Важное
Для ледокола "Виктор Черномырдин" изготовили систему управления и машинное отделение главного крана
Альтернатива электродвигателям 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / В.В. Дугинец. Корабельная Фанагория / Глава 2. Дом уже не корабль
Глава 2. Дом уже не корабль
Текст: В.В. Дугинец. "Корабельная фанагория"
С 28 мая корабль наш на целых полгода застыл у 17-го причала
судоремонтного завода в Тосмаре и началась совсем другая жизнь со своими
непонятными ремонтными трудностями и суетой.
С корабля, стоящего в заводе и не приносящего пользы в боевой подготовке дивизиону, все начальники хотят заполучить хороших матросов и до предела задействовать их на плавающие корабли. Сразу начался настоящий грабеж личного состава и самых хороших ребят распихали по другим кораблям. Ушли на гражданку наши легендарные годки: Митюгов, мой красавец Омельчук, командир отделения мотористов и богатырь Васька Швец, наш химик с зооветеринарным образованием по фамилии Волчек, а Ванька Довгань тоже передал мне по наследству связку своих ключей от продовольственных шхер. Кличугин и Побережный ушли в море на неделю на других кораблях поскольку в базе продолжались бесконечное учение 'Балтика-72'. Правда, наш дружище Побережный через три дня вернулся и, пользуясь отсутствием командирского надзора, четыре дня праздновал начало ремонта, при этом пропил 3 кг корабельного запаса шила и на четыре дня сгинул с корабля в неизвестном направлении. Все дела автоматом свалились на меня, и я яростно изображал из себя ВРИО командира корабля со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пришлось невзначай при первой же возможности 'заложить' штурмана, который ударился в бега и разбазарил наш корабельный общак, начальнику штаба Любимову и невольно превратиться для штурмана в самого настоящего стукача. Меня самого Михневич вдруг предупредил, что пока корабль в ремонте, то меня он отправит командиром взвода на уборку урожая зерновых в составе автобатальона от нашей вмб на целых 4 месяца, который должен был кочевать и колесить по Ростовской области, Кубани, Казахстану и закончить работу в Алтайском крае. Для меня такое известие было равносильно кровоизлиянию в мой лейтенантский мозг. Я же почти год просидел на корабле, как истинный монах в своей монастырской келье, в томительном ожидании приезда своей жены, а тут мне предоставили возможность еще и урожай поспевающих хлебов собрать с полей страны, а уж потом вместе с праздником Урожая отметить приезд своей супруги. Я со страхом в душе ждал это событие и все решал, и решал, куда же девать жену, которая приедет в Лиепаю в конце июня после своего выпускного вечера в институте. Какой урожай к чертовой матери, когда жизнь моя семейная решается! Агеев Леха, узнав о предстоящем приезде моей жены, тут же совсем бескорыстно отдал мне свои ключи от финского домика и сообщил, что 25 июня уезжает с семьей в отпуск, в Сибирь на целый месяц. - Живите у нас. И не вздумай только снимать комнату за деньги. Проживем и впятером, а потом подыщем какую-нибудь хату для вас, - как всегда жизнеутверждающе поставил на место мой растревоженный рассудок настоящий друг. Но, случилось так, что Кличугина отправили в очередной отпуск, а Побережный тоже убыл в свой последний отпуск перед увольнением в запас. Начальник РТС Валентин Самойлов предательски сбежал служить на другой плавающий корабль дивизиона и стал рулить своей службой на МПК- 119, а из командных штыков на корабле остался только я, да наш механик Витвицкий. Батька своим приказом назначил меня ВРИО командира корабля и по этой уважительной причине меня оставили руководить кораблем, а убирать хлеба с необъятных просторов полей отправили старшего лейтенанта Суэтина Сашку с МПК-98. Вот уж он-то наверняка горячо благодарил меня за такой скромный подарок. Корабельная жизнь резко поменяла свое привычное русло, и теперь мне пришлось дергаться и решать все вопросы с ремонтом корабля, руководить корабельной гербовой печатью и всем оставшимся личным составом. Теперь уже жаловаться командиру никакой возможности не было, а все многочисленные вопросы пришлось додумывать своим лейтенантским черепом и принимать собственные решения на свой страх и риск. Корабль на глазах превращался из боевой единицы военно-морского флота в полуразрушенную помойку, но настоящего ремонта пока не проглядывалось и только в БЧ-5 проводились демонтажные работы дизелей и турбин, которые должны были выгружать и отправлять на другой завод. Личный состав постепенно превращался из матросов в настоящих работяг, а по кораблю витал дух воровства агрегатов и механизмов, которые ушлые ремонтники мечтали умыкнуть с корабля с целью выгодной продажи на другой за флотскую валюту. На все корабельные помещения, кроме кубриков и кают, я заставил повесить огромные амбарные замки, которые только своими габаритами предупреждали потенциальных ворюг о невозможности их затеи. Вахту у трапа приходилось инструктировать и запугивать материальными взысканиями (которые в наше время не имел право накладывать командир на матросов срочной службы) в случае выноса с корабля имущества или корабельных агрегатов неизвестными людьми. Теперь вахтенный отмечал на своей картонке всех посторонних людей, прибывающих для работ на корабль, и допускал их к работам только с моего личного разрешения. Все хорошее в нашей жизни приходит обычно совсем неожиданно, хотя ты это прекрасное мгновение и ждешь годами. Странно, но это почти всегда так происходит у людей. Я каждый день гонял своего почтальона в Зимнюю гавань за почтой для нашего корабля. Путь до почты был не близкий, нужно было на автобусе проехать полгорода. Но я рисковал и выписывал своему матросу увольнительную, отправляя его в наше почтовое отделение. Я очень ждал свою телеграмму от жены с датой и номером рейса самолета из Питера и совсем не думал, что мой боец может нарваться на патруль и залететь в комендатуру. А телеграммы нет и нет... Запыхавшийся от бега матросик постучал в мою каюту и сообщил мне потрясающую новость: - Товарищ лейтенант, вас жена ждет в аэропорту! - А ты кто? - не поверил я своим ушам. - Рассыльный дежурного по группе ремонтирующихся кораблей матрос Лимонов. Дежурный по комендатуре позвонил и сказал, чтобы нашли вас и передали, что 'лейтенанта Дубинец ждет жена в аэропорту', - грамотно изложил обстановку боец. - Лейтенант Дугинец телефонограмму принял. Спасибо, дорогой, за хорошую новость, - задергался я в поисках чистой рубашки в собственном шкафу. В шкафу на вешалках висели три уже поношенные кремовые рубашки и метод 'сухой стирки' оказался очень кстати. Из трех я выбрал саму чистую и принарядился по случаю моего долгожданного события. - Юра! - заорал я через переборку каюты Витвицкому. - Жена приехала - остаешься за старшего! Я в аэропорт! - Эка тебе счастье привалило. Поздравляю! До завтра, - вслед мне, уже несущемуся наверх по трапу, прокричал механик. В аэропорту, куда я прикатил на такси, на лавочке среди кустов сирени в одиночестве сидела моя Томка. Моя замученная учебой и к тому же беременная жена с сумками своих студенческих пожитков устало улыбнулась и только с укором спросила: - Что же ты меня не встречаешь, товарищ лейтенант? - Томулечка, родная моя! Прости своего непутевого Вовку Казанца, но я телеграмму не получил. Мы же теперь стоим в заводе, а почта наша в Зимней гавани. Завтра принесут твою телеграмму. Главное, что я не на колхозном полевом стане рядом со стряпухой, а рядом с тобой. Молодец, что догадалась позвонить в комендатуру, - оправдывался я, обнимая свое сокровище. - Я ведь даже к родителям не поехала, сразу к тебе. Выхожу из самолета, а тебя нет. Хорошо милиционер подсказал телефон дежурного по комендатуре, а тот сказал, что сейчас все устроит, - шептали мои любимые губы у самого моего уха. - А я тебе тут уже работу нашел. В Военном городке есть библиотека Базового матросского клуба, будешь там библиотекарем. Поехали к Агеевым, такси ждет. Пока у них поживем на птичьих правах. Леха ключи мне отдал, а сами они уехали в Сибирь, к родителям на месяц, - успокаивал я свою слегка обиженную жену. ***В конце июля 1972 года на СКРе проекта 50 'Барсук' произошло страшное ЧП.Корабль стоял в Военном канале у причала №1 и выгружал боезапас. Большие 100-миллиметровые снаряды нужно было переносить, как малое дитя, на руках. Какой-то заморенный непосильным трудом грузчика матрос решил поставить снаряд на палубу 'на попа'. Поставил, но так неудачно, что донышко гильзы стукнулось капсюльной втулкой о выступающую неровность на, казалось бы, идеально ровном металле корабельной палубы. Патрон, конечно, рванул, как ему и положено в такой ситуации при воспламенении капсюля, и наделал беды. Матросу оторвало ногу по колено и изранило осколками гильзы. Такие ЧП на флоте не проходят бесследно и комиссия, разбиравшая этот случай вынесла суровые выводы. В базу приехал заместитель Главкома ВМФ с целой сворой офицеров страшного отдела, называемого Отдел устройства службы флота, которые перелопатили на всякий случай все корабли в поисках нарушений организации службы. Командира 'Барсука' сняли с должности, остальных виновников происшествия сурово наказали служебными несоответствиями и прочими наградами. На СКР срочно требовался новый командир и его, разумеется, быстро нашли среди своих, доморощенных. Когда Заместитель Главкома со своими дружинниками проверял корабли, ремонтирующиеся на СРЗ-29, то, понятно, что они не обошли стороной и наш полуживой МПК. Мы с командиром стояли у трапа своего корабля, на который было страшно смотреть со стороны, и с дрожью в коленях встречали почетных гостей. В палубе зияли огромные вырезы для выгрузки дизелей и турбин, через которые просматривались корабельные внутренности, что придавало кораблю безжизненный вид отжившего свой срок покойника, лежащего на столе в анатомичке. Может быть, по этой причине вся эта кавалькада во главе с адмиралом не стала подниматься на борт, а остановилась и замерла на стенке у трапа, издали рассматривая вспоротую корабельную утробу с ее ржавеющими потрохами. Кличугин резво сбежал по трапу навстречу этой представительной комиссии, состоящей из 15 человек, и представился адмиралу. Улыбающийся чему-то непонятному адмирал побеседовал с моим командиром и предложил ему новую должность на СКРе 'Барсук'. Стоя всего-то в трех метрах от места событий, я понял, что вот именно сейчас я уже прощаюсь со своим командиром навсегда. В душе я все еще надеялся, что Кличугин проявит патриотические чувства и любовь к своему полуживому командирскому первенцу и откажется от новой должности. Но... Незамедлительно получив согласие от Кличугина на это предложение, подкупившее его своей новизной, адмирал подозвал из толпы какого-то своего клерка в больших погонах, который, изогнувшись в угодливой позе, подставил свою широкую спину, изображая из нее канцелярский стол. На этой широкой кадровой спине был подписан приказ о его назначении на должность командира СКР 'Барсук'. И только я и видел своего командира. Вскоре Кличугин каким-то чудом уговорил Леху Агеева перейти к нему на 'Барсук' помощником командира и мой единственный дивизионный друг Леха стал для меня почти недосягаемым, закрутившись в этом эскаэровском вертепе старой паровой калоши и многочисленного личного состава. Леха и домой-то теперь приходил один-два раза в неделю, а все остальное время они с Кличугиным наводили порядок на этом меченном чрезвычайным происшествием корабле. Незадолго до этих событий со сменой должности, командир взял на корабль мичмана на должность баталера. Вначале мы с ним обрадовались тому, что, наконец-то, у нас продуктами и вещевым имуществом будет заправлять толковый мичман. Наконец-то этот проворный мичман спишет нашу дрань и старье канадок и получит на корабль новые теплые куртки. Но толковым мичман Подплетенный оказался только на его словах. У него хорошо получалась только раздача денежного довольствия экипажу корабля 13 числа. Мичман с такой замысловатой фамилией оказался настоящим жохом и вдобавок натуральным пьяницей. Он ежедневно после подъема флага многословно и по-деловому объяснял командиру самые веские причины необходимости схода с корабля на береговую базу или еще дальше, в вещевой отдел тыла. Получив командирское 'добро', он тут же сбегал с корабля под предлогом решения насущных хозяйственных вопросов, и уж если сходил на берег, то больше за день на корабле не появлялся. Однако, от этой бурной береговой деятельности нашего делового мичмана ни обещанных новых канадок, ни заметных улучшений в питании личного состава мы так и не успели заметить и ощутить. В судорожной спешке нового назначения, командир скопом и в навал передал мне связки ключей и кипы документов, а заодно все, что существовало на корабле из материальных ценностей, но без пересчета и наличной проверки. Тут же, не выходя из его каюты, он подсунул мне на подпись акт приема- передачи дел, который я, как последний послушный лох, подписал и стал невольным, но полновластным ВРИО командира малого противолодочного корабля 102. Я не мог не доверять своему командиру. Он ведь командир! Командир убыл к новому месту службы, а я решил все-таки выяснить фактическое состояние дел и наличие вещевого корабельного имущества. Вместе с пройдохой Подплетенным я спустился в кладовую форпика, где среди запахов сольвента, сурика и хозяйственного мыла хранилось корабельные шмотки и продовольственный НЗ. То, что я там увидел при пересчете наличности, меня просто потрясло. Подплетенный с деловым видом подсовывал мне вместо канадки какой-то замызганный корабельной шаровой краской кусок шерсти от подкладки былой куртки. - Одна, две, три... - считал он как заправский ревизор, перекладывая эти драные лоскуты от бывших курток. - Владимир Петрович, ты, что мне тут подсовываешь? Вот эту дрянь ты считаешь канадкой? - тряс я перед нахальной рожей куском закрашенной шерсти неизвестного происхождения. - Это канадка б/у. Мы их спишем по акту и получим новые, - невозмутимо глядя на меня своими прозрачными с голубизной глазками, отвечал мичман. Из 25-ти курток половина оказалась в совершенно непотребном состоянии, и только 12 из них можно было одевать на матросов как рабочую одежду на швартовках и хозработах, а чтобы в такой срамоте подняться на ходовой мостик и речи не шло. - Где второе командирское кожаное пальто? - вновь вопрошал я вещевика. - Где второй ящик тушенки из НЗ? - Где запасной комплект простыней и наволочек? - Почему в кают-компании офицеры едят за столом ржавыми ложками и вилками, когда вы их получите? И на все вопросы у этого спокойного кадра находились ответы, выставляющие меня в полных дураках. - Второе командирское пальто я сам не видел, когда принимал имущество. Куда оно делось, спрашивайте у Кличугина. А тушенку я получу на складе взамен мяса, - изворачивался Петрович. - Как это взамен мяса? А матросов чем кормить будем? - повисали в затхлом воздухе кладовой мои вопросы. - Подплетенный! Я тебе даю месяц времени, и чтобы через месяц все было на корабле. И канадки, и пальто, и тушенка, простыни и вилки с ножами, - закончил я бессмысленный поток вопросов к расстроившемуся на глазах мичману. Перебравшись в пустующую командирскую каюту, по вечерам в свободное время я стал постукивать молоточком по чеканам, подаренным мне Кличугиным, из-под которых стали проявляться рельефные парусники старинных каравелл. Я прекрасно помнил слова Юрия Авенировича, что 'это хорошо успокаивает нервы' и таким способом стал отвлекаться от дурдома корабельной жизни. В двери каюты раздался стук и на пороге каюты появился странного вида пожилой гражданский мужик. - Командир! Что загрустил? - совсем по-отечески спросил он меня, усаживаясь в кресло напротив стола. На вид ему было лет 50, его некрасивое худое лицо в больших роговых очках, сквозь которые на меня смотрел любопытный взгляд увеличенных стеклами глаз. Лицо это оттенялось реденьким пушком полу-лысой головы. Торчащие с боков черепа его огромные уши за дужками очков недвусмысленно напоминали мне, от кого произошел человек. 'Ну и лопендики у этого нахала!' - пронеслось в голове совсем детское сравнение. - А кто вас на корабль пропустил? - первым делом проявил я бдительность. - Предъявите ваши документы. - Сашигин Владимир Иванович, - представился незнакомец, демонстрируя свой паспорт и командировочное предписание. - Наша бригада из Кронштадта, арсенал в/ч 56016, прибыли для проведения у вас среднего ремонта минно- торпедного вооружения. Там на вахте матрос-минер стоит, лично он даже обрадовался нашему появлению. - Ну, наконец-то, я вас уже третий месяц жду. Все переживаю, когда же у меня ремонт начнется... Хотел уже в МТО флота звонить и жаловаться. - Командир..., жаловаться не надо, мы уже здесь. Так вы и есть минер? - Командир БЧ-2-3, он же ВРИО помощника, он же ВРИО командира. Можете называть меня Владимир, - сбавил я свой менторский тон перед нужным мне бригадиром. - Да, навешали на тебя должностей. Командир, нужно подписать доверенность и печать свою гербовую шлепнуть поверх подписи. Шило нужно выписать для ремонта в количестве 20 кг, - огорошил меня таким шкурным вопросом очкарик. - А я-то тут при чем? Вы обязаны прибывать на корабль, имея при себе все расходные материалы для выполнения ремонтных работ, - четко по законному отчеканил я претензии со своей стороны. - Тезка, ты пойми, кто же нас пустит в самолет с 20-ти литровой канистрой спирта? Это же бочка с порохом! - Не подпишу я вам никаких доверенностей. Не собираюсь я вешать на свой корабль 20 кг спирта. Как я потом буду его списывать, если у нас всего по норме 6 кг в месяц положено, - кипятился я, грудью встав на защиту закона. - Ну, ты и упертый лейтенант! Нам ведь работать надо, да и списывать мы будем все сами. Нам нужна только твоя корабельная доверенность, что ты доверяешь нам получить спирт со склада на счет арсенала в/ч 56016. Я с тобой поделюсь, 2 кг тебе хватит..., - пошел на компромисс Сашигин, не ожидавший такого сопротивления с моей стороны. - Лично мне ничего не надо. Мне нужно от вас только, то чтобы вы мне ремонт закончили в положенные сроки, осталось уже два месяца, а у меня еще конь по матчасти не валялся. Ржавеет и гниет мое вооружение без ваших заботливых рук, - давил я своим упрямством пожилого бригадира. - Командир, со мной приехали 8 человек работяг моих - нам работать надо. Ты что предлагаешь нам бензином промывать всю твою смазку на механизмах и приборах. Этого нельзя допускать, сгорит на хер твой корабль. Бензин это легковоспламеняющаяся жидкость, - продолжал обрабатывать меня бывалый мастер. Слово 'работяги' мне тоже вначале ударило унижением по человеческому достоинству. Но оказалось, что работяга - это 'работающий старательный человек, простой труженик'.v - Владимир Иваныч, уговорил! Давай доверенность! - стукнул я печатью по своей подписи. - Только смотрите мне, сроки ремонта не сорвите. - Все понял, тезка. Вот видишь, накладная выписана на в/ч 56016. О ходе ремонта буду докладывать ежедневно, не сомневайся, - заверил меня мастер и при этом промокал платочком выступивший пот на своей лысине. Ох, и зауважал меня Сашигин после такой нашей первой беседы. Теперь каждое утро в 10 часов по московскому времени он стучал в двери моей каюты и, поздоровавшись, словно с родным сыном, предлагал пройти на верхнюю палубу и взглянуть на ход работ, проводимых его бригадой. Деловые и совершенно трезвые мужики, одетые в замызганные телогрейки и ржавые перчатки на моих установках разбирали передние и задние скобы, промывали их, меняли дефектные тарельчатые пружины. Работа шла полным ходом, а Сашигин показывал мне подетальную комплектацию этих несложных устройств и принцип работы. И так каждый божий день бригадир проводил со мной очень поучительные занятия по технологии ремонта моих минерских устройств и механизмов. Позже на торпедных аппаратах бригада демонтировала все газовые приборы, приборы ввода в торпеду глубины хода, установщики угловых величин и разобрала газовые трубопроводы на аппарате. Теперь моя душа была спокойна и я пинал своих матросов, чтобы они тоже побольше крутились вокруг работяг и по ходу работ досконально изучали материальную часть. После месяца этих ремонтных работ благодаря Владимиру Иванычу я знал устройство своей техники не хуже любого специалиста из его бригады. - Володя, тут печать твоя требуется, подпиши наши командировочные и табель работ, - зашел ко мне в каюту Сашигин. - Мы завтра уезжаем домой на две недели, а потом в октябре вернемся и будем проводить регулировку и сдачу. - Давай с тобой по стопарю врежем, - совсем неожиданно предложил он мне, выставляя на стол трехлитровую банку корабельной валюты. - Владимир Иваныч, да я... Я этим не интересуюсь. И даже с некоторых пор боюсь этот 'мозгобой', - попытался я перечить старшему по возрасту о нехорошем влиянии шила на организм человека. - Сынок, да я ж не предлагаю надираться. Так, по рюмашке, за хорошее знакомство. Я же людей уже научился различать, хороших от придурков, которых у вас, к сожалению, на флоте хватает. Бери эту банку - это твоя доля из тех 20-ти кг. И не отказывайся - шило в ремонте всегда пригодится, что-то подкрасить, что-то отремонтировать... Мы просидели с ним в каюте часа два, и за это время я понял, что из-за этих роговых очков и этой непривлекательной внешности вырисовывается добрейшей души, по-настоящему умный и скромный человек, обладающий огромным жизненным опытом и знаниями по нашей минерской специальности. - Я смотрю, ты радиоэлектроникой увлекаешься? - спросил меня Владимир Иваныч, разглядывая мои журналы со схемами, лежащие на столе. - Это еще со школы у меня было такое увлечение. Так, по мелочам, всякие небольшие бытовые цветомузыкальные приставки к радиоприемнику, систему радиоуправления моделью хочу сделать. Вот только транзисторов П-213Б нигде не достать, - поделился я своими мечтами. - Я тебе привезу в следующий раз, у нас в усилителях такие стоят, в твоей системе 'Буря'. Ты не стесняйся, может еще чего нужно из деталей, - предложил раздобревший бригадир. Он записал два номера сельсина, которых у меня не хватало в ЗИПе и обещал привезти в октябре. На корабль прибыл молодой штурман для дальнейшего прохождения службы. Это был высокий ростом русый лейтенант, выпускник Калининградского ВВМУ Михно Владимир. В первый же день его службы я всучил ему зачетный лист для сдачи зачетов на допуск к исполнению обязанностей командира БЧ-1 и предупредил, чтобы пошевеливался с зачетами, поскольку мне нужны активные штыки на корабле, а не пассажиры, не допущенные к своим обязанностям. Теперь на корабле офицеров стало трое и, в принципе, жить стало веселее. Но домой мы с Витвицким по вечерам убегали по очереди - оставлять корабль на 'молодого' я откровенно побаивался. Телефона на корабле не было и для любого звонка в дивизион или еще куда-нибудь приходилось бежать в деревянную будку дежурного по группе ремонтирующихся кораблей, которая приютилась посреди причальной стенки завода. - Дугинец, тебя назначили командиром роты в 45-ю команду. Будешь 45 суток руководить военными сборами курсантов мореходного училища, - голосом комдива Михневича в трубке телефона обрушилась на меня новая вводная. - Товарищ комдив, а кому же мне дела на корабле передавать, я ведь тут уже на всех должностях ВРИО. Механику? - на всякий случай уточнил я у своего батьки. - Передавай все обязанности Витвицкому и завтра с утра быть в 45 команде. Все понял? Не дрейфь, лейтенант, поможем, чем сможем, - успокоил на том меня Михневич. 'Не на целину, так в какие-то сборы меня опять вляпали с корабля. Когда закончится эта сплошная дерготня?' - размышлял я по дороге на корабль. В Военном городке в конце Гвардейского проспекта, который в этом месте уже из проспекта превращался в обыкновенную улочку, находилась эта самая хитрая 45-я команда. Здесь под сенью огромных лип и сосен находилась казарма, штатный личный состав в количестве 10 матросов во главе с мичманом, асфальтированный плац и какие-то складские помещения с гаражами. При проведении мобилизационных мероприятий по переводу сил флота в полную боевую готовность эта контора предназначалась для размещения здесь призванных из запаса рекрутов, из которых формировались команды личного состава для отправки в части. Я и представить себе не мог, что меня ожидает завтра в 45-ой команде. 215 человек курсантов Калининградского мореходного училища. Выпускной курс хулиганов и озорников, будущих тралмейстеров рыболовного флота, которым для завершения обучения в училище оставалось пройти только эти 45-ти дневные военные сборы. Когда на трех автобусах привезли эту не совсем трезвую ораву курсантов, и я построил их во дворе 45 команды, то от такого устрашающего пейзажа, стоящей передо мной толпы, я, честно говоря, чуть было не лишился своего командного голоса. Окруженный приданными мне силами командного состава, состоящих всего-то из 6-ти мичманов, я долго собирался с мыслями, а сам в это время разглядывал этих совершенно незнакомых мне кадров во флотской одежде и даже с погончиками. Фуражки на головах этих бойцов напоминали мне похабные грибки своей курсантской молодости, но они даже не шли ни в какое сравнение с теми, что носили мы. 'Товарищи курсанты, вы прибыли в Краснознаменную Лиепайскую военно-морскую базу. Здесь вы будете проходить военные сборы на базе 45- ой флотской команды. Я ваш командир роты лейтенант Дугинец Владимир Викторович', - распинался я в красноречии перед ребятами, которые были младше меня всего-то на два года, и на данный момент их особо не интересовало, кто я такой и чего я тут распинаюсь. 'Я сам совсем недавно был таким же, как и вы, курсантом. Поэтому я прекрасно знаю повадки и мысли свободолюбивого курсантского племени. Прошу учесть только одно - от того как вы пройдете эти сборы будет зависеть то, что будет написано в ваших характеристиках. Не портите себе будущую карьеру на рыболовном флоте собственными необдуманными поступками и глупостями', - на всякий случай предупредил я это племя. Строй уныло помалкивал, и меня сверлили своими любопытными взглядами бывалые мореманы, пытаясь определить по мне всю серьезность предстоящих сборов и так ли уж страшен этот черт, как его малюют. Но отсутствие реплик и хамоватых насмешек над моим высоким воинским званием, которые я все же ожидал и подспудно побаивался, придало мне уверенности в правоте своих слов и тут уже я совсем осмелел и продолжил действовать. Вместе с мичманами мы разбили эту толпу на 5 взводов, на каждый взвод я назначил мичмана - командира взвода. Потом повзводно разместили курсантов в помещениях казармы и занялись оборудованием и расстановкой коек, тумбочек, матрасов. Мичмана, изображавшие роль моих помощников, были сравнительно молодыми и прибыли в основном из береговых частей и батальона связи. Ни один нормальный командир корабля или части никогда в жизни не пошлет в такую длительную командировку мичмана, который ему самому нужен позарез и который добросовестно помогает в службе своему командиру. В такие командировки обычно сплавляют ненужных кадров в надежде отдохнуть хоть на время от их проделок и выкрутас. Единственным из мичманов, который был с кораблей, оказался мичман Корнеев. Он был постарше остальных по возрасту и служил боцманом на тральщике, только поэтому я определил его на должность старшины роты. Смуглое и удивительно мелкого размера его личико с крохотным курносым носиком, под которым чернели маленькие редкие усики, носило сморщенный характер и чернело хитрыми боцманскими глазенками. Высокая, но от этого сутулая, тощая фигура мичмана с несколько вытянутой вперед шеей придавали ему вид вездесущего исследователя. Мало того, что глаза были малоразмерными, так они еще имели оригинальную способность моргать по 4-5 раз за одну серию. Забавно мигая глазами, он некоторыми людьми моментально воспринимался как комический персонаж. За эти внешние особенности он и получил в первый же день сборов от курсантов кличку 'Моргало'. Эта глазная азбука Морзе заставила меня вспоминать, где я мог видеть это чудо природы. Этого самого Корнеева я и видел дежурным по штабу бригады, когда напоролся на оперативного ОВРа Елисейкина с его воспитательными нравоучениями по Строевому уставу на своем первом самостоятельном дежурстве по дивизиону. Корнеев, дабы оправдать свою высокую среди мичманов должность, сразу по-деловому начал заниматься размещением и выдавать спальные принадлежности курсантам, которые тоже по их поведению были весьма заинтересованы в оборудовании себе койки для приближающегося ночлега. Обшарпанные тумбочки, старые кровати, видавшие не одно поколение бойцов, колченогие стулья и табуретки - все шло в кубрики для оборудования жилых помещений. Подушки, из которых в разные стороны летели перья куриных пернатых, матрасы с изорванными чехлами и торчащей из них ватой укладывались на сетки кроватей, и весь этот позор закрывался простынями, одеялами и наволочками. Трое суток я не вылезал из этого казарменного помещения. Пришлось составить полную программу курса молодого матроса для этих сборов по уставам, строевой, стрелковой и физической подготовке, сделать планирование занятий для каждого взвода, разработать распорядок дня от подъема до отбоя, завести планы занятий для мичманов и научить их грамотно составлять их. Всех своих бойцов расписал по объектам приборок, организовал дежурную службу по роте. И даже организацией питания роты лично пришлось заниматься в местной столовой. Честно говоря, меня просто бесило то, что ни один начальник из штаба базы или моб.отдела не появился у меня в расположении роты и ни словом, ни делом не помог в организации этих мероприятий, сваленных на плечи молодого лейтенанта. Нужно было оформлять множество документов, наглядных пособий, плакатов. Первым делом я решил опираться в этих мероприятиях на секретаря комсомольской организации, так как на полуграмотных и не особо разворотливых в таких делах мичманов я особых надежд не питал. Комсорг - курсант Скворцов Михаил, которого я вычислил в первый же день, знал всех своих коллег по училищу и подсказывал мне художественные и писарские способности каждого. А уж я заряжал этих бойцов своей энергией и загружал работой. Занятия в каждом взводе проводили командиры взводов, я же, как только мог, контролировал этот процесс, но разорваться мне не удавалось, да и желания разрываться на части у меня особого уже тоже не возникало. За неделю весь учебный процесс отработался, и жизнь пошла по установленным мной правилам. Как ударная волна от взрыва большой мощности в роту влетел ВРИО коменданта капитан 2 ранга Гасанов. Разозленный до безобразия тем, что я его не встретил, как положено у входа в помещение, он вихрем носился по кубрикам и крушил на ходу старые табуретки, пинал ногами облупленные дверцы тумбочек, в которых обнаруживал гражданские вещи курсантов. Переворачивал рваные матрасы, из которых на пол разлетались куски свалявшейся ваты, а из подушек, ударенных на всякий случай мощным кулаком, разлетались перья. После такого варварства кубрик превращался в подобие бойни на птицефабрике, а Гасанов следовал дальше. При этом своем варварском передвижении по спальным помещениям он выкрикивал лозунги достойные записи в сборник флотских афоризмов: - Где этот ваш сраный командир роты? Развел здесь бардак и грязищу. Именно в этот самый момент я влетел в кубрик, подвергшийся очередному погрому, и представился начальнику. Подергивая от возмущения своим левым черным усом, он уставился на меня и заметил мой, ушитый под нахимовский, козырек на белой фуражке. - Это что у вас на голове? Что это за головной убор? Вы офицер или кто? - произнес он очередной понос, направленный теперь уже точно в мою сторону. Он нахально сдернул у меня с головы фуражку и стал перекручивать ее в своих сильных комендантских руках. Но фуражка была сшита на совесть и никак не поддавалась желанию порвать ее на куски. От бессилия разорвать мою легендарную, еще курсантскую фуражечку, которую я так усердно перешивал в училище на пятом курсе, он бросил ее на пол и стал топтать своими ботинками с подошвой на микропоре. Я с некоторым удивлением и даже легким чувством страха смотрел на разбушевавшегося капитана 2 ранга и не верил своим глазам. Флотский офицер и вроде бы еще пока даже не контуженный на глазах у моих подчиненных мичманов и нескольких курсантов изгалялся над лейтенантом и его фуражкой. Да быть такого не может! Мне стыдиться было не чему, и я смотрел на этого припадошного (как я его обзывал про себя) во все глаза. Вскоре комендантский запал пошел на убыль, и постепенно воцарилась настоящая тишина. В итоге своей бурной проверки комендант остался крайне недоволен моей деятельностью на должности командира роты и видом казармы, в которой разместились курсанты. Однако, на прощание, вместо того, чтобы лишить меня такой почетной работы, дал неделю на устранение замечаний и рванул на своем УАЗике на простор Гвардейского проспекта. Как я мог устранить замечания? Что я на свои лейтенантские шиши должен был закупать мебель и красить полы и стены в этой просторной казарме, зашивать порванные матрасы, которые хранились с русско-японской войны 1905 года? Я бережно поднял с пола несколько посеревшую от резиновых подошв фуражечку, аккуратно расправил деформации, причиненные мощной рукой, и, стряхнув с нее комендантскую пыль, как ни в чем не бывало, одел на вспотевшую от перенесенного унижения голову. Командир я или нет. Последствия комендантской проверки для меня были весьма неожиданные - мне для поддержания политико-морального состояния моего курсантского контингента дали замполита, целого старшего лейтенанта Городнянского Александра. Но, несмотря на проведение политзанятий и политинформаций моим заместителем, курсант оставался курсантом и выдавал мне свои коленца, если не каждый день, то через день - это уж точно. От Клайпеды, где проживало множество моих курсантов, до Лиепаи всего-то 90 км. Чуть больше часа поездки на комфортабельном 'Икарусе' и родители, жены, сестры численностью не менее 50 человек осаждали ворота 45-ой команды каждую субботу и воскресение. Я не знал, куда деваться от нашествия сердобольных мам и подружек моих подчиненных, которые сумками везли провиант голодным детям и своим бой-френдам. Не мог же я проверить каждую сумку и обыскать продовольственный багаж, в котором было и спиртное. В выходные дни я чувствовал себя особенно неуютно даже дома. Я прямо нутром чувствовал и представлял себе, что сейчас творится в моем курсантском бардаке, по сему настроение от этого не повышалось. В воскресенье, утром мичман Пчеловский, остававшийся старшим на нашем беспокойном хозяйстве, доложил мне пренеприятнейшую новость. Маленький и аккуратный, словно игрушечный с виду, мичманок-связист сбивчиво и слабо разбираясь в тонкостях события, повествовал мне о задержании милицией нашего курсанта во главе с мичманом, командиром его же взвода, обеспечивающего порядок в ночь с субботы на воскресение. Подробное описание всего происшествия мне удалось узнать уже от самого курсанта, которого доставили из комендатуры вместе с мотоциклом и мичманом. В субботу, вечером к этому рыжему и страдающему излишним весом курсанту приехали родители, скучающие по своему великовозрастному чадо, и привезли они ему с собой ни много ни мало, как самый настоящий мотоцикл 'Ява'. Парень был заядлым мотоциклистом и очень скучал по своему чехословацкому другу, томящемуся без дела в гараже у родителей. Чтобы оставить и спрятать мотоцикл на территории 45-ой команды, родители преподнесли командиру взвода бутылку хорошего коньяка. Мичман, не взирая на свои обязанности старшего надсмотрщика за этой толпой курсантов, злоупотребил напиток и изрядно окосел. Дубильные вещества благородного алкоголя, непривычного для мичманского организма, торкнули именно в то место, которое теперь не давало покоя, и ему тут же срочно потребовалась его корейшая подруга, без которой он уже не мыслил провести остаток летней ночи. - Выводи своего мустанга! Поехали к бабе! - отдал приказ мичман, напяливая свою фуражку на уже вскружившуюся голову. Мощный чешский мотоцикл завелся с полуоборота и понес флотских кадров в город под липами. На хорошо освещенной улице Ленина было явно заметно, что сидящий сзади на сидении пассажир вот-вот соскользнет со своего кожаного постамента и рухнет на дорогу, мелькающую под колесами ревущей машины. Этот непонятный дуэт, выруливающий по главной улице города, не ускользнул от внимательных глаз инспектора ГАИ, дежурившего около гостиницы 'Лива'. Инспекторский 'Жигуль' газанул своим движком и пустился в погоню за нарушителем дорожного движения. На все попытки гаишников остановить мотоциклистов, курсант прибавлял скорость и успешно уходил от погони. 'Я город-то совсем не знаю, а мичман на ходу только мычит, а что он мычит, я не понял. Я и рванул в узкую темную улочку в надежде оторваться от милиции. Вдруг в полном вакууме ночи чувствую - врезался в бетонный бордюр и лечу в темноту каких-то кустов. Открываю глаза, а надо мной стоит мент и ногой меня в спину толкает', - не хуже любого конферансье рассказывал мне мотоциклист. 'Ну, думаю, живой, раз чувствую пинки в спину. А мичман перед самым ударом соскользнул с сидения и лежал перед кустами. Нас и повязали, вместе с мотоциклом отвезли в милицию, а потом приехал патруль и забрал нас в комендатуру', - интересно рассказывал о ночных событиях заядлый мотоциклист. На редкость тихо и незаметно минул меня этот скандал. Мичмана я отправил служить в родную часть с сопроводиловкой, в которой изложил командиру батальона все его подвиги и заслуги. К вечеру ко мне прибыл новый мичман, которого я быстро задействовал в воспитательно-педагогический процесс, а на курсанта у меня так и не поднялась рука, чтобы наказывать его. Важной командирской походкой, вышагивая перед ротой, стоящей на утреннем общем построении перед началом занятий, я вдруг обратил внимание, что маловато бойцов присутствует в строю. - Корнеев, неси общий список роты! Пересчитать повзводно всех курсантов, - напряг я своего старшину роты. Смотрю, мичмана что-то уж больно резво и как-то обеспокоено забегали вдоль строя, с чего бы это? И все у них получается, что все люди налицо. Нет отсутствующих по неуважительной причине. Сам лично по головам пересчитал. В каждом взводе не хватает по 1-2 человека, итого отсутствующих по неуважительной причине набралось 6 человек. 'Товарищи мичмана, где народ! Куда девались целых 6 курсантов?' - начал я свое расследование очередного ЧП. Мичмана явно поникли и спорить со мной не стали, но как-то странно мялись, и ни один из них мне толком ничего не мог объяснить. Роту отправил на занятия, а сам вызвал комсорга Скворцова в свою комнатушку. - Михаил Алексеевич, - учтиво и издалека начал я раскалывать порядочного парня. - Пойми, это ведь целое ЧП гарнизонного масштаба. 6 человек находятся в самоволке, а если с ними что-то случиться, не дай бог. Я, конечно, понимаю курсантскую солидарность и ваше мушкетерское братство, но пойми и ты меня... Это не тот случай, когда нужно покрывать дезертиров. Я уже, откровенно говоря, забодался с вашим братом, с матросами на корабле столько дергаться не приходилось. - Товарищ лейтенант, вы у своих мичманов спросите. Это ведь они сами их отпускают за определенную мзду, - выдал мне направление дальнейшей деятельности хороший парень Миша. В результате моих расследований выяснилось, что с третьей недели лагерных сборов начался незримый отток курсантов на побывку в Клайпеду и даже далее. Пара литров коньяка в дар мичману стоили четыре дня свободы с поездкой домой. Но хитрожопые мичмана не превышали бросающийся в глаза лимит - по одному, максимум по два человека с одного взвода. Старшина роты Корнеев, как верхушка этой заговорщицкой мичманской пирамиды, тоже входил в этот комплот, но ни под каким соусом не раскололся и не выдал себя. Ничего не знаю - вот и весь ответ. Вот уж где я за эти 45 суток почти ежедневно убеждался в том, что я правильно оценивал наш 'золотой песок в буксах коммунизма', среди песчинок которого только иногда встречалось настоящее золото. Если бы вы знали! Как я мечтал... Я спал со своей молодой красивой женой, а видел во сне яркие автобусы марки 'Икарус' с калининградскими номерами, уносящие на своих колесах в сторону литовской границы этот веселый и отдохнувший на природе курсантский набор будущих старшин 2 статьи запаса. - Ну, Дугинец! - кричал в трубке телефона голос Денисюка. - Ссы в потолок от счастья. Тащи бутылку шила мне и иди смотреть свою комнату, тебе жилье дают. Не понял, что ли? - Где? - не мог никак поверить я услышанному от нашего весельчака. Он ведь и приколоться может, у него такие шутки не заржавеют. - Помнишь дом 88 на улице Сарканаармияс, где я живу? Так вот, тебе дают мою комнату, а я переезжаю в Военный городок на Гвардейский проспект. Как только перееду, отдам тебе ключи, а ордер на комнату можешь уже получить в домоуправлении, - огорошил меня Серега потрясающей новостью. Глаза мои загорелись благодатным огнем, и мне ужасно захотелось видеть в гробу свою роту и мичмана Корнеева, сидящего рядом. - Корнеев, я рву когти в домоуправление за ордером на жилье! Ты тут рули вместо меня, я скоро приду, - весело выдал я новость мичману, который сразу кинулся поздравлять меня с этим событием. - Командир, а тебе часом мебель не нужна? - даже тут моментально сработала мичманская профессиональная хватка. - Да, у меня вообще ничего нет, кроме жены и сумок с барахлом. Я пока у друга живу. Мне теперь все нужно стало в один миг, - все еще не веря привалившему счастью, делился я со своим старшиной. - Покупай у меня кровать, стол, стулья, шкаф. За полцены отдаю, я тут на днях купил новый гарнитур, - уже считай, всучил мне мичман свое б/у (бывшее в употреблении).  Уютный домик №88 с видом на море - Договорились. А пока мне некогда, - на ходу бросил я вмиг ожившему Корнееву. Как только Денисюк переехал и освободил нашу комнату, вместе с женой мы сразу побежали смотреть свою первую в жизни собственную 'квартиру', на которую у меня в руках уже был ордер. Раем и не иначе, показалась нам эта маленькая 13-ти метровая комнатушка на третьем этаже 3-х этажного дома на три подъезда. Обнимаясь и без конца целуясь от привалившего так нежданно нам счастья, мы как папуасы разглядывали слегка блестевший паркетный пол в жилой комнате, который просто поражал наше воображение своей непривычностью на просторе пустующей комнаты. Малюсенький балкончик с арочным окном и застекленной дверью, выходящей на улицу Сарканаармияс (Красноармейская), а сразу за ней, в расстоянии 250 метров начиналось настоящее море, огороженное молами аванпорта. Ни каких печек - в углу комнаты располагалась большая батарея парового отопления, и про заготовку дров почти можно было забыть. Почти потому, что они нужны были для топки титана. Прекрасный морской пейзаж, открывавшийся через балконную дверь, позволял, как на ладони, рассмотреть все перемещения кораблей по акватории аванпорта и наблюдать какой корабль входит в Средние ворота, а кто выходит. Скрипучие стоны и уханья ковшей работающей землечерпалки, занимающейся дноуглубительными работами посреди аванпорта, залетали в открытую дверь балкона подобием уханий невидимого гигантского филина и придавали пейзажу живость морской тематики. Прямо под балконом простирались в оба конца улицы трамвайные рельсы, по которым грохотал старинный трамвайчик, шипя и сверкая всполохами искр, фейерверком разлетающихся из-под пантографа контактного приспособления. А автобусная и трамвайная остановки были как раз напротив нашего балкона. Огромная общая кухня площадью 18 метров позволяла размещать без особых стеснений хозяйственные столы и холодильники всех трех семей. Холодильник, которого у нас пока не было. Туалет и ванна - раздельные, и есть холодная вода. А для приема горячей ванны нужно было вначале истопить дровами титан и нагреть воду. Для нас это был уже небывалый прогресс XX века. В совершенно пустой комнате, на своем еще блестевшем остатками былой роскоши паркете мы обнимались и танцевали с Тамарой от переполняющего нас восторга, мечтая о том, как счастливо будут жить Дугинцы в этих хоромах. В эти радужные моменты настоящего и искреннего счастья молодой лейтенантской семьи можно было рисовать картину с нашей пары. Вот где было настоящее счастье любящих сердец. Настоящее счастье только для нас, но никак не для соседей, которые каждый по своему пытались заполучить эту комнату в свое личное пользование, но не получилось... А это вполне сказалось на наших будущих взаимоотношениях и личной неприязни к нам с их стороны. Крепкая деревянная дверь с английским замком отделяла нас от общего коридора, и нам казалось, что теперь мы одни во всем белом свете. Двое соседей, которые размещались в двух других комнатах, нас пока нисколько не смущали. Пока... Трое моих курсантов привезли мне стол, стулья и деревянную кровать и мы расставили свою первую в жизни, но уже бывшую в употреблении, мебель в своей райской комнате. Наконец-то у нас появилось то, что можно с полным основанием назвать домом, в котором можно жить. - Какую из конфорок из двух стоящих газовых плит мы можем занимать? - спросила Тамара у наших новых соседей. Ответы последовали не в нашу пользу: - Это моя личная плита, мы ее сами покупали, - ответила жена Толи Романюка - соседа, проживающего за стенкой. - У меня двое детей и нам самим не хватает места на плите, - последовал ответ второго соседа с простым советским именем Иван. Но нас и эти обстоятельства нисколько не смущали. Я купил простую электрическую плитку и поставил на кухне на наш кухонный стол. В предпоследний день сборов были сдача зачетов по стрелковой подготовке и сами курсантские стрельбы. Пришлось организовывать это гарнизонное мероприятие своими силами. Это кажется только, что это все просто - пришел на стрельбище и давай палить по мишеням. С одной заявкой коменданту на выделение целого дня для этих стрельб пришлось помотаться и в комендатуру, и в штаб базы, где меня только и пинали от планировщика к ЗНШ и далее. Настращали меня там одними мерами безопасности по полной программе, но заявки удовлетворили. Оцепление гарнизонного стрельбища во время стрельб тоже возложили на меня, и я крутился со своим Моргалой, готовя бойцов даже к таким несвойственным мероприятиям для гражданских курсантов. Глаза курсантов выражали полнейший восторг и сплошной патриотизм, когда им в руки дали настоящий автомат АКМ и 9 патронов в рожке.  Раздача патронов на гарнизонном стрельбище -Справа по одному, заряжай! - командовал я на огневом рубеже троице лежащих на песке курсантов. -Одиночными выстрелами, по грудной мишени... Огонь! Ребятки, зажмурив левый глаз и тщательно прицеливаясь, отправляли в бумажного врага, наклеенного на фанерные щиты, по три свинцовых пули. Пули прошивали фанеру и улетали далеко в море. Еще 6 патронов на ростовую мишень и вся стрельба для будущих старшин запаса флота. Маловато для того, чтобы привыкнуть к автомату и его отдаче при стрельбе. Зато мы с моим старшиной Корнеевым, после окончания выполнения упражнения курсантами, зарядили по целому рожку патронов и отвели душу, расстреляв в куски фанерные мишени. Мы, словно, те же курсанты с полудетским задором и охотничьим азартом палили длинными очередями не в мишень, а именно в ее стойку, деревянную планку шириной 5 см. Стойки, не выдерживая такого издевательства, разлетались на мелкие щепки и, в конце концов, обламывались и падали на песок. Нужно же было показать пацанам, как стреляют матерые морские волки. На следующий день состоялось праздничное событие в жизни моих курсантов - прием присяги на верность Родине. Вот тут уже про меня и мой учебный батальон вспомнили и кое-чем помогли. На торжественное построение роты, словно гордый белый павлин, в парадном белом кителе и золотыми погонами прибыл мой комдив Михневич. Китель явно был еще тех времен, когда у Виталия Адамовича была более стройная фигура, отчего он, обтекая выдающийся вперед живот, неестественно топорщился раскрывающимися полами спереди. Стоячий воротничок явно не сходился на мощной шее капитана 2 ранга, поэтому застегнуть его не удавалось, и комдив невольно нарушал правила ношения формы одежды. Своей тучной фигурой в этом нелепом одеянии Михневич напоминал мне городового из старинного города Глупова, о котором так смачно расписывал Салтыков-Щедрин. Чувство поддержки, которое оказал лично мне наш Батя только одним своим крупногабаритным присутствием на этом торжестве, придало мне уверенности в себе и командный звон в голосе, которым я руководил своими выпускников и всем ритуалом приема Присяги. Да и сам Михневич посмотрел на мои способности, с помощью которых молодой лейтенант за 45 суток выдрессировал всем строевым приемам целый батальон гражданских курсантов. Обучил и руководил не хуже чем начальник строевого отдела целого полка. Ведь передо мной стоял по стойке 'смирно' и четко выполнял все мои команды уже слаженный батальон из 215 штыков. Молодые лейтенанты в то время еще не были обеспечены новыми белыми тужурками, которые только что были введены в состав флотского гардероба, ну, а белых кителей у нас тоже уже не было. Пришлось временно конфисковать у мичмана Пчеловского его мичманскую тужурку, срочно нацепить на нее лейтенантские погоны и выступать рядом с комдивом в белом виде. Для солидности я даже медальку свою повесил на грудь, но в одиночестве она, конечно, не создавала перезвона настоящего иконостаса и явно не оказывала желаемого эффекта на окружающих меня курсантов. Для придания торжеству должного размаха и преемственности поколений работники политотдела привели мне двух ветеранов войны, сияющих сединой и блеском орденов и медалей на груди, маленький духовой оркестрик и руководимый мной ритуал приема присяги стал похожим на жалкое подобие парадного торжества.  Поздравление от легендарного комдива  Я, гражданин Союза Советских Социалистических... Зачитывая высокопарный патриотический текст военной Присяги 'Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил...' курсанты, которым еще несколько дней назад была совершенно до лампочки военная служба с ее тяготами и лишениями, моментально становились серьезней и взрослее. Руки от волнения по-мужски сжимали приклады автоматов, а на их лицах действительно появлялся оттенок человеческой способности встать на защиту Родины. Из всего этого своего мучения с курсантами, продолжавшегося ровно 45 суток, я вышел повзрослевшим лет на 10, если не больше. Где еще можно нахватаешься такого опыта работы с людьми, да еще с такими самоуверенными разгильдяями. Многие курсанты в спешке суеты сборов и посадки в автобусы с калининградскими номерами, увозивших их в родное училище, находили время и совали мне в руки свои адреса и телефоны с приглашением приезжать в гости. И даже находили откровенные слова благодарности за незря проведенное со мной время за деревянным забором 45-ой команды. Таких слов в свой адрес мне еще слышать не приходилось. ***На корабле меня ожидало пусть не совсем радостное, но приятное известие - к нам прибыл на службу новый замполит.Второй (после механика) капитан-лейтенант в нашем экипаже, да еще и замполит ворвался в нашу размеренную ремонтную жизнь на корабле совсем неожиданно. Петрас Матеяс Романовас, по-русски получался Петр Матвеевич. Розовощекое и в то же время белокожее круглое лицо альбиноса- прибалта Романоваса, обрамленное сверху последними то ли белыми, то ли седыми, но достаточно реденькими волосками былой шевелюры, имело посередине небольшой пятачок курносого носа, который теперь совался во все корабельные помещения и корабельные вопросы. Его весьма правильно поставленная речь только в каких-то неуловимых словах допускала малозаметный замедленный литовский оттенок акцента. Но и этой своей правильной речью и своей энергией, которая била из него ключом, он сумел за две недели задолбать весь личный состав корабля от лейтенантов до матроса. Всем-то он интересовался, а в особенности, тем как понимают его подчиненные на всех этажах корабельных помещений политику правительства и ЦК КПСС на данном этапе построения коммунизма в СССР. Петр Матвеевич с удивлением и явным негодованием обнаружил, что на корабле отсутствуют социалистические обязательства на летний период обучения, и за первую же неделю своей службы на корабле ликвидировал такую небывалую крамолу. Теперь у нас в переходнике надстройки в красивой рамочке висели 'Социалистические обязательства личного состава войсковой части 59140', оформленные по всем правилам ППР (партийно-политическая работа), в которых мы клятвенно обещали качественно и в установленные сроки обеспечить ремонтные работы на корабле. С этого торжественного момента мы выставляли ежемесячно оценки за соц. соревнование каждому своему подчиненному, а Петр Матвеевич аккуратно заносил эти оценки в огромный 'Экран социалистического соревнования'. Теперь мы делили сходы с корабля на троих (лейтенанту Михно пока корабль не доверяли), а это давало право по два дня подряд побывать у себя дома и ночевать со своей женой не на корабельной койке, а в нормальных человеческих условиях. Моя борьба с баталером продолжилась на новом уровне, но не так как бы мне этого хотелось. Подплетенный доложил мне о полнейшей готовности оформить акты на списания 'канадок бывших в употреблении' и даже командирского пальто, простыней и наволочек и уже заготовил доверенности на получение нового обмундирования. - Товарищ командир, - так официально обращался теперь ко мне мичман для повышения статуса наших дипломатических переговоров. - Только тут нужно подмазать, иначе дело не пойдет. - Сколько? - уже без лишних слов понимал я его намеки. - Два кг, - выставил цену за списание мой пройдоха. Я налил требуемое количество шила и с огромным сомнением в этой интендантской афере отдал Подплетенному. Через несколько минут мичмана сдуло с корабля попутным ветром и списание продолжалось двое суток. На третьи сутки плодотворной береговой работы баталера я послал в розыски своего Гедзюна, который после безуспешных бегов по следам нашего пройдохи прибыл на корабль один. - Я дважды стучался к нему в квартиру, но там все закрыто. Соседи сказали, что жена у него уехала в отпуск, а где сам Подплетенный никто из них не знает, - сообщил мне Рома результаты своих поисковых мероприятий. Ну, коль жена уехала в отпуск, то это значит, что мой Подплетенный пошел в разнос очередного загула и к проведению оперативно-розыскных мероприятий прийдется подключаться самому ВРИО командира корабля. Рано утром я постучал в двери квартиры условным кодом 'Дай, дай, закурить' и дверь открылась. С перепоя напуганный моим неожиданным появлением на пороге его дома, Подплетенный на удивление быстро восстановился от испуга и, нагло глядя мне в глаза, нес какую-то околесицу о трудностях своей мичманской семейной жизни. Из всего этого я понял, что шило пропили, а дело о списании так и осталось на бумаге, неподписанной по причине не окончившегося еще срока службы 'канадок бывших в употреблении'. - Завтра прибыть на корабль! Получите обходной лист и валите куда хотите, - предупредил я своего мичмана и, скрипя зубами от привалившей на меня злости, хлопнул входной дверью. На этом лопнула моя несбыточная мечта о порядочном корабельном баталере, и я был вполне согласен с выводом Петра I, который якобы яростно утверждал, что каждого интенданта, прослужившего год на хлебном месте, можно со спокойной душой расстреливать на месте преступления. Страницы 1 - 8 из 8
Оглавление Читать далее Предисловие Глава 1. Корабельная Фанагория Глава 2. Дом уже не корабль Глава 3. Три адмирала и Цусима Глава 4. Железяка Глава 5. Штабной Глава 6. Тут уж не до шуток!
|
