Только сейчас я понял, что вот тут прямо на улице, вот именно в этот
момент я потерял любимого человека, ни за что, ни про что. Не знаю,
как меня не хватила кондрашка, но мир вокруг моментально стал каким-то серым и невзрачным, и солнечное небо вдруг тоже потемнело. Я, как
чурбан с глазами, не соображая куда иду, пошёл в обратном направлении
и оказался дома.
Пришёл домой и прямо в одежде завалился на кровать и, устремив
в потолок, неподвижный взгляд, пролежал часа два. Спасло только то,
что мне нужно было бежать на тренировку, а это для меня было святым
делом.
Мать заметила моё ненормальное состояние и заставляла обедать, но я
сказал, что не хочу, и убежал на стадион.
Физические нагрузки на тренировке немного успокоили меня, но ровно
настолько, чтобы только ориентироваться в окружающей обстановке и
начать переваривать свою личную трагедию.
- Что же могло случиться, - всё недоумевал я. – С моей стороны никаких
глупостей не было. Она ведь сама твердила, что очень любит меня. Если
разлюбила, то могла сказать, а тут просто сказала, что больше не будем встречаться.
Вот тут и пришлось познать это гнилое состояние отвергнутого
любимой девчонкой, я долго ещё не мог прийти в себя. Ровно месяц я
находился в таком подвешенном состоянии. Какая там гордость!?
Я бегал за ней и, как последний слюнтяй, канючил перед ней, просил
хоть что-нибудь объяснить. Я практически ничего не мог есть, только пил
чай и молоко, и это, не смотря на приличные физические нагрузки на
тренировках. Похудел бедолага, как мумия.
По вечерам я уходил в город и бесцельно слонялся по тем местам, где
обычно мы с ней бывали, в надежде увидеть девушку своей мечты. Я
гладил рукой тот забор у армянского скверика, где была наша привычная
стоянка. Стоял на тех канализационных люках, на которые мы с ней
всегда запрыгивали вместе с детской призрачной мечтой, что это принесёт
нам счастье. Как жить дальше я себе не представлял, без её поцелуев и
объятий. В общем, я не узнавал себя самого.
В классе она сидела на моём ряду всего то через одну парту и я, как
ненормальный, сверлил её затылок сзади своим взглядом и думал, думал,
конечно, не об уроках.
Немного очухался я от этого ужасного для меня потрясения и
любовной хандры только к Новому 1966 году. Первый раз мы решили
собраться с одноклассниками дома у Наташки Бучинской и вместе
отметить наш последний школьный Новый год. Скинулись на продукты
и винцо, девчонки наши приготовили не хуже матерей закуски и накрыли
красивый стол. Набрали любимых пластинок с песнями и модными
мелодиями. Наши массовики-затейники Леба и Слепенчук обеспечили
винные потребности компании по своим меркам.
Наташка, Подшиваленко, Лариска у нас были музыканты, поэтому
была и гитара. Было весело и непринуждённо, пели дурацкую 'Арию
голодных' из оперы 'Дайте пожрать' и всякие другие песни, танцевали и
просто дурачились.
А твист танцевали до упаду под понравившуюся всем мелодию 'На
мосту'. Когда пластинка подходила к концу, кто-нибудь переставлял
иголку проигрывателя в начало мелодии и мы как, заводные с батарейкой
Энерджайзер, которая работает дольше всех, твистовали дальше.
Весёлые и жизнерадостные мы лобали никому непонятную почангу
под зажигательную мелодию модной всегда 'Читаногу чучу'. Откуда нам
было знать, что в этой песне только и был один-единственный вопрос
'как проехать на Читаногу?', а остальное всё зажигательный бразильский
ритм.
Я никогда не выпивал, а здесь Сашка с Лебой уговорили нас с Колькой
выпить водочки, что мы и сделали. В голову мгновенно ворвалось облако
розового тумана и по всем конечностям разлилось тепло и нега. Все и
всё вокруг стало таким милым и любимым, внезапно улетучилась куда-то
моя тоска по несчастной любви.
Новогодняя эйфория была приподнята винными парами и сигаретой,
опять же по-дружески предложенной теми же лицами. Так постепенно и
настроение поднялось, и печаль куда-то улетучилась.
Здесь в этой тёплой компании я впервые увидел счастливые глаза своего друга Кольки, уж очень они мило ворковали вместе с Лариской. По-моему
это было настоящее счастье моего друга. Я был так рад за него, за то, что
у него такая классная подруга. И чего он раньше всё помалкивал? Вот
тихарило!
Спасибо девчонкам. Лариска, Наташка и Танька растормошили и
заставили танцевать и песни попеть, и оказалось, что жить можно и
помирать совсем нам рановато.
Потом пошли пройтись по ночному городу и долго провожались, то
одних, то других. Теперь я уже не мёрз и не стеснялся, у меня было модное
пальто, которое продал мне мой друг Сатеро.
С Титом мы договорились, что будем подавать документы в училище,
в которое нас так настойчиво уговаривал поступать Альпон.
Но когда мы побывали в военкомате и начали расспрашивать, что и как,
нам по-русски и вполне доходчиво объяснили, что помочь они нам ничем
не могут, так как на это училище у них разнарядок не бывает, и нам самим
нужно делать запрос в училище, и самим же отправлять туда документы.
Только медицинскую комиссию нужно пройти в нашем военкомате, а то
может быть мы кривые и убогие, и только зря проездим туда и обратно.
На наш запрос из Военно-морского училища имени Фрунзе нам с Титом
прислали правила поступления, где всё было написано понятным языком
и нам оставалось только действовать потому, что документы нужно было
отправить уже в конце апреля.
Когда я сказал своим родителям о своей затее, то мать меня сначала
начала отговаривать. Ей видимо не хотелось, чтобы я становился военным
и был всю жизнь зависимым от кого-то и не принадлежал себе.
Потом оба родителя всё-таки одобрили мой выбор. Однако, мой дед
вместо хотя бы моральной поддержки заявил мне, что я не поступлю в
это училище, поскольку это старинное элитное училище и туда берут в
основном всех блатных из семей морских династий, а я, дескать, простой
обыватель и рожей не вышел. Ну не вышел, так не вышел.
Из школы нужны были характеристики для поступления в училище,
в том числе и комсомольская, поэтому в классе все уже знали, куда я
собираюсь поступать.
Ну, а в горкоме комсомола, когда узнали, что мы будем поступать в
военное училище, нам выдали исторический документ, который назывался
'Путевкой' в жизнь. Только почему-то ни один комсомольский бюрократ
не удосужился поставить в них хотя бы номера.
В моём личном архиве сохранился этот уникальный документ, поэтому
я привожу для потомков его точную копию. Комсомол даже в таких делах
кое-что в то время решал и эта бумага свидетельствует о том, что мне
доверяют, а это зачастую дорогого стоит.
Когда мы с Титом проходили медицинскую комиссию в нашем
военкомате, то, конечно, очень волновались. Тит всё время перед заходом
в кабине терапевта сосал лимон, утверждая, что это снижает давление.
Но оказалось, что не помогло, и врач сказал ему, что у него давление
на верхнем пределе. У меня же давление было 130/60, а когда замерили
после нагрузки, то он стало нормальным 120/75, и врачи пояснили, что
это повышение от волнения и ничего в этом страшного нет.
Путёвка в жизнь
Получив долгожданную справку с заключением комиссии о годности
по состоянию здоровья к поступлению в военно-морское училище, мы
собрали в кучу все требуемые документы, и в конце апреля отослали
их в Ленинград. В этот перечень кроме всяких характеристик, справок,
биографий и прочего входили копии табелей успеваемости за 9 и 10
классы.
Вот когда я впервые задумался о том, что нужно было до того
засучивать рукава со своей учёбой, так как у меня за 9 класс были две
тройки: по русскому и немецкому языкам. Но после драки кулаками не
машут, поэтому думать надо было раньше и учиться получше, а не дурака
валять. В общем, мы с Титом славно поработали над своей проблемой, но
главная была впереди – это сдать школьные экзамены.
На улице стоит настоящее лето, а я, как проклятый, сидел над учебниками
и готовился к экзаменам. Единственно, что успокаивало, то, что я такой
умный не один, а все выпускники находятся в одинаковом положении.
На медаль я не претендовал, но раз была поставлена глобальная цель, то
нужно было её добиться во что бы-то ни стало.
Друг мой Колька поставил себе цель поступить в Кораблестроительный
институт и тоже в Ленинград, и я совсем не сомневался, что он поступит.
Наш Колька умный череп, который очень прилично соображал во
всех точных науках. Да к тому же он уже заранее начал готовиться по
математике по каким-то специальным программам и билетам. А чего
меня чёрт дёрнул поступать не вместе с ним, а именно в это училище, я и
сам до сих пор не пойму.
10 лет в школах, которых я в общей сложности поменял 5 штук, это
же большая половина нашей ещё совсем юной жизни. А важность этого отрезка жизни – от букваря до познаний законов материи и строения атома,
от детских салочек на перемене до споров, с той же Лариской и другими
девчонками, о нравственности и неприличности поступков Курочкина,
предложившего переспать с ним одной из наших одноклассниц. Школа
сделала из нас людей.
Мой любимый 10-в под сенью цветущих каштанов 12 мая 1966 г.
И вот кончается эта привычная жизнь, в которой встретил и первую
любовь и вообще стал почти настоящим и сильным мужчиной со своими
убеждениями и взглядами на жизнь.
Ну как тут не жалеть приобретённую дружбу с учителями и
одноклассниками, которых может быть видишь в последний раз. Как не
жалеть, что мы с Колькой никогда больше не будем сидеть вместе на своей
'камчатке' и даже на тренировках больше не будем встречаться.
Жаль, но жизнь и время движутся только в одном направлении и, не
смотря на теорию относительности такого учёного черепа как Эйнштейн,
ещё никто не научился, да и вряд ли когда научиться, возвращать его
назад.
12 мая 1966 года в нашем Армянском сквере, в котором пролито много
потов на физкультуре, под тенью цветущих каштанов и кленов, мы
сфотографировались в первый и последний раз почти в полном составе.
И до сих пор эта фотография вызывает у меня скупую мужскую слезу
ностальгии по прекрасному прошлому и замечательным дням моей
юности, проведённых в этом коллективе нашего 10-в класса.
Экзамены я сдал, да сдал так, что многие удивились и в том числе
я сам. Почти все пятёрки, но на итоговые оценки за 10 класс это ведь
мало повлияло, и в моём аттестате красовались две позорные тройки: по
литературе (не по русскому) и по астрономии.
Ну, уж по астрономии – это действительно был позор. Чёртов 'Иван
в квадрате' - Сидоров, который с пристрастием вёл у нас этот предмет,
никак не мог подумать своей флотской башкой, что губит будущего
коллегу-моряка, который в своё время будет знать эту науку, как свои пять
пальцев и в 100 раз лучше его.
Выпускной вечер прошёл торжественно, но не очень памятно для меня.
Мать пошила мне новый чёрный строгий костюм, и я, почти как жених на
выданье, выступал на вечере в новом костюме и даже в галстуке. Галстук
я, конечно, снял сразу после торжественного вручения аттестатов и
официальных поздравлений. Мне всё казалось, что он душит и не даёт
нормально дышать привыкшему к свободе человеку.
На вечере кто хотел, тот конечно и выпил крепко, так как сердобольные
родители запасли на этот случай и водочки, хотя разрешалось только вино.
Я выпил немного вина и вместе со всеми танцевал и ополоумевшими от
свободы глазами уже по-другому смотрел на мир и друзей.
Мы много танцевали с Томкой Демьяненко и вспоминали совместную
учёбу и почти год, проведённый за одной партой. Она обещала писать
мне письма, когда у меня на новом месте всё стабилизируется, и я буду
знать свой адрес.
С трепещущим сердцем от охвативших чувств я станцевал последний
вальс и танго с девушкой своей мечты и пожелал ей всего наилучшего в
жизни и обязательно поступить в Политех.
Любовь во мне к ней ничуточку не угасла, а разбуженная близостью
этого дорогого для меня лица, её запахом волос, так и подмывала
погладить гладенькую щёчку и поцеловать любимые глаза. И не сделать
это для меня было равносильно подвигу. Мы попрощались с Алкой, как
хорошие друзья и обещали не забывать свои первые чувства никогда. Ну,
для меня то оно понятно, а вот как это могло выглядеть с её стороны…
На выпускной вечер почему-то не пришла Лариска, Колька ходил
мрачнее тучи, но со мной не делился своими переживаниями, хотя страдал
от одиночества вместе со мной. С Ларкой случались иногда непонятные
бзики, но на выпускной-то можно было прийти и с бзиком. Такое бывает
один раз в жизни. А может быть они поссорились...
Часа в 4 ночи мы потопали на Кубанский мост, чтобы встретить
утреннюю зарю на природе, а не в душном актовом зале школы. Погода
нас не подвела, и мы смогли стоя на мосту, своими глазами посмотреть,
как поднимается из-за горизонта наше основное светило, дающее жизнь
всему на Земле. Своими золотыми лучами оно словно возвещало нам
новую эру во взрослую жизнь.
Потом долго прощались и давали всяческие обещания, что никогда друг
друга не забудем, и, по возможности, будем встречаться в новой жизни.
По сути, это была моя первая полностью бессонная ночь.
А утром глаза слипались, словно у китайца, и нестерпимо хотелось
побыстрей добраться до своей кровати и вырубиться, чтобы снять с себя
остатки прошлой нервотрёпки, а проснуться в новой для меня взрослой
жизни.
Ещё до выпускного вечера мне пришёл вызов из училища, в котором
было чёрным по белому написано, что я должен прибыть 16 июля в Высшее
военно-морское училище им. Фрунзе по адресу: г. Ленинград, Набережная
Лейтенанта Шмидта 17 для сдачи вступительных экзаменов.
Прощание в бассейне для меня тоже имело огромное значение. Ведь
я расставался со своими бойцами от большого спорта и уважаемым
тренером, которые стали для меня друзьями и товарищами.
Вся группа пловцов была выстроена на плацу по большому сбору. Шеф
держал целую речь, в которой выразил уверенность в том, что мы и там, в
суровых северных условиях, не подведём Армавирскую школу плавания
и все-таки станем Мастерами спорта.
Он вручил нам квалификационные книжки спортсменов, где
были указаны наши достижения в плавании и спортивные разряды,
а также выпускную фотографию 1-го выпуска Армавирской Детской
специализированной школы водных видов спорта. Потом все окружили
нас с Титом, совсем как героев космоса, и желали удачи при поступлении.
От тёплых слов и выражения таких симпатий в наш адрес, мы с Витькой и
сами уже не верили, что мы действительно уезжаем совершенно в другую
жизнь и прощаемся навсегда со своим спортивным детством.
Маринка и Валя, девчонки-пловчихи из нашей группы, напоследок
совсем осмелели и стали упрашивать меня дать им мой адрес, обещали
даже писать письма. Надо же! Я и не замечал, что я для них раньше
представлял какой-то интерес. Вот, оказывается, был невнимательным
и даже понятия не имел, что кое-кто сохнет без моего внимания. Чего раньше-то молчали, как рыбы, а тут заговорили сразу дуэтом, послезавтра
мне уже уезжать.
Первый выпуск пловцов спортивной школы. Июнь 1966 год.
-Пока мой адрес Советский Союз, г. Ленинград. Я ведь и сам его ещё
толком не знаю. Если хотите, давайте ваши, а я потом напишу вам свой,
- нашёл я выход из создавшегося положения, чтобы не обидеть девчонок,
смотревших на меня, как на своего кумира.
Важное
