В Ярославль я решил отправиться на пароходе, что значительно быстрей и удобней, чем по железной дороге, тем более, вниз по Волге, хотя расстояние это не так уж большое, но мне ещё ни разу не приходилось путешествовать. На ближайший пароход туристического маршрута Москва Астрахань без всяких проблем я взял билет третьего класса, которым, как правило, пользовались пассажиры, следующие на короткие расстояния. По расписанию движения мне первоначально показалось, что пароход должен был прибыть в Ярославль в шесть утра следующих суток, и это меня вполне устраивало. Однако расписание изучил поверхностно, и, в результате плохих знаний складывающейся обстановки, чуть было не попал в одну сомнительную историю. Ситуация была следующая. Заняв своё место в третьем классе, представлявшем собой сравнительно небольшой кормовой отсек на нижней палубе с деревянными лавками в два яруса, подобно плацкартному железнодорожному вагону, который находился в непосредственной близости от машинного отделения, где, как и положено, громыхало, стучало, шипело, ухало, пыхтело и свистело. Пассажиров, едущих третьим классом, к моему удивлению, было сравнительно мало, контингент которых часто менялся на промежуточных стоянках. Естественно, не намереваясь находиться в этой шумной полутемной духоте почти сутки, я принял решение, что дневное время проведу на верхней прогулочной палубе второго класса, а уж несколько часов ночи как-нибудь перекантуюсь на своей жесткой лавке.
Главная задача заключалась в том, чтобы проникнуть на верхнюю палубу, не вызывая ненужных подозрений у вахтенной матросов, которые бдительно следили и даже проверяли билеты у некоторых с тем, чтобы пассажиры нижних классов своим гнусным видом не портили настроение отдыхающим туристам на верхних палубах. Такие порядки мне были хорошо известны по прежним поездкам на пароходах. Возможно, первой моей ошибкой было то, что я отправился в дорогу не в курсантской военно-морской форме и тогда, вероятней всего, не вызывал бы недобрых взглядов со стороны вахтенной службы из-за своей стриженой головы и не весьма респектабельной гражданской одежды. Стараясь не мельтешить по палубам высших классов и лишний раз не попадаться на глаза бдительных матросов, изображая из себя эдакого, самодовольного и утомлённого солнцем отдыхающего, подолгу сидел, свободно развалясь в удобных плетёных креслах, и в полудремоте наблюдал за проплывающими красивыми волжскими пейзажами. Вот тут-то я не смог не заметить молодую девушку, которая сначала невдалеке как бы невзначай, случайно прохаживалась по палубе вместе со своим младшим братом, который ежеминутно вырывался из её рук и носился по палубе туда-сюда. Видимо, намучившись делать ему замечания, присаживалась на свободное кресло, стоящее рядом со мной, продолжая вынужденно браниться на детские шалости брата. Мне казалось, что она настойчиво стремилась завести разговор, пытаясь вызвать у меня сочувствие в том, как ей трудно приходится присматривать за таким шалуном, а путешествие, которое у неё началось из самой Москвы, предстояло ещё долгое, до
Не прилично, подумал я, оставлять без внимания переживания и волнения молодой особы, если к тебе обращаются, надеясь получить моральную поддержку. И как результат в такой ситуации совершенно непроизвольно стал происходить нейтральный обмен репликами. В общем, повод для заведения случайного знакомства был определён, главная роль в этом хитроумном маневре была отведена маленькому непоседе. Инициатива продолжения налаживания контакта находилась у молодой путешественницы. Поначалу она продолжала внимательно опекать бегающего по палубе своего брата, но всё чаще усаживалась в стоящее рядом кресло, чтобы перевести дух и переброситься со мной какими-нибудь фразами, а вскоре вообще перестала надолго удаляться и окончательно устроилась поблизости. Для меня, в некоторой степени, такое окружение было даже выгодно и служило определённым прикрытием моего самостийного нахождения на прогулочной палубе парохода. Теперь вахтенные матросы, следящие за порядком на своём заведовании, не всматривались в меня с подозрением, и вскоре совсем перестали обращать внимание. Так, как бы само по себе, состоялось знакомство, вроде бы, её звали Таня. Это была обыкновенная девушка, приблизительно, моего возраста, мало заметной привлекательности, я бы определённо сказал, совсем не похожая на киноактрису в которую тогда, наверное, было влюблено всё мужское население и, как говорится, в душу не запавшая, но общительная и разговорчивая.
По её словам, в путешествие по Волге они отправились втроём, вместе с отцом, которому, как хорошему знакомому капитана парохода, якобы, удалось получить отдельную каюту. Таня говорила, что живёт и учится в Москве и, вероятно, упоминала другие подробности, но сейчас я уже не помню всякие детали, также не помню и того, что я рассказывал о себе в этих долгих и, как мне показалось, доверительных беседах. Единственно могу с определённой уверенностью подтвердить, что я не увлекался рассказами невероятных морских приключений, в которых, якобы, приходилось участвовать, но то, что в своём диалоге сыпал морскими словечками, так это точно. Практически весь день мне пришлось провести в её компании. Мы с большим удовольствием играли в шахматы, домино и карты. Было весело и непринуждённо. Никаких поводов для назойливого ухаживания или намерений обменяться адресами для поддержания дальнейшей связи на вечные времена с моей стороны не было, а делать какие-либо даже мало значительные комплименты я ещё не научился. Можно с уверенностью утверждать, что отношения складывались, что называется, на уровне дорожного знакомства без каких-либо намерений его продолжения. Весьма неожиданные для меня события произошли позже. Давно осталось позади пустынное и какое-то неприкаянное Рыбинское водохранилище, колёсный пароход нехотя продвигался вперёд, расталкивая от себя по бортам желтоватую волжскую воду. Солнце клонилось к горизонту. Моя спутница увела своего непоседливого брата укладывать спать. На этом, казалось, наше общение и должно было закончиться. Посидев в удобном плетёном кресле на верхней палубе ещё некоторое время в спокойном одиночестве, я решил, что в такое позднее время и мне пора идти на отдых. Спустившись на нижнюю палубу в мало комфортабельный отсек третьего класса, я улёгся на жесткую деревянную полку, подложив под голову свою курточку, и, слегка задремав, немного забылся. Через некоторое время я почувствовал, что кто-то приблизился ко мне. Я открыл глаза и, к своему большому удивлению, увидел свою попутчицу, стоящую в ближайшем проходе.
Таня была в просторном халате с распущенными волосами, весь её вид говорил о том, что она приготовилась к ночному сну. Но что она тут делает? Зачем пришла? Не успев задать ни одного вопроса, я в волнительном изумлении стремительно встал со своей лавки. В этот момент она, хитрая плутовка, приложила палец к своим губам и сделала знак рукой, чтобы я, глупый, не задавал наводящих, дурацких вопросов и последовал за ней. Протиснувшись мимо пассажиров, спящих на своих лавках, мы прошли по коридору, и вышли в кормовую часть палубы, где было по ночному прохладно и безлюдно. Тут Таня, приблизившись ко мне вплотную на такое критическое расстояние, что её упругая грудь слегка касалась меня, неожиданно стала с жаром говорить, что брат крепко спит, а отец ушёл к капитану, где будут, как уже у них повелось, пьянствовать всю ночь. Я, несмышлёныш, продолжал задавать самые, что ни на есть, наивные и дебильные вопросы, вроде того, ну и что из этого? Я никак не мог взять себе в толк, зачем она с такой настойчивостью зовёт меня к себе в каюту. Наконец, сломив мою непонятливость, но и не внеся ни капельки ясности, практически потащила меня за собой. Абсолютно не соображая, зачем я ей нужен в такой поздний и полуночный час (не в шашки же играть?), я, недогадливый, поплёлся за ней. Проследовав в самую корму парохода мимо нагромождения тросов, вьюшек, шпилей и других механизмов, мы через открытый люк стали спускаться по крутому трапу в трюм ахтерпика, где в полутёмном коридоре можно было различить, как мне показалось, не более двух дверей, за которыми, вероятней всего, находились каюты судовой команды. Открыв одну из дверей каюты, где в абсолютной тёмноте на верхней полке виднелись чьи-то голые пятки, освещаемые тусклым светом коридорной лампочки, моя незнакомка тут же тихим голосом пояснила, что это спит её брат. Общее пространство каюты мне трудно было разглядеть. Может, там ещё кто-то находился? Вдруг в моей голове, напичканной произведениями наших литературных классиков, по памяти возникли совсем не схожие ассоциации, когда, например, главного героя из повести М.Ю.Лермонтова «Тамань» хотели утопить.
Чушь какая-то полезла в мою башку? Неизвестность и загадочность ситуации, однако, мешала мне сделать всего один шаг, чтобы перешагнуть через комингс и оказаться в каюте, пугающей своей неразгаданной таинственностью. Таня стояла молча, но глаза её горели нетерпением, звали, требовали, настаивали, умоляли, чтобы я сделал этот шаг. Но основным препятствием для меня всё-таки являлись вопросы: Зачем? Для чего? Какая необходимость? Какие последствия? Вероятней всего, что моя на тот период трансцендентальная форма мышления ещё не была готова трепанировать взаимоотношения между людьми разных полов без конкретной, разъяснительной, долгой и подготовительной интеллектуальной конвенабельности. Так мы и расстались: она без утолённого желания, я без полного понимания происходящего. Возвратившись в полном недоумении на свою лавку третьего класса, попытался проанализировать и разобраться в таких неожиданных и скоротечных событиях, взбудораживших моё дремавшее до поры до времени мальчишеское сознание. Сон не приходил: что-то мне было не по себе, что-то я сделал не так. В моей мало соображающей голове в тот момент была полная неразбериха совсем разных и несовместимых понятий долга, чести, желаний, инстинкта, порядочности, интереса сплошной сумбур и путаница. Мои мысли расплылись по всем отсекам моего головного мозга, как краска, разбрызганная из пульверизатора на чистую стену, и никак не выстраивались в стройную систему. Продолжая находиться в неизвестной и не понятной эмоциональной прострации, я ворочался на своей жёсткой лавке довольно долгое время.
Вдруг мои размышления неожиданно были прерваны какой-то суетой, возникшей на палубе парохода. Оказалось, что началась подготовка к швартовке. Пароход прибыл в Ярославль. Для меня это известие как снег на голову. Почему? Ведь сейчас всего два часа ночи. Редкие пассажиры сошли на берег. А что мне делать? Уточнив и получив разъяснение вахтенного матроса у трапа, узнал, что пароход простоит в Ярославле всю ночь. Высадив некоторых пассажиров, пароход должен уйти на грузовой причал под погрузку, а к шести часам утра вновь перейдёт и ошвартуется у пассажирского дебаркадера. Этой особенности я не знал и в этом моя роковая ошибка при первоначальном ознакомлении с расписанием. Значит, надо принимать решение: или я покидаю пароход сейчас, и по тёмным незнакомым улицам города занимаюсь поисками дома, где временно проживает мама; или я ещё целых четыре часа, практически до рассвета, нахожусь на пароходе, тогда в светлое утреннее время мне будет легче найти дом по неизвестному адресу. Вот в чём вопрос. Как быть? Наконец, окончательно решился остаться на пароходе до конца ночи. Неожиданно до меня, как до жирафа, дошло, что же от меня хотела, чего же добивалась эта молодая особа. В голове, однако, неотступно крутилась мысль вдруг эта загадочная и непредсказуемая Таня снова появится здесь, то уж теперь-то я буду вести себя, как подобает настоящему мужчине, и не надо будет меня так долго уговаривать. Но проходил час, другой, уже и ночь была на исходе, но Таня больше не появилась, и вообще я никогда её больше не видел и не встречал. Может, мне самому следовало спуститься в трюм и постучаться в заветную дверь каюты, но нет, этого не было, что я жиголо, какой-то? Да и зачем? Наверняка, обстановка изменилась. Возможно, после ночной попойки в весёлой компании с капитаном возвратился отец или произошло что-нибудь другое. Вспоминая ту августовскую ночь 1953 года, теперь с некоторым сожалением, которое появилось позже, когда прочитал у «величайшего поэта нашей советской эпохи» В.В.Маяковского: «ужасное мещанство невинность зря беречь», констатирую, что тогда моего грехопадения не произошло. Уж не знаю, хорошо это или плохо по современным упрощённым взглядам на подобные ситуации?
Единственно, тогда мне стало ясно, что я достиг такого возраста и состояния, если вызываю определённые эмоции и желания у женского пола, то, пожалуй, можно немножко побыть «lovelace» (почему бы и нет?), отбросив всякие старомодные условности, хотя в реальности не всегда так просто бывало. Во всяком случае, определённый «сдвиг в нужной фазе» в моём сознании произошёл, и это оказалось даже очень кстати перед моим приездом в Севастополь.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Посмотрел он на меня угрюмо, вздохнул и говорит: – Всё-таки, дурак ты, Щербавских. Я думал – такие уже давно вымерли, а хотя, молодец. Ладно, иди, занимайся своими делами, только прежде чем ляпать что попало, головой сначала думай.
Помнится, когда прибыл я во Владивосток уже командиром ПЛ «С-288», был там комбриг капитан 1 ранга Примаченко и объявился в те годы молодой командир Востриков. Помню, что мне он сразу не приглянулся, так как вёл себя, как пижон, был всегда прилизан и держался вальяжно. Однажды я зачем-то зашёл к нему в каюту во время обеденного перерыва. Смотрю, он спит по всей форме, то есть под простынею и одеялом, а одежда вся на плечиках висит. Но это ещё не всё. Главное, в каюте его два матроса, один брюки его гладит, а другой подворотничок к кителю пришивает. Меня от такого барства аж затошнило. Сначала хотел его из-под одеяла вытащить, но понял, что это будет глупо, выматерился и ушёл. И больше с ним не общался. Но речь не об этом. Речь о том, что поговорка - «Бог шельму метит» - исключительно справедлива. Однажды этот Востриков стал на якорь в и на борту был комбриг. Сильно штормило, и поэтому Востриков поочерёдно со своим старпомом ночью стояли на мостике. Под утро шторм начал стихать, Востриков расстелил свой полушубок и улёгся вздремнуть, оставив под козырьком боцмана. И тут поднимается из люка комбриг. Боцман толкнул командира, тот быстро вскочил и хотя комбриг тактично сделал вид, что ничего не заметил, он, чувствуя себя сконфуженно, чтобы разрядить нависшую неловкую тишину и увести всеобщее внимание в сторону, пошевелил ногой, обутой в сапог со стоптанным каблуком, обратился к боцману: – Смотри, боцман, какие сапоги ты командиру выдал. Что, лучше не нашёл? Тут комбриг и говорит: – А тебе Востриков, не один ли хрен, в каких сапогах спать?
Вроде незначительный эпизод, но Востриков после этого стал значительно скромнее. Но, видимо, как говорится в другой поговорке: «не в коня корм», окончательно поставил его на причитающееся ему место другой случай. Через некоторое время, на якорной стоянке в той же бухте Аякс, при разыгравшемся ветре и волне, начал ползти якорь, то скользя по илу, то цепляясь за выступы скального грунта, от чего якорь-цепь то натягивалась и дрожала, то резко провисала. Почуяв что-то недоброе, вахтенный офицер вызвал на мостик командира. Тот поднялся вместе с боцманом. Пока вахтенный офицер докладывал обстановку, якорь-цепь перестала выпендриваться и спокойно повисла под небольшим углом. Вострикова же это, вместо того, чтобы насторожить, наоборот успокоило, а он успокоил в свою очередь и вахтенного офицера: – Что ты панику разводишь, вон, якорь-цепь совсем не дёргается. Только боцман сразу всё понял и объяснил, что якорь-цепь оттого притихла, что якорь уже оторвался. Так оно и оказалось. А расследование показало, что за всё это время вахтенный офицер ни разу не взял ни одного пеленга на приметные ориентиры, чтобы установить, движется лодка, или стоит на месте, что опять же соответствует пословице, гласящей, что яблоко от яблони недалеко падает. В заключение, по сути данной главы, считаю справедливым сказать, что боевая подготовка на ВМФ СССР тоже не до конца учитывала постоянно меняющуюся обстановку, не до конца использовала предоставляющиеся возможности и зависела главным образом от конкретных военачальников, от их знаний, желаний и воли. Хорошо, что таких военачальников у нас было немало.
Кузнецов Николай Герасимович, Чабаненко Андрей Трофимович, Амелько Николай Николаевич.
Хотелось бы назвать таких, и многих мог бы назвать, но не рискну, так как, в конечном счёте, это будет субъективно. Скажу только, что встречались мне и весьма положительные, и просто положительные и не очень. Но сталкивался я и с теми, и с другими, и с третьими в течение определённых отрезков времени и в конкретных обстоятельствах. А человек волен и вынужден поступать не всегда одинаково. Единственно, кого могу поставить на пьедестал подражания без риска быть обвинённым в предвзятости, так это: Министра ВМФ командующих СФ и ТОФ командира дивизии подводных лодок в Полярном И.А.Поликарпова и его начальника штаба Лукина, комбригов в Полярном и а также начальника штаба бригады подводных лодок в Ракушке
Петелин Александр Иванович, Поликарпов Иван Алексеевич, Булыгин Анатолий Федорович.
17.
Прежде чем приступить к этой главе, я неожиданно пришёл к выводу, что излагать остальные факторы дееспособности флота так же последовательно, как предыдущие будет непродуктивно и неправомочно из-за их глубокого взаимопроникновения. Политическая подготовка лежит в основе воспитательной и кадровой работы и, в то же время, налаженный быт и воспитательная работа обуславливают успешность самой политической подготовки. А подбор кадров и правильная их расстановка во всех сферах флотской деятельности обеспечивают и чёткую организацию службы, и качество воспитания личного состава, и сам морально-политический климат. И ко всему прочему, если кадры не воспитаны и политически не подкованы, то какие же они кадры? Получается, что указывать этим факторам конкретные места так же бессмысленно, как рассуждать, что было в начале – Представляю, как смеялся господь-создатель когда ваял вселенную и всё сущее в ней. Он же не мог не предвидеть, как когда-то в будущем соберутся философы, и начнётся потеха. Одни из них будут утверждать, что первым появилось яйцо, иначе откуда бы вылупилась курица. Другие же, в ярости переходя на ненормативную лексику, им возразят – а кто же яйцо снесёт, если курицы ещё нет? Так что придётся этот узел посчитать гордиевым, разрубить, а куски разжевать по мере их попадания на зуб.
Первым на ум пришёл быт личного состава ВМФ. Изначально он был прост. Начиная с тральщиков и следуя выше по классам и рангам кораблей, все размещались по кубрикам и каютам. Катерники и подводники, в силу особенностей их условий, жили в береговых казармах и на плавбазах. Тут я, чтобы не распыляться и быть более объективным, речь поведу в основном о подводниках. И в казармах, и на плавбазах матросы и старшины срочной службы редко спали на одноярусных койках, в кубриках стояли чаще двухъярусные койки, а то и трёхъярусные, что для нашего неприхотливого народа неудобством не считалось. Среди офицеров отдельную каюту имели только командиры кораблей, да и то не всегда. Бывало, что в одной каюте размещалось по два, а то и три командира. Старпомы и замполиты обычно делили одну каюту на двоих, а остальные офицеры почти всегда жили в одной каюте, причём и там иногда стояли двухъярусные койки. Вообще всё это можно посчитать одним из многих парадоксов нашей необъятной державы, где пространства не меряны, и кое-где на тысяче квадратных километрах ни одной души не встретишь, с жильём всегда была напряжёнка. Я порой даже подозревал, что у нас потому для того жилья мало строили, чтобы чиновников сильно не напрягать. Уж больно пропиской трудно заниматься.
Вне службы в квартирах жили только семейные, имеющие детей, а таковых примерно до шестидесятого года прошлого века было подавляющее меньшинство. Как правило, офицеры от старпома и ниже имели одну комнату от 12 до 20 квадратных метров на всю семью, и меблированную очень скромно. Обычно в ней стояло одна-две армейских койки, иногда детская кроватка, пара тумбочек да две-три табуретки. Стол часто заменялся большим фанерным ящиком, накрытым простынёю. У многих вешалки заменялись несколькими забитыми в стену гвоздями. Нарисованная мною обстановка постепенно из года в год менялась в лучшую сторону. Но очень медленно и далеко не во всех районах. К середине шестидесятых годов отдельную квартиру уже имели старпомы и замполиты, и даже командиры боевых частей, имеющие более одного ребёнка. Также и меблировка их приближалась к цивилизованному виду. Жилищный вопрос для корабельных офицеров и сверхсрочников до последнего дня моей службы в 1975 году решён был на оценку не более трёх баллов. Ещё много было и бесквартирных, и живущих в коммуналках или во временных пристанищах. Многие из моих собратьев, не выросших к тому времени до высоких рангов, мечтали зажить, как белый средний человек, не раньше, чем с приходом коммунизма. Нет слов, трудновато бывало и неуютно иногда, но на наш боевой дух и на боеготовность флота в целом это практически не влияло. Лично я в этом усматриваю высокий результат нашего воспитания и не только воспитателями, но и всем укладом нашей жизни. Может кто-нибудь найдет этому другое объяснение. Я такого не нахожу. А, с другой стороны, оправдания такому положению я тоже не нахожу. По-моему, причина в обычном скудоумии и непорядочности военных чиновников, действующих не по совести человеческой, а в силу должностного верхоглядства и эгоизма. Много бывало благотворительных взлётов фантазии под настроение, но все они заканчивались скромным приземлением. Помнится, издан был строго указующий документ МО СССР, гласящий о том, что к 1 января 1956 года, во-первых: всех офицеров вооружённых сил обеспечить жильём и, во-вторых, с этого момента прекратить выплату им квартирного пособия. Это было, когда существовали 200 рублей, выдаваемые офицеру на оплату снимаемого им частного угла.
И вот наступило 1 января 1956 года и МО СССР смогло вздохнуть, хоть не с полным удовлетворением, но хотя бы облегчённо. Ибо, хоть жильём всех не обеспечили, но зато уж выплату квартирных прекратили. Хоть чего-то всё-таки добились. Много чего забавного случалось, что порождало в основном новые анекдоты, вот только сломить наше упорное стремление служить Родине всё это не могло. Наши люди не были избалованы комфортом до службы, и на службу военную шли, о комфорте вовсе не думая. Таково было изначальное восприятие наших молодых ребят, данное им их отцами, матерями, старшими всех категорий, рабочими, колхозниками и вылупившимися из них советскими интеллигентами. И ещё, в ту пору господствовали не сомнительные права человека, а полновесные и благородные его обязанности. Опираясь на эту незыблемую морально-этическую базу, политическая работа в ВМФ действовала плодотворно и эффективно. Сам факт возникновения сомнений: а верной ли мы идём дорогой, а действительно ли за нами правда, а действительно ли наш строй самый справедливый на земле? – были сколь угодно маловероятны. Хотя и тогда кое-кто знал наверняка, а кое-кто уже догадывались, что в некоторых других местах люди живут не хуже нас, а, возможно, и лучше. Но это нас совсем не обескураживало, так как мы все сознавали, из какой беды мы недавно выкарабкались, какую цену за это заплатили и, главное, верили, что придёт время, и мы заживём. С этим и жили, с этим и преодолевали всё. Мне, как и подавляющему большинству офицеров, начиная с лейтенантских времен, доводилось проводить и политинформации, и политзанятия, приходилось участвовать и в других политического характера мероприятиях. Думаю, что все, кто этим занимался, согласятся, что значительное большинство личного состава демонстрировало в политических вопросах очень неплохие знания, если не сказать больше. Поэтому можно смело сказать: уж чему-чему, а в политическом и государственном направлении все просвещены были убедительно, а, следовательно, эта работа велась успешно. Однако, воскрешая в памяти былое, делаешь и некоторые
Многое делалось так, как будто наши политические начальники в душе в сознательную лояльность нижестоящих и всё время опасались то ли антисоветских выступлений, то ли ещё чего похуже, отчего вся политическая работа порой приобретала истерический оттенок. Особенно наглядно это проступало накануне государственных праздников. Тогда по кораблям и частям изымались все печатающие средства, опечатывались в своих футлярах и запирались под замки. Постоянно запрещалось слушать какие-либо радиоприёмники, кроме настенных динамиков, и настороженно не спускали глаз с каждого, кто имел фотоаппарат. Во время таких ажиотажей, у меня нередко рождалось мысль: неужели кто-то всерьёз считает, что в такие дни кто-либо возьмёт и напечатает что-нибудь антисоветское вроде - «Долой советскую власть!», и разбросает напечатанное. Ну, допустим, кто-то сделает это. Ну и что? Все прочитают и побегут советскую власть свергать? Скорее всего, просто посмеются, или возмутятся, а того, кто это сделал, быстро вычислят и установят, что это или псих, или просто мелкий хулиган, или сделал это в отместку своему начальнику, за то, что тот его в увольнение не отпустил.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
"На Север уехал один из них, на Дальний Восток - другой"
- Какую юнга выбрал специальность? - Я был упрямый и сразу сказал, что хочу быть на рубке, рядом с капитаном, чтобы все знать. Мне уступили. Хотя каждый должен был знать несколько специальностей. Сегодня если потренироваться, то смогу быть сигнальщиком точно, несмотря на то, что прошло более 60 лет. Память у меня отменная. - Как попали на Север? - Это же мои родные места, я все объяснил при распределении. Лыжник, чемпион, наверное, все это вкупе, и убедило командование. Меня, как и еще 50 курсантов, оставили на Севере, в подводных войсках (подплав). Краснознаменная ордена Ушакова бригада подводных лодок. А друзья разъехались по другим флотам, как в песне: "На Дальний Восток - другой"... - Как вас приняли боевые "бывалые" моряки? - Сначала были серьезные экзамены у боцмана. Масса необычных вопросов, на которые удалось ответить достойно. Когда вопросы кончились, я понял, что принят на боевую лодку. - Юнга подходит нам по всем статьям, - сказал боцман. Меня накормили автономным фирменным пайком, и я был беспредельно счастлив. Вокруг были вернувшиеся из боевого похода настоящие подводники с небритыми, но веселыми лицами. Конечно, я им завидовал. - Что было для вас основной боевой задачей?
Мы базировались на Баренцевом море, курсировали, охраняя наши воды, и сопровождали корабли в норвежских фиордах. У каждой лодки был свой квадрат. Я попал на среднюю подводную лодку "С-103". "Сталинец" имел команду до 50 человек. Иногда мы "забрасывали" в тыл врага десант разведчиков, тогда экипаж заметно уплотнялся. Уходили ночью и по запасам продуктов догадывались, на какой срок. Другие лодки назывались между нами соответственно "малютками"(10-12 человек), "щуками", "букашками" и "катюшами" (до 100 человек). Нашей плавучей базой была "Умба". На ней пополняли запасы продовольствия, вооружения, горючего.
Ночной дозор
- Помните первый боевой поход? - Как сегодня. Было это 28 мая 1944 года. Штормило, и лодка "С-103" с трудом вышла в море. Я был рулевым и нес боевую вахту на ходовом мостике. На вторые сутки подошли к норвежским берегам, но поиск противника оказался безрезультатным. Командир лодки Н.Нечаев, понимая настроение моряков, наше горячее желание вступить в бой, принял решение о внезапном входе в один из ближайших фиордов. Экипаж четко выполнял приказ, и нас поджидала, если можно так назвать бой, удача. Подняв перископ, мы увидели три немецких тральщика, которые усердно "утюжили" фарватер. Готовили проход для конвоя. Атака кораблей, оснащенных акустическими приборами и глубинными бомбами, была для нас чрезвычайно опасной. Лодка "С-103" стремительно пошла навстречу противнику. Я, конечно, понимал высочайшую ответственность, курс нужно было держать четко, отклонись чуть в сторону и - торпеды уйдут мимо цели. Четыре наших внезапных торпедных залпа стали полной неожиданностью для кораблей. Сразу два тральщика были потоплены, третий получил серьезные повреждения. Когда вернулись на базу, мне довелось нарисовать на боевой рубке первую красную звездочку. В ее центре была цифра "2", два корабля.
(Сведения об отсутствии успехов ПЛ опровергает также
Второй победный бой был в августе того же года. Тогда по шифрованным данным разведки нам доверили атаковать транспортную колонну немцев, которая была всего в 80 километрах от нас, в районе мыса Харбакен Северной Норвегии. Мы кратчайшим путем, форсируя минное поле, пошли на ее маршрут. Осторожно "вползли" в минное поле. В отсеках - напряженная тишина и предельное внимание. Вдруг тревожная команда: - По левому борту трение о корпус! - Конечно же, это был минреп - тонкий, стальной трос, на котором держалась мина, терся о борт нашей лодки. Кажется, чья-то огромная рука ощупывала наружный корпус лодки, словно выискивала, за что бы зацепиться. - Лево на борт! - спокойно командует Нечаев, он привычно уверен в себе. - Есть лево на борт, - отвечаю я и перекладываю руль влево. - На румбе? От напряжения пот выступает на лбу, но стараюсь не выдавать волнения. - На румбе 270 градусов! - Так держать! - Есть так держать! Какое-то время минреп продолжает скрежетать, скользя вдоль борта к корме. Вслушиваясь в этот скрежет, грозящий смертью, все подводники невольно поворачивают головы, провожая неприятный звук. Боятся, чтобы трос не зацепил за горизонтальные кормовые рули или винты. Вскоре скрежет прекратился - значит, опасность миновала. Единый вздох облегчения прокатился по оцепеневшим от напряжения отсекам. Мы стали ждать подхода противника, приглушив двигатели. Вскоре опытные "слухачи" доложили: слышим шум винтов. Сразу пошли на быстрое сближение с колонной, и наша мощная торпедная атака сразила три боевые единицы противника: сторожевой корабль, транспортный и танкер. На огромном транспорте немцы могли перевозить до 90 танков и трех тысяч солдат. После этого боя я исправил на рубке почетную "двойку" на отличную "пятерку".
Когда штормит под водой
- Самый запомнившийся боевой и служивый эпизод? - Их было немало. Наша лодка "С-103" потопила пять кораблей противника. Это были тральщики, транспортные и сторожевые корабли. Когда торпеда попадала в цель, мы это слышали и видели. Радость была большой. Однако после этого начиналось самое страшное. Прилетали самолеты, и начиналась бомбежка. Лодка стремительно "проваливается" на дно, тишина обжимает корпус. Верили только в судьбу. Она была в каждом случае к нам благосклонна, хотя и под водой штормило серьезно. Слышим легкие хлопки глубинных бомб. Сначала они далеко, но затем взрывы все ближе и ближе. Один раз лодку сильно бросило. Вода от ударов просачивалась сквозь заклепки обшивки лодки, свет гас, это был страх настоящий. Глаза "квадратные". Что в соседних отсеках - неизвестно. Но удары становятся тише, значит, пронесло. - Все в порядке, братишки, - несутся команды по отсекам. Живем дальше. Через несколько часов оторвались и ждем "добро" на возвращение на базу. В родной Екатерининской бухте мы отсалютовали тремя холостыми выстрелами возвращение домой.
- У вас на груди орден Красной Звезды, расскажите, за что эта высокая награда? - Это была первая "звездочка". Она за то, что я вовремя заметил самолет противника, заходивший с кормы, и мы смогли уйти на глубину. Спасли лодку и экипаж. Меня представили к награде. Потом были еще медали "За освобождение Заполярья", орден Отечественной войны II степени, многие другие награды. - И другой эпизод из жизни подводников? - Пришли мы из рейса, с боевого задания. Меня вызывают к боцману, там начальство сидит, столик накрыт. Я доложился по форме. "Комсомолец?" - спрашивают. - "Так точно". - "Сейчас мы проверим, какой ты комсомолец". - Наливают в кружку наркомовские, но не сто граммов, поболее. "Давай", - говорят. Я выпил. - "Закусывай скорее", - говорит боцман. - "После первой не закусываю", - ответил я. Спустя много лет схожий сюжет был в кинофильме "Судьба человека". Скажу здесь же. Водка стояла в кубриках у матросов, но никто без повода ее не трогал. Только по праздникам или дням рождения. Воспитание у людей, служивших во флоте, было серьезным и строгим. Питание также было хорошим, усиленным, нам ни в чем не отказывали. Случалось, и поросеночком баловали, фруктами. Парад Победы - Как вы попали на легендарный Парад Победы в Москве в 1945 году? - Это целая история. Конечно, был строгий отбор. На лодку приехала комиссия Северного флота. Она смотрела выправку кандидатов, как они ходят строевым шагом. Даже раздевались до трусов: чтобы фигура была подходящей. В общем, передо мной главный кандидат не прошел, что-то не понравилось комиссии. Тогда говорят мне, ну-ка давай, Яковлев, пройдись. У меня же спортивная выправка, я постарался отчеканить по высшему разряду. Чтобы выглядеть повыше, я даже толстые стельки положил в ботинки. Чувствую, им понравилось. Скоро мне сообщают, что я должен поехать в Москву. Там было много репетиций в районе Сокола и Химок. Выдали новую форму. - Какое впечатление осталось от самого Парада Победы? - Торжественность и ощущение радости. Сам парад проходил 24 июня 1945 года на Красной площади. Подводники стояли почти напротив Мавзолея. Маршал Жуков на белом коне лично объехал все колонны и поздравил бойцов. На трибуне Сталин, члены правительства, гости.
Запомнилось, как несли знамена поверженного противника, низко наклонив к земле. Потому сами полотнища волоклись по брусчатке. Потом их резко бросили на землю. Нам удалось пощупать эти знамена, Тяжелые, разукрашенные свастиками, жесткие по фактуре. Провели и пленных немцев. За ними шла поливальная машина, смывая даже следы на площади. Когда парад закончился, мы шли по улицам Москвы, и народ нас приветствовал, приглашали домой, чтобы вместе отметить победу. Спортивная закалка - Наколай Константинович, вам никак не дашь 80 лет. Статный, бодрый! Видел, как вы на пятый этаж взлетели и даже дыхания не сбили. Это скажу вам, тест серьезный даже для сорокалетнего человека. - С детства я любил лыжи, много бегал и не раз становился чемпионом нашей республики, Мурманской области, Северного военного округа, морских, военных спартакиад. Восемь лет службы на Севере. Потом плавание, почти двадцать пять лет тренировал детей, юношей в Полярном и в Петрозаводске. Сюда я вернулся в 1966 году, когда построили бассейн. Своим примером учил молодых упорно трудиться на тренировках. Стал заслуженным тренером Карелии, воспитал многих чемпионов республики, Северо-Запада. Среди наиболее успешных спортсменов могу назвать такие имена, как мастера спорта Светлана Проказова и Александр Силкин. Во время службы на Севере пробовал и борьбой заняться. Но маты на полу, пыль в глазах, сопение соперника - все не по мне. Другое дело - лыжи: свежий, морозный воздух, лесные красоты, снежок искрится, дышится легко, про самочувствие и ощущение радости от бега я уже и не говорю. Кто любит лыжи, поймет меня. Мы живем в Карелии, и лыжи - это почти национальный вид спорта для северян. Но главным для меня всегда было воспитание человека порядочным, честным и полезным для общества. Для этого стоит пройти, как говорят в народе, огонь, воду и медные трубы. Закаленный физически и морально человек сможет достойно и счастливо прожить свою жизнь...
Мечты оптимиста
- У вас рекорды в жизни не только спортивные и долголетия. Счастливыми оказались и семейные годы? - Их целых 60! Познакомились мы с Ольгой Николаевной на танцах в Полярном, в Доме офицеров. Она работала в штабе Северного флота. Вырастили дочь и сына. Они живут отдельно. Всякое бывало в доме, но важно, что было понимание и взаимное уважение. На этом и строили семейное счастье. - Сбылись ли мечты, которые каждый человек вынашивает с юношества в самом сердце? - Если честно, то я всегда мечтал стать художником, рисовать картины. Был у меня и хороший учитель, Сафо Ершов. Особенно мне нравилось создавать природные пейзажи. В свое время было написано много картин, но они пропали. В армии мне доверяли издавать стенгазеты, рисовать плакаты, карикатуры. Иногда я во сне вижу сюжеты картин. В ближайшее время буду оформлять книгу Андрея Филимонова. Я бы и сегодня больше рисовал, однако краски стоят недешево, кисточки тоже. В свободное время занимаюсь рыбалкой, охотой, на даче. Но охота почти без стрельбы, жалко живность, не могу стрелять. Лучше сфотографировать животных на природе, это красиво. Раньше я часто снимал "Лейкой". Прогулки на лыжах, грибы, ягоды.
Охрана Клинтона волновалась зря
- Николай, расскажите о встрече с президентами двух стран, Борисом Ельциным и Биллом Клинтоном. - Было это в 1995 году в Москве, на праздновании 50-летия Победы. Сначала прошел парад, затем банкет и прием в Кремле. Ветеранов войны поздравили главы двух государств, России и США. Когда я увидел президентов, то подумал, что надо бы автограф на память взять, а то никто не поверит, что общался с ними. Поздоровался с Ельциным, рядом Клинтон. Я протянул руку за блокнотом во внутренний карман военной формы. Тут охрана американского президента не на шутку взволновалась. Смотрят на меня внимательно и серьезно, готовы ко всему. А Клинтон только улыбнулся и рассмеялся, поняв ситуацию. Я протянул блокнот, и он подписал его. Похлопал меня по плечу, посмотрел с уважением на награды. Он выше меня намного, рядом была его супруга. Вот подпись: Билл Клинтон. Международный скандал не состоялся.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
Малограмотный и косноязычный крестьянский пастушок-недоучка с незаконченным двухклассным образованием церковно-приходской школы, «жулик высшего пошиба», оказавшийся в тот момент у руля нашей страны, с гневом стучал своим ботинком, с возмущением грозил кулаком на одной из сессий ООН, желая показать всем и вся «кузькиму мать». В результате нагнал на много лет вперёд превеликого страха в головы сытых и самодовольных ковбоев, преуспевающих владельцев заводов, банков и пароходов.
Паритет в военной области, в конце концов, нами был достигнут, но какой ценой? «Холодную войну», надо откровенно признать, как только ни лезли из кожи и ни старались из всех сил, мы проиграли в пух и прах этим наглым, хамоватым и зарвавшимся в своём навозно-ковбойском нахальстве империалистам. Наши-то дела как шли? В результате такой политики мы, изрядно подтянув пояса к позвоночнику, превратились, в массе своей, в истощённый, бедный и нищий народ. Государственная экономика подорвана. Нефтяные запасы Самотлора выкачаны до последней капли (но, как оказалось к всеобщей радости, пока кое-что ещё оставалось). Колхозное сельское хозяйство после освоения целины очутилось в полном развале (министры и руководители этой отрасли то ли сами стрелялись, то ли их отстреливали одного за другим, начиная с Козлова Фрола Романовича и др.). Жизнь в малых российских городах и, в большинстве своём, в деревнях, которые постепенно истощались, разваливались и исчезали, хуже не придумаешь. Марксистско-ленинская идеология, безудержно провозглашавшая о непременном построении в нашей стране коммунизма к 1980 году, оказалась сплошным пустозвонством. Вспоминаю и ужасаюсь, как мы жили. Многие всё ещё, до сей поры, думают, что жили мы замечательно и прекрасно, потому что, наверное, не знали и не могли даже представить, что можно жить иначе.
В качестве небольшого комментария.
Ее запрограммировали и воплотили в жизнь два президента - Л.Кравчук и Л.Кучма, а завершил третий - В.Ющенко.
Это так, для сравнения. Суть? Конечно, на поверхности не лежит. И прослеживая борьбу за власть, ее не вскроешь. Только обнажив подлинные интересы лидеров, элит и народа, только разобравшись в хитросплетениях борьбы за совпадающие и противоречащие друг другу интересы, только так можно понять прошлое, настоящее и будущее.
2.
Но я лично тогда ни о чём другом детально не задумывался, кроме необходимости и огромного желания овладеть военной специальностью. Надо было выучиться военному делу так, чтобы дать отпор любому агрессору и, прежде всего, американскому. «Сначала думай о Родине, а потом о себе!» Такая у меня была главная задача, к ней я настойчиво стремился все четыре года обучения в Высшем Военно-Морском училище. Но всё-таки возвращусь к воспоминаниям о своём последнем нахимовском и одновременно первом курсантском отпуске летом 1953 года. Из Риги я поехал в Ленинград вместе со своими одноклассниками, которые в массе своей мало того, что были питерскими, как они себя не без гордости называли, но и были распределены, к их радости и удовлетворению, в здешние училища. Моя поездка в каком-то смысле была прощанием с Ленинградом, как с несбывшейся мечтой продолжать учёбу в этом замечательном и прекрасном городе. Хотя в последующие годы мне приходилось изредка здесь бывать, но это уже были, по существу, поездки по делам или для коротких встреч и воспоминаний. Большую часть своего отпуска я провёл, конечно же, в Угличе, не зная и не предполагая тогда, что это будет моё последнее такое длительное пребывание в своём родном городе. Встреча с мамой была, как всегда, радостным и счастливым для меня событием. Она в очередной раз приятно удивила, подарив в честь моего окончания Нахимовского училища, получения Аттестата зрелости за десятый класс и определения дальнейшего обучения в Высшем учебном заведении, ещё не часто встречающиеся тогда в обиходе наручные часы «Звезда», произведённые Угличским часовым заводом № 2. Этими часами, ставшими самым памятным и дорогим моему сердцу подарком, а ныне уже превратившимися в историческую реликвию, я пользовался более тридцати лет, износив их, что называется до дыр, пока не протёрлась крышка корпуса часов. Теперь эти часы в таком виде к использованию не пригодны, но они, как и прежде, остаются мне значимы, и, что удивительно, по-прежнему точно показывают время.
Часы Угличского завода «Звезда»
Мои тётушки, мамины сёстры, которые последние десятилетия безвыездно жили в Угличе, как я заметил, тоже были рады моему приезду, непроизвольно придавшему дополнительное чувство гордости за меня, своего племянника, перед многочисленными соседями и знакомыми. К великому сожалению, как это характерно для бесшабашной молодости, в этом отпуске моё общение с незамужними и бездетными сёстрами моей мамы было весьма поверхностным и прошло без каких-то интересных разговоров и воспоминаний. Обладая глубокими знаниями по многим наукам, общей эрудицией и культурной образованностью, мои дорогие родственницы в силу определённых жизненных условий, не смогли реализовать и десятой доли своего интеллектуального внутреннего потенциала, который во многом остался не востребованным. Мне тогда даже не приходило мысли задуматься о том, что эти встречи со своей близкой роднёй станут последними. Теперь же, с душевной горечью свидетельствую, что ничто меня не связывает с этим городом, кроме детских воспоминаний.
Мне было известно, что мама, всегда стремившаяся к повышению своих знаний, в послевоенные годы стала учиться заочно в Оказалось так, что мой приезд в отпуск, совпал с необходимостью её отъезда на очередную учебную сессию. Она не могла себе представить, чтобы пропустить ответственный момент сдачи экзаменов и зачётов, но вместе с тем, необыкновенно переживала, что её поездка в институт явится большим неудобством для меня. Уговорив маму отправиться в Ярославль, я обещал, что к концу её сессии обязательно приеду к ней, тем более, что никогда не был в этом городе, и мы проведём несколько дней вместе. На том и порешили. Оставшись в течение нескольких дней на попечении своих тётушек, и почувствовав себя самостоятельным и достаточно взрослым, я значительное время решил потратить на общение со своими бывшими приятелями по детским играм. Но, как пришлось узнать, в жизни у большинства из них произошли значительные изменения: дотянули до десятого класса буквально единицы, многие уже работали, а некоторые, что меня крайне удивило, оказались «в местах не столь отдалённых», да и те, что были помладше, тоже побывали в детских колониях. Вот такие оказались не весёлые новости. Даже трудно вообразить, что могло произойти в моей жизни, если бы я не учился в Нахимовском училище? Надо сказать, что я свою флотскую форму в отпуске, как правило, не носил, разве только для посещения военкомата при постановке и снятии с учёта. Как-то так сразу получилось, что среди знакомой пацанвы, не стараясь себя превозносить перед ними, однако, учитывая своё нынешнее положение, оказался, если не в авторитете, то в явном привилегированном положении с налётом некоторого вождизма. Такое отношение среди бывших товарищей по детским периоду, а теперь достигших шестнадцати и восемнадцатилетнего возраста, кругозор и поведение которых приобрёл явный блатной оттенок, характерный для уличной шпаны, для меня было не приемлемо и не вызывало положительных эмоций. Больше того, когда в один из дней эти ребята решили весело провести вечер и с этой целью накупили целую сетку водки, которую глотали, чуть ли не полными гранёными стаканами при минимальном количестве закуски, надёрганной из ближайших к дому грядок, а затем полупьяной, залихватской и бойкой компанией пошли развлекаться в мне становилось совершенно ясно, что поддерживать отношения в таком взрывоопасном содружестве не стоит.
Имея определённый опыт, пусть даже незначительный, приобретённый в училище, я не поддался уговорам расслабиться по полной программе, но и заниматься перевоспитанием своих собутыльников не стал, поскольку понял, что у них уже выработана чёткая, хотя и пагубная, линия поведения. На правах, назовём так, «почётного гостя» мне пришлось, конечно, принять обряд причащения, но норму-то свою уже знал, да к тому же учитывал, что сладкая наливка, это совсем не то, что жгучая водка или неожиданно появившаяся на столе зловонная самогонка. Выйдя из дома приятеля, известного своей сомнительной репутацией среди соседей (фамилию не называю из этических соображений), где мы весело «гужевали», наша многоголосая и шумная ватага, численностью около десяти человек, в центре всеобщего внимания которой я оказался, направилась в городской парк. Там уже раздавалась бодрая и весёлая музыка, извещавшая о начале танцевального вечера на открытой площадке. Проходя по широкому каменному мосту, соединяющему центральную площадь города с парком, к нашей разухабистой компании навстречу шла не менее весёлая, энергичная и, пожалуй, такой же численности и возраста группа парней. Поравнявшись с нами, один из них, стриженный, щупленький, с дымящей в зубах папироской-гвоздиком, неожиданно обратился ко мне, прошепелявив какие-то слова, которые я толком не разобрал и ничего не понял. Моё молчание становилось продолжительным и от этого возникало ненужное напряжение. Ты, чё... По Фене ботаешь? повторно то ли с вопросом, то ли с утверждением нагловато обратился ко мне шепелявый.
Не зная ни одного слова из блатного лексикона, у меня с языка сорвалась какая-то абракадабра: Не... По Мане крякаю! Шепелявый опешил, перестал дымить папироской. Всё его окружение притихло, но с места никто не сдвинулся. Ну, ладно... В натуре... Много наших там ещё осталось? почти дружелюбно и с нескрываемой надеждой спросил щупленький, вынув свою папироску изо рта. Где остались? Какие наши? Сколько их вообще? Что отвечать? Да есть ещё кое-кто. Скоро и остальных выпустят, сказал я почти уверенным голосом, тут же отходя в сторону, чтобы пропустить встречных и избежать других вопросов, на которые (кто его знает?) придётся отвечать более конкретно, что абсолютно излишне. Наши группировки разошлись без предъявления претензий друг другу, но среди пацанов ещё долго и шумно велось обсуждение случайного разговора с незнакомцами. Вскоре сопровождавшие меня ребята, повстречав своих подружек, стали разбредаться по кустам, освобождая меня от своего присутствия, что вполне устраивало. Не пытаясь с кем-либо из свободных в тот вечер девчат завести парково-кустовое знакомство, я, к своему удовольствию отметил, что такой «праздничный день» с большим возлиянием спиртного, даже, несмотря на то, что из-за моей подстриженной наголо головы ошибочно приняли за досрочно освобождённого из мест заключе6ния, всё-таки завершился без драк, поножовщины и других неожиданных происшествий. Так уж получилось, что в Угличе у меня не сохранилось никаких дружеских связей ни со школьными товарищами, с которыми я учился до четвёртого класса, ни, тем более, с бывшими соседскими мальчишками далёкого детства. Прошло несколько дней, когда я получил письмо от мамы из Ярославля, в котором она сообщала, что экзаменационная сессия подходит к завершению, и она может задержаться до моего приезда. Мама также указала свой временный адрес, где она снимала комнатку в частном домике, находящемся недалеко от набережной.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
"Я - та женщина, которая находилась на борту крейсера "Адмирал Сенявин" во время этого трагического события. Всё чётко помню. И конечно, никогда не забуду. Уже после страшного "пика событий" мне долгое время не разрешалось выходить из каюты. Были опасения, что в состоянии стресса кто-то может выместить своё горе на мне... Женщина на корабле... Взрыв видела чётко с ходового мостика. Грохнуло, повалил дым из орудия и из "всех щелей" башни. Раздалась громкая тревога. Один из наших писателей - моряк - вскрикнул - что-то вроде "Беда! "Мы обнялись. Ждали детонации - а ведь это означало бы гибель! Последовала команда для нас - "По каютам!" Мы побежали. Навстречу уже несли почерневшие, распухшие от газов трупы. Страшно, страшно вспоминать. Дальнейшее - известно. Моряки совершили подвиг - открыли орошение, затопив погреба и погибнув сами. Впоследствии мы с Марком Кабаковым ездили на родину Леонида Климченко, проведать его родителей, выразить своё соболезнование и скорбь. Поэтесса Людмила Щипахина.
ЩИПАХИНА Людмила Васильевна, поэт, член Московской городской организации СП России. Родилась на Урале, в Екатеринбурге. Окончила Литературный институт. У нее более тридцати книг стихов и полтора десятка книг переводов с языков бывших народов СССР. Людмила Васильевна - Секретарь Правления Международной Ассоциации писателей-баталистов и маринистов. Член Исполкома Международного Сообщества писательских Союзов, а также Лауреат литературной премии имени Константина Симонова. Награждена орденами - "Дружба народов" и "Знак почета", медалями. На стихи Людмилы Щипахиной написаны песни в содружестве с композиторами - Людмилой Лядовой, Вадимом Орловецким, Эдуардом Колмановским.
Век двадцатый – ротозей. Нам не впрок твоя забота. … У России нет друзей, Кроме Армии и Флота.
Долго ль в мареве тоски Будем брать свои напасти, - То у Сороса с руки, То у дьявола – из пасти?
Разоряем отчий дом, Как беспечные кутилы. Шельф Балтийский отдаем, Приднестровье, Крым, Курилы…
Всем кагалом, сворой всей На тебя идет охота. У России нет друзей, Кроме Армии и Флота.
А исконные черты Не сгубили б поколенье. От избытка доброты – До нехватки озлобленья.
Осознай, уразумей, Выбирайся из болота. … У России нет друзей, Кроме Армии и Флота.
АЛЫЙ ПАРУС НАДЕЖДЫ. (В.Орловецкий, Л.Щипахина). -
Всё случается в жизни – непогода и мгла, Налетает беда ураганом кромешным. И судьбою твоей управляет тогда Алый парус надежды, алый парус надежды. И судьбою твоей управляет тогда Алый парус надежды, алый парус надежды.
Над ветрами дорог, над метелью путей Постоянством и верностью душу утешь ты. И качается гордо на холодной волне Алый парус надежды, алый парус надежды. И качается гордо на холодной волне Алый парус надежды, алый парус надежды.
Будут зори ясны, будет небо светлеть, Каждый прожитый день будет ярче, чем прежде, Ведь недаром так ярко сияет тебе Алый парус надежды, алый парус надежды. Ведь недаром так ярко сияет тебе Алый парус надежды,
О том, что предшествовало взрыву на крейсере "Адмирал Сенявин" и что последовало за ним, см.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории. Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ. 198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
