетя Лена, та тоже все, бывало, кресты на меня вешала, а я терял. Тогда она плетеную веревочку, гайтан, приспособила. Такую крепкую — не развяжешь. Однажды баловались мы в речке с ребятами, нырнул я и головой ударился. Может быть, ничего бы не случилось, да веревочка от креста за корягу зацепилась. Чуть было не утонул. С тех пор даже тетя Лена не заставляла меня крест носить. А мачеха заставила... И откуда они берутся, эти кресты? Кто их делает?
«Вымаливаю» милость у бога, а сам думаю: «Ну чем я перед ним провинился? И отчего бог такой злой? Ни разу не пощадил меня, не заставил мачеху и отца пожалеть мои силы». Хоть был мал, каждый день заставляла меня мачеха по многу раз носить воду. Тяжесть ведер — сколько лет миновало! —я порою ощущаю и сейчас.
Зимой каждый день, едва поднималась заря, я уже на ногах — таскаю дрова, очищаю двор от снега...
И вот с осени — школа! Я думал о ней, как о чем-то особенно светлом, радостном, что избавит меня от тяжелого, изнуряющего домашнего труда и убережет от побоев.
Отец говорит:
— Походишь года два-три, и я тебя в дело определю. Много-то учиться — вред. Вон погляди, что выделывают студенты, — замутили всю Россию. Великий вред от книг идет. Вот счету учись — дело нужное. А самое главное — почитай батюшку-священника. Он наставник от бога на земле. Смыслишь?




Илья Репин. Арест пропагандиста.

Замолк. И опять поучает:
— Еще преклоняться надобно. Ползком, ползком в жизнь входи... Тогда тебя и оценят и пригреют.
Я не понимал, почему надо ползком входить в жизнь. Но слова отца запомнились. Не раз потом в жизни я раздумывал над их смыслом.
Ясной улыбкой встретила нас, малышей, учительница церковно-приходской школы Глафира Ивановна. Помню первый день в школе, помню уроки, вызывающие новые чувства. То было для меня великим чудом: простой букварь умел говорить! Ты складываешь букву к букве и слыишь живое слово. Оказывается, как много слов в одной малой книге, об этом я даже не догадывался. Учили мы стихи. Глафира Ивановна очень любила читать нам стихи Михаила Юрьевича Лермонтова. Музыка стихов очаровывала.
Пристрастился я к арифметике. Учился со страстью, а дома мачеха ворчала:
— И чего ты все сидишь над книжками? Чай, не дворянское дите...




Н.П.Богданов-Бельский. Устный счет.

Думалось: «Дворянские? Чем они лучше? Почему им можно?» Многое непонятно в жизни. И все пугают, стращают, не дозволяют. Вот и поп в школе держит нас в «страхе истинном». Зачем?
Звали мы попа почему-то Водолазом. Был он с темной бородой, большой и пузатый, с зубами мелкими, щербатыми и желтыми. От него мы узнали, что бога надо бояться, что все беды на земле от неповиновения всевышнему.
Только почему наш Водолаз всю божью немилость посылает на нас, учеников? То на весь день поставит коленями на горох, то линейкой по рукам бьет, да так, что синие полоски вздуваются.
И еще любит наш Водолаз порассуждать. Вызовет и спросит:
— Ответствуй, на чем земля держится?
Надо отвечать:
— На страхе.
— А почему?
И тут же сам ответствует:
— Потому что, ежели не держать народ в страхе, порядку не будет. Скотина и та в страхе живет, а у человека ума больше.




Автор рисунков художник А.Е.Скородумов.

Вызовет Водолаз ученика, вопрошает:
— Отец порет тебя?
— Порет.
— Хорошо, — улыбается поп. -— А часто? Лучше всего было отвечать:
— Каждый день, кроме праздников.
— Хорошо, — еще больше доволен он. — Терпишь?
— Терплю.
— Правильно, Христос терпел и нам велел. А ну-кось,— Водолаз подходит, накручивает клок твоих волос на палец и сильно дергает. Если закричишь, обязательно будет долго мучить:
— Не приучен терпеть. А в терпении — вся мудрость великая.
На четвертый год обучения Водолаз избрал объектом для своих «нравоучений» меня. Долго я терпел. Но однажды не выдержал.
В тот день в кармане у меня лежал недавний подарок материнской родни — игрушечный пистолет, единственная моя защита. В припадке ярости я выхватил его из кармана. Заряжен он был дробинкой, барабанчика не имел, но хлопал сильно, как настоящий. Выхватил я свой «Монте-Кристо» и ткнул в сторону Водолаза.




"Монте-Кристо" он же "Флобер". Для развлекательной стрельбы. Пулька выстреливалась энергией капсюля, порохового заряда не было. Использовался до начала 20 века.

Раздался «выстрел». Заревел и повалился поп навзничь, а я в ужасе бросился с разбегу к раскрытому окну, секунду помедлил на подоконнике и... прыгнул со второго этажа. Жив, слава богу, остался. Мгновение, и я очутился на улице.
Куда теперь? Ясное дело, бежать! Но к кому? Домой? Пуще всего испугался той мысли. До смерти надоела порка. Да и время в нашем доме тревожное: накануне проиграл отец в карты все сбережения, мебель, весь домашний скарб, даже одежду. Дом пуст. Отец буйствует и только ищет повода, чтобы сорвать зло. К сестрам идти? Но там мачеха, которую я ненавижу всем сердцем. Нет, к ней я не вернусь!
Хватит, надо бежать. Бежать из самого этого города. И дорога одна — на поезд, пусть везет куда-нибудь. Ведь вот в сказках рассказывается же — сколько их нам читала Глафира Ивановна!—что на белом свете есть и добрые, хорошие люди.
...Мне было одиннадцать лет. Детство кончалось.


БЕГСТВО



Ползу по траве, огрубевшей к осени, крадучись, чтобы люди не заметили, подбираюсь к воинскому эшелону, озираюсь по сторонам. Вижу, из одного вагона спрыгнул казак, стряхнул с бортов шинели сено и пошел куда-то. Ага — в теплушку к соседу. Была не была! Карабкаюсь, взбираюсь в вагон. Справа и слева лошади, мирно жуют овес, посредине копна сена. Зарываюсь в нее .с головой.
Громко стучит сердце — боязно. Боюсь, что найдут, боюсь чужих людей и пуще всего боюсь остаться в Пензе. Быстрее бы хоть поезд тронулся. Сколько времени прошло, не знаю. Я, видно, задремал от усталости и страха. Разбудил звонок на вокзале, свисток кондуктора и пронзительный гудок паровоза. Наконец-то! Слышу перестук колес, ощущаю мерное покачивание вагона. И вдруг рядом в теплушке кто-то запел. Сколько еще жить мне на свете, никогда я не смогу слушать ту песню спокойно. С нею я входил в неизвестную мне новую жизнь. Словно мальчишка, снова чувствую запах сена, снова ловлю изнывающие тоской
слова:


Мрак на полях, ветер на сопках гуляет...
Плачет отец, плачет жена молодая,
Плачет вся Русь, как один человек,
Злой рок, судьбу проклиная...




Русские песни: На сопках Маньчжурии (вальс в стихах).

У человека сильный красивый голос. И песня томит, волнует, хотя мне все до боли непонятно, особенно вот эти слова: «Плачет вся Русь...» Как может плакать вся Русь? И почему песня врывается в душу разъяренным ветром и вызывает слезы? Даже перестал слушать ровный перестук колес, чувствовать стремительный бег поезда.
И вдруг — остановка. Дверь раздвинулась. Екнуло сердце и замерло. Что будет? Слышен говор. Кто-то пытается поддеть сено, оторвать его от копны и... обнаруживает меня.


Продолжение следует


Главное за неделю