LenaLena (Все сообщения пользователя)

Мне вот ещё что нравится в Петре - он был открыт любым новым идеям, нестандартным решениям. И для него человек был хорош, если он был хорош в деле.
Уважаю Петра Первого также за то, что он был лишён расизма. Вспомним историю "Арапа Петра Великого". Не то что в Петровские времена, но и в девятнадцатом веке нигде, ни в каком Царстве-Королевстве невозможно было бы представить, чтобы царь сделал своим крёстным сыном выкупленного чернокожего мальчика, которого, кстати, Петру буквально "подарили".
И что ж: поистине это был подарок всей русской литератуе, потому что Ибрагим (крестник Петра) - это никто иной, как прадедушка Александра Сергеевича Пушкина, национального русского поэта.
Вот не был бы Пётр таким, ещё неизвестно, родился ли бы Пушкин. Пушкин, кстати, любил свои африканские корни - это и по "Евгений Онегин" видно - он в одной из строф рассуждает про "Африку мою".

Спасибо, Эльвер!  :)
Да Пётр вообще был юморной!

Я тут нашла в Центральной Библиотеке одну книжку, оставшуюся ещё от первой волны русской иммиграции в Канаду (аристокарты, бежавшие от преследований революции). Книжка называется "Правила светской жизни и этикета. Хороший тон. 1889" (читаю, как хороший юмористический журнал  :) ). Так вот! Там было описание первых балов в России. Говорится, что "девушкам позволялось, не краснея, не только разговаривать, но и прыгать с молодыми мужчинами" и затем про Петра - "Люди преклонных лет и почтенного звания также прыгали вместе с другими. Государь забавлялся их усталостью".

А хорошо, что он им физкультуру задавал - правда же?

Я буду продолжать размышлять о Das Boot.

Вчера мы обсуждали юмор в романе и в фильме.  И опять я думаю о первом вахтенном. Он даже необязательно - плохой персонаж (не считая, конечно, его принадлежности к "Гитлерюгенд" ("Молодежь Гитлера"). Мне кажется, что если бы он больше времени провёл с Командиром и с командой, то он тоже стал бы одним из них. В конце концов, ему, как и другим, пришлось пережить смертельный страх и всю эту ситуацию на глубине 280 метров.  И вроде бы он ничего особенного (в смысле отрицательного) на лодке не делал, но всё же ужасно раздражал команду. Вечно он так некстати появляется  со своей  печатной машинкой....

Ошибку он делает непреднамернно, конечно. И в романе говорится, что первый вахтенный готов был застрелиться от сознания своей вины (Командир не дал ему такого шанса, храня  единственный пистолет у себя в сейфе).

Вот чему я удивляюсь - это то, что первого вахтенного никто не побил за то, что он брился в единственном на всю команду  гальюне - к этому относились достаточно толерантно -  тогда как стоило семинаристу начать молиться, то ему каждый раз, бедному, давали за это  в ухо. Почему так?