Всё и кончилось на этой сакраментальной фразе о помощи, но на деле
никто и ничем нам с Титом на экзаменах не помогал, карабкались, как
могли, сами.
Наконец-то начали сдавать экзамены. Всё началось с физической
подготовки: бег 100 метров и 1 км, плавание 100 метров, подтягивание
на перекладине. Ну, с этим то я справился, бег на тройку, а остальное на
отлично.
Потом в огромном лекционном зале мы всей кандидатской толпой
писали сочинение. В аудиторию набилось 160 человек писателей. Ну, в
такой толпе можно и списать спокойно, только успел сообразить я.
Но не тут-то было. Всё было так великолепно организовано, что одно
лишнее движение и к тебе уже направляется надсмотрщик, которых
хватало на всех 160 писателей.
Я выбрал тему про образ коммуниста в романе Шолохова 'Поднятая
целина' и как мог без применения всяких шпор и подсобных материалов
разрисовал Давыдова, Нагульнова и Размётнова. Приноровился и давай
расписывать своих соседей донского казачества и бывших пролетариев
вдоль и поперёк. Про кого ещё больше писать-то было.
Нас правда успокоили, что оценка за сочинение не входит в средний
балл остальных профилирующих предметов: математика письменно,
математика устно и физика. А экзамен по иностранному языку с этого
года вообще отменили.
Мы сдавали экзамены на штурманский или проще на 1 факультет.
Когда я уже после вложенных немалых трудов узнал, что, оказывается,
мы сдаём экзамены в последнем потоке, а конкурс на это время возрос
аж до 14 человек на одно место, то моё настроение 'а ну его на фиг' ещё
больше утвердилось.
Ну, куда бедному кубанскому провинциалу лезть в такую давку.
Тем более, что первые знакомства с ребятами, которые вместе сдавали
экзамены, показали, что тут через одного все сыновья и родственники
каких-то флотоводцев и исторических личностей. Оказывается дед мой
был прав, и в точности сбылось его предсказания о блатных и флотских
родословных.
Два толстые до безобразия кандидата Хияйнен и Головко – были
сыновьями адмиралов. Причем второй оказался сыном бывшего зама
Главкома ВМФ и киноактрисы Киры Головко. Я, конечно, и предположить
не мог, как эти два жирпрома могут сдать физподготовку, они не то что
подтянуться на перекладине не могли, а просто повисеть на ней были не
в состоянии. Однако сдали всё в лучшем виде.
На земляных работах я познакомился с хорошим пареньком. Небольшой
такой аккуратный и симпатичный мальчишечка по фамилии Леонов. С ним
мы бок о бок ковыряли лопатами траншею, а по вечерам курили сидя на
подоконнике у окна. Сидели, как домашние пудели, и с тоской смотрели
на живых людей, свободно перемещающихся по Большому проспекту,
делились воспоминаниями о своей недавней свободе и независимости.
Так вот, этот Леонов оказался сыном легендарного разведчика дважды
Героя Советского Союза Леонова Виктора Николаевича.
Конечно, никто из них не пялил на людях своих родичей. Каждый
старался это утаить от своих коллег, но там где надо это всё знали. Это
только те, про кого я знал, а тайные родственные связи остальных стали
известны только значительно позже.
На факультет уже были приняты два класса нахимовцев, которые
сдавали у себя в училище выпускные экзамены и они им зачитывались,
как вступительные, поскольку в приёмной комиссии участвовали
преподаватели нашего училища. Обстановка была мерзопакостная и
желания бороться дальше не возникало.
Математику письменно мы с Титом сдали на пять. Математику устно я
сдал на 4, а Тит, корпевший по вечерам допоздна в классе, даже на 5.
У меня, естественно, стал возникать вопрос. Если я, ни напрягаясь и
практически не готовясь ни к одному экзамену, сдал их так успешно, то
почему бы мне не поднапрячься и не почитать учебник Пёрышкина, хотя
бы несколько вечеров?
Я капитально засел за учебники и допоздна, пока не выгоняли из класса
дежурные, сидел и зубрил физику, решал задачи. Короче, начал серьёзно
готовиться к последнему и решительному бою. Даже закурил паршивые
сигаретки с фильтром под названием 'Сфинкс', которые своим вонючим
дымом начисто отбивали сон у здорового человека.
Физику сдал на пять! Мой ответ даже отметил большеголовый
преподаватель, принимавший у меня экзамен. Тит тоже, не отставал.
Настроение сразу взвилось до предела, дал матери телеграмму и сообщил
ей оценки по экзаменам.
Но каково же было моё разочарование, когда я не увидел себя в списках
зачисленных на факультет, а фамилия Титов там чётко просматривалась.
Обрадованный до умопомрачения Тит собрал свой чемодан и даже не
попрощавшись, убежал на свой 1 факультет, только мы его и видели.
Опять вопрос. Ну, если уж с такими оценками я не прошёл этот тяжкий
конкурс, а телеграмму матери дал вроде бы обнадёживающую. 'Что
делать?'
Некоторые из мне подобных засуетились, стали брать в канцелярии
справки с оценками за экзамены и рванули в другие училища и институты,
где ещё можно было досдать некоторые предметы и поступить. Мы с Нечаевым повесили обломанные в неравной борьбе крылья и стали
собирать свои шмотки в чемоданы, чтобы двигать домой. Двигать домой
одному не очень-то и хотелось.
Вдруг по нашему обиталищу разнеслась команда:
- Все, кто не прошёл по конкурсу, приглашаются в аудиторию №1 для
беседы с преподавателем 3 факультета.
Когда мы с Сашкой зашли в эту аудиторию, то вся стена у доски была
завешена красочными плакатами, на которых были изображены торпеды,
глубинные бомбы и пусковые установки незнакомого нам оружия.
Симпатичный офицер в форме капитана 2 ранга, по-моему Колышкин,
в популярной форме, достаточной для восприятия тупыми, рассказал, что
из себя представляет современное противолодочное оружие и как оно
лихо уничтожает подводные лодки вероятного противника.
В заключении он добавил, что если нас заинтересовала специальность
по этому оружию, то можно прямо сейчас написать заявление о приёме
на этот факультет. Те, у кого хорошие оценки за сдачу экзаменов, прямо
сегодня же будут зачислены в училище на отделение 'Противолодочная
оборона'.
Молодцы преподаватели этой кафедры, вовремя сориентировались и
решили переманить себе толковых ребят с хорошими оценками.
Чего тут было думать? Я тут же написал заявление. Что я зря сюда
ехал за тысячи километров, чтобы ни с чем вернуться домой и врать
всем друзьям и знакомым, как Тит когда-то, что 'вот, видите ли, всё сдал
нормально, но только конкурс не прошёл'.
Стоило мне написать эту бумажку, как всё завертелось с такой быстротой
перемен в моей кандидатской жизни, что я и не успел опомниться, как уже
не только был зачислен на 3 факультет, но и переодет в робу курсанта.
Мне спешно всучили под роспись курсантское приданое, состоящее
из огромных трусов и тельняшек вместе с вещевым мешком, а также
невзрачные растоптанные 'прогары'. Так назывались грубые яловые
рабочие ботинки с кожаными шнурками. Почему их так обозвали, история
об этом умалчивает, а мне было уже всё равно - прогары, так прогары.
Сашка Нечаев тоже поступил мудро, но он почему-то оказался в 1, а я
во 2-ом классе 31-ой роты.
Перед отправкой в лагерь на складе боепитания училища суровый с
виду и коренастый, как дубовый пень, сверхсрочник Клочков нам каждому
под роспись выдал настоящие автоматы АКМ.
Вы бы видели эти восторженные мальчишеские рожицы, которым
доверили настоящее оружие и не то что просто подержать, а с этого дня
это было наше личное оружие. Автоматы были совершенно новенькие, от
них смачно пахло смазкой и еще каким-то непонятным запахом, должно
быть лака. Штык-ножи к автомату вызвали у всех огромный интерес,
так как это были почти настоящие пиратские кинжалы, совсем как у
Бармалея.
И вот теперь в стоячей колом новой робе зеленоватого цвета и в
бескозырке без ленточки я, как и все остальные, походили на гадких утят.
Со стороны целый строй таких новобранцев, наверно, точно выглядел
несколько комично. Но мы об этом меньше всего думали, когда вышагивали по городу на Финляндский вокзал с рюкзаками за спиной и автоматом на
плече, стараясь держать хоть какое-то жалкое подобие строя.
Местный народ останавливался и, не скрывая любопытства, разглядывал
нестройные порядки новоиспечённых рекрутов. Пожилые старушки с
сочувствием посылали вслед нашему строю жалостные вздохи, крестные
знаменья и слова типа 'Ведь совсем ещё мальчишечки...'
Отсюда на электричке, а потом на паровике мы добирались до нашего
лагеря на берегу Финского залива, где должны были проходить курс
молодого бойца, а может быть и матроса.
Мы разместились в длинном здании барачного типа, где был длиннющий
коридор, а в нём справа и слева комнаты, в каждой из которых еле-еле
вмещалось по 4 двухъярусных койки. Между койками существовал проход
шириной чуть больше 1 метра.
Кубрик - так громко по-флотски называлось каждое такое помещение.
И вот в таких-то кубриках нас проживало по 8 человек. Первое время с
непривычки мы тыкались, как слепые котята, и тёрлись друг об друга в
такой непривычной тесноте.
Таких казарм в лагере было несколько, и в общей сложности
численность новобранцев составляла примерно 350 человек.
Первый подъём утром следующего дня напоминал Вавилонское
столпотворение. Когда мы, как дисциплинированные воины, вскочили по
громкой команде дежурного 'Рота, подъём!', то почти все верхние сонные
бойцы, слезающие со своего второго этажа, оказались на плечах или
головах, очумело озирающихся по сторонам, своих нижних сотоварищей,
пытающихся понять, откуда свалилось на него это тело.
Туалет типа сортира во дворе и вся эта толпа, обув свои гады (так тоже
ласково назывались вонючие рабочие ботинки), ринулась на выход, чтобы
вовремя успеть отлить никому не нужную на физзарядке жидкость.
И вот эта толпа, как пчелиный рой, движется дальше – всё надо успеть
и каждому хочется быть в первых рядах у дырки общественного гальюна.
Гальюном это сооружение можно было назвать с натяжкой. Скорее
обыкновенный нужник, типа сортира.
Такая умопомрачительная панорама движущегося роя мне привиделась
впервые и невольно на ум пришла давнишняя детская прибаутка:
- Пописать, - скомандовал Суворов.
И тысячи солдат склонились над забором.
- Отставить! – закричал Кутузов, но было, поздно - забор поплыл.
- Форма одежды на физзарядку: трусы, ботинки! Построение через пять
минут, - занудно вещает для нас команды всё тот же дежурный.
И вот вся эта толпа человек в 140 (это только из нашего барака), с прямо
таки раздираемыми бесконечной зевотой от волнения и недосыпания
физиономиями, строится на любимые физические упражнения. Это ж
надо видеть, эти физиономии вчерашних маменькиных сыночков, которых
потревожили столь рано, да ещё и голыми выгоняют делать физзарядку.
Лагерь находился буквально в двухстах метрах от Финского залива, а
Финский залив совсем не Геленджикская бухта. От него тянет холодом
вод суровой Балтики. А уже во второй половине августа, когда Илья
пророк давно пописал в воду, она и вовсе не соответствовала купальному сезону. Но в движении физических упражнений зарядки, хоть ты и голый,
утренний холод терпеть можно.
После не совсем синхронных упражнений бег в строю, протяженностью
полтора километра, и от этого у всех курсантов, без исключения, кроме
чувства локтя своего товарища, появляется чувство здорового голода.
Понеслась лагерная жизнь, где нудные занятия по уставам сменяла
изматывающая строевая и стрелковая подготовка. Потом какие-то лекции
по международной обстановке, из которых мы делали выводы, что в мире
не всё спокойно.
Америкосы надолго и здорово вляпались во Вьетнаме, военные действия
охватили территорию не только собственно Вьетнама, но и соседних
с ним Лаоса и Камбоджи. Со стороны Северного Вьетнама военные
действия приняли форму крупномасштабных партизанских операций на
территории Южного Вьетнама при участии регулярных войск ДРВ против
вооруженных сил Южного Вьетнама и его союзника США.
Вот поэтому военное дело, элементарные основы которого мы тут
изучали, нужно осваивать должным образом.
Кого только не было в нашей роте. Был Петров и Сидоров, но не
было Иванова, а значит, по всем законам антропонимики его должен
быть заменять Зайцев, ну на крайний случай Соколов или Козлов. У нас
Иванова компенсировали все, начиная от Мамаева и Израйловича, до
барона фон Герке (просто Петя Герке). Короче собрался почти настоящий
интернационал: русские, украинцы, белорусы, обрусевшие евреи и был
даже армянин с чисто русской фамилией Попов, в последствии почему-то
ставший просто Гого (прозвище).
Были и старинные отпрыски громких династий Аристархов, Анциферов,
Гордеев, Коркунов, Светлов, Жуков и Вася Кривоногов. Случайно
затесались даже два китайских шпиона Ля-Кин (Витька Лякин) и Е-Си-Кин (Витька Есикин). Тут говорить о соблюдении петровской традиции
- набирать на флот однофамильцев, не приходилось, какие уж есть тех и
набрали.
Своего отца–командира роты мы ещё пока не видели в глаза, и нам его
заменял обычный мичман. Скорее необычный, потому что он в отличие
от некоторых мичманов знал всё в вопросах строевой подготовки, уставов
и вопросах воспитания, чем и завоевал у нас уважение.
Это был порядочный и скромный человек, по внешнему виду
напоминавший мне Григория Мелехова из 'Тихого Дона', было в нём
что-то такое от казачества. Он запросто осаживал выскочек и не в меру
разошедшихся типов, вроде нашего Вовы Зайцева, которого иногда, ну
просто, прорывало от чрезмерного ехидства и желания поизголяться даже
над мичманом.
И гонял и гонял нас этот мичман своей строевой подготовкой по четыре
академических часа подряд.
Издевательства над нашей неустоявшейся детской психикой
продолжались, и нам сделали уколы под лопатку, якобы от столбняка
и всякой заразы, которую можно подхватить в таком скоплении людей.
Через несколько часов после этих уколов половина курсантов была
напрочь выведена из строя подскочившей температурой и сильным недомоганием.
Толпа этих самых недомогающих осаждала бедного фельдшера
Ибрагима в санчасти, требуя освобождения от непосильных строевых
занятий. Но фельдшер Ибрагим был на всех один, и у него была одна своя
методика лечения. От всех болезней он лечил йодом.
Болит голова – помажет йодом виски, болит живот - сделает йодовую
сеточку на животе, и смело шагай на занятия, скоро полегчает. А тут вдруг
пол-лагеря к нему с одной и той же болезнью.
Важное
Важное
Важное
Важное
