Я очень ждал свою телеграмму от жены с датой и номером рейса самолета
из Питера и совсем не думал, что мой боец может нарваться на патруль и
залететь в комендатуру.
А телеграммы нет и нет...
Запыхавшийся от бега матросик постучал в мою каюту и сообщил мне
потрясающую новость:
- Товарищ лейтенант, вас жена ждет в аэропорту!
- А ты кто? - не поверил я своим ушам.
- Рассыльный дежурного по группе ремонтирующихся кораблей матрос
Лимонов. Дежурный по комендатуре позвонил и сказал, чтобы нашли вас
и передали, что 'лейтенанта Дубинец ждет жена в аэропорту', - грамотно
изложил обстановку боец.
- Лейтенант Дугинец телефонограмму принял. Спасибо, дорогой, за
хорошую новость, - задергался я в поисках чистой рубашки в собственном
шкафу.
В шкафу на вешалках висели три уже поношенные кремовые рубашки и
метод 'сухой стирки' оказался очень кстати. Из трех я выбрал саму чистую
и принарядился по случаю моего долгожданного события.
- Юра! - заорал я через переборку каюты Витвицкому. - Жена приехала -
остаешься за старшего! Я в аэропорт!
- Эка тебе счастье привалило. Поздравляю! До завтра, - вслед мне, уже
несущемуся наверх по трапу, прокричал механик.
В аэропорту, куда я прикатил на такси, на лавочке среди кустов сирени
в одиночестве сидела моя Томка. Моя замученная учебой и к тому же
беременная жена с сумками своих студенческих пожитков устало улыбнулась
и только с укором спросила:
- Что же ты меня не встречаешь, товарищ лейтенант?
- Томулечка, родная моя! Прости своего непутевого Вовку Казанца, но я
телеграмму не получил. Мы же теперь стоим в заводе, а почта наша в Зимней
гавани. Завтра принесут твою телеграмму. Главное, что я не на колхозном
полевом стане рядом со стряпухой, а рядом с тобой. Молодец, что догадалась
позвонить в комендатуру, - оправдывался я, обнимая свое сокровище.
- Я ведь даже к родителям не поехала, сразу к тебе. Выхожу из самолета, а
тебя нет. Хорошо милиционер подсказал телефон дежурного по комендатуре,
а тот сказал, что сейчас все устроит, - шептали мои любимые губы у самого
моего уха.
- А я тебе тут уже работу нашел. В Военном городке есть библиотека
Базового матросского клуба, будешь там библиотекарем. Поехали к Агеевым,
такси ждет. Пока у них поживем на птичьих правах. Леха ключи мне отдал, а
сами они уехали в Сибирь, к родителям на месяц, - успокаивал я свою слегка
обиженную жену.
***
В конце июля 1972 года на СКРе проекта 50 'Барсук' произошло страшное
ЧП.
Корабль стоял в Военном канале у причала №1 и выгружал боезапас.
Большие 100-миллиметровые снаряды нужно было переносить, как малое
дитя, на руках. Какой-то заморенный непосильным трудом грузчика матрос
решил поставить снаряд на палубу 'на попа'.
Поставил, но так неудачно, что донышко гильзы стукнулось капсюльной
втулкой о выступающую неровность на, казалось бы, идеально ровном
металле корабельной палубы.
Патрон, конечно, рванул, как ему и положено в такой ситуации при
воспламенении капсюля, и наделал беды. Матросу оторвало ногу по колено
и изранило осколками гильзы.
Такие ЧП на флоте не проходят бесследно и комиссия, разбиравшая этот
случай вынесла суровые выводы. В базу приехал заместитель Главкома ВМФ
с целой сворой офицеров страшного отдела, называемого Отдел устройства
службы флота, которые перелопатили на всякий случай все корабли в поисках
нарушений организации службы.
Командира 'Барсука' сняли с должности, остальных виновников
происшествия сурово наказали служебными несоответствиями и прочими
наградами.
На СКР срочно требовался новый командир и его, разумеется, быстро
нашли среди своих, доморощенных.
Когда Заместитель Главкома со своими дружинниками проверял корабли,
ремонтирующиеся на СРЗ-29, то, понятно, что они не обошли стороной и
наш полуживой МПК.
Мы с командиром стояли у трапа своего корабля, на который было страшно
смотреть со стороны, и с дрожью в коленях встречали почетных гостей.
В палубе зияли огромные вырезы для выгрузки дизелей и турбин, через
которые просматривались корабельные внутренности, что придавало
кораблю безжизненный вид отжившего свой срок покойника, лежащего на
столе в анатомичке.
Может быть, по этой причине вся эта кавалькада во главе с адмиралом
не стала подниматься на борт, а остановилась и замерла на стенке у трапа,
издали рассматривая вспоротую корабельную утробу с ее ржавеющими
потрохами.
Кличугин резво сбежал по трапу навстречу этой представительной
комиссии, состоящей из 15 человек, и представился адмиралу.
Улыбающийся чему-то непонятному адмирал побеседовал с моим
командиром и предложил ему новую должность на СКРе 'Барсук'.
Стоя всего-то в трех метрах от места событий, я понял, что вот именно
сейчас я уже прощаюсь со своим командиром навсегда. В душе я все еще
надеялся, что Кличугин проявит патриотические чувства и любовь к своему
полуживому командирскому первенцу и откажется от новой должности.
Но...
Незамедлительно получив согласие от Кличугина на это предложение,
подкупившее его своей новизной, адмирал подозвал из толпы какого-то
своего клерка в больших погонах, который, изогнувшись в угодливой позе,
подставил свою широкую спину, изображая из нее канцелярский стол.
На этой широкой кадровой спине был подписан приказ о его назначении
на должность командира СКР 'Барсук'.
И только я и видел своего командира.
Вскоре Кличугин каким-то чудом уговорил Леху Агеева перейти к нему
на 'Барсук' помощником командира и мой единственный дивизионный друг
Леха стал для меня почти недосягаемым, закрутившись в этом эскаэровском
вертепе старой паровой калоши и многочисленного личного состава.
Леха и домой-то теперь приходил один-два раза в неделю, а все остальное
время они с Кличугиным наводили порядок на этом меченном чрезвычайным
происшествием корабле.
Незадолго до этих событий со сменой должности, командир взял на корабль мичмана на должность баталера. Вначале мы с ним обрадовались
тому, что, наконец-то, у нас продуктами и вещевым имуществом будет
заправлять толковый мичман.
Наконец-то этот проворный мичман спишет нашу дрань и старье
канадок и получит на корабль новые теплые куртки. Но толковым мичман
Подплетенный оказался только на его словах. У него хорошо получалась
только раздача денежного довольствия экипажу корабля 13 числа.
Мичман с такой замысловатой фамилией оказался настоящим жохом
и вдобавок натуральным пьяницей. Он ежедневно после подъема флага
многословно и по-деловому объяснял командиру самые веские причины
необходимости схода с корабля на береговую базу или еще дальше, в вещевой
отдел тыла. Получив командирское 'добро', он тут же сбегал с корабля под
предлогом решения насущных хозяйственных вопросов, и уж если сходил
на берег, то больше за день на корабле не появлялся.