10 июня мы прошли Гибралтарский пролив и, окунувшись в настоящую
летнюю жару западной части Средиземного моря, встретились с группой
наших кораблей под флагом Командующего ЧФ, который он держал на
крейсере 'Дзержинский'.
Крейсер 'Дзержинский' был лёгким артиллерийским крейсером пр.68
бис, переоборудованным по пр.70Э (установка зенитного управляемого
комплекса зенитных ракет М-2 вместо 3-ей башни орудия главного
калибра).
Родионов сказал нам, что завтра крейсер будет выполнять стрельбы
главным калибром по морской цели, а после этого упражнения мы
будем выполнять на флагмане настоящие курсантские стрельбы из 37-
милиметровых орудий В-11.
Рано утром нас посадили на рабочий барказ и по небольшой волне
забросили на борт древнего исполина. Первое что бросилось в глаза,
когда мы поднялись по трапу на корабль, так это деревянная палуба.
Для нас это был страшный анахронизм – деревянная палуба по нашим
понятиям могла быть только на парусных судах, но никак не на боевом
крейсере. Это ж как нужно надрючивать палубу швабрами, чтобы она
всегда выглядела чистой и аккуратной. Даже ходить, и топтать это дерево
своими ботинками было как-то неловко.
Бедный боцман! Я так сожалел этому человеку, которому очевидно
только и приходилось следить за чистотой этого огромного пространства на корабле, по которому, к сожалению, люди не летели, а ходили ногами,
обутыми во флотскую обувку, оставляющую следы на этой белизне.
Памятная фотография участника манёвров 'Океан'
С корабельной печатью это уже настоящий документ
Крейсер 'Феликс Дзержинский' на якоре
Для начала нас пригласили в кают-компанию офицерского состава, и
напоили чаем, поскольку у себя на корабле мы не успели слопать свою
птюху белого хлеба с маслом и чаем. Некогда было.
Железо кают-компании, скрашенное красным деревом, коврами и
ковриками, хоть и прикрывалось, но всё равно убогость металла и старья,
перемешанного со специфическим затхлым запахом крысиного помёта
и корабельной эмали, наложенной толстыми слоями поверх ржавчины,
ничем не прикроешь.
Но во всём этом присутствовало какое-то странное чувство витающих
в воздухе древнейших флотских традиций, в том числе и морского
гостеприимства.
Выполнять настоящие практические стрельбы нам пока что в жизни не
доводилось, пока мы стреляли только из своих автоматов Калашникова.
Да и то только по два раза в год.
В училище на кафедре ракетно-артиллерийского оружия под
руководством начальника кафедры капитана 1 ранга Суворова (не иначе
как далёкого отпрыска знаменитого полководца) нас учили теории и
практике. Но, чтобы лично шмальнуть из орудия хоть несколько снарядов
да по настоящей цели - такого в нашей практике ещё не бывало.
На кафедре была артустановка СМ-20 ЗИФ, которую мы усердно
курочили и мимоходом изучали её устройство. А в другом классе был
смонтирован полностью действующий комплекс АК-725 (ЗИФ-72). В
этом же помещении находилась система управления стрельбой 'Барс' с
антенной и постом управления. Здесь уже было куда интересней.
Разбив класс на расчёты, наш преподаватель устанавливал на приборе-имитаторе №7 залёт воздушной цели, и начиналась настоящая дуэль с воздушным противником. Всё было, как и на настоящем корабле.
Операторы индикаторов кругового обзора и панорамника ловили цель
в вилку и перекрестие и сопровождали её до загорания лампочки 'ПУС
готов'. Это означало, что приборы решили задачу встречи снаряда с
целью, а цель вошла в зону стрельбы. Выполнялась наводка артустановки
и её стволы отслеживали виртуальную цель.
Только команда 'Огонь!' при нажатии ногой на педаль №34
заканчивалась рёвом корабельного ревуна, вместо громких выстрелов
снарядами.
Конечно, этакий финал не особо впечатлял. Шарахнуть бы из этих
задранных в потолок стволов, вот тогда был эффект, а так…
По крейсеру прозвучал сигнал 'Боевой тревоги', и, под дружный топот
матросских ног, завращалась огромная старинная дальномерная станция,
венчающая носовую надстройку корабля.
Как только дальномерщики выдали данные стрельбы на носовые
башни главного калибра, они с грохотом выполнили наводку, и началась
настоящая канонада.
На первом этапе стрельб мы устроились в качестве зрителей всего-то
в 15 метрах от башни, и во все глаза и уши наблюдали это феерическое
зрелище.
Первый выстрел произошёл, как всегда всё происходит на флоте, для
нас совершенно неожиданно. Когда рявкнул ствол носовой башни и
выплюнул из своего жерла сноп огня и дыма, то нас не только оглушило
страшным грохотом, но и даже обдало тугим горячим ударом воздуха.
В ушах зазвенели колокола малинового звона, а туда, за горизонт с
шуршанием полетела невидимая глазом 152-милиметровая стальная
чушка.
Ствол медленно опустился вниз на линию зарядки и комендоры начали
перезарядку. В наступившей звенящей тишине Родионов, видя наши
ошалевшие от первого залпа физиономии, дал команду:
- Рот открывайте в момент стрельбы, а то так и барабанные перепонки
полопаются.
Кто-то затыкал уши пальцами, а кое-кто маленькими лампочками,
припасёнными ради этого момента. Так и сидели с открытыми ртами, как
галчата, в ожидании следующего выстрела.
Ну, мы понятно были зрителями, а что же испытывали в момент
выстрела комендоры, находящиеся внутри башни. Наверно такие же
удары, как и в боксе, да всё по бедной головушке. И сколько же они могут
принять на себя таких ударов до полного нокаута.
Куда крейсер лупил огромными снарядищами, по какой цели нам было
неведомо. Горизонт был чист, а куда приводнялись снаряды, мы видеть не
могли, потому, как они улетали километров за 15 в сторону горизонта.
На ходовой мостик мы не поднимались, там и без нас хватало
Командующего ЧФ, а нам встречаться с ним нос к носу было не с руки. Не
будешь же спрашивать у Командующего, целого адмирала Сысоева, куда
выгружает свой боезапас корабль и по какой цели он ведёт огонь. Чем
меньше появляешься на глаза большому начальству, тем оно спокойнее
– так гласили не писанные курсантские правила выживания.
Главный калибр 'Дзержинского' за работой
Ко второму выстрелу мы уже были готовы и морально, и уши успели
заткнуть. Грохот стоял такой, что казалось весь старый организм корабля
дёргается в предсмертных судорогах, и ещё пару таких залпов и башни,
извергающие огонь и дым, сейчас отскочат со своих платформ.
Шарахнув штук 20 снарядов, орудия затихли. Как ни странно ни
с башнями, ни с крейсером ничего страшного не произошло. Только
посыпалась пробка с переборок, и полопалось несколько плафонов
освещения в соседних кубриках личного состава.
На автоматной палубе левого борта стояли 4 спаренных автомата, таких
полно на всех старых крейсерах. Нас разделили на 4 команды командиров
орудийных расчётов, и мы заняли места у своих орудий. Два наводчика,
два заряжающих и командир орудийного расчёта – вот и вся бригада. Мы
по очереди начали исполнять роли командиров этих расчётов.
Боцман с бака сбросил с небольшим интервалом 4 бидона из-под
вонючей корабельной эмали, и понеслась наша первая курсантская
стрельба боевыми снарядами.
После оглушительного грохота главного калибра стрельба из автоматов
В-11 показалась нам просто песней пишущей машинки.
Крейсер отвернул вправо, и, увеличив дистанцию до подпрыгивающих
на небольшой волне пустых бидонов до 3 кабельтовых, развернулся на
боевой заход для расстрела плавающих мин.
Орудийные расчеты, разобрав между собой цели, начали стрельбу по
командам моих коллег.
- Цель №1. Плавающая мина. Осколочно-трассирующим… Заряжай!
В приёмники стволов с лязгом проскочили по две обоймы снарядов,
итого по 10 выстрелов на ствол.
- Дистанция 3 кабельтова. Огонь!
Почти одновременно все 4 автомата, как гигантские швейные машинки, застрочили свои огненные строчки по 'плавающим минам'.
И что удивительно, со второй-третьей строчки по одному бидоны
разрывами снарядов пробивались и тонули в морской голубизне. И всего-то?! Молодцы матросики, хорошо тямят в своём комендорском деле!
Пока дошла моя очередь кукарекать орудийному расчёту, уже
выученные наизусть слова команд, все бидоны из боцманской кандейки
были уничтожены и погрузились на дно морское.
- Ну вот! Последним расчётам и стрельнуть по-человечески не дадут,
- начал возмущаться я, соображая, что палить в белый свет положенные
мне 20 снарядов нет ни какого резона.
Находчивый крейсерский боцман достал из своей шхеры старый
пробковый матрас, и, скрутив его в рулон, перетянул концом.
Лёгкий, как пушинка, серо-зелёный рулон из матраса потемнел от
воды, но скакал по гребешкам волн уж очень лихо. Попробуй, попади в
такую прыгающую мишень.
- Цель – пробковый матрас! – обрадовано заорал я своему временно
подчинённому расчёту корабельных бойцов.
Наводчики схватили цель каждый в свой прицел и доложили:
- Есть цель!
- По мине-матрасу…! Короткими…! Огонь!
Первые две очереди прошли мимо цели, как и положено по всем
канонам комендорской науки, как пристрелочные. А третья длинная
разнесла в ошмётки боцманский имитатор цели.
Никакого удовлетворения от этого эффектного разлёта пробковых
шариков и лоскутов брезента я не получил.
Курсантские артиллерийские стрельбы на 'Дзержинском'
Уж слишком ничтожной была моя роль во всём этом деле. Самому бы,
сидя за штурвалом в кресле наводчика, поймать цель в прицел, и влепить
эту очередь в старый мокрый матрас. А так…, всё первоклассно за меня
выполнили матросы, а я только прокричал команды, да и только.
Стрелять-то оно хорошо, но после каждой стрельбы нужно было
и стволы орудий банить от образовавшегося нагара. Эта операция для
главного калибра представляла собой целую экзекуцию.
Огромного размера банник заталкивался в жерло орудия, и шесть
матросов тягали его взад и вперёд за 6-ти метровую рукоятку минут
по 10 на каждый ствол. Для нас это было уже не 'царское дело', и мы
только посмотрели, как выполняется эта не особенно привлекательная
процедура.
После возвращения на свой корабль на баке разговоров об этих
стрельбах было хоть отбавляй.
Всем хотелось доказать, что он первый и с наименьшим количеством
снарядов сумел утопить бидон. Я уж помалкивал со своим позорным
старым матрасом. Но в душе ликовал, я ведь ничуть не хуже других со
своим расчётом справился с поставленной задачей, и разметал в пух и
прах корабельное старьё.
На ПКРе чётко по-крейсерски исполнялся распорядок дня. Положенный
послеобеденный сон под хитрым названием 'адмиральский час'
выдерживался неукоснительно. После обеда для успокоения отрыжки
весь экипаж, не занятый на вахтах, впадал в кратковременный сон и
переваривание содержимого желудков.
Старпом был, очевидно, хороший психолог и он использовал это
самое время 'адмиральского часа' для воспитания нерадивых матросов,
недолжным образом исполняющих свои обязанности по службе.
Безотказная метода севастопольского коменданта полковника Голубя
работала не только на плацу военной комендатуры, но и здесь в море-
океане. Основа этой методы: строевая подготовка – залог высочайшей
воинской дисциплины. То, что не воспринимается головой и мозгами,
всегда доходит через ноги.
Почти ежедневно на полётной палубе выстраивался малочисленный
строй штрафников под руководством одного из офицеров, и начиналась
под звуки оркестровых маршей изматывающая экзекуция по воспитанию
настоящих матросов.
Корабельный оркестр репетировал свои строевые марши, а под эту
не совсем стройную музыкальную композицию, под нещадно палящими
лучами южного солнышка, по палубе, обливаясь потом, вышагивали
бедолаги, получившие фитили от своих начальников.
А места для демонстрации своего красивого строевого шага было
предостаточно – всё пространство бесконечной полётной палубы. Тут
есть, где порезвиться и побегать.
От жары и сонливости штрафников их нестройный шаг и заторможенные
движения при выполнении строевых приёмов со стороны казались
настоящей пародией на наш 'Строевой устав'. Но барабан отбивал свой
ритм чётко под левую ногу, и над палубой разносилась монотонная
проповедь старшего по званию.
- Раз… Раз… Раз, два, три… Твёрже шаг! Выше ногу! – командовал,
истекающий потом на ласковом солнышке, офицер. Для него ведь эта
экзекуция тоже была наказанием. В то время как тикали часы и медленно,
но верно, истекал и его 'адмиральский час'.
Важное
