И это миль за сто к югу от прежнего района. Бережёного, как говорится, Бог бережёт. Это распоряжение мы исполнили «шустро», а с нормализацией обстановки, снова возвратились на исходную позицию.
Наконец, истёк срок нашего патрулирования в Жёлтом море. Все задачи разведки выполнены. Подводная лодка ложится на курс выхода из позиции. С приближением к кромке района патрулирования, радиотелеграфисты готовят аппаратуру для передачи моего донесения штабу об оставлении района и возвращении в базу. Но вдруг – незадача! Старшина команды радиотелеграфистов, старшина 1 статьи Шоколов, выявляет неисправность – падение сопротивления изоляции в антенном коммутаторе. Коллективно, с подключением радиотелеграфистов – старшины 2 статьи Морозова и матроса Тюрина – прорабатывают все варианты, чтобы вовремя передать радиограмму штабу. На лодке имеется 3 штатные антенны – ВАН (выдвижная гидравлическая антенна), штыревая и леерная. Вот последняя и оказалась самой надёжной в данной ситуации. В считанные минуты мы подвсплыли в позиционное положение, 0,6 секунды потребовалось, чтобы радиоимпульс с моим донесением ушёл в эфир, а ещё через несколько секунд мы получили квитанцию – подтверждение о его поступлении адресату.
В ближайшие 2 – 3 часа была выявлена и устранена причина падения изоляции антенного контура. Больше мы проблем с антеннами не имели.
После оставления района патрулирования, через полтора суток скрытного перехода, мы вошли в Восточно-Китайское море, и намечали свой путь на Корейский пролив. Но ещё до подхода, наша группа ОСНАЗ обратила внимание на усиление интенсивности радиообмена в сетях ПЛО кораблей и авиации США и Японии. Дешифрованные радиограммы этих сил указывали, что зона их местоположения и действий не несут нам непосредственной угрозы. И мы успокоились.
И вдруг, как всегда нежданно, в мой адрес приходит шифрованная радиограмма управляющего штаба: «Командиру ПЛ С-240.Срочно. С 00 час. 00 мин. следующих суток районе Корейского пролива начинаются совместные учении сил ПЛО США и Японии, Подводной лодке С-240 до особого срока занять район патрулирования Восточно-Китайском море с координатами центра Ш=… Д=… с задачей, которая была поставлена для действий в Жёлтом море. Исполнение подтвердить».
«Исполнение» я подтвердил, но, в, свою очередь, попросил рассмотреть вопрос и разрешить подводной лодке скрытно форсировать Корейский пролив при фактически усложнённой противолодочной обстановке, а также проверить эффективность противостоящих объединённых сил ПЛО, их тактические приёмы и используемые средства.
Проектная автономность нашей подводной лодки составляет 30 суток. Она диктуется, в основном, наличием запасов продовольствия, пресной воды, дизельного топлива, ещё рядом других факторов, в том числе и бытовыми условиями жизнедеятельности. С момента выхода лодки из Владивостока, 6 суток мы затратили на переход в район боевой службы, 18 суток провели на позиции, ведя разведку, 6 суток оставалось только на возвращение к месту постоянного базирования.
сил ПЛО в Корейском проливе.
Моё предложение было отвергнуто, и мы ещё 8 суток бороздили морские просторы в отдалённом квадрате Восточно-Китайского моря, ведя поиск невидимого «противника».
Штаб флота, обеспокоенный значительным превышением формулярной автономности подводной лодки, запросил меня о состоянии судовых запасов и наших потребностях в них по видам. У нас вёлся чёткий учёт расходования судовых запасов, и была полная уверенность в их достаточности для обратного возвращения, о чём я и уведомил штаб ТОФ.
Только с завершением совместных американо-японских учений ПЛО, наконец-то, в наш адрес поступила шифрованная радиограмма, примерно такого содержания: «Подводной лодке закончить патрулирование и скрытно возвратиться в базу. Корейский пролив от параллели … градусов северной широты до параллели … северной широты форсировать в подводном положении, соблюдая все меры безопасности, на глубине 30 метров. Ваши действия будет контролировать РЗК (разведывательный корабль) в точке с координатами Ш=… Д=… Связь УКВ на частоте …, позывные… Окончание форсирования донести».
И мы двинулись в путь!
Самое важное, что содержала эта радиограмма, заключалось в словах: «соблюдать все меры безопасности». И не случайно. Корейский пролив со времён 2-й Мировой войны всё ещё оставался опасным в минном отношении. На всех наших путевых картах Корейского пролива, именно на той части, которую нам предстояло форсировать в подводном положении, было чётко напечатано: «ПРОТРАЛЕНО ДО ГЛУБИН 50 МЕТРОВ!»
Это – эхо Второй мировой войны! А кто мог дать гарантию того, что в этом районе уже все якорные мины до 50-метровых глубин вытралены? А тралились ли донные мины?
Пришлось детально ещё и ещё раз проштудировать имевшиеся на борту наставления и рекомендации по действиям в районах, опасных в минном отношении. Вспомнились лекции преподавателей в училище, на Командирских классах, воспоминания подводников – участников Великой отечественной войны Грищенко Петра Денисовича, Кабо Исаака Соломоновича, Героя СССР Кесаева Астана Николаевича, рассказы ветеранов-подводников ПЛ С-13. Обобщив все материалы, я собрал в центральный пост всех офицеров и командиров отсеков, довёл им стоящую перед нами задачу, о тех опасностях и трудностях, которые нам предстоит преодолеть. Также потребовал, чтобы эти задачи и требования были доведены всему личному составу. Каждый член экипажа должен проверить личное легководолазное снаряжение, убедиться в его комплектности и исправности, каждый должен знать, где и какое средство борьбы за живучесть находится, доступность пользования ним, кто и какие действия предпринимает, какие предметы использует при пробоине корпуса, при пожаре в отсеке или задымлении.
К острову Ики мы подошли под утро, ещё затемно. Штурман определил визуально место подводной лодки. Провентилировали, напоследок, отсеки. И я объявил боевую тревогу. С погружением на глубину 30 метров, на вахту заступила очередная смена, но подвахтенным перемещение по отсекам было запрещено, отдых им был разрешён на боевых постах. В отсеках установили режим тишины, уши подвахтенных были настроены на обнаружение скрежета минрепов возможных мин о корпус лодки.
Кроме минной опасности, немалую опасность представляли и рыболовные суда. Акустики неустанно следили за их перемещениями, штурман вёл расчёты, определял их курсы, давал рекомендации для расхождения с ними на безопасных расстояниях.
Подводная лодка на минном поле.
Шли малым ходом под одним главным электродвигателем, что обеспечивало скорость ПЛ порядка 4-х узлов. На вахте у станций управления главными гребными электромоторами, под руководством командира группы движения лейтенанта-инженера Анисимова, постоянно, повахтенно, по два электрика, в немедленной готовности дать ход, вплоть до самого полного, в случае необходимости. Вот их фамилии: Тарасенко, Иванов, Тимохов, Краснов, Почаевский, Соинов.
Весь экипаж был настроен боевито, сосредоточенно, никакой расслабленности. Каждый был готов к борьбе с возможной опасностью.
Через сутки, уже засветло, мы всплыли в надводное положение. Ура! Корейский пролив с его минной опасностью по корме! В расчётной точке, кабельтовых в 40, увидели одиноко болтавшийся кораблик, похожий на рыбака. Это был наш РЗК.
Радиограммой в штаб флота я доложил командованию об успешном форсировании Корейского пролива, о всплытии, готовности отчёта по боевой службе и запросил разрешение на заход во Владивосток для предоставления отчёта. Такое разрешение мы получили. К тому же, «Боевое распоряжение» мы выполнили, нам разрешили переход в надводном положении, больше ни от кого скрываться не требовалось. Погружаться разрешалось только в исключительных случаях, при угрозе столкновений, к примеру.
Через двое суток хода, мы ошвартовались в . Мне предоставили автомобиль, и я с конвоиром доставил Отчёт по боевой службе в секретную часть штаба флота. Офицеры оперативного отдела ТОФ были довольны результатами нашего похода, дружески пожимали руку, благодарили за срочно представленные документы.
Воспользовавшись благоприятным случаем, я здесь же, в штабе, у оперативного дежурного составил и утвердил план перехода лодки из Владивостока в Совгавань.
На Улиссе заскочил к командиру береговой базы подполковнику Боярскому. Я его помнил с лейтенантских времён, когда он был ещё капитаном. По большому счёту, мне от него ничего было не надо – топлива хватит, провизия тоже есть. А вот свежей пресной воды, хотя бы пару тонн, – не помешает. И, ведь, не дал, разжиревший барственный чиновник. Знаю, Владивосток всегда испытывал дефицит питьевой пресной воды, но уж из-за двух тонн – не обеднел бы.
Из Владивостока в Совгавань мы не шли, туда мы «летели на крыльях» под двумя дизелями, полным ходом! Мотористы Баулин, Ханенко, Бельмач, Хайрулин под руководством старшины команды главного старшины Вишнякова Владимира – творили чудеса. Только на полпути, на участке от залива Ольги и до залива Владимира, я снизил ход до малого и, стопоря поочерёдно, мотористы произвели профилактический осмотр обоих дизелей. Мне так не хотелось терять драгоценное время, но вынужден был уступить законным настояниям командира БЧ-5 капитан-лейтенанта инженера Шанина А.Г. Согласно требованиям инструкции по эксплуатации дизелей, пришёл срок их профилактического осмотра.
А дальше, снова, – полный ход!
7 сентября 1970 года, миль за пять от входа в залив Советская Гавань, по приказанию с поста НиС мы застопорили ход, легли в дрейф. Навстречу нам мчался торпедолов под вымпелом командира бригады. После его швартовки к борту нашей лодки, на палубу к нам сошёл вновьназначенный командир 90-й ОБПЛ капитан 1 ранга Кандалинцев Виталий Александрович. Отдав команду «Смирно!», я отрапортовал о возвращении подводной лодки с боевой службы, доложил, что задание выполнено, личный состав здоров, материальная часть исправна и, после пополнения запасов, мы снова будем готовы к выполнению поставленных задач. Поблагодарив меня, комбриг обошёл отсеки подводной лодки, поинтересовался самочувствием моряков, их моральным настроем, состоянием отсеков и отбыл на торпедолове в бухту Постовую. Следом за ним последовали и мы
Полная автономность похода составила 40 суток. Без пополнения запасов, формулярную автономность мы превысили на 10 суток.
Поросенок в руках командира ПЛ "С-240" капитана 2 ранга Калинина Анатолий Владимирович после возвращения с БС. Совгавань. 1970.
А дальше была швартовка в бухте Постовая, торжественная встреча с родными и близкими, а также заслуженный отдых на берегу и в санатории "Сокол" во Владивостоке.
Эти воспоминания я посвящаю экипажу отличной подводной лодки 90-й ОБПЛ Тихоокеанского флота С-240, о котором у меня осталась самая добрая память.
Леонид Беляев – член экипажа – пишет: «…хорошо запомнилось возвращение через Корейский пролив в подводном положении, впервые, по боевой тревоге. Никакого страха ни у кого на лицах не было, все были достойны, пунктуальны, любые приказы выполнялись быстро и чётко, весь экипаж действовал слаженно. И мы победили!»
И лучше не скажешь!
Экипаж:
Офицеры, ходившие в поход:
Калинин А.В. – командир ПЛ,
Филиппов В.О. – старший помощник командира ПЛ,
Ващенко Н.А. – заместитель командира ПЛ по политчасти
Фролов В. Ф. – командир БЧ-1-4 (штурман).
Тригорлов Г. Г. – командир БЧ-3 (минёр).
Шанин А.Г. – командир БЧ-5 (механик),
Анисимов В. – командир моторной группы,
Атанов – врач.
Старшины и матросы:
Померанцев Николай – боцман,
Зеленков Александр – к/о рулевых-сигнальщиков,
Боловнёв В. – рулевой-сигн.
Слепков Николай – рулевой-сигн,
Шалимов Владимир – рулевой-сигн,
Данилов Константин – к/о штурм. электриков.
Шоколов Юрий – ст. ком. радиотелеграфистов,
Морозов В. – к/о радистов
Тюрин – радист.
Егоров Юрий – ст. ком. торпедистов,
Бугай Владимир – торпедист,
Шамшурин Сергей – торпедист,
Беляев Леонид – к/о торп.электрик
Вишняков Владимир – старшина ком. мотористов,
Баулин – к/о мотористов,
Бельмач Владимир – к/о мотористов,
Ханенко Анатолий – моторист,
Хайрулин – моторист,
Тарасенко А. – электрик.
Иванов – электрик,
Тимохов Геннадий – электрик,
Краснов Александр – электрик,
Почаевский – электрик,
Соинов – электрик,
Юровских Юрий – ст. ком трюмных.
Новоженин Сергей – к/о трюмных,
Курин Фёдор – трюмный,
Рыль Николай – трюмный.
Пелепягин – трюмный,
Абдулбаров Р. – ст. ком. гидроакустиков.
Ивашненко – Владимир гидроакустик,
Капшук Борис – гидроакустик,
Сурков Михаил – гидроакустик,
Бабич Владимир – к/о радиометристов,
Куликов Анатолий – радиометрист,
Спирин Вячеслав – ст. кок-инструктор,
Холмирзаев Борис – кок
Иванов – химик-санинструктор.
Эпилог.
Я долго не решался обнародовать описанное событие. Как-то неудобно было упоминать о наших тайных операциях вблизи дружественных государств и их ближайших соседей. Но, если говорить откровенно, – мы в их вотчины не залезали, никакого вреда не делали. А знать оперативную ситуацию на прилегающих территориях и акваториях обязаны, там не только друзья живут и плавают, но и недруги «пасутся». И «секретами» это уже не является.
А потом мне подарили книгу контр-адмирала Штырова Анатолия Тихоновича «Жизнь в перископ» и в ней я прочёл рассказ «Подводные трактористы». Так это же о том, что не даёт мне покоя уже более сорока лет! Я лично знал Штырова ещё по его службе командиром ПЛ С-141, мы вместе служили на Улиссе. Последние лет 5 активно с ним переписывались (умер в Москве 26 января 2014 года) и обменялись впечатлениями от наших походов в Жёлтое море.
В одном из писем я ему написал: «…По окончании БС, уже на подходе к Корейскому проливу меня «тормознули», вернули в Восточно-Китайское море, из-за того, что в проливной зоне начались совместные японо-американские учения ПЛО. Я дал РДО с просьбой проверить фактически эффективность действий «противника». Мне отказали, и пришлось ещё больше недели болтаться без дела. Но после окончания учения, мне разрешили форсировать пролив скрытно, в подводном положении. В штабе ТОФ, когда по заходу сдавал отчёт, меня уговаривали: «Коли на френче дырочки».
08.06.2012.
На что он ответил: «…В связи с этим, меня, уже достаточно опытного подводника, немного удивляет – как это Вы умудрились проскочить Цусимский пролив скрытно да в подводном положении, когда в проливе Броутона всегда господствовало сильное течение с севера на юг…
Но если Вы это сделали, то за это и ордена мало…»
(Отправление на почтовом штемпеле: 25.06.2012)
Я отшутился, написал: «Проколол. Так и храню тужурку, продырявленной…»
Кстати, мы возвращались Восточным проходом Корейского пролива, и течение нам сопутствовало.
В процессе подготовки воспоминаний к публикации, послал текст нескольким компетентным товарищам для «дружеской» оценки и беспристрастной критики.
Вот их отзывы:
– Растет интрига, вот-вот что-то произойдет и напряженно жду событий, будет конфликт с кап. 2 ранга, занявшем бесцеремонно каюту. А конфликта нет…
– ПЛ форсирует Корейский пролив. Все напряжено, а потом всё сдулось - никаких событий не случилось.
– Конфликты не показаны. Людей вы почти не показали.
– Жалко, что нет почти событий.
–… надо бы немного "помюнхаузейничать» (так в тексте).
Я вполне согласен с их критикой. У меня тоже сложилось такое же мнение, сам всё время ощущал какую-то шаблонность, незавершённость текста.
Понятное дело, интересно, когда вдруг случаются какие-то экстремальные события (аварии, поломки, критические ситуации и т.п.). Когда все «борются», «локализуют», «исправляют» и, наконец, «побеждают»!
К сожалению, всё это происходит, или чаще всего случается, от недостаточно качественной подготовки личного состава и техники, от недобросовестного исполнения своих обязанностей.
В нашем походе ничего такого не случилось и это свидетельствует о хорошей подготовке к походу материальной части подводной лодки и хорошей выучке и сплаванности её экипажа.
И не было у нас на борту никаких конфликтов, даже с капитаном 2 ранга – представителем штаба БПЛ. Каждый добросовестно исполнял свои служебные обязанности.
Но сказать, что автономный поход представлял некое круизное развлечение, я не могу. Провести почти полтора месяца в замкнутом ограниченном пространстве, без дневного света, без свежего воздуха, при повышенной температуре в отсеках до 40-50 градусов и почти 100% влажности – тяжёлое и памятное испытание. Благодаря мужеству и хорошей выучке экипажа боевое задание мы выполнили с честью!
Пережитое из головы не выбросишь.
10.02.2014 – 05.03.2014. СПб
