17 декабря на 81-м году жизни скоропостижно скончался воспитанник 1-го выпуска Ленинградского Нахимовского училища полковник-инженер Сычев Станислав Владимирович. До последних дней Станислав Владимирович оставался ярым патриотом училища, болезненно переживал по поводу муссируемых в средствах массовой информации предположений о ликвидации в училище военно-морской и строевой подготовки, а также приема в училище девочек. Сычев С.В. являлся постоянным экспонентом музея училища: им были сделаны три тематических альбома по истории училища, переданы аудио- и видеозаписи рассказов начальника училища контр-адмирала Н.Г.Изачика о подборе здания для училища при его создании во время войны и места для лагеря, о встрече первых выпускников с Николаем Георгиевичем у него дома незадолго до его кончины. В музее висит поясной портрет Н.Г.Изачика, отреставрированный Станиславом Владимировичем. Доброго, отзывчивого по натуре, доброжелательного Станислава Владимировича Сычева всегда будет не хватать нам, его товарищам по выпуску.
Воспитанники ЛНУ 1948 года.
Слово Николаю Павловичу Соколову ("Они были первыми").
Сычев Станислав Владимирович - уроженец Кронштадта, родился в январе 1929 года в Кронштадте, сын военного моряка Ладожской флотилии, героя Дороги жизни. Мама, Сычева Екатерина Васильевна, с августа 1944 по май 1945 года преподавала русский язык в Нахимовском училище.
В те, как и в последующие, годы существовал порядок, при котором родители должны были подтвердить за своего сына готовность продолжить путь по военной стезе.
После окончания училища Стас, как и я, пошел в ВИТКУ ВМС на командный факультет вместе с Юрой Лобановым. По окончании училища попал на Шексну под Череповец на строительство топливной базы для готовившегося тогда перебазирования кораблей с Черного моря на Север. А через два года перебазировался туда и сам, был прорабом Ростинского строительного управления ГлавСеверморстроя, занимавшимся как военным, так и гражданским строительством. Ведя работы на доке 35-го завода, встретился однажды с Вовой Горбачевым, корабль которого зашел менять винты. Ростинская база — известное всем североморцам место. Как-то Стасу пришлось патрулировать по городу вместе с Мишей Бусько, а в гарнизонном клубе встречать Новый год с Максимом Чубичем, уже тогда командовавшим подводной лодкой. В 1957 году С.Сычев поступил в Ленинградскую академию им. Можайского, где неожиданно судьба снова свела его с земляком-кронштадтцем и однокашником по Нахимовскому училищу и ВИТКУ Юрой Лобановым. Из академии оба вышли специалистами по возведению боевых ракетных комплексов, но, как в той песне о двух бойцах-товарищах, Лаба поехал в Хабаровск, а Сыч — в Бологое. Здесь, между Москвой и Ленинградом, и работал Станислав Владимирович двенадцать лет — строил, эксплуатировал и инспектировал в округе ракетные комплексы. В 1975 году подполковник-инженер С.Сычев уходит в запас с должности старшего инженер-инспектора Инспекции при отделе капитального строительства дивизии ракетных войск стратегического назначения. (В 2000 году к дню Победы ему было присвоено звание полковника.)
Возвратился в Ленинград, на Васильевский остров. А там на самом берегу залива вводится в строй красавица Как гигантский многопалубный теплоход, она видна всем прибывающим в наш город морем. И подполковник запаса в 1978 году занимает в его «команде» должность «командира БЧ-5», обеспечивает бесперебойную работу всех инженерных коммуникаций — от «киля» до «клотика» этого шестнадцатипалубного «корабля» с тысяча двумястами, по числу мест в гостинице, пассажирами на «борту». 24 года проработал в гостинице Станислав Владимирович. Труд его много раз отмечался благодарностями и денежными премиями, а в день 20-летия гостиницы — юбилейной серебряной медалью. Но доброму, отзывчивому по натуре, дружелюбному по характеру Стасу этих хлопот мало. И как-то незаметно, само собой, он стал связующим звеном в нашей, увы, все сокращающейся семье первых выпускников Нахимовского училища. Через него всегда можно было узнать нужный адрес, телефон, уточнить место и время очередной встречи, сообщить всем о чем-то важном... Не считаясь с личным временем, Стас рассылает письма, созванивается по телефону, собирает деньги, составляет списки. И это не все. Девять лет назад сделал большое дело: через записанные им на магнитофон взаимные приветствия и добрые слова поддержки связал двух, уже тяжелобольных, дорогих для нас человек — старшину нашей роты С.Ф.Федоренко и начальника училища Н.Г.Изачика. Сегодня, когда их уже нет с нами, эта магнитофонная запись, как и видеофильм, снятый Лёней (Корякиным-Черняком) в 1966 году на последней нашей встрече с Изачиком у него в квартире, являются уже историческим материалом.
23 марта 1996 г. Станислав Сычев пришел к Николаю Георгиевичу за материалами для окончательного оформления фотоальбома, посвященного 95-летию Н.Г.Изачика.
На вашем румбе 95! Штурвал в руках И - так держать! Еще позвольте пожелать Его и в 100 не выпускать!
Станиславом Владимировичем подготовлены, сделаны собственноручно и переданы в музей Нахимовского училища: 1) альбом-биография Н. Г. Изачика с фотографиями из его личного дела; 2) большая часть личной библиотеки Изачика, определенная при ее разборке совместно с женой Николая Георгиевича; 3) поясной портрет Н. Г. Изачика, выполненный маслом, обнаруженный свернутым в рулон в его архиве, восстановлен и вставлен Станиславом Владимировичем в раму, причем не простую, а с секретом: в заднике, обклеенном материалом с изображением Военно-морского флага, находится список всех воспитанников первого военного набора, принятых в училище Н. Г. Изачиком; 4) альбом, поднесенный Н. Изачику в день его 95-летия от воспитанников первых пяти рот, принятых в год создания Нахимовского училища. Несмотря на болезнь глаз, Станислав Владимирович продолжил трудиться над альбомом нашего выпуска с фотографиями и краткими сведениями о службе каждого из нас. (В настоящее время находится в музее Нахимовского училища).
Спасибо тебе, Стас, за твой благородный труд не только и не столько от нас — мы-то знаем тебя, нашего альтруиста Стаса, сколько от наших последователей, которые будут интересоваться историей Ленинградского Нахимовского училища, и специалистов, занимающихся кадетским движением в России в целом.
Из письма С.В.Сычева Н.П.Соколову.
С 1975 по 1979 г. я по собственному желанию в нерабочее время занимался благоустройством двора жилого дома № 16 на улице Кораблестроителей, где проживает моя семья. Территория двора представляла в ту пору место борьбы между строящимся зданием и строителями его возводящими. После сдачи дома в эксплуатацию и ухода строителей двор был завален обломками конструкций (строительный мусор). Дворовая площадка была изрыта. Свежий ветер с залива постоянно поднимал облака пыли. Для ликвидации данного безобразия пришлось сначала ловить на улице "КАМАЗы" с грунтом и уговаривать водителей сбросить грунт в ямы, которые были во дворе. Травы, кустов, деревьев во дворе не было: всё было уничтожено при строительстве. Между нашим домом и берегом залива, примерно на расстоянии 500 метров, в те времена располагался подлесок (берёзы, ивы, тополя, рябины) и росла трава. Пришлось там заготавливать дёрн и укладывать его во дворе. Из этой рощи я пересаживал берёзы, осины, тополя и другие деревья в наш двор. Ко дню своего рождения (1979 г.- 50 лет) я посадил 50 берёзок по кругу диаметром 15 метров. Весь участок оградил и рядом сделал пешеходную дорожку из железобетонных плит. В настоящее время берёзки по высоте достигли восьмого этажа. Многие жильцы дома мне сочувствовали, но никто не помог. За эту работу ЖЭК нашего района наградила меня грамотой...
До реакционного переворота в России (я имею в виду начало 1990-х) я вместе с семьёй в течение 12-ти лет ежегодно отдыхал в Крыму в бархатный сентябрьский месяц. В 1998 г. я снова попытался отдохнуть там, но погорел и здорово: отдохнуть не пришлось - меня раздел финансовый кризис... Распад СССР - это не меньшая трагедия, как для моей семьи, так и для всех русских в этом государстве. Мой взгляд в будущее - сплошной пессимизм. Мое материальное положение в настоящее время прискорбное. Пока работал, можно было держаться на плаву. Сейчас постепенно идём ко дну. Семейная "корзина" расползается по швам. Месячный расход денег больше наших суммарных пенсий на 1500 рублей.
1988 г. На празднование сорокалетия образования ЛНВМУ в 1984 г. пришли Коршунов, Михаил и Мирослав Кузнецовы, Соколов, Корякин-Черняк, Киттель, Сычев, Бондарь, Загурский, Чубич, Щербаков, Проскурин, Горбачев, Шишкин и Карпеченко.
Скорбим вместе с первонахимовцами, авторы блога, Верюжский Николай Александрович, Горлов Олег Александрович, Максимов Валентин Владимирович, Карасев Сергей Владимирович
Качкаев Виктор Федорович. Московская ВМСШ. 1943 г.
ведущий инженер ОКБ, капитан 2 ранга в отставке. Родился в декабре 1925 года. В 1943 году после окончания Московской военно-морской спецшколы был переведен в Бакинское военно-морское подготовительное училище. В 1944 году зачислен курсантом в Ленинградское высшее военно-морское училище им. М.В.Фрунзе. В ходе учебы выполнял специальные задания командования по боевому тралению Финского залива. На предприятии с 1961 года. Награжден медалями "За боевые заслуги", "За победу над Германией", юбилейными медалями.
Кириллов-Угрюмов Виктор Григорьевич. Московская ВМСШ. 1943 г.
Прочитала где-то, что древние делили людей на три категории: живых, мертвых и тех, кто в море. Потом фраза как-то забылась. И вдруг снова всплыла в памяти, когда я оказалась в гостях у профессора В.Г. Кириллова-Угрюмова, бывшего военного моряка. Хотя, наверное, говорить «бывшего» – неправильно. Виктор Григорьевич через всю жизнь пронес флотские традиции, усвоенные в военно-морской спецшколе и училище, проверенные на фронте. И пусть военная карьера старшины I статьи Кириллова-Угрюмова оборвалась в 17 лет, но свою гражданскую судьбу он выстраивал по морским законам. Поэтому, наверное, звание подполковника получил, когда «командовал» Московским инженерно-физическим институтом. А когда под его началом была Высшая аттестационная комиссия (ВАК), у соискателей ученых степеней даже появилась примета: если под костюмом председателя тельняшка – жди бури. Сегодня, в свои 82 года, Виктор Григорьевич – профессор-консультант МИФИ и глава Совета ветеранов вуза – признается, что чувствует себя в родном институте, как рыба в воде: «Поплаваю» среди молодых лиц – и сил прибавляется!»
Семнадцатилетний командир
После выпускного вечера в июне 1941 года ребята из I-й Московской военно-морской спецшколы подписали коллективное заявление об отправке на фронт. И дружно получили отказ. Виктор Кириллов-Угрюмов отправился в Ленинград в Высшее военно-морское училище им. Дзержинского – строить карьеру и продолжать династию: моряком был его отец, погибший, когда сыну исполнился год. - До августа 1941 года я проходил «оморячивание» на острове Вольный в Ленинграде, – рассказывает Виктор Григорьевич. – Утром побудка, пробежка вдоль береговой линии. Подъем на 5-метровую вышку: наверху – боцман, который подталкивает тех, кто робеет, внизу – другой в шлюпке и с набором спасательных кругов. Потом о море снова пришлось забыть – училище эвакуировали в Балахну. Поезд с курсантами, в числе которых был и Кириллов-Угрюмов, чудом успел проскочить по железнодорожной ветке до того, как немцы сомкнули кольцо вокруг Ленинграда. Оставшиеся в северной столице студенты и офицеры с семьями уходили по Ладожскому озеру на баржах. Суда стали тонуть, и командир дал сигнал SOS открытым текстом. Фашисты начали обстрел... Когда весть о трагедии долетела до Балахны, курсанты снова подали заявление об отправке на фронт. Но командование отклонило его и во второй раз. На передовой семнадцатилетние моряки в звании старшин I-й статьи оказались только в октябре. Попали в 84-ю отдельную морскую стрелковую бригаду. И сразу были назначены командирами отделений. Причем руководить пришлось матросами-тихоокеанцами, которые были почти вдвое старше.
- Как вас воспринимали тридцатилетние моряки?
- Я бы сказал, по-отечески, – говорит он, и по лицу видно, с какой радостью погружается в воспоминания. – И тем не менее с уважением – все мои команды выполняли. Атмосфера была какая-то, не скажу семейная, но дружеская, товарищеская. Мне очень повезло с людьми. Моряки были дрожжами, закваской, которая поднимала дух всей армии. На войне важно чувствовать локоть друга. И это было. Морское братство в этом отношении – великое! Эшелон с бригадой двинулся к Москве, но не доехал. Остановился у города Ряжска, важного железнодорожного узла, связывающего столицу с югом. - Разгружаемся на полустанке, – вспоминает Виктор Григорьевич. – Где-то сбоку стоит товарняк, явно побывавший под обстрелом. В вагонах –винтовки, подобранные на поле боя, и гранаты. Берешь винтовку, смотришь на просвет, заряжаешь патрон – и в воздух. Выстрелила – вооружен.
- А с обмундированием проблем не было?
- Думаю, важным фактором победы под Москвой было то, что нас экипировали для морозной погоды. А немцы мерзли, как клопы. Они же готовились к молниеносной войне, поэтому и одеты оказались легко. Даже их техника на морозе вставала: все Рогачевское шоссе под Дмитровом было забито танками, которые не заводились. Держались они только в деревнях, в избах. Пробивали фундамент в домах и устраивали в полу пулеметные гнезда. В поле не выходили. Там мы были хозяевами. Свой первый бой Кириллов-Угрюмов принял у оккупированного фашистами Скопина. Немцев выбивали их же «шмайстерами». А когда освободили Скопин, он стал первым в череде городов, никогда больше не переходивших к врагу. Много лет спустя скопинцы присвоили Виктору Григорьевичу звание почетного гражданина города. - Я прочитал воспоминания немецкого генерала Гудериана. И поразился: «Превосходящие силы русских, вооруженные до зубов, разгромили 5-й моторизированный полк моей армии». На самом деле их одолели молодые морячки с оружием, подобранным на поле боя, – рассказывает Виктор Григорьевич.
Под Москвой бригада влилась в 1-ю ударную армию. 5 декабря 1941 года под Яхромой началось контрнаступление. Бои были такими кровавыми, что прожить в этом аду хотя бы несколько дней было подвигом. Из шеститысячной бригады, в которой служил Кириллов-Угрюмов, осталось всего несколько человек. - Перед боем под Клином политрук дал нам наставление: «Моряки, даешь Клин, за Клином – Берлин!», – говорит ветеран. – Это было 12 декабря. Мы шли в атаку из леса у деревни Бородино. Из дзота велся пулеметный обстрел. Видно было, как летит рой пуль. Упадешь в снег, они просвистят над головой, поднимаешься и идешь дальше. Так рывками и продвигались. На середине поля меня ранило. Три с половиной месяца провел в госпиталях. Хотели даже руку ампутировать... Он был уверен, что вернется на фронт, пока летом 1942 года не увидел приказ об увольнении из армии по инвалидности. Пришлось смириться и окунуться в гражданскую жизнь. Поступил в только что открывшийся Московский механический институт боеприпасов, который потом академиком Курчатовым был преобразован в МИФИ. И снова, как на войне, оказался в хорошей компании. - Руку все-таки вылечили, – продолжает Виктор Григорьевич. – Да так, что я и мотоспортом увлекся, и с парашютом прыгал в студенческие годы.
Благодарность – Кириллову, выговор – Угрюмову
- Виктор Григорьевич, а по жизни вы Кириллов или все-таки Угрюмов?
Мой визави смеется, и я замечаю, что улыбка у него точь-в-точь такая же, что и на висящем на стене портрете юного курсанта военно-морского училища. - Когда был ректором, да и потом в ВАКе, который возглавлял с 1974 по 1987годы, ходила шутка: прежде чем зайти ко мне в кабинет, визитер обязательно интересовался у секретаря: «Ну как он сегодня: Кириллов или Угрюмов?» Двойная фамилия у семьи появилась еще во времена Екатерины II. Ее путешествие в покоренную Потемкиным Тавриду проходило по Калужской области, славившейся золототкачеством. Под Малоярославцем императрица получила в подарок золотое шитье и повелела выписать мастеру благодарственную грамоту. Спросили имя артельщика, и староста деревни назвал его прозвище Угрюмый, а писарь переиначил в фамилию Угрюмов. На что мастер возмутился: мол, я Кириллов. Пришлось записать обе. Но если эта история сугубо семейная, то в мировую историю замысловатую фамилию вписал сам Виктор Григорьевич. Кембриджский университет причислил его к числу 200 выдающихся физиков XX века. Ему вместе с коллегами из МИФИ удалось в 1977 году обнаружить свободный нуклонный атом. Научных трудов у Кириллова-Угрюмова более двухсот... Одним словом, он взял науку под уздцы, прямо как человек коня на эмблеме МИФИ.
- Как получилось, что вы связали жизнь с физикой?
- Поначалу поступил на конструкторский факультет – должен был собирать ракеты. А в 1945 году появился инженерно-технический факультет. Его возглавлял академик человек удивительного обаяния.
Он лично беседовал с теми, кто хотел там учиться. Думаю, под его влиянием я и выбрал физику. Нам читали лекции люди, которые непосредственно занимались созданием атомной бомбы. Своими учителями считаю академиков Арцимовича и Зельдовича. Я сам принимал участие в строительстве реактора на тяжелой воде. Мое направление исследований – физика элементарных частиц и физика космических лучей. Докторскую диссертацию делал в Дубне на ускорителе. Горжусь тем, что моим оппонентом был один из основоположников теории нейтрино – Бруно Максимович Понтекорво. А вообще физика хороша тем, что в ней, пожалуй, чаще, чем в любой другой науке, можно задать вопрос «почему?» и постараться на него ответить. Между прочим, наука помогла Виктору Григорьевичу создать семью. За чашкой чая его супруга Эмма Яковлевна рассказала, как произошла их встреча. - Мы познакомились в ФИАНе – Физическом институте академии наук, где я работала у академика Сергея Вавилова. А Виктор Григорьевич учился в аспирантуре МИФИ и параллельно работал. Он уже тогда заменял заведующего лабораторией, когда тот уезжал в командировки. Работал на установке, которая регистрировала космические лучи. Она давала такой выхлоп, что стекла вылетали в половине корпуса здания. У нас постоянно вывешивались приказы на доске: первый – об объявлении Кириллову-Угрюмову строгого выговора и рядом второй – об объявлении ему же благодарности за научное открытие, – смеется Эмма Яковлевна. – Я была еще и редактором стенгазеты. И как-то решила написать об их лаборатории. Виктор мне все рассказал, я добросовестно записала, сфотографировала. Но пленки, как потом оказалось, в фотоаппарате не было. И статья не вышла. Я пошла извиняться. Он меня отчитал и выгнал: мол, вы проявили неуважение к моим сотрудникам. А через неделю были танцы, я подошла и задорно так ему сказала: «Вместо того, чтобы ругаться, пойдем танцевать!» Он возразил, что не умеет, но все-таки пошел…
- И сколько лет вы учите его танцевать?
- Страшно сказать: 54 года. У нас трое детей и четверо внуков. Эмма Яковлевна говорит, что всегда старалась ограждать мужа от семейных неприятностей. Ведь работал он по двенадцать часов в день. И не зря трудился: в 29 лет стал деканом факультета экспериментальной и теоретической физики МИФИ. Потом – заместителем завкафедрой экспериментальной ядерной физики. А в 35 лет – ректором родного вуза, который возглавлял с 1954-го по 1974 год.
- Виктор Григорьевич, тяжелее было командовать отделением на войне или студентами и профессорами в МИФИ?
- Когда руководишь, важно ощущение собственной надобности, сознание, что ты делаешь что-то полезное и нужное – независимо от того, отделение ли это, где 12 человек, или 5-тысячный институт. Кстати, знаменитый мужской хор МИФИ родился во время ректорства Виктора Григорьевича. А современные «мифистки» вообще обязаны ему своим появлением: именно ректор настоял на том, чтобы в вуз принимали и представительниц прекрасной половины человечества.
- МИФИ – его дом, – объясняет Эмма Яковлевна. – Все сортовые растения, которые были у нас на даче, он постепенно перевез в институт. Вырастил там даже потрясающей красоты сакуру. Пару лет назад почетный профессор Кириллов-Угрюмов решил, что в «его доме» обязательно должна появиться часовня. Но храм на территории МИФИ возводить пока не собираются – идея почему-то приглянулась не всем. - На Руси было традицией в память о людях и о событиях ставить храмы. Мы хотели, чтобы часовня стала памятником всем работникам атомной промышленности и, конечно, – основателям МИФИ. Ректор написал письмо Патриарху, тот дал согласие, но дело так и не сдвинулось с места: некой группе людей в институте идея не понравилась... Между прочим, мы установили интересный факт: Курчатов перед взрывом первой советской атомной бомбы прежде чем отправиться на аэродром, чтобы лететь в Казахстан, заезжал в Новодевичий монастырь поклониться иконе Смоленской Божьей матери.
Военная фляжка и куртка от Фиделя
По всему видно – Виктор Григорьевич человек из породы настоящих русских офицеров. И выправка, и галантность выдают. Да и любимое выражение – тоже: «Честь имею!» Говорит, когда после ранения переводил жизнь на гражданские рельсы, первым делом повесил в комитете комсомола МИФИ военно-морской флаг. И до сих пор на даче большое семейство Кирилловых-Угрюмовых всегда поднимает такой же. И в рынду – морской колокол – там всегда звонят. И поют морские песни, обожаемые и дедом, и внуками. - Жаль только – военной формы не осталось, – сетует моряк. - На торжественные мероприятия Виктор Григорьевич ходит в куртке, которую ему Фидель подарил. Под награды ее приспособил, – говорит Эмма Яковлевна. Что за новая веха в и без того богатой биографии? Оказалось, в середине 1960-х Фидель Кастро организовал Всемирный конгресс интеллигенции, и в числе делегатов от СССР на нем присутствовал наш герой. Там познакомился с легендарным революционером Че и с мексиканским художником Сикейросом. И получил в подарок, как и все остальные участники конгресса, белую куртку. Она до сих пор, как новая, а награды все прибавляются.
Виктор Григорьевич – кавалер орденов Ленина, Октябрьской Революции, Отечественной войны I степени, Красной Звезды, трех орденов Трудового Красного Знамени, 18-ти медалей, 25-ти правительственных наград. В 1992 году он был удостоен медали Российской академии наук имени П.Л. Капицы. Недавно стал лауреатом Премии президента в области образования. Свою теперешнюю должность профессора-консультанта заслуженный деятель науки и техники называет не иначе, как щадящей. - Нерегулярно, но читаю лекции, принимаю участие в заседании научного совета, присутствую на защитах дипломных проектов и диссертаций. Девяносто процентов времени отдаю делам Совета ветеранов МИФИ, который возглавляю.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских и подготовительных училищ.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ и оказать посильную помощь в увековечивании памяти ВМПУ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
РИЖСКОЕ НАХИМОВСКОЕ ВОЕННО-МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ. Продолжение.
"Сложность обстановки в то время в Латвии могу проиллюстрировать таким примером. Старшина 1-й статьи Маняпов (Владимир Ибрагимович) был отпущен в увольнение в город. Отправился он в какой-то клуб на танцы. Во время танцев был застрелен кем-то из латышских парней за то, что пригласил на танец латышскую девушку. Из десятилетнего опыта жизни в Латвии могу сказать, что латышские женщины никогда не отличались агрессивным отношением к русскоязычному населению республики, особенно к морским офицерам. Более того, они охотно выходили за них замуж. Мужское же население было настроено крайне антисоветски. Латышские парни часто организовывались в небольшие группы, которые устраивали охоту на офицеров-одиночек, оказавшихся в темное время суток в каком-нибудь безлюдном районе Риги. Чаще всего они выбирали подвыпивших офицеров и жестоко их избивали. Бывали случаи нападения на офицеров, снимавших жилье в частном секторе. В марте 1960 года я попал в гарнизонный госпиталь в Усть-Двинске с ущемлением мениска коленного сустава. В одну из ночей в госпиталь был доставлен майор (фамилия не запомнилась), у которого была глубокая рана на затылке от удара тяжелым предметом. По словам этого офицера, они с друзьями сидели за столом, и он по нужде вышел во двор. Через небольшой промежуток времени, получив сильный удар по голове, потерял сознание и с трудом добрался до своей комнаты. Примечательный случай произошел со мной и моим товарищем старшим лейтенантом Пузаковым Геннадием Петровичем. Мы втроем (с нами была моя жена) провели вечер в ресторане аэропорта. Закончив ужин, и не сумев поймать такси, мы сели в рейсовый автобус и поехали домой в Болдераю. Было уже далеко за полночь. Не доезжая одной остановки до конца маршрута, мы вышли из автобуса, намериваясь направиться домой. Большая толпа латышских парней, находившаяся на остановке, разделилась на две группы, они окружили меня и Генку Пузакова. Латышские парни принялись жестоко избивать нас сначала кастетами, а потом, когда мы упали в снег, ногами. Живого места на наших лицах и телах не осталось. У Генки был огромный вздувшийся синяк под правым глазом, а у меня перебита переносица. Кроме того, наши физиономии и тела украшали еще множество мелких ссадин и синяков. От избиения до потери пульса нас спас истошный вопль моей жены, взывавшей о помощи. На ее крик откликнулась группа матросов, очевидно самовольщиков, поскольку глубокой ночью по городу могли гулять только они. Увидев, что избиению подвергаются люди в черных шинелях, матросы сняли поясные ремни и начали бляхами колошматить латышей. Через мгновение толпа латышских парней рассеялась, как будто ее и не было. На следующее утро я отправился в магазин за покупками. Проходя место нашего позора, я увидел на утоптанном снегу огромное пятно крови, оставленной латышом, которому наши спасители-матросы нанесли серьезную травму ударом бляхи. Мы не скрывали от друзей историю своего «отдыха» в ресторане аэропорта и его финал. Очевидно, все это стало известно КГБ. Во всяком случае, кто-то мне рассказал, что в Усть-Двинске в середине 1960 года была арестована группа латышских националистов, занимавшихся подрывной деятельностью против Советских вооруженных сил. Антисоветский настрой латышей, безусловно, являлся главной причиной того, что их практически не брали служить в вооруженные силы. За время моей сорокадвухлетней службы в вооруженных силах я встретил только двух латвийцев, носивших форму офицера Военно-морского флота СССР, первым был капитан-лейтенант Залитэ, о котором я уже рассказывал в самом начале, а вторым - капитан-лейтенант Круминьш – штурман подводной лодки «С-166» в военно-морской базе Лиепая. Это был красивый мужчина, высокого роста. Я ни разу не видел улыбки на его лице, он очень редко общался со своими коллегами, но как специалист пользовался у своих сослуживцев заслуженным авторитетом. А командиры подводных лодок высоко оценивали его мастерство, когда им приходилось работать с ним на тренажере."
От редакции. Несколько цифр.
Пузаков Геннадий Петрович - в дальнейшем - директор одного из рижских предприятий) в январе 1960 года. См. "150 тыс. солдат и офицеров, призванных с территории Латвии, воевали в германской армии. Среди них были не только латыши, но представители и других национальностей. Из них 40 тысяч погибли, 50 тысяч попали в советский плен. Остальные бежали в Западную Европу. 130 тыс. жителей Латвии, сообщают советские источники, участвовали в боях против гитлеровцев (80 тысяч в рядах красной армии, 20 тысяч — в партизанах и 30 тысяч — в подполье)". - "Всего за годы оккупации на территории Латвии было уничтожено почти 120 тысяч латвийских евреев". -
"В Латвии был более известен его однофамилец - член сборной команды СССР и республики по баскетболу. Мне довелось его встретить в самом центре Риги около памятника Свободы. Я выходил из маленького парка, расположенного рядом с училищем. Мне вдруг бросилась в глаза такая картина - рядом со стоявшим на остановке автобусом и чуть выше его по воздуху передвигается голова. Все прохожие, увидевшие эту картинку, остановились и стали наблюдать за видением. Кто-то из прохожих спокойно произнес: «Это - член сборной СССР по баскетболу». Моему сослуживцу было далековато до таких размеров, рост Круминьша баскетболиста был 220 сантиметров. Рост же нашего Круминьша был примерно 190 сантиметров, а может быть немного ниже... Несколько слов об одном из значимых событий, которое произошло во время учебы в Нахимовском училище. Это была поездка на физкультурный парад 1947 года в Москву. Сразу же после сдачи годовых экзаменов нам объявили о предстоящей поездке на парад физкультурников в Москву. Перед посадкой в поезд нам выдали сухой паек на одни сутки, который мы слопали, едва тронулся поезд. Из-за отсутствия каких-либо дел мы улеглись на полки. Проводницы, зная какие пассажиры будет ехать в вагоне, на всякий случай убрали из вагона все матрасы и подушки. Но нам и голые полки почему-то не казались жесткими, и мы на сытый желудок быстро уснули и под стук колес крепко спали до самого утра. Утром на следующий день кушать, конечно, хотелось, но весь рацион был благополучно съеден еще на кануне. Вскоре поезд остановился, не доезжая до очередной станции. День был очень жарким, градусник показывал более +30 градусов по Цельсию. Нас вывели из вагонов и построили перед составом. Кто-то из офицеров сообщил нам, что шедший впереди нас грузовой состав сошел с рельсов, и что до окончания работ по ликвидации аварии, наш поезд будет стоять. Нас почему-то продолжали держать в строю на диком солнцепеке до тех пор, пока голодные нахимовцы (в том числе и я) не начали падать в обморок. Только после этого нас отвели в вагоны. Прибыли мы в Москву с опозданием на сутки. Можно себе представить, с какой жадностью мы набросились на еду после двух суток голодания. Расквартировали нас в казармах на Красной Пресне, которые сейчас используются для размещения призывников. Наш быт мало отличался от рижского, разница была в том, что вместо обычных уроков у нас были строевые занятия, которые начались на следующий день после прибытия в столицу. Местом для нашей муштры была выбрана площадь под Крымским мостом рядом с парком культуры и отдыха имени Горького. Каждое утро после завтрака нас на голубых «Фордах» привозили к парку и в течение шести часов с небольшими перерывами гоняли по плацу. Все это происходило ежедневно без выходных.
Часто на наши занятия приезжали полковники из московской комендатуры - крупные специалисты в области «балета». Они личным примером демонстрировали правильность выполнения строевого шага. Иногда на строевые занятия нас привозили в парк Московского военного округа в Лефортово. Оказалось, что на местном футбольном поле тренировались футболисты ЦДКА (ныне это ФК ЦСКА). В то время за команду играли Владимир Федотов (отец), Всеволод Бобров, Валентин Николаев, Гринин и Владимир Демин. Вратарем был Никоноров. Мы были свидетелями двусторонней игры между основным составом и дублерами. За дубль в воротах стоял основной вратарь Никаноров. В то время, когда шла игра наши командиры - офицеры-воспитатели устраивали нам перерывы в строевых занятиях слегка побольше, и мы все, и нахимовцы, и офицеры высыпали к кромке футбольного поля. Однажды мне довелось испытать силу удара Демина. Его удар прошел мимо ворот, но как раз мне по ногам. Я оказался лежащим на траве. Не помню, были ли синяки, но боль после попадания мяча мне по коленям я почувствовал. Однако болельщиком ЦСКА я так и не стал. Связано это с тем, что мой отец на заре создания футбольного клуба «Спартак» (тогда он назывался «Красная Пресня») играл в нем вратарем. В то время клуб поочередно назывался «Пищевиком», «Промкооперацией» и «Красной Пресней». Моя привязанность к этому клубу сохранилась на долгие времена. Все 42 с половиной года моей службы в вооруженных силах мне пришлось находиться среди фанатов ЦСКА, а они являются злейшими врагами спартаковских болельщиков. Хочу уточнить - в центральном аппарате Министерства обороны большинство офицеров и служащих являются болельщиками ЦСКА, а болельщиков «Спартака», кроме меня было двое - Игорь Попов, адъютант начальника ГРУ Петра Ивановича Ивашутина и Эдисон Петрович Краснов, мой сосед по комнате. Может быть, были и другие болельщики, но рекламировать себя они опасались. Я не стану утверждать, что юные нахимовцы с трепетом ждали начала парада физкультурников и жаждали увидеть живьем отца всех народов Генералиссимуса Советского Союза Иосифа Виссарионовича Сталина. В те времена вождя хотели увидеть почти все, хотя бы из простого любопытства. Скажу откровенно, когда мы шли перед трибуной, где стоял вождь и его окружение, какого-либо трепета я не испытывал. Между прочим, несмотря на усиленную промывку наших мозгов идеями марксизма-ленинизма, все мы почему-то так и не прониклись безграничной любовью к вождям нашего народа. А вот когда кто-либо из них пытался сделать что-нибудь новое, нестандартное, большинство советских людей воспринимало это с энтузиазмом. Так были встречены хрущевская «оттепель» и горбачевская «перестройка». К сожалению, и то и другое оказалось пустышкой, как впрочем, и многие демократические реформы уже в наши дни. Из событий тех дней в памяти сохранились и экскурсии по музеям, и походы в театры, и бесконечные строевые занятия на плацу под Крымским мостом рядом с парком имени Горького.
Репетиция парадного батальона на плацу под Крымским мостом в Москве.
Впрочем, в тринадцатилетнем возрасте сил хватало на все. После шестичасовых занятий строевой подготовкой мы с наслаждением уходили в увольнение. Те, у кого в Москве были родственники, обычно уезжали по домам, остальные мотались по городу – ходили в парки и кинотеатры. До танцплощадок в то время мы еще не доросли. Да и не знали, где они размещаются. Увольнение у нас заканчивалось в десять вечера. К этому времени мы собирались около станции метро «Динамо», отсюда нас забирали голубые «Форды» – эти грузовики Советский Союз получил от американцев во время войны по ЛЕНД-ЛИЗУ. Такая схема доставки нахимовцев в казармы, где мы жили во время подготовки к параду, была выбрана потому, что общественный транспорт до Краснопресненских казарм не ходил. Обычно у станции метро собиралась большая толпа будущих флотоводцев, и добрые тетки, контролировавшие проход пассажиров в метро, разрешали нам покататься на эскалаторе. Для москвичей эта забава была никчемной, остальные же катались с наслаждением. Сам парад прошел без каких-либо эксцессов, если не считать дикой жары, стоявшей в городе. Многие участники парада начали терять сознание и падать как подкошенные на землю. У одного из старшин в руках моментально оказался пузырек с нашатырным спиртом. Он смочил им свои парадные перчатки и начал прохаживаться вдоль парадных шеренг, внимательно вглядываясь в лица юных нахимовцев. Как только он замечал у кого-либо бледную физиономию, он моментально подносил к его носу мокрую перчатку, сознание моментально возвращалось к готовому упасть в обморок человеку. Таким способом удавалось держать всех участников парада в готовности продемонстрировать Генералиссимусу Советского Союза И.В. Сталину боевую мощь подрастающего поколения.
1947 г. Физкультурный парад в Москве. Во главе сводного батальона: капитан Круглов Леонид Алексеевич (на дальнем плане); капитан-лейтенант
По возвращении в казармы нам сообщили еще одну «радостную» весть – нам доверили участие в параде, посвященному дню Военно-Морского флота, который ежегодно отмечается в последнее воскресенье июля. Парад планировали провести на территории водного стадиона «Динамо». Наше участие ограничивалось построением на V-образной вышке для прыжков в воду. Вид вышки очень хорошо показан в кинофильме в котором оператор много внимания уделил Химкинскому водохранилищу и неоднократно демонстрировал прыжки спортсменов с этой самой вышки.
А вызвано это было тем, что по сценарию главный герой фильма будущий чемпион по боксу, его роль исполнял известный киноактер Переверзев, очень любил прогулки по водохранилищу со своей возлюбленной на прогулочной лодке. Наш парад занял немного времени. Перед строем военных катеров, стоявших на якоре, проследовал катер с адмиралом, принимавшим парад. У каждого катера командующий делал остановку, здоровался с экипажем и поздравлял его с днем Военно-морского флота. Та же участь ждала и нас – юных нахимовцев. Адмиральский катер сделал остановку и около вышки для прыжков в воду. Раздался зычный голос адмирала, усиленный электромегафоном. В ответ раздался дружный писк: «Здравия желаем, товарищ адмирал»,- а на поздравление с днем Военно-морского флота – дружное троекратное УРА, хотя все равно писклявое. Парад физкультурников на стадионе «Динамо» был первым из шести, проходивших в Москве, в котором мне довелось участвовать. Все остальные парады проводились на Красной площади. В 1949 году приезд в Москву запомнился одним печальным событием. В один из вечеров для нас было организовано посещение Московского Художественного Академического театра имени А. М. Горького. Давали постановку «Царь Федор Иоаннович». Я не отношу себя к знатокам-театралам, но игравший царя Федора производил неизгладимое впечатление. Казалось, что перед глазами не сцена театра, а сама жизнь. Мы видели, как проходили дни больного, слабоумного человека. Но не это было главным, артист так вошел в роль, что к концу спектакля у него начался сердечный приступ. Антракт перед последним актом сильно затягивался, и вдруг, раздвигая занавес руками, перед зрителями появился с расстегнутым пиджаком и с взлохмаченными волосами кто-то из администрации. Он сказал, что с артистом Добронравовым случился глубокий сердечный приступ, и в связи с этим спектакль продолжаться не будет. В то время, когда мы садились в автобусы, мы узнали, что Борис Георгиевич скончался.
После первых в своей жизни парадов меня ждал первый отпуск в военно-морской форме. Все мы поменяли на своих безкозырках несолидные бантики на длинные матросские ленты. А по дороге в поезде я чувствовал какое-то стеснение, побаивался, что не найду дорогу от (так в то время назывался Рижский) до Химок. Но все кончилось благополучно.
Мой первый нахимовский отпуск пришелся на последний год введенной с началом Великой отечественной войны. В связи с этим нам выдал продовольственные аттестаты, по которым мы имели право получить в военной комендатуре Москвы продукты, полагавшиеся нам за целый месяц. Я уже точно не помню, как мы с отцом доволокли огромное количество продовольствия от комендатуры, где его выдавали, до Химок, где жили мои родители."
От редакции.
См. От автора: "Правящий режим России отличается тем, что у него никогда нет денег для России. То российскому режиму на Западе кредитов не дают, то, наоборот, он сам деньги Стабилизационного фонда американцам в кредит отдал под смешные проценты. И головы в телевизоре все время сочувственно кивают: что же тут поделать — нет у России денег! Эта книга о настоящем хозяине страны — о настоящем экономисте, который начал с того, что создал деньги практически из ничего, а потом с их помощью обеспечил такой экономический рост государства, который до сих пор никому в мире не снился."
"Полученная гора продуктов оказалась очень полезной, ведь время было послевоенное и очень голодное. Продукты довести до дома помог кто-то из соседей, обладавших автомашинами. У одного из них - у Павла Перевозчикова была «Победа», а у Федора Ануфриева - маленький «Москвич». И надо отметить, что оба соседа никогда не отказывали в транспортных услугах. Более того, иногда просто приглашали куда-нибудь съездить или покататься. Так, Ануфриев повез меня с младшим братом смотреть Московскую кольцевую автодорогу после завершения ее строительства при Хрущеве. Смотреть тогда, правда, было не на что - всего-навсего бетонные плиты, положенные на песчано-щебеночную подушку. По-моему не было случая, чтобы кто-нибудь из них не отвозил меня на вокзал, когда у меня заканчивался отпуск. Мой первый отпуск ничем особенным не отличался от всех последующих. Менялось только времяпрепровождение, связанное с возрастом. Чем взрослее я становился, тем более разнообразным и интересным было время отпуска. В этот раз главными были мои походы к каналу имени Москвы (в то время он назывался «Москва-Волга»)."
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
1988 г.
