Баннер

Как создать
единую судовую
энергетическую систему

Главная / Издания / Литература / Книжная полка / В.В. Дугинец. Корабельная Фанагория / Глава 3. Три адмирала и Цусима

Глава 3. Три адмирала и Цусима

Текст: В.В. Дугинец. "Корабельная фанагория"

Теперь, после своей командировки меня в 18.00., словно порывом ветра сдувало с корабля при любой возможности, и я, как восторженный влюбленный мальчишка, бежал в библиотеку Базового матросского клуба на свидание со своей женой.

Коллектив этой маленькой библиотеки находился в старинном особнячке, расположенном рядом с самой знаменитой исторической достопримечательностью Военного городка - старинным православным Морским собором святого Николая, возвышающийся над деревьями своими 6-ю куполами. Таких соборов еще поискать надо - по всей стране и то не сыщешь.

Собор построен в 1901-1903 годах архитектором В. Косяковым. Сам царь Николай II закладывал первый камень в фундамент будущего собора, возводимого в честь своего тезки.

В храме нет ни одной опорной колонны и здание всем своим весом опирается на стены. В его строительстве впервые был использован метод монолитного литья бетона.

Удивительное благолепие памятника русского зодчества и российского православия сразу привлекает взор даже любого неверующего Фомы своим величием и красотой внешнего вида. Храм мужественно перенес все невзгоды лихих военных времен и стоит уже 70 лет без ремонтов и реставраций, к нему так и не прикасалась рука мастера-реставратора.

Его ведь действительно никто ни разу снаружи не ремонтировал, а он стоит и привлекает взоры людей своим величием прошлого и историей русского флота.

Луковицы всех 6-ти куполов, обезличенные отсутствием на них крестов, на которых вместо привычного символа христианства в небо возвышаются остроконечные шпили, а вместо былой позолоты они покрыты слоем невзрачной серо-голубой краски, почти такой же как и на корпусах военных кораблей. Окна звонниц забиты запыленными деревянными щитами из досок, а ступеньки крылечек своими щербатыми выбоинами в бетоне напоминают приближающееся столетие этого строения.

Небывалой красоты глиняные фрески, раскрашенные разноцветьем красок с затейливым орнаментом, до сих пор сохранили свои цвета и украшают наружные стены. Пацаны варварски нещадно колотят их из своих рогаток, и они осколками былой лепоты взывают к народу. Это была, пожалуй, вторая 'Цусима' для Морского собора.

Собор носил официальный статус филиала Базового матросского клуба, а в его центральном зале был устроен кинотеатр, и только это спасало его от окончательного запустения и разграбления.

Здесь как в обычном кинотеатре демонстрировались фильмы для жителей Военного городка.

Звуки из динамиков, закрепленные на стенах, врывались в простор огромного сводчатого помещения и уходили под купол, где, словно, в резонаторе происходило усиление звуковых волн и они, усиливаясь, возвращались вниз. Происходило отставание по времени отраженного звука, приходящего из под сводов, и исходящего из громкоговорителей, а в результате такой интерференции ничего невозможно было понять в диалогах происходящих на экране.

Грамотный зритель брал места в кино поближе к стене с динамиком, и только тогда можно было разбирать, о чем толкуют на экране его герои. На этой фотографии 2006 года ясно видно, что наконец-то собор дождался человеческого внимания и стал похож на настоящий златоглавый.

Именно с этого собора для Балтийского флота начался морской бой с японской эскадрой, так как в этом соборе 1 октября 1904 года состоялся торжественный молебен во славу русского воинства и в честь проводов 2-ой Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала Рожественского З.П. на верную гибель в Корейском проливе.

Настоятель собора окроплял святой водой со своей метелки склоненные перед ним головы и благословлял командующего и его офицеров на ратный подвиг во имя победы над японским супостатом.

А сама русско-японская война началась в ночь на 27 января 1904 г. вероломным нападением японского флота на русскую эскадру в Порт-Артуре и на отдельные русские корабли, находившиеся в корейском порту Чемульпо (Инчхон). В Порт-Артуре были повреждены эскадренные броненосцы 'Ретвизан', 'Цесаревич' и крейсер 'Паллада'.

В Чемульпо после ожесточенного боя с японскими кораблями был затоплен своей командой крейсер 'Варяг' и взорвана канонерская лодка 'Кореец'.

Морской собор святого Николая, 2006 год

Тяжелая обстановка, сложившаяся на театре военных действий, вынудила царское правительство назначить на пост командующего Тихоокеанским флотом выдающегося русского адмирала С. О. Макарова, занимавшего до этого пост главного командира Кронштадтского порта.

Но так уж сложились обстоятельства, что 31 марта 1904 г. вице-адмирал С. О. Макаров погиб на эскадренном броненосце 'Петропавловск', подорвавшемся на японских минах при выходе из Порт-Артура. 155 дней продолжалась героическая оборона Порт-Артура - главной базы русской 1-ой Тихоокеанской эскадры. 20 декабря 1904 г. (2 января 1905 г.) Порт-Артур был сдан японцам. Русская эскадра, за исключением 6 миноносцев и нескольких катеров, погибла.

Россия потеряла главную военно-морскую базу на Тихом океане, а японские войска, освободившиеся после сдачи Порт-Артура, были переброшены против русской армии в Маньчжурию.

Усилив свою армию, японцы в феврале 1905 года начали наступление против главных сил русской армии, сосредоточенных в районе Мукдена. После двухнедельных ожесточенных боев русская армия была вынуждена отойти на север, а японцы, понеся огромные потери, отказались от преследования русских.

Падение Порт-Артура и поражение русской армии под Мукденом имело стратегическое значение. Стало совершенно очевидно, что война проиграна, и крохотная Страна восходящего солнца может теперь диктовать свои условия России.

Еще до падения Порт-Артура царское правительство приняло решение направить на Дальний Восток эскадру кораблей Балтийского флота в надежде исправить создавшееся положение.

Эта эскадра, получившая название 2-ой Тихоокеанской, представляла собой наспех сколоченное соединение, состоявшее из 7 эскадренных броненосцев, 1 броненосного крейсера, 7 крейсеров, 5 вспомогательных крейсеров и 9 эскадренных миноносцев.

В Кронштадте срочным порядком заканчивали достройку крейсеров 'Олег' и 'Изумруд'. Но поскольку эти корабли уже не успевали с окончанием работ до выхода эскадры в поход, то в Адмиралтействе приняли решение сформировать еще один отряд кораблей под командованием капитана 1 ранга Добротворского Л.Ф. в составе крейсеров 'Олег', 'Изумруд', эскадренных миноносцев 'Громкий', 'Грозный', 'Пронзительный' и 'Резвый', вспомогательных крейсеров 'Рион' и 'Днепр', который по готовности кораблей должен был выйти вслед за эскадрой.

Командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой был назначен контр- адмирал 3иновий Петрович Рожественский, как принято говорить, типичный представитель военной бюрократии, занимавший пост начальника Главного морского штаба.

Говорить об этом адмирале, что он типичный представитель военной бюрократии у меня лично язык не поворачивается.

Это был грамотный и опытный морской артиллерист и командир, кавалер десяти российских и иностранных орденов и медалей, достигший высот своего положения без каких-либо протекций и родственных связей.

Он был выходцем из семьи военного медика - ему некому было покровительствовать в военно-морской карьере, и все он пробивал в своей службе своим настырным характером, необыкновенной работоспособностью и собственной головой.

Вице-адмирал Рожественский Зиновий Петрович (слева) и контр-адмирал Небогатов Николай Иванович

27 мая 1891 года Рожественский на рейде Кронштадта представил свой корабль - канонерскую лодку 'Грозящий' для высочайшего смотра самому императору Александру III, а после успешно завершенного этого торжественного мероприятия получил монаршее благоволение, что очень многое значило в службе морского офицера.

А 24 июля 1902 года этого энергичного, но пожилого 54-летнего руководителя и опытного моряка заприметил и Николай II.

На рейде Ревеля, будучи в должности командира учебно-артиллерийского отряда кораблей и в звании контр-адмирала, Рожественский на крейсере 'Минин' руководил своим отрядом и проводил показательные артиллерийские стрельбы по морским и береговым целям.

Сложность и ответственность этого момента заключалась в том, что на борту крейсера 'Минин' присутствовали и наблюдали это побоище сразу два императора: Николай II и Вильгельм II со своими свитами, в составе которых находились принц Генрих и командующий флотом Великий князь Алексей Александрович, морские министры Германии Тирпиц и России Тырнов.

Корабли весьма удачно на глазах высочайших особ разнесли в пух и прах все береговые и морские щиты, что вызвало похвалу со стороны германского кайзера. Расчеты артиллеристов действовали настолько четко и слаженно, что даже простому человеку было ясно что это работают вышколенные и натренированные специалисты, способные попасть в любую цель.

После этой удачной показухи мощи русской артиллерии перед самим немецким кайзером Рожественский был зачислен Николаем II в свою императорскую свиту. А уже в 1903-1904 годах поручил ему исполнять обязанности начальника Главного морского штаба.

Я не зря пишу это флотское слово 'показуха', которое ничем и никаким каленым железом во все времена невозможно было выжечь из флотской практики и именно на ней держался наш флот тогда и поныне держится. Все береговые шиты были выставлены таким образом, что при малейшем сотрясении воздуха от пролетающего рядом снаряда, они сразу падали и разваливались на куски. А полотна парусины морских щитов были сшиты аналогично - при малейшем попадании в них, они эффектно разлетались в клочья. Другой вопрос - знал ли об этих хитростях сам Рожественский? А может, и знал...

'Ужасно нервный человек, а бравый и очень хороший моряк', - так однажды отозвался о нем начальник штаба эскадры вице-адмирал Г.И. Бутаков.

Понимая бессмысленность этого похода, Рожественский не нашел в себе мужества отказаться от участия в этой авантюре, в чем позднее раскаивался.

Уже после войны Рожественский сам признавался: 'Будь у меня хоть искра гражданского мужества, я должен был бы кричать на весь мир: берегите эти последние ресурсы флота! Не отсылайте их на истребление! Но у меня не оказалось нужной искры'.

Какая может быть искра гражданского мужества у 56-летнего контр- адмирала, занимающего должность начальника Главного морского штаба, обласканного монаршим вниманием.

Он что мог пойти против воли царя и сказать всю правду о слабости русского флота, за которую и отвечал в своем Морском ведомстве. Совсем непатриотично. Это был бы конец всей его карьеры, если не большего. А кто правил флотом в Адмиралтействе, пренебрежительно обзываемом флотскими офицерами под 'шпицем'? Кто направил наши последние корабли Российского флота на это истребление в Корейский пролив? Был такой Великий князь Алексей Александрович - четвертый по счету сын Императора Александра II 2 января 1850 года рождения.

Еще в 1881 году с вступлением на престол Александра III Великий князь Алексей назначается Главным начальником флота и морского ведомства. А уже через два года спустя в день Коронации на престол Александра III он дарует своему брату звание Генерал-Адмирала.

Генерал-Адмирал по сухопутным понятиям это Генерал-Фельдмаршал (выше воинских званий не бывает, кроме как Генералиссимус).

Сумасшедшая карьера! В 33 года получить высшее морское звание и руководить флотом страны! Конечно, оно понятно, что чины августейшим особам и Великим князьям шли по особым законам, до сих пор непонятным простым смертным.

Я нисколько не пытаюсь умалить заслуги этого настоящего моряка в его бесконечных морских и океанских походах, которые он начал совершать уже в 10-летнем возрасте под чутким руководством своего воспитателя-няньки К.Н.Посьет в звании целого капитана 1 ранга.

Начав свои морские походы с детства, молодой Великий князь за 21 год провел в плавании под парусами и заграницей 1772 дня. Это почти 5 лет морских походов.

Все эти 5-летние путешествия и странствования по белому свету и всем морям и океанам на паруснике мне скорее напоминают курсантские практики в нашем училище имени Фрунзе.

За это время можно оморячиться на все 100%, стать профессиональным моряком, когда ты ни за что на корабле не отвечаешь и вокруг тебя суетится Посьет, а все прочие чины на корабле только и смотрят в рот Великому князю, желая угодить и оберечь его от невзгод и лишений.

Генерал-адмирал Романов Алексей Александрович

Безусловно, что, несмотря на особые бытовые условия, создаваемые Великому князю на корабле, корабельная жизнь в служебном отношении в походах была практически такой же, что и для всех офицеров.

Те же вахты, якорные и ходовые, те же учения, парусные, артиллерийские, абордажные, те же авральные работы и даже общеобразовательные занятия с нижними чинами. Да и море не делало разницы между теми, кто из августейших и теми, кто из обычных смертных, плывущих на корабле. Шторм, качка, ветер, трепет парусов, дождь - они всех воспитывали одинаково. Жесткие флотские корабельные традиции и порядки были таковы, что командир корабля на борту - неограниченный начальник даже над Великими князьями.

Другое дело на берегу - на суше тот же командир любого ранга должен становиться перед этим князем в лейтенантском звании во фрунт и поедать его глазами. Все это в царском флоте выполнялись неукоснительно и само собой.

Свой первый в истории визит русские корабли совершили в США 25 сентября 1863 года. Это было в самый разгар Гражданской войны между северными и южными штатами Америки. Мятежных южан активно поддерживали Англия и Франция, приславшие в Нью-Йорк свои корабли летом 1863 года, снаряженные для высадки десанта и имевшие на борту около 5 тысяч моряков.

Неожиданное появление 25 сентября на Нью-Йоркском рейде русской эскадры под командованием капитана 1 ранга С.С. Лесовского в составе 3 фрегатов, 2 корветов и 1 клипера, и почти одновременное прибытие в Сан- Франциско Тихоокеанской эскадры под командой капитана 1 ранга А.А. Попова значительно укрепило позиции правительства Авраама Линкольна и оказало прямую помощь демократическому Северу в борьбе против рабовладельческого Юга. Именно за эту поддержку американцы уважали российских моряков, совершивших поход за тысячи миль от России. Одной из отдельных задач на этот визит командирам эскадр Лесовскому и Попову было указано на организацию сбора сведений о строительстве новейших американских мониторов и закупке их чертежей.

Капитан-лейтенант Гвардейского экипажа Алексей Романов - сын царя, в должности вахтенного начальника на фрегате 'Светлана' в 1871 году представлял Российскую делегацию во втором официальном визите кораблей в США. Командующим эскадрой кораблей-визитеров шел бывший воспитатель князя, но уже вице-адмирал К.Н.Посьет, на флагманским корабле фрегате 'Светлана'.

Парусно-винтовой фрегат 'Светлана

Парусно-винтовой фрегат 'Светлана' был построен на верфях Бордо во Франции по заказу России и спущен на воду 3 мая 1858 года.

Трехмачтовый красавец с изящными обводами корпуса имел водоизмещение 3187 тонн и мог развивать скорость до 12 узлов. Кроме парусного вооружения фрегат имел паровую машину фирмы 'Крезо' мощностью 450 л.с., опреснительную установку морской воды, генератор для освещения палуб и помещений корабля в ночное время. Артиллерийское вооружение состояло из 6 и 8-дюймовых нарезных орудий и десантных пушек общей численностью в 40 единиц.

Эскадра из трех кораблей покинула Большой Кронштадский рейд 13 августа 1871 года, в ее состав кроме 'Светланы' входили так же корвет 'Богатырь' и клипер 'Абрек'.

Сейчас такое даже представить себе невозможно, чтобы 21-летний офицер российского флота исполнял роль руководителя дипломатической миссии в Вашингтон.

Ее главная цель заключалась в дальнейшем укреплении традиционно дружественных отношений между двумя великими державами. Прошло всего 6 лет после окончания Гражданской войны Севера с Югом, и президент Улисс Грант налаживал контакты и дружественные отношения не только с Россией. Впрочем, была и вторая цель - знакомство с постановкой военно-морского дела в Соединенных Штатах, с новейшими достижениями американской науки и техники.

По такому торжественному случаю, Алексей Александрович за время перехода сравнительно прочно освоил английский язык. На борту фрегата в качестве пассажира был преподаватель английского языка и переводчик некто Василий Мечин, который добросовестно занимался с главой дипломатический миссии по вопросам освоения английского языка. У бухты Лауэр-Бей в устье реки Гудзон 21 ноября 1871 русские корабли торжественно встречала американская эскадра под флагом вице-адмирала С. Роуэна. Под орудийный грохот салюта наций наши корабли встали на якоря у входа в Нью-Йоркский порт.

Америка, со свойственной ей в те давние времена восторженностью и симпатией к русским, но и с некоторой долей любопытства, тысячными толпами встречала корабли эскадры и наших моряков. Простой народ откровенно и бурно, чисто по-американски, выражал свою благодарность за дружественную поддержку во время недавней междоусобной борьбы. Великий князь Алексей, возглавляющий русскую делегацию, побывал и на президентском приеме в Синем зале Белого дома. Гостей встречал президент Улисс Грант со своей семьей, государственный секретарь Г. Фиш, морской министр Д.Роубсон и другие высокопоставленные чиновники. Прием был сердечным и прошел в весьма радушной дружественной обстановке. Молодой, обаятельный светский красавец, капитан-лейтенант с пышными флотскими усами, да еще и царский сын, произвел доброжелательное впечатление на американцев. Во время беседы с президентом великий князь общался практически без переводчика, что президент заметил и высказал комплимент офицеру - великий князь 'совершенно свободно выражается по-английски'.

Русской делегации для передвижения по стране был предоставлен специальный поезд, состоящий из трех вагонов и локомотива. За время визита, который продолжался 2 месяца, князь на этом поезде исколесил вдоль и поперек все Америки, насмотрелся на все американские чудеса света и военно-морского флота США. И даже успел принять самое активное участие в охоте на бизонов - вождь одного из индейских племен пригласил поохотиться. Русские моряки оказались на высоте и показали американцам, что они нисколько не хуже местных ковбоев управляются с лошадьми и стреляют по бегущим целям.

Верхом на коне кавалькаду русских охотников возглавлял сам Великий князь, у которого за поясом был заткнут русский охотничий нож и револьвер 'Смит и Вессон', подаренный ему незадолго до охоты и украшенный гербами России и Соединенных Штатов.

После визита в США плавание 'Светланы' продолжалось, и корабль побывал в Гаване, Рио-де-Жанейро, на мысе Доброй Надежды, в Сайгоне, в Сингапуре, Японии, Китае, корабль совершил путешествие вглубь Китая по реке Янцзы.

Эту часть плавания великий князь совершил уже в должности старшего офицера фрегата. Телеграмму о его назначении получили еще в Гаване. 15 октября 1872 года фрегат отдал якорь на рейде Нагасаки. Оттуда 'Светлана' и корвет 'Витязь' под флагом контр-адмирала М.Федоровского в сопровождении японского корабля 'Ниссин' проследовали в порт Иокогама.

Японский броненосец 'Джошомару' салютовал кораблям нашей маленькой эскадры в честь их прибытия с дружественным визитом в Иокогаму. На берегу великого князя Алексея встречал почетный караул со всеми почестями великому гостю России. Русская делегация была доставлена в столицу Японии Эдо (Токио), где в честь великого князя состоялся военный парад. Японцам тоже нужно было показать свою возросшую военную мощь.

5 ноября делегация была приглашена в императорский дворец, где состоялось официальное представление Великого князя со своей свитой самому Императору Японии. А 11 ноября Император нанес ответный дружественный визит на фрегат 'Светлана'. Это был первый в истории его визит на русский военный корабль. Во время завтрака, устроенного в кают- компании в честь Императора Японии, Великий князь Алексей и микадо обменялись дружественными тостами.

Новый 1873 год 'Светлана' встречала на рейде Иокогамы, а 2 января, в день своего рождения, Алексей Александрович стал капитаном 2 ранга. Во Владивосток князь добрался только 4 мая на борту 'Витязя'.

Далее следовало двухмесячное путешествие по Амуру, рекам Сибири и 'сухим путем' по дороге в С.-Петербург. Всего на этот раз плавание и путешествие по Америке, Китаю и Сибири заняло почти два года.

А в столице Великого князя ждало назначение исполняющим обязанности командира Гвардейского экипажа и присвоение досрочного звания 'капитан 1 ранга'. Чудо - в 23 года стать настоящим капитаном 1 ранга.

Самое знаменательное событие в жизни Алексея Александровича, как моряка, произошло 18 февраля 1874 года - он стал командиром фрегата 'Светлана'.

2 июля 1874 года он уже уходит в свое первое самостоятельное плавание. Продолжалось оно недолго, всего три месяца, да и дальше Балтики молодого командира пока не пустили. Зато на следующий год, 15 мая 1875 года, 'Светлана' вновь покидает Кронштадт, на этот раз надолго. Полтора года великий князь плавает самостоятельно в должности командира фрегата в Атлантике и Средиземном море, как тогда писалось в послужных списках офицеров - 'сам командир'.

Весной 1875 года на Балканах, в Боснии и Герцеговине началось восстание против турецкого ига, а в апреле 1876 оно охватило и Болгарию. Турки десятками тысяч резали кривыми мечами и выжигали братьев-славян за их непокорность, и России пришлось вмешаться в эту бойню.

В связи с назреванием русско-турецкой войны 1877-1878 годов возникла угроза конфликта и с Англией, поскольку для 'владычицы морей' турецкий пролив Босфор был стратегической целью, и только поэтому она всячески будет поддерживать Турцию в предстоящей потасовке на Балканах. В этой ситуации вновь вспомнили о 'крейсерской войне' в океане. Уже несколько десятилетий океанской стратегией русского флота была концепция 'Крейсерской войны'.

Эта доктрина была весьма выгодна для России, так как Англия, являясь полностью островным государством, полностью зависела от морских торговых путей, которые, с другой стороны, очень мало влияли на экономику России.

Это вовсе не означало обязательное ведение морских сражений с силами флота противника. Такая, скорее 'партизанская война' на море, предусматривала действия крейсерскими силами на коммуникациях противника, избегая, в тоже время, прямого столкновения с главными силами.

Не лишним будет здесь отметить, что многие положения этой русской военно-морской доктрины легли в основу немецкой стратегии на море в годы первой и второй мировых войн.

Базировать крейсера в возможной войне с Англией планировалось на порты Соединенных Штатов. По этому поводу срочно формируются две эскадры: Атлантическая и Тихоокеанская.

Командующим Атлантической эскадрой назначается контр-адмирал И.И. Бутаков (брат знаменитого адмирала Г.И. Бутакова), а его флагманским кораблем становится 'Светлана'.

Ох, уж эта Англия! Как была она раньше 'собакой на сене', так до сих пор еще и не сгнила эта ее колониальная подстилка.

Еще в XVI-XVII веках, в эпоху переломного момента в истории человечества - эпоху новых географических открытий и период первоначального накопления капитала Европа зашевелилась в соревновании - кто больше урвет себе земель и владений.

Первыми кинулись на захват далеких земель Испания и Португалия. Встревоженная таким обстоятельством - как бы не опоздать к дележу колоний, Англия срочно стала создавать и укреплять свой военный флот. Испания не смогла воспользоваться богатствами, награбленными в своих колониях, для развития своей промышленности и укрепления военного флота. Этим воспользовалась Англия и разгромила 'великую армаду' испанцев своим более современным и мощным флотом.

Британия, благодаря своим эгоистичным от природы экономистам, типа Адама Смита, вовремя успела разобраться в элементарных истинах этой науки, что экономика является базисом для военно-технической надстройки (для создания убойного флота), которая в свою очередь гарантируюет безопасное существование экономики островного государства.

Маленькая крохотная Голландия тоже распушила свои перья парусов и резко начала набирать себе колонии по всему миру. Но англо-голландские войны в Северном море доказали превосходство военного флота Англии. Военные корабли Альбиона стали носиться по всему белому свету и как огромные гиены, но человеческими испражнениями и королевскими флагами, помечали свои новые захваченные территории на далеких от своей родины континентах и архипелагах.

Мало того, военные корабли занимались настоящим пиратством на море и грабили торговые суда других стран, захватывали их и уводили в свои порты, чем мгновенно пополняли королевскую казну и состав своего флота. К началу XVIII флот Франции тоже вырвался на океанские просторы и отломил себе в колонии Канаду, территории в долине Миссисипи, Вест-индийские острова, часть Индии и огромные территории в Африке.

Такого хамства, такой наглости Англия потерпеть уже не смогла и началась ожесточенная борьба на море за экономическую гегемонию, колониальные владения и господство в мировой торговле.

Английский и французский флоты в морских сражениях выясняли отношения до тех пор, пока Францию не покинула надежда на мировое господство на море - Франция сдалась и уступила Англии свои владения в Северной Америке и Индии.

Каких только войн и где только не вела эта своенравная метрополия и добилась своего. Теперь она была уже в состоянии кораблями своего флота прервать морские коммуникации любого государства, имеющего выход в море, и этим самым блокировать морские поставки по морю.

Так с середины XVIII века Англия прочно заняла положение 'Владычицы морей' и королевский флот стал олицетворять собой мировое политическое могущество, которое Англия не уступала никому в течение двух веков. Не уступала..., пока приемником британской политики в середине XX века не стали США.

Но еще в те времена своего могущества, Британия начала варить мировой котел международной политики. Решая сложнейшие шахматные партии мировой арены, она тщательно просчитывала свои ходы наперед и воплотила в жизнь свой принцип: 'Правильно все то, что выгодно нам и Ее королевскому Величеству'. С тех пор и по сей день эта линия внешней политики консервативно выдерживается и превратилась в настоящее время в 'политику двойных стандартов'.

Уже с тех далеких времен Британия стала внимательно присматриваться к России, которая постепенно начала завоевывать себе с помощью сил флота выходы в моря. Она быстро разглядела нового политического конкурента на мировой арене.

А уж когда Россия, ведя боевые действия во время русско-турецкой войны, в июне 1788 осадила войсками под командованием генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина крепость Очаков и 06.12.1788 года захватила ее, взяв штурмом...

Да при этом Россия одновременно вела войну против шведского короля Густава III на Балтийском море и его окрестностях, то тут уж точно в местном Уайтхолле началась настоящая паника, переходящая в антирусскую истерию.

Британия и в самом деле по-настоящему начала опасаться захвата русскими Индии. Ведь еще царь Петр I в свое время русским языком утверждал, что обладающий Константинополем и Индией - будет обладать всем миром. Вот потому-то и вошло в привычку британской политики всегда и везде, во всех морях и океанах держать нос по ветру, и при малейших обстоятельствах, затрагивающих интересы Альбиона, напрягать стальные мышцы своих броненосцев. Ну, а, в крайнем случае, организовать заваруху и стравить другие страны в этом регионе, чтобы они бились, пока не сравнялись, а Англия стояла над этой потасовкой, помогая экономически выгодной для нее стране.

11 ноября 1876 года, приняв полные запасы по нормам военного времени, 'Светлана' в составе Атлантической эскадры берет курс на запад. На этот раз в Америку корабли шли не просто с дружеским визитом, а по-настоящему готовились к войне. В канун нового 1877 года корабли и 'Светлана' отдали якоря на Норфолкском рейде.

В Соединенных Штатах русская эскадра оставались более четырех месяцев. Это было время не только традиционного проявления дружбы между Россией и США, но и постоянной готовности к войне с Англией. Впрочем, предпринимались шаги и дипломатического давления на 'владычицу морей'.

В начале апреля Алексей Александрович в сопровождении Великого князя Константина Константиновича, плававшего на 'Светлане' мичманом, и адмирала И.И. Бутакова наносит визит президенту США Ратерфорду Хейзу.

В Белом доме на этот раз в честь русских моряков устраивается большой парадный обед. На обеде присутствовал президент, его семейство, все министры и высшие представители исполнительной власти Соединенных Штатов. Торжественность и даже некоторая помпезность приема русских в Вашингтоне была не случайна.

Обстановка на Балканах накалялась до предела - начала войны с Турцией ожидали со дня на день, но с напряжением ждали самого главного - какова будет на это реакция Англии.

12 апреля 1877 г. началась очередная, уже 7-я по счету, война с турками. Все облегченно вздохнули - поскольку Англия, проявив неожиданное благоразумие, отреагировала на это событие только дипломатическими демаршами в адрес России и в драку не лезла. Стало очевидно, что крейсерской войны не будет и корабли нашей эскадры покинули гостеприимную Америку.

Пока 'Светлана' под своими парусами добиралась до французского Бреста, война с Турцией набирала обороты и шла полным ходом. 29 мая с приходом корабля в порт Брест Великий князь навсегда оставляет свой фрегат и поездом спешит в Петербург.

Уже по приезду в столицу отец-государь Александр II назначает своего сына на должность командира Гвардейского экипажа - подальше от морских сражений с турками.

Задачи, которые выполняло это хитрое подразделение в мирное время, были чисто придворные: несение караульной службы по охране царских покоев и дворцов, а летом еще добавлялась служба на бортах придворных императорских яхт. Иногда Император со своей семьей и свитой выбирался на этих яхтах на морские прогулки.

После начала войны Гвардейский экипаж в составе 25 офицеров и 504 рядовых срочно перебрасывается на Дунай для поддержки действующей армии. 5 июня командир Гвардейского экипажа, догоняя уже выехавшую на Балканы команду экипажа, отправляется следом в действующую армию. Он еще не успел добраться до своего экипажа, как уже становится контр- адмиралом и назначается 'начальником всех морских команд на Дунае'. История почему-то умалчивает его реальную роль в организации боевых операций на Дунае, но русские моряки действовали там блестяще.

Парижский Мир 1856 года объявлял Черное море нейтральным, Россия и Турция не могли держать там военный флот. Когда же 31 октября 1870 года это ограничение для России было отменено, то военного флота там практически не существовало.

Теперь-то можно было строить военные корабли для Черноморского флота, но у нас как всегда не успели подготовиться к предстоящей войне. В то же время Турция в любое время могла ввести свои корабли через Босфор и хозяйничать на Черном море. Против наших слабых сил Турция могла выставить 22 броненосных корабля, на которых более 150 орудий главного калибра (семи-восьми дюймов).

Поэтому Черноморский флот к началу военных действий представлял собой жалкое подобие военного флота, поскольку состоял из быстроходных гражданских судов и катеров. Из этих судов, наскоро переоборудованных в военные, и офицеров Балтийского флота была сформирована Дунайская флотилия, оборудованная новым в то время минным оружием.

Массовое постановки мин в устье Дуная и дерзкие действия минных катеров с шестовыми минами против турецких кораблей, полностью парализовали действия турецкого броненосного флота и не позволили ему войти в Дунай для оказания помощи турецкой армии.

Поэтому русская армия смогла приступить к обустройству переправ войск через могучую реку. Принимал участие в боевых действиях и сам Великий князь. 'За... мужество и распорядительность при переводе понтонов из Никополя в Систово мимо неприятельских позиций' он был награжден золотой саблей с надписью 'За храбрость'.

В действующей армии Алексей Александрович пробыл до января 1878 года. 'За неутомимую и успешную распорядительность морскими командами, за... принятие всех мер, не допускающих неприятелю вред нашим переправам', по 'удостоянию местной кавалерской Думы' Алексей Александрович был награжден орденом Св. Георгия 4 степени.

В январе 1878 года Великий князь возвращается в столицу, где продолжает командовать Гвардейским экипажем. Правда, были еще и заседания Кораблестроительного и Артиллерийского отделов Морского Технического Комитета, а также Коллегии Николаевской морской академии, членом которых являлся Великий князь, но такая скучная работа его не увлекала. Я так подробно описал служебную деятельность великого князя Алексея, чтобы читатель сам мог убедиться, что он был в действительности хорошим моряком и исполнительным офицером.

Убежден был и вице-адмирал К.Н.Посьет, что его воспитанник истинный моряк. Ведь он неоднократно видел его 'хладнокровно и безупречно... исполняющим свои обязанности на палубе фрегата... и в борьбе с китайским тайфуном при таких приступах урагана, когда размахи качки фрегата доходили до 40° и мачты угрожали падением'.

Совсем иное дело, каким генерал-адмиралом был Великий князь. Судя по воспоминаниям современников — практически никаким.

Даже 3-х годичное командование парусным фрегатом 'Светлана' и морские походы на нем не могли дать великому князю понятий и навыков в руководстве флотом, способности мыслить масштабными стратегическими категориями.

Алексей Александрович был обаятельным светским красавцем, общепризнанным повесой императорской семьи, кумиром красавиц Парижа.

С годами он располнел, но тогда это не считалось помехой мужской красоте. Великий князь никогда не был женат, и вся его жизнь состояла большей частью из вкусных обедов и красивых женщин, предпочтительно в Париже. Все руководство флотом с его стороны сводилось к тому, что раз в неделю все адмиралы собирались к нему на обед. Поскольку повар был мастер своего дела, а коньяк в доме всегда высшего класса - адмиралы не возражали. Вся эта Адмиралтейская элита принимала на грудь из братины и начинала нести умные патриотические речи о нашем флоте.

Практически прекратились и плавания Великого князя, разве что на императорской яхте 'Держава' в Данциг или на Транзунском рейде при высочайшем смотре.

Что же писали о генерал-адмирале его современники?

Вот лишь несколько записей из дневника управляющего Морским министерством адмирала И.А. Шестакова: '...опять ездил в Кронштадт, докладывал у Великого Князя, нет, не стал он еще на ноги...', '...что и говорить, ленив мой Великий Князь...', '...доклад был бесцветен, как всегда при Алексее...', '...кажется, мой Великий Князь просто равнодушен и не только к флоту...'.

Есть и такая запись - '...обедал в кают-компании Гв. экипажа, веселая... молодежь. После обеда хотел уйти... но Великий Князь велел меня догнать... Подали братскую чашу. Великий Князь, взявши ее в руки, громким голосом провозгласил тост мое здоровье. Дружное ура полилось в ответ...'

Пожалуй, наиболее сдержанной является характеристика С.Ю. Витте: 'Алексей Александрович, будучи очень милым, честным и благородным, в то же время был человеком в деловом отношении не особенно серьезным'. Много резче о генерал-адмирале писал его двоюродный брат Александр Михайлович: 'Алексей - это непревзойденная карикатура на Генерал- адмирала... Не интересуясь решительно ничем, что не относилось к женщинам, еде или напиткам, он изобрел чрезвычайно удобный способ... заседания Адмиралтейского Совета... Приглашал его членов к себе во дворец на обед, и после того как наполеоновский коньяк попадал в желудок его гостей, радушный хозяин открывал заседание...'

Военно-морской флот стоит огромных денег из бюджета. А там где большие деньги - там всегда царит казнокрадство, и крутятся сомнительные коммерческие личности, желающие отщипнуть от выделенных на строительство кораблей денег маленькую толику для себя.

Под руководством генерал-адмирала наше Адмиралтейство всячески пыталось копировать действия Англии.

У англичан сошел со стапелей новый броненосец - нам такой же нужен и давай строить подобный. На судоверфи Англии строительство такого корабля занимало 1-2 года, а у нас такой броненосец строили 5-7 лет. Получалось, что когда корабль торжественно спускали на воду, то он уже за это время морально устаревал и вложенные в него средства себя никак не оправдывали.

Но царь Николай II и его окружение всегда были одержимы гипертрофированной идеей - Россия должна, просто обязана, иметь большой флот. И деньги бюджета хаотически растрачивались на строительство новых кораблей.

В середине 90-х годов на армию и флот тратились астрономические суммы - 512,6 млн. рублей золотом, что составляло более 20% бюджета страны. Флотские офицеры - не базарные бабы, но и у них язык без костей. Среди них тоже ходили пересуды про Великого князя, который сидел, как главный виночерпий, во главе флотского стола и хорошо знавал только два дела - выпить и закусить.

Говорили, что за счет флотской казны генерал-адмирал содержит свою любовницу французскую балерину Элизу Балетта. Что если продать все бриллианты, которыми обвешана эта дамочка, то денег вполне хватило на то, чтобы эскадра Рожественского могла иметь два боевых запаса снарядов на предстоящую битву при Цусиме.

Крейсер 1 ранга 'Светлана'

Оценивая деятельность Алексея Александровича как генерал-адмирала, академик А.Н.Крылов писал: 'За 23 года его управления флотом бюджет вырос в среднем чуть ли не в пять раз; было построено множество броненосцев и броненосных крейсеров, но это 'множество' являлось только собранием отдельных судов, а не флотом'. Большинство кораблей были разнотипны, либо слабые по вооружению, либо слабые по бронированию. Подчас они представляли собой 'обыкновенное подражание английским броненосцам с опозданием на 6-7 лет'.

Далее А.Н.Крылов подводит итог. 'Уже этот краткий перечень показывает, что в смысле создания флота деятельность генерал-адмирала Алексея была характерным образцом бесплановой растраты государственных средств'. Отдавая дань памяти своему устаревшему парусному фрегату 'Светлана', на котором служил Великий князь, он заказал на верфях Франции новый крейсер 1 ранга под тем же красивым женским именем.

В 1898 году на воду был спущен красавец с гордой осанкой, своими очертаниями напоминающий прежнюю 'Светлану'. Но это был уже трехтрубный крейсер водоизмещением около 4 тыс.тонн и способный развивать ход до 21 узла.

При постройке крейсера и речи не шло о его ударной мощи современной артиллерии, он должен был исполнять роль вооруженной яхты для генерал-адмирала. Крейсер был оборудован вычурными отделками внутренних фешенебельных кают и помещений и с корабельной мебелью, создающей праздность и уют на корабле для высокопоставленных лиц и его окружения.

На корабле свято соблюдались все традиции парусного флота, заложенные еще на старом корабле, и крейсер всегда блистал своей чистотой и свежей краской. На вооружении корабля имелось шесть 152-мм орудия, но такое вооружение не позволяло ему быть боевым крейсером.

Флагман эскадры броненосец 'Князь Суворов'

Кто бы мог подумать, что и этому императорскому крейсеру было суждено попасть в состав 2-ой Тихоокеанской эскадры и принимать участие в будущих трагических событиях. Но для этого на 'Светлану' в срочном порядке установили еще четыре 75-мм и четыре 47-мм пушки и дооборудовали погреба для артиллерийского боезапаса.

Вернемся к нашим эскадрам, которые готовились к столь дальнему переходу для овладения господством на море.

Корабли эскадры, собранные в Либаве из Ревеля и Крондштадта, срочно загружались запасами по полным нормам военного времени, подкрашивались от ржавчины и готовились к длительному переходу, забивая бункера углем, и сверхнормы засыпали уголь в свободные помещения.

Эскадренный броненосец 'Сисой Великий'

Броненосец 'Бородино' к походу готов

Опасаясь осенней непогоды, эскадра укрывалась за каменными волноломами либавского аванпорта, где армаде кораблей даже не хватало свободного места.

А сама Либава готовилась к проводам кораблей в необычный поход, и сюда съехались жены, сестры, невесты и родители моряков, уходящих в дальнее плавание, аж на другой конец света - во Владивосток. Обычная тишина и покой уютного города под липами нарушались суетой прощания матросов и офицеров с миром на земле и своими родными.

Гостиницы, рестораны и кондитерские работали с перегрузкой и круглосуточно, в них личный состав кораблей спускал все свои последние деньги до копья - там они уже не были нужны никому.

А в Морском соборе проходили богослужения по случаю проводов эскадры к берегам супостата. Народ валом валил на молебны и ставил свечки во здравие флота и за победу над далекой Японией.

На рассвете 2 октября 1904 года основные силы 2-ой Тихоокеанской эскадры начали выдвигаться из Либавы. Но холод, ветер и первые снежные потуги недалекой зимы не позволили организовать торжество под грохот оркестров гарнизона, выдувающих бравурные марши.

Лишь только одинокий портовый буксир смог вырваться из гавани вслед кораблям, исчезающим в серой мороси непогоды. На его корме столпились самые отчаянные родственники моряков, рыдающие и машущие руками славянки-жены, невесты будущих героев Цусимы. Да батюшка с красным от холода носом, облаченный в свою глазетовую с позолотой ризу, в тысячный раз крестивший простор горизонта своим крестным знамением.

На броненосце 'Орел' в поход вышел особо ничем неприметный 27- летний баталер Новиков Алексей Силыч. Кто ж тогда мог знать, что это и есть один из немногих живых свидетелей этих исторических событий, которые он изложил в своей эпопее 'Цусима'.

Уже после выхода из Либавы, дабы поднять дух патриотизма и служения Отечеству, царь произвел Рожественского в вице-адмиралы с назначением генерал-адъютантом и утверждением начальником Главного морского штаба.

Состав эскадры и маршрут движения кораблей японцам был хорошо известен еще до выхода кораблей в море, поскольку подготовка эскадры к переходу, ее вооружение и оснащение разглашались продажной прессой.

А то, что тяжелые броненосцы, имея большую осадку, не могли следовать через Суэцкий канал - это было ясно и без прессы.

По своему составу и подготовке эскадра была явно слабее японского флота.

Верная колониальным заветам викторианства Англия сверхбдительно тряслась над 'своим' проливом Гибралтар и, как рыжий цепной пес, охраняла вход в Средиземное море.

В то же время она не позволяла туркам пропускать боевые корабли России через пролив Босфор. Это означало, что только эскадра кораблей Балтийского флота могла беспрепятственно следовать в Порт-Артур, совершая столь грандиозный бросок, огибая Африку, и тратя на этот переход драгоценное время и огромные средства.

Сплаванность кораблей соединения в таком походе очень много значит для успешного перехода и предстоящих боевых действий. Но было некогда заниматься этими вопросами и все у нас решалось на русское 'авось'. Авось за время перехода потренируются в совместном маневрировании и вступать в боевой контакт с силами противника уже будут подготовленными.

Вот эта низкая боевая готовность эскадры сказалась уже на первых сотнях миль морского похода и привела к международному морскому инциденту, который произошел в южной части Северного моря в районе Доггер-банки. В ночь на 09 октября плавучая мастерская 'Камчатка', несколько отставшая от общего строя кораблей из-за повреждения одной из машин, неожиданно сообщила по телеграфу о нападении на нее сразу восьми миноносцев.

Сразу восемь миноносцев со всех сторон атаковали! Какому японцу нужна была 'Камчатка', чтобы атаковывать этот дешевый транспорт целой флотилией эсминцев? Ведь чтобы его утопить вполне хватило бы и одного толкового командира на борту боевого корабля.

Странно, но Рожественский поверил докладу командира и поверил в серьезную угрозу нападения, а вместо того, чтобы послать на помощь атакованному транспорту какой-нибудь крейсер, сам стал наводить панику на кораблях.

Ночь была темная и даже луна не помогала нашей эскадре разбираться в обстановке на маршруте.

Ну, раз напали, то по кораблям прошел сигнал:'Ожидать атаки миноносцев сзади'. И дальше корабли продвигались в кромешной тьме, но в полной готовности к отражению атак противника.

Проходя Доггер-банку, где целая флотилия рыбаков из Гулля, обычно ловила рыбу, эскадра оказалась в окружении этих маленьких однотрубных пароходиков. Флагманский корабль принял этих рыбаков за неприятельские миноносцы и первым открыл огонь на поражение.

Стоило на других кораблях заслышать орудийные залпы с флагмана, как на эскадре тут же началась настоящая паника. Все корабли начали палить из всех своих калибров по любым обнаруженным целям, которые только попадали в лучи прожекторов.

Беспорядочный бой на самооборону, в котором корабли лепили снаряды даже по своим соседним кораблям, продолжался 20 минут. В результате 'боевого крещения' эскадры одно рыболовное суденышко было потоплено, четыре повреждены, а крейсер 'Аврора' получил 5 попаданий снарядов, которые пробили борт и дымовые трубы.

В угоду Японии английское правительство всеми способами стремилось затруднить переход русской эскадры. Под его дипломатическим нажимом некоторые иностранные государства отказались снабжать эскадру и даже запретили заходить ей в свои порты.

21 октября в Танжере (Морокко) собралась вся армада 2-ой Тихоокеанской эскадры и отсюда два отряда миноносцев и отряд кораблей под командой контр-адмирала Фелькерзама на флагмане 'Сисой Великий' в составе эскадренного броненосца 'Наварин' и крейсеров 'Светлана', 'Жемчуг' и 'Алмаз' должны были следовать на Мадагаскар Средиземным морем через Суэцкий канал. Остальные корабли, осадка которых не позволяла пройти этим мелководным каналом, должны были следовать вокруг Африки.

Перед эскадрой была поставлена задача: достигнув Порт-Артура деблокировать его и объединившись с 1-ой эскадрой обрушить на японский флот сокрушительный удар, после чего утвердить свое господство на море. То есть отрезать все коммуникации от метрополии, по которым Англия и Америка осуществляла военные поставки японцам.

Уже 16 декабря по прибытии эскадры Рожественского к острову Мадагаскар было получено известие, что Порт-Артур пал и находится в руках японцев, а 1-ая Тихоокеанская эскадра прекратила свое существование и приказала долго жить.

Сюда же в бухту Носси-Бэ 15 декабря благополучно прибыли корабли отряда адмирала Фелькерзама, а 01 февраля 1905 года подошли и корабли отряда Добротворского.

Рожественский был уверен, что в связи с изменением обстановки на театре и, ставшее бессмысленным, плавание кораблей в Порт-Артур отменят. Однако в январе он получил телеграмму. На эскадру возложили задачу овладеть морем, обещая подкрепить ее кораблями и броненосцами береговой обороны, остававшимися на Балтике.

Рожественский ответил, что с наличными силами он не в состоянии овладеть морем, а устаревшие маломореходные суда только обременят эскадру; вице-адмирал намеревался прорываться во Владивосток с наиболее боеспособными силами.

Глупости Адмиралтейства, граничащие с преступлением, сопровождали эскадру Рожественского на переходе во Владивосток на каждом шагу. Так транспорт 'Иртыш', прибывший на Мадагаскар 11 марта, должен был доставить для эскадры имущество и самое главное - 20% артиллерийского боезапаса. Но, когда 'Иртыш', наконец-то, добрался до Мадагаскара, то оказалось, что на нем только сапоги для поизносившихся босяков, да бочки с гнилой квашеной капустой и солониной. Драгоценные снаряды для боя были отправлены во Владивосток по железной дороге.

Кому они там уже были нужны?

Несколько ранее во Владивосток прибыл эшелон со снарядами для защитников Порт-Артура, но как ни старались местные пушкари затолкать эти снаряды в пушки - они не лезли. Оказался не тот калибр.

Известие о выходе из Либавы 3 февраля 1905 года 3-ей Тихоокеанской эскадры контр-адмирала Небогатова Николая Ивановича так поразило Рожественского, что он два дня не выходил из своей каюты флагмана и просил сменить его по болезни адмиралом Чухниным.

'Небогатов со своим хламом будет хватать нас за пятки, его антикварное старье лишь помешает нашему прорыву на Владивосток, который и без того потребует от нас немало крови... Это не подкрепление, а лишний камень на шею! Срочное движение вперед - последний шанс', - возмущался вице- адмирал, узнав о подкреплении, которым Адмиралтейство решило ему помочь.

Петербург оставил без внимания просьбу адмирала освободить его от должности по болезни, так же, как и его намеки на необходимость вернуть эскадру домой. Ни смены, ни отмены выхода отряда кораблей Небогатова не было.

Этот отряд, которым командовал контр-адмирал Небогатов, получил название 3-й Тихоокеанской эскадры и имел в своем составе эскадренный броненосец 'Николай I', броненосцы береговой обороны 'Генерал-адмирал Апраксин', 'Адмирал Ушаков', 'Адмирал Сенявин' и старый броненосный крейсер 'Владимир Мономах'.

Вместе с боевыми кораблями следовали транспорта: 'Левония', 'Курония', 'Герман Лерке', 'Граф Строганов', плавмастерская 'Ксения', госпитальное судно 'Кострома' и буксир 'Свирь'.

Задача, поставленная перед Тихоокеанскими эскадрами в связи с изменением стратегической обстановки на театре войны, была совершенно непосильной для этих сил, и дальнейший переход русских кораблей на Дальний Восток после падения Порт-Артура являлся бессмысленной авантюрой. Однако царь настоял на продолжении этого тяжелого перехода кораблей.

В такой обстановке у любого нормального человека нервы сдают, когда он прекрасно понимает приближающуюся трагедию, но ничего не в состоянии сделать для ее предотвращения. Чем ближе становился противник, и меньше оставалось шансов на победу, тем более адмиралом Рожественским овладевали непреодолимые приступы фатализма и готовности умереть за царя, не посрамив чести русского офицера.

Адмирал менялся на глазах у всего экипажа броненосца. Обычно он возвышался на мостике, выделяясь среди окружающих его офицеров своей статной осанкой и орлиным взором настоящего морехода, а тут вдруг он стал превращаться в седого дряхлого старика.

Переход настолько измотал его, что в минуты слабости он терял самообладание, давая волю вспышкам гнева и грубости. Начиная звереть, адмирал для общения с матросами использовал не только смачный набор флотского русского мата, но и самолично выдавал зуботычины матросам, провинившимся даже по мелочам.

Честный перед своим долгом и подчиненными, он всеми силами поддерживал на эскадре порядок, заботился о питании и здоровье матросов, и те прощали ему излишне суровую требовательность.

Маршрут перехода кораблей 2-ой Тихоокеанской эскадры от Либавы до островов Цусима со 02 октября 1904 г. по 14 мая 1905 г.

Он постоянно срывался в общении с командирами кораблей и младшими флагманами, доходя до открытых оскорблений своих подчиненных. И без того жесткий характер вице-адмирала становился еще более крутым, его поведение порой переходило в настоящее самодурство.

Вся Россия с тревогой следила за перемещениями нашей эскадры на Восток. Следили, как огромная, плохо сплаванная и разношерстная эскадра медленно ползла по карте мира вокруг трех континентов, преодолевая тропики, экваторы, ураганы и шторма, тропические болезни и корабельные неурядицы, то раздваиваясь на отряды, то вновь объединяясь у острова Мадагаскар. Бесконечные бункеровки углем сверх нормы, тропические циклоны с их ужасными штормами и океанской волной, способной уничтожить все живое в своих неспокойных водах, физически и морально изматывали матросов и офицеров.

За длительное пребывание в теплых водах океанов днища кораблей покрылись многочисленными наростами ракушек и заросли настоящей бородой из водорослей. Теперь корабли не скользили по воде, а тащили за собой этими наростами присоединенную массу воды, что снижало скорость хода на несколько узлов.

Эти корабли Балтийского флота в составе эскадры совершили беспримерный в истории русского флота 220-суточный переход протяженностью в 18 тысяч морских миль. Это почти кругосветный поход, но до подхода в японские воды Тихого океана ни один корабль не вышел из строя и даже не имел каких-либо повреждений в механизмах.

И даже 3-я Тихоокеанская эскадра, состоявшая из низкобортных кораблей, вовсе не предназначенных для встречи с высокой океанской волной, менее чем за три месяца обогнула Европу, прошла Средиземным морем, через Суэцкий канал и благополучно завершила свое плавание через Атлантический и Индийский океаны.

А тут еще и Англия - 'владычица морей' всеми доступными дипломатическими каналами всячески препятствовала снабжению русской эскадры в иностранных портах. Поэтому в состав эскадры пришлось включить 6 транспортов с углем, продовольствием и пресной водой и 2 госпитальных судна, а для ремонта кораблей использовать плавучую мастерскую 'Камчатка'.

Так впервые в истории была создана плавучая база для обеспечения перехода крупного соединения кораблей на отдаленный театр военных действий. Этот бесценный опыт русских моряков впоследствии, в годы второй мировой войны использовали американцы.

Японии-то собственно и не нужно было вести разведку за движение кораблей русской эскадры, так как с этими обязанностями за них вполне справлялись британские корабли и сама Британия, опутавшая Дальний Восток кабельными линиями своих телеграфных агентств.

Сразу 20 британских журналистов, аккредитованных при японской армии и флоте, говорят о повышенном интересе Британии к событиям на Востоке. Если Германия вместе с Францией прислали по два своих наблюдателя, США - 15, то у англичан была явная ненасытная жажда стоять над ситуацией и управлять ходом русско-японской войны в своих интересах.

Однако, японцы сами умело скрывали информацию о действиях кораблей адмирала Того, и иностранной прессе ничего не оставалось, как контролировать действия русских.

Журналистская братия, жаждущая мировых сенсаций и гонораров за свою потрясную информацию, целыми днями бомбила британские редакции газет своими свежими раздобытыми материалами.

А те в свою очередь оповещали не только Японию, но и весь мир последними новостями с места событий на Дальнем Востоке и новыми разведданными от британских военных кораблей о движении 'своры бешеных собак'. Так после Гулльского инцидента английские газеты, не особо стесняясь в выражениях, называли русскую эскадру, требуя от своего правительства потопления ее еще в водах Европы.

Недостаток угля на броненосце 'Император Александр III' заставил всю эскадру зайти в бухту Камранг для погрузки топлива. Эскадра стояла в бухтах Вьетнама до 1 мая, куда 26 апреля прибыла эскадра Небогатова и корабли догрузились углем. Рожественский смог продолжить движение.

Командующий эскадрой пытался ввести в заблуждение японского адмирала по поводу маршрута дальнейшего следования кораблей. В 10 часов утра 6 мая в Южно-Китайском море крейсер 'Жемчуг' задержал шедший в Японию норвежский пароход 'Оскар II'. Транспорт вскоре был отпущен, так как следовал порожняком. В ходе досмотра трюмов командир досмотровой группы (по личному указанию Рожественского), как бы невзначай, оговорился капитану судна, что 'русский флот можно ожидать через несколько дней в Корейском проливе'.

Адмирал надеялся, что этот разговор будет тут же передан японцам, и хитрый Того ни за что не поверит в откровения русского офицера перед посторонним капитаном. Какой нормальный будет выдавать свои планы, которые могут стать известны противнику? Рождественский и рассчитывал, что Того моментально среагирует на эту уловку и будет ждать русскую эскадру уже точно не у Цусимы.

10 мая в Восточно-китайском море состоялась последняя перед решительным броском до Владивостока бункеровка кораблей с углевозов. Матросы быстро и слаженно забивали углем, кроме бункеров, все свободные пространства пустующих отсеков, отчего осадка тяжелых броненосцев превышала норму и их броневые пояса ушли в воду, оставив на поверхности воды только незащищенные борта.

Русская эскадра на этот момент насчитывала 38 кораблей (12 броненосцев, 8 броненосных, бронепалубных и легких крейсеров, 9 миноносцев, 8 транспортов, госпиталей и буксиров, 1 вспомогательный крейсер). Общая ударная мощь, не считая малокалиберные артустановки, составляла 220 орудий, из них 53 орудия калибром 203-305 мм.

А 12 мая уже находясь на подходах к Корейскому проливу, до которого оставалось ползти 9 узлами двое суток, Рожественский отпустил все ненужные транспорта на Шанхай.

Под защитой вспомогательных крейсеров 'Рион' и 'Днепр' транспорт 'Ярославль' с брейд-вымпелом капитана 1 ранга Радлова на своей мачте уводил за собой транспорты 'Воронеж', 'Владимир', 'Курония', 'Левония' и 'Метеор' на Шанхай , до которого было всего каких-нибудь 40 миль пути.

Рожественский выдал секретные пакеты с инструкциями командирам вспомогательных крейсеров 'Рион', 'Днепр', 'Терек' и 'Кубань', в которых им предписывалось, что после проводки транспортов до Шанхая, этим кораблям поручается рейдерство в водах Восточно-Китайского моря и на подходах к Японии с целью перехвата иностранных судов с военной контрабандой на борту для Японии.

Именно по этой причине Того и догадался о том, что эскадра собирается следовать через Корейский пролив.

Как он узнал об отправке судов на Шанхай?

Можно только догадываться, что британские корабли, базирующиеся на Вэйхайвэй обнаружили маневрирующие суда и поставили об этом в известность Того.

Мало того, что Того уже знал, где встречать своего противника, так он еще успел развернуть вдоль всего корейского побережья пролива до самого Мозампо наблюдательные посты, снабженные радиотелеграфами. Эти посты зорко просматривали за всеми перемещениями русских кораблей в северной части пролива во время боя и оповещали командующего флотом.

В ночь на 14 мая 1905 года русская эскадра подошла к Корейскому проливу и построилась в ночной походный ордер (смотри рисунок стр.249). Главные силы эскадры (броненосные корабли) были разделены на три отряда, возглавляемые эскадренными броненосцами 'Князь Суворов' (командир капитан 1 ранга В.В. Игнициус), 'Ослябя' (командир капитан 1 ранга В.И. Бэр) и 'Николай I' (командир капитан 1 ранга Смирнов). Читателю явно тяжко воспринимать сплошные названия кораблей, деление их на классы и какие-то отряды, вооружение и характеристики. Прошу немного потерпеть, но это необходимо для полной картины предстоящего боя. Да и сами названия этих кораблей вписаны черной траурной краской в скрижали мировой истории Российского флота и хотелось бы, чтобы читатели их тоже знали.

Носовая башня главного калибра на 'Бородино'

Первый отряд состоял из самых современных броненосцев типа 'Бородино', построенных на отечественных заводах в начале 1900-х годов. Помимо флагмана 'Суворова' в этот отряд входили 'Александр III', 'Бородино' и 'Орел'.

Их черные силуэты с двумя огромными дымовыми трубами по центру корабля, выкрашенные в желтый цвет с черной окантовкой на верхнем срезе, делали их похожими друг на друга, как близнецы-братья, но и служили прекрасными ориентирами для пристрелки противника.

Основную ударную силу артиллерии этих кораблей представляли две двухорудийные установки главного калибра 305-мм, которые возвышались своими мощными бронированными башнями на баке и корме. Чтобы можно было себе представить эти огромные жерла стволов, из которых вместе со снопом огня вылетали двенадцатипудовые снаряды, вызывающие при залпе вздрагивания всего бронированного корпуса броненосца, достаточно посмотреть на эту фотографию.

Там сверху стоит артиллерист, которого можно спокойно засунуть в эту гигантскую пасть орудия и запулить его тремя картузами порохового заряда, как нашего служивого барона Мюнхгаузена, вдаль на дистанцию не менее 50 кбт.

Второй отряд броненосных кораблей в составе 'Осляби' под флагом капитана 1 ранга Бэра, заменившего на посту бывшего командира отряда Фелькерзама, умершего от болезни два дня назад, 'Сисоя Великого', 'Наварина' и 'Адмирала Нахимова' были более ранних сроков постройки. Самый быстроходный из них был броненосец 'Ослябя', который развивал скорость до 18 узлов, но все эти корабли были вооружены старой артиллерией, дальность стрельбы которой не превышала 30 кбт.

Третий отряд под командованием контр-адмирала Небогатова состоял из флагмана эскадренного броненосца 'Николай I' и броненосцев береговой обороны 'Апраксин', 'Сенявин' и 'Ушаков'. Главным калибром артиллерии этих кораблей был в основном калибр 254 мм и 120 мм. Это были старые низкобортные утюги, и тягаться с японцами в стрельбе им уже было явно не под силу.

Все крейсера были тоже разбиты на отряды.

В первый крейсерский отряд под командой контр-адмирала Оскара Адольфовича Энквиста на крейсере 'Олег', которым командовал Добротворский, входили крейсера 1 ранга 'Аврора', 'Дмитрий Донской' и 'Владимир Маномах'. За исключением двух последних, это были относительно быстроходные единицы в эскадре, способные развивать ход до 19-23 узлов и имели на вооружении 152-мм артустановки. Этот отряд следовал в кильватерной колонне за отрядом Небогатова. Из второго отряда крейсеров под командой капитана 1 ранга Шеина Сергея Павловича на 'Светлане' был сформирован разведывательный отряд, состоящий из жалкого подобия боевых кораблей: вспомогательного крейсера 'Урал' и крейсера 'Алмаз'.

Крейсер 'Алмаз' был такой же вооруженной яхтой, как и 'Светлана' и еще совсем недавно служил наместнику Дальнего Востока в его увеселительных прогулках со своими ближними по восточным морям.

'Урал' тоже назывался крейсером, но в недалеком прошлом был немецким полупассажирским пароходом водоизмещением 10, 5 тыс. тонн, на который поставили две 152-мм пушки, торпедные аппараты и самый мощный на эскадре радиотелеграф. Вот он то и мог ставить сильнейшие помехи в радиоэфире и забивать связь японским кораблям.

Крейсер 'Изумруд' держался слева на траверзе броненосца 'Николай I', а 'Жемчуг' - на правом траверзе флагмана 'Суворова'.

Эти два легких быстроходных крейсера входили в первый минный отряд, который дополняли четыре эскадренных миноносца: 'Бедовый', 'Быстрый', 'Буйный' и 'Бравый. Эти 4 корабля держали свое место в начале строя, между кильватерными колоннами.

Походный ордер 2-ой Тихоокеанской эскадры на 06.00. 14 мая 1905 года

Второй минный отряд состоял из эсминцев 'Громкий', 'Блестящий', 'Безупречный', 'Грозный' и 'Бодрый'. Эти эсминцы держались в строю кильватера между кильватерными колоннами основных кораблей эскадры и выполняли роль прикрытия вспомогательных судов, также следовавших внутри кильватерных колонн.

Несмотря на то, что русские броненосцы могли развивать скорость до 18 узлов, а крейсера - до 24 узлов, Рожественский избрал эскадренную скорость хода применительно к четырем самым тихоходным транспортам.

Получилось так, что командующий целой армады русских кораблей отказался от активных действий и готовился только к отражению японских атак, предоставив полную свободу действий и инициативу коварному противнику.

Крейсера использовались только для защиты транспортов, и их артиллерия практически не могла быть использована против главных сил противника. В таких условиях японцы, получив значительное преимущество в скорости хода до 7 узлов и мощи своей артиллерии, могли навязывать русским свои условия боя.

'Князь Суворов', на котором держал свой флаг Рожественский, шел во главе эскадры.

Не имея предварительного плана боя на случай встречи с японским флотом, Рожественский не ознакомил ни командиров отрядов, ни командиров кораблей со своими коварными замыслами. Эскадра должна была слепо следовать всем движениям головного корабля, идущего ходом в 9 узлов. Во время начала движения через пролив Рожественский вопреки элементарным требованиям тактики отказался от ведения разведки и не произвел затемнение на кораблях, чем помог японцам обнаружить русскую эскадру и сосредоточить на ее пути силы своего флота.

Уж коль эскадра подошла к узкости пролива, где вероятность встречи с противником возросла до 1, то нужно было пустить вперед свой разведотряд и миноносцы, затемнить корабли и соблюдать полнейшее радиомолчание. Вспомогательный крейсер 'Синано-Мару', находившийся в дозоре между островами Гото-Квельпарт, в 2 часа 25 минут заметил русскую эскадру по огням на кораблях. Его привлек яркий свет госпитальных судов 'Кострома' и 'Орел', которым флагман непонятно почему не запретил палубное освещение. 'Синано' немедленно доложил по радиотелеграфу адмиралу Того.

Вся эскадра практически уже миновала японский дозор незамеченной, а вот засветилась на судах, следовавших в самом конце колонны.

Госпитальные суда были выкрашены белой краской и, при наличии палубного освещения, они ярко выделялись на фоне ночи на полную видимость.

'Кострома' же заметила четыре японских легких крейсера, ведущих преследование только в 05.20.

По заметно возросшей интенсивности работы 'Телефункенов' (германские радиотелеграфные станции установленные на японских кораблях), на русском флагмане поняли, что они обнаружены японцами.

Радиосвязь того времени была настолько примитивной, что сигнал, передаваемый с любого корабля, принимался всеми приемниками - разноса по частотам с помощью модуляции сигнала еще не существовало. Пусть переговоры были в зашифрованном виде, но ведь они принимались нашими аппаратами фирмы 'Дюкретэ'.

Вот тут бы и нужно было работой своих искровых разрядников передатчиков подавить или хотя бы нарушить японцам связь и помешать их переговорам. Если уж твою эскадру обнаружили и в эфир шли координаты точки встречи 'Синано-Мару' с кораблями русской эскадры, то о какой радиомаскировке может идти речь.

Однако, адмирал Рожественский отказался от всяких попыток постановки помех, что дало возможность адмиралу Того, своевременно получившему донесение об обнаружении русских, организовано выйти из Мозампо и развернуть главные силы своего флота на пути движения русской эскадры. Удивительное хладнокровие и самоуверенность до добра никогда не доводят.

Так уж случилось, что корабли нашей эскадры вошли в Корейский пролив 14 мая, как раз в день 9-летней годовщины Святой Коронации Императора Николая II. Случайное совпадение?

Но вот многие офицеры на кораблях считали это не простой случайностью и совпадением. Ходила молва, что адмирал, выслуживаясь перед царским двором, специально подбирал момент встречи с японцами именно на этот день. Что накануне он даже специально устроил тренировку по совместному маневрированию в боевых строях, чтобы замедлить скорость и войти в пролив именно 14 мая.

Мне, конечно, в те времена пожить не удалось, и свидетелем тех событий я не был, но мне и мысли такой не приходило. Как может вице-адмирал, совершенно неуверенный в своей победе над флотом Японии, додуматься до такого абсурда, чтобы преподнести государю очередную победу российского флота на море.

По-моему, он об этой дате в то скверное время и думать не думал.

Да простят меня герои Цусимы, но это был уже полный бред и наговоры на честного адмирала. Какой смысл?!

Еще до встречи с японцами Рожественский зачем-то вообще убрал свой разведотряд, следовавший впереди эскадры на расстоянии всего нескольких кабельтовых от флагмана, и, упрятав его в тыл, поручил ему охрану транспортов.

Утром, в 07.00. произошел первый короткий боевой контакт с передовым отрядом японских кораблей.

Семь японских крейсеров вышли на эскадру, а быстроходный крейсер 'Измудо' демонстративно внаглую сопровождал наш флагманский броненосец и, пользуясь преимуществом в скорости, явно демонстрировал Рожественскому свои маневренные качества. Японцы держались на почтительном расстоянии, на траверзе правого борта нашего флагмана и телеграфировали своему командующему все подробности передвижения по Корейскому проливу.

Корабли так и двигались в зловещей тишине в сторону острова Цусима, сопровождая друг друга орудийными стволами в немой дуэли, пока у комендоров броненосца 'Орел' не выдержали нервы, и он врезал один снаряд по 'Кассаги'.

Эскадра мгновенно отреагировала на этот сигнал, приняв его за залп с флагмана, означавший начало боя, и молчавшие жерла орудий начали вразнобой изрыгать пламя в сторону противника.

Вот тут и нужно было обрушить всю мощь своей артиллерии на передовые силы японцев для достижения результата.

До столкновения с главными силами Того наша эскадра имела полное превосходство, и могла своим артиллерийским огнем уничтожить этот небольшой отряд противника.

Короткий 10-ти минутный бой и на флагмане взвился флажный сигнал Рожественского: 'Не бросать даром снаряды'. А японские крейсера разведки отреагировали поворотом 'все вдруг' на правый борт и исчезли за горизонтом.

После этого столкновения Рожественский, не посоветовавшись со своими флагманами, все равно решил идти во Владивосток кратчайшим путем - мимо островов Цусима, а не вокруг Японии и в 12 часов эскадра изменила курс.

А уже спустя полтора часа справа по курсу эскадры показались главные силы японского флота под командованием адмирала Хэйхатиро Того, шедшие в строю двухкильватерной колонны в готовности к открытию огня.

4 эскадренных броненосца, 8 броненосных крейсеров, 16 крейсеров, 6 канонерских лодок, 24 вспомогательных крейсера, 63 миноносца; всего 426 орудий, не включая сюда малокалиберную артиллерию, в том числе 57 орудий калибром 203-305 мм противостояли нашим силам.

Корабли противника были выкрашены в непривычный для наших комендоров серо-голубой цвет, что маскировало их силуэты с фоном воды и неба, а вместо привычного черного дыма над их трубами стояло прозрачное марево легкой дымки.

Бой с превосходящими силами противника неминуем, вот и нужно было избавиться от тихоходных транспортов и отправить их в тот же Шанхай или дать им команду следовать вокруг Японии самостоятельно. Оставить при себе только госпитальные суда, а корабли охранения присоединить к первому отряду крейсеров и выдвинуть на свой левый фланг, используя их артиллерию и маневренные качества в настоящем бою.

Японцы применяли против русских кораблей тактику русских, используя идею адмирала Макарова - 'охват головы'. Адмирал Того, стремясь охватить голову русской эскадры, не рассчитал свой маневр и, как старый Акела, слегка промахнулся - прошел на расстоянии 70 кбт (далековато для точной стрельбы) от головного русского корабля.

Опытный Того рассчитывал, что скорость движения русских кораблей, идущих в бой с противником, составляет хотя бы 12-14 узлов, но никак не 9, на которой тащилась эскадра, низвергая в облака черные клубы дымов поганого угля, который 'по дружбе' всучили им снабженцы-прохиндеи в Камранге и Ван-Фонге. Всучили не бездымный кардиф, а китайский и австралийский сорта, которые стоили по цене за пуд дороже, чем пуд ржи в России. От таких углей на горизонте сначала появлялись эти столбы беспросветной черноты, а уж потом вырисовывались корабельные мачты и дымовые трубы.

Ордер кораблей на подходе к месту встречи с противником должен был позволять кораблям с ходу вступать бой, но начальник Главного морского штаба, целый вице-адмирал даже не позаботился о том, что знает любой лейтенант российского флота.

И в самый ответственный момент начала боевых действий вице-адмирал Рожественский, полагая, что самураи стремятся атаковать левую колонну эскадры, состоявшую из старых кораблей, начал неожиданное перестроение своей неуклюжей армады из строя двухкильватерной колонны в строй кильватера.

Через 30 минут эскадра откроет огонь

В результате такого маневра строй русских кораблей был совершенно нарушен, а некоторые корабли просто-напросто сбились в неуправляемую кучу.

Морской бой эскадры Рожественского Балтийского флота у островов Цусима 15 мая 1905 года

В бронированной боевой рубке флагмана в такие моменты настоящей заварухи начинается настоящий клошмер. Это, когда все флагманские специалисты со своими кондукторами (унтер-офицеры помощники офицеров- специалистов) в этой цилиндрической бронированной тесноте диаметром около 3 метров, забитой, как бочка сельдью, начинают разворачивать свою бурную деятельность и выдавать свои бесценные предложения. В такие моменты они особенно начинают ощущать свою нужность в этом деле, и раздраженный командир мог возмущенно бросить:

- Шли бы вы отсюда, господа. В рубке и без вас народу хватает, не повернуться...

Но, подавив позывы обиды, штабные молчали и наблюдали за разворачивающимися событиями, тем самым участвуя в них. В это же время главные силы японского флота, маневрировавшие в составе двух боевых отрядов, выйдя на левый борт нашей эскадры, начали последовательный поворот на 180°, чтобы охватить голову русской эскадры.

Этот поворот, производившийся на расстоянии 38 каб. от головного русского корабля и продолжавшийся 15 минут, ставил японские корабли в чрезвычайно невыгодное положение.

Делая последовательный разворот на обратный курс, японские корабли описывали циркуляцию и резко замедляли скорость, и, если бы русская эскадра вовремя открыла огонь и сосредоточила его на точке поворота японского флота, последнему могли быть причинены серьезные потери. Однако и этот благоприятный момент не был использован нашим флагманом.

Только через 34 минуты, в 13 часов 49 минут с расстояния в 38 кабельтовых 'Князь Суворов' начал вести стрельбу по 'Миказе', так и не завершив перестроение в кильватерную колонну.

Того, подобно гигантскому удаву, начинал охватывать голову русской эскадры, то есть сосредотачивал всю мощь своей артиллерии на головном корабле. Когда охваченного огнем пожаров флагмана заменяли другие, следующие за ним корабли, Того, описав маневренную дугу, выходил в позицию и вновь долбил массированным огнем по голове строя.

Броненосец 'Ослябя', пропуская вперед перестраивающиеся по сигналу флагмана корабли первого отряда, был вынужден застопорить машины, чтобы не протаранить впереди идущий корабль, и при этом весьма неудачно развернулся своим бортом к неприятелю. Сразу 6 японских крейсеров, заметив такую удобную цель, оставили в покое 'Николая I' и принялись всаживать свои снаряды в подставленный им борт 'Осляби'.

Уже в 14.40. 'Ослябя' получил несколько пробоин в носовой части около ватерлинии в небронированном борту. В самую середину левого борта броненосца, в районе ватерлинии, почти в одну и ту же точку попали два 305-мм снаряда, взрывы которых сорвали броневую плиту цитадели и образовали огромную пробоину в 'которую могла бы проехать карета'.

Всего через несколько минут этот самый быстроходный в русской эскадре броненосец, полыхая огнем по самые мачты, начал оседать носом в море по самые клюзы и перевалившись на левый борт, стал уходить под воду. Последний отчаянный залп носового орудия броненосца уже пришелся прямо по воде рядом со своим левым бортом. Огромные пузыри воздуха, пара и дыма, перемешанные с фонтаном воды, вырывались высоко в небо из-под воды с грозным шипением и треском, заполняя вспоротую утробу броненосца.

Увлеченные начавшейся баталией, на флагмане даже не заметили, как японские крейсера зашли в хвост эскадры и отсекли от общего строя, а затем и взяли на абордаж беззащитные госпитальные суда, идущие под красным крестом милосердия. Некому теперь стало спасать и оказывать помощь раненным морякам - оставалась надежда только на свои корабельные лазареты.

После потопления 'Осляби' огонь японских кораблей был сосредоточен на броненосце 'Князь Суворов'. Японские моряки, умело маневрируя, палили своими шимозами по всем правилам артиллерийской науки по беззащитному флагманскому кораблю с дистанции от 40 до 60 кбт, на которых стрельба наших снарядов была не эффективной.

Успел-таки Того, почти успел! Пока корабли эскадры торчали в бухте Носси-Бэ на Мадагаскаре, японский адмирал срочно перевооружал свою корабельную артиллерию снарядами с этим адским изобретением М. Симосэ под названием тринитрофенол (японское название шимоза).

Эти шимозы при взрывах плавили корабельный металл, вызывая мощные пожары и создавая массу мелких осколков, поражающих все живое вокруг. Газы, образовывающиеся при взрывах, обжигали легкие человека и душили своими облаками белых хлопьев. Пробивная сила шимозы была в 3-4 раза больше нашего традиционного пироксилина.

Только здесь в бою у Цусимы было замечено новшество японской артиллерии. Снаряды, начиненные шимозой, оставляли на своей траектории полета дымный след, который позволял наблюдать артиллеристам их полет и падение. Взрыватели снарядов срабатывали и подрывали взрывчатое вещество даже при простом ударе об воду, что создавало всплески воды огромной высоты, венчавшиеся шапками черного или желтого дыма. Эти особенности позволяли контролировать результаты каждого залпа орудий и корректировать свой огонь по кораблям. В данном случае на разрыв брони работала уже не кинетическая энергия массы выпущенного из орудия снаряда, а сила взрыва этого самого снаряда, начиненного шимозой. Чувствительность снарядных взрывателей нашей артиллерии была настолько низкой, что они пробивали броню и взрывались только после попадания в цель внутри японских кораблей, а потому пристрелка по местам падений снарядов в залпе была невозможна. На предельных дистанциях стрельбы 35-40 кбт снаряды при попадании в броню японского корабля отскакивали от нее, оставляя только вмятины в борту и падали в воду, не причиняя особого вреда.

Почему же..., почему никто из флотоводцев не заметил эти особенности японской артиллерии ранее, в боях 1-ой Тихоокеанской эскадры при обороне Порт-Артура???

Артиллеристы того времени меня всегда восхищали и поражали своим мастерством: это ж как нужно уметь стрелять и попадать в цель, если на кораблях нет никакой системы стабилизации орудий. А каждая волна, качнувшая на себе задранные стволы орудий, обязательно вносит свою корректуру в полет снарядов залпа. А они стреляли на выпуклый глаз наводчиков и без всякой возможности оценить точность попадания по местам падений своих снарядов.

На наших орудиях не было своих дальномеров, и расчеты орудий пользовались данными дальномерщиков, которые поступали на специальные циферблаты с дальномерных постов, расположенных на мостиках надстройки или мачты.

Кондуктора-дальномерщики, вращая рукоятками штурвалы приводов, и наводя свои громоздкие горизонтальные трубы оптики на вражеский корабль, замеряли, по сути, геометрический горизонтальный угол, который преобразовывался в дистанцию и передавался по кабелю в посты. Но стоило осколками снарядов повредить оптику или попасть в открытый всем ветрам мостик и дальность до цели уже мерить нечем или некому.

Оптические прицелы, которые были установлены на башнях орудий перед выходом эскадры в поход, артиллеристы толком не освоили и вообще им не придавали особого значения, как резервного способа стрельбы.

Кто бы мог подумать, что безобидные металлические козырьки над смотровыми щелями боевой рубки, которые защищали окошки от попадания в них воды, могут превратиться в момент боя в настоящую смертельную опасность. Они улавливали мелкие осколки японских снарядов и как отражатели направляли их в броневые прорези командного пункта. Осколки веером влетали в просветы и кромсали людей, управляющих кораблем. Вице-адмирал со своим высоким ростом был выше смотровых щелей и ему приходилось сгибать колени или широко расставлять ноги, чтобы наблюдать обстановку боя. Эти самые осколки, залетающие в щели при взрывах снарядов, заставили офицеров и самого Рожественского опуститься на колени и на глазах у матросов, не имеющих такого права, с ужасом ожидать своего осколка.

Дождался. Один из влетевших осколков попал адмиралу в затылок. Беспомощный, раненный адмирал находился в рубке, но практически уже был не в состоянии оценивать обстановку и руководить соединением. Флагман, как головной корабль строя, принял на себя столько японских снарядов, предназначенных для всей эскадры, что смог продержался всего сорок минут смертельного боя.

После такого избиения он, с заклиненным рулем и объятый пламенем, представлял собой полууправляемую только реверсами машин малоподвижную цель для противника. Продолжая вести стрельбу из орудий, корабль стал выписывать циркуляцию, резко нарушив строй кильватера. Но самое страшное, что корабли в строю, идущие сзади, слепо следовали за своим флагманом и повторяли его маневр, создавая противнику позиционные преимущества.

Быстроходные крейсера были вынуждены тащиться в кильватере общего строя, дожидаясь выхода на дистанцию стрельбы по японским целям. Сейчас, конечно, понятно, что Рожественскому нужно было перенести свой командный пункт на один из быстроходных крейсеров и с него управлять силами соединения, но Рожественский руководил этой неповоротливой эскадрой по традиционному шаблону - 'как учили'.

К этому времени Рожественский был ранен в голову, спину, правую ногу, но еще оказался способен самостоятельно перебраться из окруженной пламенем боевой рубки в носовую орудийную башню. По пути он еще получил тяжелое ранение в ногу.

Теперь уже в башню Рожественского внесли на руках, и он фактически потерял возможность руководить боем. Вместе со своим штабом (оставшиеся в живых 5 офицеров) адмирал на носилках с огромными трудностями из-за волнения моря был снят с горящего корабля экипажем миноносца 'Буйный' (командир капитан 2 ранга Н.Н. Коломейцев), а затем его переправили на эсминец 'Бедовый'.

Существующая могущественная бюрократическая машина всей русской флотской системы вольно или невольно сделала Рожественского этаким сатрапом-громовержцем, который возвышался над своей эскадрой. Адмирал каждый шаг и каждое действие командиров кораблей брал на себя и не прощал им даже тени независимости и самостоятельности в принятии решений. Он со спокойной совестью, полагая, что все так и должно быть, вязал волю командиров до такой степени, что не позволял им быть самостоятельными в обращении даже со своими корабельными шлюпками и катерами. На все и по любому поводу должно было испрашиваться начальственное разрешение; отправить ли буфетчика на берег за продуктами, подкрасить ли дымовую трубу или устроить помывку экипажа в бане и стирку обмундирования. Зиновий Петрович успокаивался в своей бурной деятельности лишь тогда, когда обращал наконец своих подчиненных командиров с их офицерами в неких аморфных, безмозглых существ, реагирующих только на расшаркивание ножкой перед начальством, на слепое повиновение без возражений и рассуждений, и невозможность жить и соображать без приказаний и разрешений.

Выработанное с годами чувство господского превосходства над подчиненными давало ему право на моральное унижение своих подчиненных командиров, которых он почти всех наделил кличками или обидными прозвищами. Правда у адмирала хватало чувства такта не произносить их в присутствии заклейменного офицера, но за глаза он только и пользовался этими условными обозначениями.

Мало того, у него и корабли его эскадры именовались иносказательными прозвищами, которые порой были весьма далеки от изящества французского языка. Так 'Адмирал Нахимов' - 'Идиот', а 'Сисой Великий' - 'Убежище инвалидов'. А уж корабли, носящие женские имена, у него пользовались особой любовью, за что и получили особо вычурные погоняла. 'Светлана' - 'Горничная', ну а небесную богиню утренней зари 'Аврору' он опустил до титула 'Подзаборной проститутки'.

Все командиры прекрасно понимали, что идут со своими экипажами на верную погибель, но все-таки шли. Все они видели роковые ошибки своего начальника, как командира эскадры, но не смели даже заикаться и протестовать против громовержца. Уж лучше смерть принять, чем немилость и стыд с позором снятия с должности командира корабля без суда и следствия. Вот такие порядки, установившиеся на соединении, и привели к тому, что ни один из командиров во время боя не проявлял ни малейшей инициативы - все, открыв рот, ждали приказаний от флагмана, а приказывать-то уже было некому, потому что очередной приказывающий адмирал Небогатов сам ждал приказаний приказывать.

Может с тех еще пор на флоте бытует плебейская поговорка:'Инициатива на флоте наказуема'.

Вот и осталась эскадра практически неуправляемой, хотя адмирал Небогатов принял на себя функции флагмана.

В 15 часов 05 минут на море резко выпал туман, и видимость настолько уменьшилась, что противники, разойдясь на контркурсах, потеряли друг друга из видимости.

Около 15 часов 40 минут японцы вновь обнаружили русские корабли, шедшие на норд-ост, и возобновили с ними бой.

После 16 часов русская эскадра, уклоняясь от охвата, повернула на юг. Вскоре бой снова прекратился из-за тумана.

Хорошо организовав разведку перед боем, Того в ходе сражения пренебрегал ею, в результате чего дважды терял из видимости русскую эскадру.

На этот раз адмирал Того в течение полутора часов не мог найти русские корабли и в конце концов вынужден был использовать для их поиска свои главные силы.

Горящий и разбитый вдребезги флагманский броненосец 'Суворов', с заклиненным рулем и выведенной из строя артиллерией, случайно был обнаружен японскими кораблями вдали от боя.

У корабля были сбиты мачты, а дымовые трубы давно рухнули от попаданий в них снарядов, пожар пылал по всему кораблю, но флагман, как израненный зверь в предсмертных судорогах самосохранения, кружился на месте в своей беспомощной циркуляции и поочередно подставлял свои полуразрушенные борта атакующему противнику.

Тринадцать кораблей полтора часа яростно уничтожали его, а он продолжал стрельбу по окружившей его своре из своей единственной оставшейся в строю маленькой пушки.

Бывший флагман бился до конца, как ему и положено действовать в бою. Позолоченный лучами заходящего солнца 'Суворов' с грозным шипением и треском раскаленной брони, в дыму и пламени медленно и величаво погрузился в бездну пролива, так и не став побежденным и не оставив после себя ни единого живого моряка.

Японские офицеры, только что нещадно утопившие русский флагманский корабль, сами были поражены мужеству и непотопляемости русского корабля.

В дневной фазе Цусимского сражения японские миноносцы, державшиеся неподалеку от своих главных сил, предприняли несколько торпедных атак против русских кораблей, поврежденных в артиллерийском бою, но еще мужественно боровшихся за живучесть своих кораблей.

Эти атаки производились одновременно группой миноносцев (по четыре корабля в группе) с различных направлений. Торпеды выстреливались с дистанции от 4 до 9 каб. Эффективность этих атак оказалась слишком маленькой - из 30 торпед в цель попало только пять, причем три из них - в броненосец 'Князь Суворов', который был окончательно добит и исчез в морской пучине.

В 17 часов 51 минуты главные силы японского флота, обнаружив русскую эскадру, которая в это время вела бой с японскими крейсерами, вновь атаковали ее. Японский командующий, поняв свое превосходство, на этот раз отказался от маневра охвата головы и повел бой на параллельных курсах. К концу дневного сражения, продолжавшегося до 19 часов 12 минут, японцы потопили еще два русских броненосца - 'Император Александр III' (командир капитан 1 ранга Н.М. Бухвостов) и 'Бородино' (командир капитан 1 ранга П.И. Серебренников).

С наступлением темноты адмирал Того прекратил артиллерийский бой и направился с главными силами к острову Дажелет, а миноносцам приказал атаковать русскую эскадру торпедами.

Около 20 часов вечера до 60-ти японских миноносцев, разделенных на небольшие отряды, стали охватывать русскую эскадру. Их атаки начались в 20 часов 45 минут одновременно с трех направлений и носили неорганизованный характер.

Эффективность применения торпедного оружия японцами в ночное время оказалась еще ниже - из 75 торпед, выпущенных с дистанции от 1 до 3 кбт, в цель попало только шесть. Отражая торпедные атаки, русские моряки уничтожили два японских миноносца и 12 повредили. Кроме того, в результате столкновений между своими кораблями в наступившей темноте, японцы потеряли еще один миноносец, а шесть миноносцев были серьезно повреждены.

Корабли они ведь как люди - они тоже имеют дату рождения и дату смерти. У каждого из них, после того как его 'корабельная мама' при спуске со стапелей разбивает о стальной форштевень бутылку шампанского 'от мадам Клико', начинается своя судьба.

Правда в том, что эту судьбу ему уготавливают люди, и от того, какие это люди копошатся в его внутренностях и механизмах, судьбы бывают абсолютно разными.

Молодые с бронированными мускулами мощной артиллерии броненосцы и крейсера могут найти свою погибель от всесокрушающей океанской стихии или в честном бою от вражеских снарядов и торпед. А ведь могут и просто сесть на подводные скалы и мели, где будут долго мучаться со своим вспоротым брюхом и ждать скорой помощи.

Другие стареют и умирают от обычной ржавчины и плесени, так и не изведав в своей жизни славы подвигов и великих побед над врагом, а потом разбитые и разграбленные лихими людьми просто 'идут на иголки'. Так вот и в эти два майских дня несчастного и трагического для России 1905 года и молодые и старые, скрипящие своими потертыми стальными суставами валолиний и подшипников, шумно сапя парами изношенных машин, боевые корабли боролись за достойное окончание своих биографий. Погибали по воле Императора Николая II и его родного дяди Великого князя Алексея, считавших, что Россия Японию способна 'закидать старыми шапками'.

Погибали, но не сдавались крохотной Стране восходящего солнца, золотовалютный запас которой был в десятки раз меньше, чем у Российской империи.

Броненосный крейсер 'Адмирал Нахимов' под командой капитана 1 ранга Родионова за время дневного боя получил до 30 пробоин, но поскольку все они были надводные, то корабль держался на плаву достаточно уверенно. Корабль шел, замыкая боевую колонну крейсеров, последним и в сумерках, спустившихся на море, своими прожекторами привлек внимание японских миноносцев, рыщущих в поисках своих жертв.

Миноносец, выходящий в атаку справа, был уничтожен снарядом 203-мм орудия, но он все же успел выпустить свои торпеды, одна из которых попала в носовую часть правого борта крейсера.

Нос корабля стал погружаться в воду с креном до 8° на правый борт, а корма задралась над поверхностью, частично обнажая свои винты из воды. Тем временем оставшиеся после боя корабли эскадры ушли вперед, оставив подбитого 'Нахимова' наедине со своими повреждениями. Аварийные партии стойко боролись с водой и заделывали течи в дырявых бортах пластырями и парусиной, а для спрямления крена, кочегары и выделенные матросы перетаскивали уголь на левый борт.

Старые, проржавевшие за 20 лет, но тщательно закрашенные многолетними слоями краски, корабельные переборки трещали и выгибались под напором воды, заполнившей отсеки, грозя затопить носовое машинное отделение, что послужило бы причиной взрыва котлов.

Корабль, монотонно шлепая по воде полуобнаженными лопастями винтов, кормой вперед, 3-х узловым ходом направился к корейским берегам. Но поутру с рассветом он оказался у северной оконечности острова Цусима. В 4-х милях от берега остановились и на офицерском совете приняли решение затопить крейсер и свести личный состав экипажа на берег. Заметив приближающийся к кораблю с севера японский миноносец 'Сирануи', Родионов приказал открыть кингстоны приготовить корабль к взрыву.

Для спасения экипажа с 'Нахимова' спустили на воду все шлюпки- шестерки, оставшиеся целыми после сражения, гребной катер и личный состав срочно загружался в них.

С южной стороны подошел еще вспомогательный крейсер 'Садо-Мару', а на мачте осмелевшего из-за прибывшей подмоги 'Сирануи' подняли сигнал по международному своду: 'Предлагаю крейсер сдать, спустить кормовой флаг - в противном случае никого спасать не буду'.

-Спасайся, кто как может! Взрываю крейсер! - орал Родионов с мостика. Среди не успевших покинуть борт корабля матросов началась паника, и люди просто прыгали куда попало за борт. Даже японцы спустили несколько своих шлюпок и стали собирать матросов из воды.

Подготовленный к взрыву заряд не сработал, видимо вода закоротила провода идущие с электро-детонатору. И японцы на шлюпке подошли к 'Нахимову' и высадили офицеров на борт. Офицер сорвал флаг с флагштока и водрузил свою япона-мать - красно солнышко.

Как только японцы покинули 'Нахимов', сделав свой вывод, что воспользоваться в дальнейшем крейсером уже нельзя, Родионов, прятавшийся на юте от непрошенных гостей, сорвал символ восходящего солнца. Но крейсер ушел носом под воду на глубину 75 метров, унося в своем огромном водовороте командира и штурмана корабля, которых только положительная плавучесть надетых пробковых спасательных поясов смогла вернуть из глубины воронки на поверхность и оставить в живых. Здесь же, недалеко, в 3-х милях от острова еле держался наплаву броненосец 'Сисой Великий', получивший в бою несколько подводных пробоин, которые создали дифферент на нос. Вода доходила по палубе до носовой орудийной башни. Задранная вверх корма корабля была тоже изранена торпедой в ночной атаке японских эсминцев.

Командир 'Сисоя' капитан 1 ранга Озеров Мануил Васильевич, двигаясь рачьим ходом - кормой вперед, чудом довел свой корабль к острову для спасения экипажа.

В 10.05. 'Сисой' перевернулся и затонул на глазах у японцев, окруживших наш корабль вспомогательными крейсерами' 'Синано-Мару', 'Явата-Мару', 'Тайнан-Мару' и эсминцем 'Фубуки', так и не став добычей для японских крейсеров.

Крейсер 'Владимир Маномах' в начале боя с основными силами Того своими меткими выстрелами 152-мм орудий попал в носовую часть, а затем и по корме крейсеру 'Идзуми', на котором находился адмирал Камимура- второй флагман. 'Идзуми' был выведен из строя и покинул поле боя. Сам же 'Маномах' за время дневного побоища не получил значительных повреждений, только в левом борту зияла пробоина.

Когда на море опустилась ночь, то тут, в этой суматохе толком уже не разберешь, где свои, а где японцы. Вот тут и приходило время действий маленьких и юрких миноносцев, которые скрытно подбирались почти к самому борту и палили торпедами в израненные корабли нашей эскадры. Около 21 часа к 'Маномаху' из ночного мрака подлетели сразу три японских эсминца. Пока командир капитан 1 ранга Попов В.А. разбирался вместе с сигнальщиками - свои это или японцы, но огонь на всякий случай по ним открыли, один из них зашел с кормы крейсера и выпустил по нему торпеды.

Огромное зарево взрыва осветило ночную темень и ослепило своей вспышкой людей. Освещенный заревом миноносец был тут же наказан за свое нахальство из носовых орудий, но свое дело он сделал, и через пробоину в правом борту хлынула вода, выводя из строя котлы и машины.

Крейсер тут же начал валиться на правый борт, но матросам удалось остановить обильное поступление воды в корпус. Борясь за живучесть и заделывая пробоины, корабль отразил еще пять торпедных атак озверевших японцев и нанес повреждения атакующим его миноносцам.

С рассветом 'Маномах' оказался на виду у острова Цусима, всего в 2-х милях от места, где час назад ушел под воду 'Нахимов'. Крен на правый борт все возрастал из-за продолжающихся течей через наложенную парусину и достиг 14°, при котором корабль, медленно оседая в море, в 11.00. скрылся под водой всего в 4 милях от берега.

Нашего гордого красавца крейсер 'Светлану' во время боя спасала от уничтожения только защита крейсеров 'Олег', 'Аврора', 'Дмитрия Донского' и 'Владимира Мономаха' и благодаря им он долго не получал попаданий в корпус и оставался невредимым.

Но вот в 15 часов в левый борт крейсера все же врезался японский снаряд, пробивший борт ниже ватерлинии. В образовавшуюся пробоину с ревом рванулись потоки воды, затапливая носовые артпогреба.

Отбиваться от наседающих японцев приходилось даже в этих сложных условиях борьбы с водой, и командир крейсера капитан 1 ранга Шеин Сергей Павлович приказал матросам таскать на руках 152-мм снаряды из кормовых погребов к носовым орудиям и продолжать стрельбу носовой батареей. Позднее 'Светлана' получила еще несколько повреждений, а в борту теперь еще зияла большая дыра у самой ватерлинии, через которую в корпус тоже захлестывала вода.

С наступлением ночной темноты 'Светлана' пристроилась в хвост кильватера наших крейсеров и пыталась удерживать свое место в строю, но с выведенным из строя носовым машинным отделением, затопленным водой, она уже не поспевала за кораблями. Перегруженная на 1 тыс.тонн углем и приняв 400 тонн забортной воды 'Светлана' потеряла 5 узлов хода и получила крен на левый борт и дифферент на нос.

Шеин самостоятельно держал курс 23°на Владивосток, понятия не имея, кто из кораблей и где находится, поскольку вышла из строя радиотелеграфная связь. Соблюдая полнейшую светомаскировку крейсеру удалось проскочить незамеченным район действия японских охотников за приведениями. И вдруг совершенно неожиданно кочегары 'выбросили шапку' и из дымовой трубы вырвался огонь и целый сноп искр, которые осветили корабль в ночной темноте. На этот ночной фейерверк, устроенный кочегарами, к 'Светлане' вышел из ночи миноносец 'Быстрый' под командой лейтенанта Рихтера Отто Оттовича. Корабль пришвартовался к борту и до рассвета не покидал свой надежный причал.

С рассветом видимость улучшилась, и на горизонте показались скалистые очертания острова Дажелет. А через 1, 5 часа появились 4 неприятельских корабля, которые на полном ходу следовали за 'Светланой'.

Рихтер только сейчас узнал от своих кочегаров, что угля осталось всего на два часа хода. На 'Светлану' передали семафор с просьбой поделиться 25- ю тоннами угля и машинным маслом, на что последовал ответ о готовности поделиться запасами, но только сначала нужно оторваться от преследования неприятеля.

А меж тем неприятель в составе двух крейсеров 'Оттава', 'Нийтака' и миноносца 'Муракумо' в это время обрушил огонь своей артиллерии по кораблям.

'Быстрый', на то он и был быстрый, но, не имея достаточного количества топлива, рванул свои машины в сторону корейского берега, а за ним в погоню пристроились 'Нийтака' и 'Муракумо'.

Отстреливаясь от преследователей, 'Быстрый' выпустил две свои последние торпеды из аппаратов, но... японцам явно повезло, и торпеды прошли мимо.

За два кабельтова до берега Рихтер посадил эсминец носом на мель и велел приготовить корабль к подрыву бомбового погреба, куда минеры заложили подрывной патрон.

Экипаж с командиром срочно 'спешился' за борт, но японцы перешли на шрапнель и стреляли по матросам, добирающимся вплавь и буксирующих за собой на спасательном жилете контуженного взрывом командира.

Когда под ногами у них уже была береговая отмель, сзади над морем прогремел мощный взрыв. На поверхности воды от корабля остались торчать только дымовые трубы, да носовая часть, опирающаяся о морское дно. 'Светлана' тоже повернула к корейскому берегу для спасения экипажа, но на японском крейсере 'Оттва' правильно поняли маневр командира, и, пользуясь преимуществом в скорости, старался отсечь наш крейсер от приближающегося берега.

Вскоре к 'Оттаве' присоединился 'Нийтака' и они, быстро сокращая дистанцию, вели огонь по 'Светлане'.

Комендоры 'Светланы', не желая оставаться в долгу, удачно влепили снаряд в крейсер 'Оттаву', но тут же в свой борт получили двойной ответ. Оба снаряда попали в борт в районе ватерлинии, где образовалась текущая пробоина.

Третий снаряд ухнул в машинное отделение и вывел из строя левую машину. Кончились снаряды, корабль стал медленно, но верно, оседать в воду, а японцы продолжали всаживать свои снаряды в беззащитный, обездвиженный корабль.

Экипаж покинул тонущий корабль, но самураи, словно озверев за нанесенный им моральный и материальный ущербы, долбили его снарядами еще целых полтора часа. Вода через открытые трюмачами кингстоны и пробоины в бортах вода вливалась в корабельные отсеки и топила крейсер, пока он совсем не исчез с поверхности притихшего моря.

По трупам, плавающим на воде вместе с еще живыми моряками, на полном ходу пронесся крейсер 'Оттава', давя людей под воду своим стальным корпусом и кроша в ошметки человеческие тела своими вращающимися мясорубками винтов. А несколько десятков оставшихся в живых матросов только через два часа подобрал из воды на борт транспорт 'Америка- Мару'.

Броненосец береговой обороны 'Адмирал Ушаков', которым командовал капитан 1 ранга Миклухо-Маклай Владимир Николаевич - брат знаменитого исследователя островов Микронезии, шел в отряде Небогатова концевым кораблем.

Участвуя в дневном сражении, корабль получил три прямых попадания снарядами японской артиллерии и имел две пробоины в носовой части корпуса. Корабль осел носом в воду и мог дать ход не более 10 узлов, в результате чего он стал отставать от своего отряда, следовавшего курсом 23°.

Ночью, во время атак миноносцев на эскадру, Миклухо запретил включать освещение и прожектора.

-Полная темнота - лучшая защита от миноносцев. Адмирал был прав, - вспоминал командир приказ Небогатова.

В ночной тьме кораблю чудом удалось избежать встречи с нежелательным противником, которые порой проходили совсем рядом, но не смогли обнаружить полностью затемненный броненосец.

Утром 15 мая, когда солнечный диск на востоке только оторвался от морской зыби, на 'Ушакова' вышли сразу 5 японских броненосцев, но по какой-то непонятной причине в атаку не пошли и ушли с горизонта.

Разведывательный крейсер 'Читосе' и один эсминец, появившиеся по корме тоже не стали преследовать корабль и ушли из видимости. Однако около 16 часов два бронированных крейсера 'Иватэ' и 'Якумо' начали сближение с 'Ушаковым', который к этому времени уже успел миновать Корейский пролив и был уже в водах Японского моря. Командиры мощных японских крейсеров и подумать не могли, что этот, ползущий малой скоростью с дифферентом на нос, старый подбитый броненосец береговой обороны способен вступить в бой с двумя первоклассными японскими кораблями, поэтому они благородно предложили 'сдать ваш корабль'.

'Ушаков' развернулся на противника и пошел на сближение, открыв огонь из всех орудий правого борта.

Пока оторопевшие от наглости русского броненосца японцы пристреливались по 'Ушакову', он успел попасть в 'Иватэ', на котором возник пожар.

Сразу восемь 203-мм и двадцать семь 152-мм японских орудий открыли ураганный огонь по непокорному кораблю.

Сразу несколько снарядов достигли своей цели, наделав пробоины и пожары на борту. Но вот огромный 203-мм снаряд угодил в правый борт и разворотил в нем большую пробоину, отчего броненосец стал крениться на этот борт.

Силы были явно неравными: японцы, пользуясь своим скоростными преимуществами, держались на дистанциях недосягаемых для стрельбы русской артиллерии и издали, совершенно безнаказанно расстреливали 'Ушакова'.

Вскоре к дыму пожарищ и повреждений всего правого борта добавилась неисправность носовой орудийной башни главного калибра.

Крен корабля на правый борт не позволял 120-мм пушке, оставшейся в строю, давать положительные углы возвышения ствола и поэтому снаряды падали в воду на полпути к цели.

Оставалось только одно - высадить людей с корабля и затопить его на глазах у неприятеля.

-Застопорить машины! Прекратить стрельбу! Затопить корабль! - отдал свои последние приказания Миклухо-Маклай.

Через пробоины и открытые кингстоны вода хлестала в пустоту корабельных помещений, с шипением вытесняя из них воздух, и заполняя собой освободившееся пространство. 'Ушаков' с креном на правый борт медленно начал погружаться на морское дно.

Даже когда корабль перевернулся вверх килем и стал уходить под воду, японцы не прекращали безжалостно расстреливать его и плавающих по поверхности моряков из своих орудий. Это была жестокая месть морякам, так и не покорившихся силе и не сдавших корабль, носящий имя легендарного флотоводца Федора Федоровича Ушакова.

Здесь, в точке с координатами Ш-37°00'N и Д-133°30'Ost на дне морском Японского моря упокоился броненосец и его командир Владимир Николаевич Миклухо-Маклай.

Пожилой эскадренный броненосец 'Наварин' был единственным кораблем эскадры, который резко отличался по внешности от своих стальных собратьев. Четыре громадных дымовых трубы, расположенных квадратом над палубой, придавали ему грозный устрашающий вид, что совсем не соответствовало действительности, так как даже его главный калибр 305- мм орудий до сих пор стрелял дымным порохом, а дальность стрельбы для такого серьезного вида составляла всего 45 кбт.

Командир броненосца капитан 1 ранга Фитингоф Бруно Александрович своей мрачной физиономией с разорванной ноздрей вполне соответствовал корабельному облику. Опытный боевой командир по своей природной скромности и спокойствию никогда не лез на глаза вышестоящего начальства, а потому до сих пор оставался не адмиралом. Рожественский по своей привычке сразу присвоил ему прозвище 'Рваная ноздря', а Фитингоф в свою очередь, не оставаясь в долгу, за глаза обзывал вице-адмирала 'Бездарным комедиантом'.

Во время боя 'Наварин' исправно стрелял по японцам и после каждого выстрела броненосец, как дымовой завесой, накрывало облако пороховых газов, в котором не было видно не только противника, но и собственных оконечностей корабля.

От сильного взрыва по левому борту мощный броненосец даже вильнул на своем боевом курсе и корабль начало заливать водой в районе носового торпедного аппарата. Вскоре последовало еще два попадания японских снаряда в корму. Экипаж умело справлялся с заделкой пробоин и броненосец оставался на плаву.

Ближе к ночи осколками снаряда Фитингоф получил ранение в живот и ноги, в командование кораблем вступил старший офицер по фамилии Дуркин.

Если уж броненосец - огромную бронированную махину, попадание снаряда в корпус заставляет мотаться на курсе, то можно себе представить, что испытывает человек, находящийся в этом стальном звенящем от ударов корпусе.

Лично мне не удавалось испытать подобных острых ощущений, а вот наш дивизионный Дед мичман Зиновьев как-то рассказывал.

Сразу после окончания войны (не русско-японской) он попал служить матросом на плавающий корабль-цель. Это был приличных размеров корабль, около 2 тыс.тонн водоизмещения, немецкой довоенной постройки, который переделали в корабль-цель под названием 'Кушка'.

Выполнять артиллерийские стрельбы по живой цели, да еще и могущей маневрировать противоартиллерийским зигзагом, оно как-то гораздо приятнее и интереснее - это же не мешковина, натянутая на стойках щита. Корпус корабля был заполнен какими-то пустотелыми шарами плавучего и легкого вещества, которыми были утрамбованы все корабельные отсеки и трюмы, кроме жилых кубриков и машинного отделения. Эти самые шары позволяли оставаться наплаву кораблю при попадании в него снарядов даже в подводную часть корпуса, когда отсек с пробоиной затапливается водой. Корабль в полигоне ложился на указанный в задании курс и скорость, управление кораблем переводилось в режим авторулевого, и весь личный состав прятался в бронированную, установленную на амортизаторах, большую сферическую цитадель-камеру, где со страхом пережидали окончание стрельб.

Крейсера и эсминцы в свою очередь тоже ложились на свои боевые курсы и начинали по-очереди всаживать свои огромные 152-мм и 100-мм снаряды в 'Кушку'. Каждый из них целился в борт живого корабля и надеялся обязательно попасть.

Вот тут-то Дед и наслушался и ощутил судорожные вздрагивания всего корабельного корпуса и страшные звуки снаряда рвущего металл при пробивании стального борта. И это снаряды были практические, то есть без взрывчатого вещества, а потому при попаданиях в борт не взрывались. Камера подскакивала и моталась на своих амортизаторах от каждого попадания, а бойцы, сидевшие в ней, переваливались друг на друга и удерживались за специальные поручни. Но и этого было достаточно, чтобы от грохота и дерганий спасительной камеры на подвесках натерпеться страхов до седых волос.

Как только давали 'отбой', команда выбиралась наружу и, посчитав пробоины, порой начиналась нешуточная борьба за живучесть и заделка опасных пробоин.

Может быть, по этой причине мой друг Дед-Зиновьев в свои 45 лет был весь седой, до самых кончиков волос.

Из-за значительно потери хода 'Наварин' стал быстро отставать от остальных кораблей эскадры, а его корма заметно погрузилась в воду. Ночную атаку миноносцев кораблю пришлось отражать самостоятельно, в одиночку. Японские эсминцы двумя отрядами и с разных бортов пошли в атаку на подбитый броненосец. Не смотря на то, что 'Наварин' отчаянно вел огонь по этим быстроходным целям, один из миноносцев все-таки незамеченным зашел с кормы и выпустил в броненосец свои торпеды, одна из которых попала в корму с правого борта.

Пытаясь на ходу заделать пробоину и двигаясь ходом всего в 4 узла, корабль шел к корейскому берегу для высадки экипажа. Но неожиданно вторая торпеда врезалась в правый борт в районе миделя и броненосец начал тонуть.

Здесь в темноте ночи, освещенной заревом корабельного пожарища, страх перед ежесекундно приближающейся гибелью и паника сковала сознание матросов - теперь уже не существовало ни чинов, ни званий и сословий. Это послужило причиной потерь спускаемых на воду катеров и шлюпок и невозможности организованной посадки людей с корабля на спасательные плавсредства.

Крен на правый борт опустил орудия правого борта в воду, а стволы левого борта задрались почти вертикально в небо - отражать атаки миноносцев было невозможно.

Подойдя совсем в упор к беззащитному и тонущему 'Наварину', японский эсминец выпустил еще одну торпеду в борт и броненосец, зашипев воздухом, фонтанами воды вырывающимся из корабельных внутренностей, опрокинулся на правый борт, накрывая своим тонущим корпусом людей в шлюпках и плавающих рядом с бортом в воде.

О точности стрельбы и слабой подготовке комендоров русской корабельной артиллерии свидетельствует факт, произошедший с нашими кораблями после ночных атак японских эсминцев.

Чудом уцелевшие от ночных потасовок с японскими 'собачками' и от полнейшей неразберихи - где чьи корабли и кто в кого палит, крейсер 1 ранга 'Дмитрий Донской' и эсминец 'Буйный' под командованием капитана 2 ранга Коломейцева Николая Николаевича следовали во Владивосток.

Утром на миноносце окончательно стала барахлить машина, она грохотала всеми своими подвижными частями, а котлы не могли держать нужное давление пара. Приближался полдень, и оставаться посреди чужого моря с неисправными машинами - это верная гибель всего экипажа.

'Буйный' причалил к борту 'Донского' и на состоявшемся военном совете офицеры решили затопить миноносец и следовать дальше на Владивосток. Заложенный подрывной патрон на притихшем перед смертью кораблем, экипаж которого перешел на крейсер, не сработал и, чтобы не терять драгоценное время, капитан 1 ранга Лебедев Иван Николаевич дал команду расстрелять корабль из орудий.

Когда крейсер из своих 152-мм орудий начал стрельбу по миноносцу, который стоял в расстоянии 1,5 кбт, то комендоры, наводившие орудия через оптические прицелы, не могли попасть в стоящий на стопе корабль водоизмещением в 350 тонн.

Конечно, это не броненосец, но расстояние-то было всего 280 метров. Только с 6-го и 7-го выстрелов снаряды незначительно задели корабль, а 8- ой снаряд попал в борт 'Буйному' и тот затонул.

К утру 15 мая русская эскадра, как организованная и управляемая сила, перестала существовать. В результате частых уклонений от атак японских миноносцев русские корабли рассредоточились по всему Корейскому проливу.

Только отдельные корабли пытались самостоятельно прорваться во Владивосток. Встречая на своем пути превосходящие силы японцев, они смело вступали с ними в решительный бой и вели его до последнего снаряда.

Совершенно иначе поступил младший флагман русской эскадры адмирал Небогатов.

Разрушения на броненосце 'Орел' после боя

На рассвете 15 мая обнаружилось, что оставшиеся на плаву 4 броненосца: 'Николай I', 'Генерал-адмирал Апраксин', 'Адмирал Сенявин', 'Орел' и легкий крейсер 'Изумруд', которые продолжали упорно двигаться на север к Владивостоку, со всех сторон окружены кораблями японского флота. 'Орел' получил настолько серьезные повреждения, что даже офицерам было непонятно, каким образом он до сих пор еще смог держится на плаву. В его корпус попало до ста снарядов, которыми была совершенно разрушена небронированная часть борта, имелось множество пробоин, разбиты все шлюпки и сильно повреждена артиллерия.

Это был единственный в эскадре Рожественского броненосец, оборудованный системой выравнивания крена. Именно она помогла удержать корабль на ровном киле с такими сокрушительными разрушениями, в то время как однотипные с ним броненосцы 'Император Александр III', 'Князь Суворов', 'Бородино', получив повреждения в бортах, опрокидывались и уходили на морское дно 'Николай I' под флагом контр-адмирала Небогатова имел несколько пробоин, потерял часть шлюпок и лишился одного 12-дюймового орудия. Снарядов на нем почти не осталось. Сам Небогатов командовал и кораблем, заменив на мостике раненного командира капитана 1 ранга Смирнова Владимира Васильевича.

Почувствовав приближающуюся победу над русской эскадрой, японцы стянули 27 броненосцев и крейсеров, не считая миноносцев и посыльных судов, для последнего боя с пятью русскими кораблями.

В 10 часов утра корабли Японии зажали жалкие остатки эскадры в железные тиски и с дистанции в 60 кбт открыли сосредоточенный огонь по нашему флагманскому броненосцу. Однако отвечать на выстрелы контр-адмирал Небогатов запретил.

Окончательный разгром кораблей эскадры 15 мая 1905 г. у островов Цусима

Тучный и неповоротливый флегматик Небогатов, облаченный в белый адмиральский китель и непомерно широченные черные брюки, несмотря на нахлобученный по самые глаза козырек флотского картуза, походил скорее на седого добродушного купца 1 гильдии, но никак не на военного, да еще и адмирала.

Он, как и все флегматики, был склонен к раздумьям и размышлениям. И в этот критический момент он вовремя услышал роковую мысль, которая зародилась и была высказана вслух раненным командиром броненосца капитаном 1 ранга Смирновым о сдаче в плен превосходящим силам противника.

- Ну, это еще посмотрим, - ответил Небогатов на эту крамолу. В течение 10 минут работы артиллерии противника 'Николай I' получил около шести пробоин, и Небогатов, наконец, созрел для принятия окончательного решения.

Пользуясь правом старшего флагмана, он, 'сообщив чинам штаба о безвыходности положения, приказал поднять белый флаг и сигнал о сдаче'. Я же всегда считал, что 'толстый тонкого не разумеет' и завсегда готов продать свою душу дьяволу за кусок жратвы и личный покой.

Ну, пусть на 'Николае I' осталось мало снарядов, ведь были же... И чего же их не использовать по назначению и не прихватить с собой в ад или рай еще несколько десятков япошек, которые так и не поняли действий русского адмирала, поскольку были помешаны на своем самурайском кодексе 'Бусидо'.

Экипаж корабля с негодованием встретили это предательское решение командующего, но было уже поздно. Команда стала портить и уничтожать судовое имущество, но старший офицер капитан 2 ранга Ведерников запретил это делать.

Вмешиваясь в те события давних времен, я на свой выпуклый морской глаз бывшего артиллериста и минера оцениваю их со стороны простого матроса и мичмана.

Понятно, что адмиралы мыслят совсем другими категориями, но чьи именно жизни спасал Небогатов... Неужто ему жалко стало простых матросов?

Какого черта ты полез в эту мясорубку? Неужто рассчитывал, что сильный и коварный японский адмирал Того будет жалеть его в этом смертельном бою. У них задача была ясна как их японское солнце - разгромить эскадру и уничтожить русские корабли, показать свою морскую мощь.

На флоте ведь все ни как у людей. Если сухопутный генерал, чем выше должность он занимает - тем дальше он отстоит от непосредственного участия в бою, то с адмиралом дела сложнее.

Адмирал-флагман на своем ходовом мостике сам ведет в бой свое соединение и обязан своей смелостью и личным примером увлекать подчиненных на подвиг. И здесь на своем корабельном КП он находится в гораздо худшем положении, чем матрос на боевом посту, укрытый мощной броней цитадели.

Может быть поэтому, солдаты говорят - нас 'послали', а матросы утверждают - 'нас повели'.

Простые русские матросы и офицеры вовсе не понимали, зачем они прошли 18 тысяч миль в поисках врага и в самый свой момент предназначения поднимают японский флаг на своих мачтах. Попробуй им объясни целесообразность такого подвига.

-Прогадили честь флота русского... (дальше идут непереводимые на литературный язык чертыханья) ах, прогадили! Сколько лет табаню, в нитку тянусь, да рази ж мне пришло бы такое в голову? Был до флоту приказчиком в магазине, бабам ситцы аршином мерил, а меня, дурака, сюда потянуло, пофорсить захотелось... Вот и влип в самое дерьмо! Ой, беда, беда..., - 'услышал' Валентин Пикуль ругань рулевого кондуктора с эсминца 'Буйный'.

По-моему интеллигентнее сказанного унтером ничего другого не придумаешь.

Оправдываясь по этому поводу на суде, Небогатов, отрицая свою вину, пояснил, что 'сигнал о сдаче касался только 'Императора Николая I', в силу чего другие командиры могли действовать по усмотрению'.

Командир броненосца 'Орел' капитан 2 ранга Шведе приказал отрепетовать сигнал и поднять белый, а затем и японский флаги. Шведе считал, что он обязан подчиняться адмиралу.

Командир броненосца 'Генерал-адмирал Апраксин' капитан 1 ранга Лишин, считая для себя сигнал адмирала обязательным, приказал отрепетовать его.

'Сдача - позор для нас и для России, - сказал он, - но раз адмирал сдается, он сдает и нас'.

Команда порывалась стрелять из орудий, но командир запретил это. Однако комендор Петелькин успел сгоряча пальнуть один выстрел из своей башни по ненавистным врагам, окружившим корабли с поднятыми белыми флагами.

Для экипажа 'Адмирала Сенявина' сигнал о сдаче также оказался полной неожиданностью. Офицеры решительно отказались репетовать его, так что командиру капитану 1 ранга Григорьеву С.И., пришлось самому лично распоряжаться этим, а затем и подъемом японского флага.

Только единственный корабль из всей эскадры крейсер 'Изумруд' (командир капитан 2 ранга В.Н. Ферзен) не подчинился приказу флагмана, и, дав полный ход, отчаянно маневрируя противоартиллерийским зигзагом, сумел вырваться из японского окружения и успешно уклонился от прямых попаданий вражеской артиллерии. Крейсер успел дойти до русских берегов, но уже здесь, в бухте Владимира в темноте неудачно наскочил на мель, после чего был затоплен личным составом.

Миноносец 'Бедовый' (командир капитан 2 ранга Н.В. Баранов), где находился раненый вице-адмирал З.П. Рожественский вместе с его штабом, был захвачен японцами в 17 часов в районе острова Дажелет.

Сдача японцам отряда кораблей адмирала Небогатова явилась завершением разгрома российского императорского флота.

В сражении у острова Цусима личный состав кораблей проявил исключительное мужество и хладнокровие. Экипажи миноносцев 'Буйный', 'Блестящий' и транспорта 'Иртыш' показали готовность идти на любые жертвы - они затопили свои корабли, чтобы избежать захвата противником. Одетые на последний парад в чистое нательное белье и форму одежды 1-го срока по случаю годовщины коронации Императора, залитое кровью из ран, невзирая на шквальный огонь противника и огромные костры пожарищ в надстройках, погибали матросы броненосца 'Адмирал Ушаков', броненосных крейсеров 'Адмирал Нахимов', 'Владимир Мономах' и 'Дмитрий Донской', легкого крейсера 'Светлана', миноносцев 'Бодрый' и 'Громкий'.

Более 5 тыс. балтийских моряков погибло в водах Корейского пролива, помимо рядовых матросов в море погибли 166 офицеров и 79 кондукторов. Ночью, после окончания боевых действий в проливе японские крейсера с нашими пленными матросами на борту проходили недавнее место сражения, держа курс на Сасебо. Вода была сплошь завалена плавающими трупами погибших экипажей.

Тут 'Титанику' далеко до увиденного пейзажа. Мертвецов на воде удерживали пробковые спасательные пояса и матрасы коек, обломки корабельного дерева.

Раздвигая форштевнями эти жуткие обгоревшие серые мешки человеческих тел, корабли не сбавляли обороты машин и молотили своими винтами в крошево ставший никому не нужный человеческий хлам. Трупы приходили в движение на мощной волне от кильватерного следа кораблей и, оживая на короткое время, беспорядочно вращались в водном пространстве, отбрасываясь в стороны и уходя под воду, освобождали дорогу победителям.

Во Владивосток сумели прорваться только крейсер 'Алмаз' (командир капитан 2 ранга И.И. Чагин), миноносцы 'Бравый' (командир лейтенант П.П. Дурново) и 'Грозный' (командир капитан 2 ранга К.К. Андржеевский)'. Ушли в нейтральные порты Манила и Шанхай крейсера 'Олег', 'Аврора' и 'Жемчуг', миноносец 'Бодрый', транспорт 'Корея' и буксир 'Свирь', где были интернированы. Вернулся в Россию транспорт 'Анадырь'. Из 38 кораблей, посланных на Дальний Восток для овладения морем, был потоплен 21 корабль.

Одно не укладывается в сознании; как при таком мужестве и героизме наших моряков, японцы смогли нанести такое сокрушительное поражение нашим кораблям и современным броненосцам.

Преимущество в скорости хода их кораблей - большой козырь к победе. Преимущества в скорострельности и дальности стрельбы новыми снарядами японской артиллерии тоже принимается.

Но ведь эти снаряды не могли рвать в куски толстую броню наших броненосцев и оставлять в ней пробоины, в которые свободно 'могла въехать карета', а тем более в подводной части корпуса.

Здесь будет вполне уместно сказать, что не такое уж и большое преимущество в крупнокалиберной артиллерии существовало на стороне Японии. 60 орудий калибром 203 - 305-мм против 53 наших орудий крупного калибра.

Миноносцы противника в дневном бою не могли подойти близко к русским кораблям, чтобы нанести торпедные удары. Но, однако, в момент разгара боя крейсера 'Олег', 'Аврора', 'Маномах' и транспорт 'Корея' неоднократно наблюдали следы торпед (мин Уайтхеда), двигающихся на корабли. Откуда эти следы вдруг возникали на поверхности?

К этому вопросу можно добавить то, что незадолго до начала боя сигнальщики с крейсера 'Олег' наблюдали в море довольно подозрительные маленькие суденышки, которые двигались под парусами, но что интересно - двигались они против ветра, одно из них травило пар.

До 1900 года ни в одном военно-морском флоте мира не было на вооружении боевых подводных лодок. Но вот пришел XX век и за его первые три года Америка, Англия, Франция, Германия и даже Италия резко принялись состязаться в строительстве подводных лодок, имеющих на вооружении торпедное оружие.

Россия не отставала от морских держав и тоже втянулась в эту гонку. Если сравнивать русскую подводную лодку 'Дельфин' водоизмещением 150 тонн, созданную в 1903 году конструкторами Бубновыи и Беклемишевым с американской лодкой 'Фультон' конструкции Голланда, то это сравнение будет не в пользу американской субмарины.

Наша конструкция погружалась на глубину 50 метров (против 30) и имела два торпедных аппарата вместо одного, но 'Фультон' имела большую дальность плавания.

Во Владивостоке к началу русско-японской войны было три подводных лодки: одна наша 'Дельфин' и две американские - типа 'Протектор' и 'Фультон'. Наличие этих лодок, которых японцы ужасно боялись, не позволяло им тесно блокировать Владивосток.

У японцев, по нашим разведданным, было тоже 6 лодок типа Голланда, которые им поставили американцы, и поэтому они прекрасно представляли себе всю опасность и коварность кораблей нового вида.

Японский флот на островах Цусима имел минную станцию, которая представляла собой причалы, оборудованные грузоподъемными средствами для погрузки торпед на их носители, подачи воздуха и средства обеспечения жизнедеятельности экипажей. На этой засекреченной базе и базировались несколько пл.

Так что без всяких сомнений можно говорить о том, что японцы не могли упустить возможность использования своего грозного оружия по его прямому назначению в Цусимском сражении.

Ведь взрыв торпеды, попавшей в корабль ниже ватерлинии, мало чем отличается от взрыва 305-мм снаряда, который, кстати, никак не мог наносить обширные повреждения подводному борту броненосца, так как взрывался бы уже при ударе об воду.

Когда только Того успел так тщательно подготовиться к этой торжественной встрече с нашей эскадрой в знаменательный день годовщины коронации Императора России???

Моряки-балтийцы до конца выполнили свой воинский долг. В неравной схватке они сумели причинить врагу серьезный ущерб.

Получили тяжелые увечья и еле дотащились на поврежденных машинах на ремонт флагманский броненосец японского флота 'Миказа' и броненосный крейсер 'Ниссин'.

'Миказа' получил десять попаданий снарядами 305 мм, 22 попадания снарядами 152 мм и многочисленные разрушения снарядами меньших калибров. На корабле было убито и ранено около ста человек. В том числе легкое ранение получил и сам адмирал Того.

Были выведены из строя броненосный крейсер 'Асама', легкие крейсера 'Кассаги', 'Идзуми' и 'Така-чихо', были потоплены три миноносцà. Япония ликовала по поводу победы над Россией, а адмирал Хэйхатиро Того стал настоящим национальным героем. Но больше всех ликовала Англия - незримая война, которую она вела с Россией, была блистательно выиграна чужими руками и абсолютно без потерь.

25 августа 1905 года в американском Портсмуте был заключен мирный договор, по которому из своих обширных просторов Россия потеряла Южный Сахалин, Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и выплатила Японии 200 млн.рублей контрибуции, замаскированной под средства на содержание своих же военнопленных матросов и офицеров. Япония значительно пополнила свой флот боевыми единицами из наших кораблей, поднятых со дна пролива.

Да, черт с ним с Южным Сахалином и деньгами - Россия полностью потеряла свой военно-морской флот, а с ним и престиж морской державы и теперь каждый писатель от прессы мог без опаски брехать в своих газетах не только обидную, но и оскорбительную чушь в адрес России. А в те времена обыватель еще не успел разувериться в правде печатного слова.

По мнению царского двора и всей российской прессы вице-адмирал Рожественский стал главным виновником позора Цусимы, разгрома русского флота в этой войне.

Но только пристальный взгляд на биографию Рожественского и на объективные условия его деятельности позволяют быть к нему, по крайней мере, более снисходительными. Ведь весь исход войны редко зависит от личности одного человека.

Такого длительного и изнурительного перехода вокруг трех континентов Земли, целой флотилией кораблей различных классов, многие из которых не были предназначены для встречи с океанской волной и тропическими штормами, не совершали корабли ни одного флота мира.

Когда эскадра, день за днем маневрируя из одного климатического пояса в другой, терпела неимоверные трудности без баз снабжения и держала ход машин на 'гнилых' углях, которые вместо добротного бездымного кардифа им подсыпали в бункера 'дружественные' Британии снабженцы.

Когда босые, в полном смысле этого слова, матросы плели себе тропические лапти из каболок расплетенного корабельного каната и жрали всякую тухлятину из старых запасов солонины и российских заготовок, которые взрывались в своих бочках на тропической жаре и извергали в трюма гнилое зловоние и удушающие газы гнилостных брожений.

Да уже и без Цусимского сражения одного только этого перехода такого количества кораблей было вполне достаточно, чтобы попасть в мировую историю флота и в современную книгу рекордов Гиннеса.

Но об этом все почему-то умалчивают и только обвиняют Рожественского и Небогатова во всех грехах и слабостях флота, в бездарном их руководстве эскадрой.

Порочная бюрократическая флотская система полностью подмяла под себя всех адмиралов и командование на флотах.

Сытые адмиралы напрочь забыли прописную истину: 'Счастлив тот начальник эскадры, который, сделав сигнал 'Начать бой', больше не будет нуждаться ни в каких сигналах'.

Командиров кораблей и экипажи нужно было учить воевать в мирных условиях, а не в бою с превосходящими силами противника.

Не смотрами с показушными стрельбами кораблей и борьбой за престиж власти над людьми нужно было заниматься раньше, а подготовкой флота к тому, что нужно на войне. К тому же современная война слишком сложна, чтобы ее поручать вести бесконтрольно одному человеку, даже такому как Рожественский, так как роковые ошибки при этом неизбежны.

Рожественский, отлежавшись в военном госпитале Сасебо, где ему сделали тяжелую операцию на черепе, несколько оправился от ран и рвался в столицу. Гордый адмирал рвался сюда с еще забинтованной головой для того, чтобы выяснить правду среди потоков лжи и грязи обвинений в свой адрес.

По прибытии в Санкт-Петербург он, не дожидаясь окончания выводов 'Следственной комиссии по выяснению Цусимского боя', созданной по указанию императора, публикует в газете 'Новое время' от 21 декабря 1905 года скандальную статью.

Эта статья, как гром среди ясного неба, обнажила настоящую цель английской политики. В статье он честно признавался, что не знал о дислокации эскадры адмирала Того в Мозампо, как не знал об этом 'даже адмирал английского флота, сосредоточивший свои силы у Вэйхайвэя в ожидании категоричного приказа - истребить весь русский флот, если бы эта конечная цель английской политики оказалась не под силу японцам'. Уайтхолл заскрипел зубами от ярости и бессилия.

Еще бы... Какой-то не совсем добитый японцами адмирал открыто заявил на весь мир то, о чем боялись высказаться вслух политики и дипломаты. Что там взять с раненного адмирала?

А вице-адмирал требовал над собой официального суда и делился правдой с корреспондентами столичных газет:

'Британские крейсера охотились за нами от самой Доггер-банки, эскадра Альбиона группировалась в китайских портах. Я утверждаю: если бы адмирал Того не разбил нас при Цусиме, в дело вступил бы флот Англии, желавший доломать то, что после нас останется. И как в свое время Скобелев говорил, что в будущем наш враг - Германия, так и я заявляю, что Англия была, есть и всегда будет главным врагом России!'

По вопросу о Небогатове он тоже резко заявлял:

'Никаких! (оправданий). Позорное слабодушие нельзя маскировать декорациями гуманности. Морской устав прав: думать о спасении экипажа дозволено лишь в том случае, если корабль гарантирован от захвата его противником. Прежде всего осуждаю самого себя... Если угодно, могу процитировать статью №279 Морского устава о наказаниях, гласящую: 'Кто, командуя флотом, эскадрою, отрядом судов или кораблем, спустит перед неприятелем флаг или сложит оружие... если таковые действия совершены без боя, тот подвергается смертной казни'.

'Зачем же вы, адмирал, вернулись в Россию?'

'Именно за этим я и вернулся'.

На суде, который состоялся в крепости Кронштадта, седой вице-адмирал с розовевшими рубцами от недавних осколочных ранений на голове, опираясь на палку, вел себя достойно. Рожественский брал всю вину за сдачу кораблей эскадры на себя и настоятельно требовал вынести ему смертный приговор через расстрел, за неисполнение долга перед отечеством.

Контр-адмирал Небогатов и командиры сдавшихся броненосцев 'Николай I' (командир капитан 1 ранга Смирнов), 'Генерал-адмирал Апраксин' (командир капитан 1 ранга Лишин) и 'Адмирал Сенявин' (командир капитан 1 ранга Григорьев) были приговорены военно-морским судом к расстрелу, который затем был заменен заключением в крепость сроком на 10 лет. Всех осужденных через два года освободили по амнистии.

А вот офицеры броненосца 'Орел' (командир капитан 2 ранга Шведе), также входившего 15 мая в отряд адмирала Небогатова, были оправданы, как и вице-адмирал Рожественский, получивший тяжелые ранения в бою.

Для Великого князя Алексея поражение в бою у острова Цусима явилось последней вехой в его карьере руководства Российским флотом, который практически перестал существовать. Император Николай II освободил своего дядю от столь обременительных служебных обязанностей и тот уехал в свой Париж. Князь Алексей Александрович оказался последним генерал- адмиралом в истории России.

Цусимское сражение было результатом беспримерного преступления режима, последней драмой позорной войны, которое здорово всколыхнуло политическую активность русского народа.

Мой случайный читатель, взявший в руки эту книгу, вправе задать свой вопрос:

'А при чем тут Цусима и все эти броненосцы с их командирами?'

Писали об этих лихих для России временах и героических боях и Новиков- Прибой Алексей Силыч, и Валентин Пикуль. Конечно, лучше их вряд ли можно что-то изобразить.

Прочитав в детстве 'Цусиму' Новикова-Прибоя, когда я был еще совсем далек от флота, я был просто потрясен этими далекими событиями в Корейском проливе. Я почти плакал, читая эти ужасы, выпавшие на долю наших моряков и боевых кораблей.

Но, повторно перечитав эту книгу в зрелом возрасте, я понял, что книга написана простым баталером и видит он все происходящее глазами революционного матроса Железняка, который бродит по кораблю и собственными глазами разглядывает разрушения и горы трупов, лежащих в отсеках. Он прекрасно, в духе современного триллера разрисовал ужасы кровавого месива из обломков человеческих, искореженный взрывами и пожарами корабельный металл, кто и как тонул на воде и в затопленных отсеках.

А вот то, что касается командиров и офицеров, участвующих в этих событиях, то тут он, пожалуй, не совсем прав. У него все командиры представлены как последние сатрапы и мучители матросов и унтеров. Бездарные скуловороты и сволочи, 'Плантаторы' и 'Плаксы', которые только и делают, что с остервенением и особой жестокостью пинают и унижают бедных матросов, замученных непосильной корабельной службой. Нет у него панорамы этого боя, он не понимает тактических замыслов командующего эскадры.

История, к сожалению, всегда покрывает пылью забвения простого человека в таких масштабных исторических событиях прошлого, а вот Новиков-Прибой сохранил нам именно образы простых матросов и офицеров в их флотском быту и кровавой бойне на море.

Читайте Новикова-Прибоя - вам будет понятно, что такое морской бой и какие ужасы приносит попадание снаряда вражеской артиллерии в металлический плавающий короб, забитый до отказа топливом, боезапасом и людьми. Читайте 'Цусиму' - это будет для вас куда покруче американского 'Рядового Райна' и того же Перл-Харбора.

Мой любимый писатель-маринист Валентин Пикуль с полным знанием дела, прекрасно и художественно описал этот бой в романе 'Три возраста Окини-сан'.

Я ни в коем разе не хотел здесь даже попытаться переплюнуть обоих знаменитых писателей, я просто хотел кратко показать роль трех адмиралов в этой исторической трагедии и как заканчивались судьбы у кораблей, участвующих в событиях. И это ведь еще был не конец, потому что жизнь некоторых кораблей продолжалась после их временной комы, но служили они уже узкоглазым хозяевам и под нерусскими именами.

Хочу сказать только, что любой человек, не гордящийся своей профессией, не может быть полноценным, а тем более патриотом своей страны. А на тех кораблях, участвовавших в крупнейшем в истории флота артиллерийском сражении с японцами, всеми действиями и кораблями командовали адмиралы и офицеры - бывшие выпускники Морского корпуса и в наше время их с полным основанием можно тоже называть 'фрунзаками'. А Морской Собор, возвышающийся в Военном городке Лиепаи, стоит, и стоять будет при всех местных властях, и стоять, как памятник 2-ой Тихоокеанской эскадре Рожественского, каждый день напоминая нам о тех событиях в Корейском проливе и о геройски погибших моряках, не зависимо от того кто виноват в их гибели.

***

Коллектив библиотеки Базового матросского клуба был под стать размерам своей библиотеки и состоял всего из трех человек.

Заведующая Непомнящая Лидия Константиновна была ну, настоящая библиотекарша и по совместительству жена капитана 2 ранга, который был командиром эсминца, стоящего в Новой гавани. Рыжая энергичная женщина обладала упрямым бескомпромиссным характером и требовала от своих подчиненных на работе только работы, работы и работы. Уж если что-то не по ней, то здесь бесполезна любая помощь со стороны, все равно все будет, так как она сказала.

В заведующих читальным залом состояла маленькая неприметная старушка Полина Петровна. Скромный наряд и старушечий платок на голове, из-под которого сверкали круглые стекла очков и ее бесшумная летающая походка по своим владениям, подчеркнуто деликатное обращение по ходу движения к читателями своим тихим профессиональным говором на полутонах, создавали впечатление, что она пришла в эту библиотеку еще в прошлом веке и пока никуда отсюда не уходила.

Кроме моей жены в штате был еще один неприметный работник - это уборщица Нина Алисова. Она была женой нашего мичмана Толи Алисова, который слыл у нас в дивизионе мастером акустического дела.

Как оказалось, новая работница культурного фронта понравилась не только мне и Непомнящей. Молоденькая и обаятельная библиотекарша стала привлекать некоторых постоянных читателей и новых любителей почитать. Первым пришел полюбоваться на мою жену не начальник БМК майор Зимин, которому это было положено по штату, а капитан 3 ранга Коваль из политотдела базы. Он в политотделе отвечал за направление культурного и идеологического фронта и имел наглость руководить даже библиотеками. Симпатичный и лихой каптри начальственной походкой расхаживал по небольшому залу, заставленному стеллажами с книгами и, стесняясь задать в лоб свой наболевший вопрос: 'Сударыня, а вы часом не беременны?', пытался визуально найти ответ. Ведь не секрет, что молодые жены лейтенантов имели поветрие неожиданно беременеть, а значит такой работник минимум через полгода уйдет в декрет. К тому же такому работнику еще и пособие нужно выплачивать из скудной флотской казны.

Он, нудно бормоча Непомнящей о каких-то идеологических задачах библиотеки, направленных на успешное выполнение решений съезда КПСС, заходил то справа, то слева, разглядывая Тамару во всех ее ракурсах, и напрасно пытался усмотреть в стройной фигуре симптомы своего нужного ответа.

Только самой Непомнящей он все же задал свой нескромный вопрос. Лидия Константиновна поступила в данной щекотливой ситуации вполне человечно. Получив от нее отрицательный ответ, каптри несколько успокоился и покинул подшефное заведение.

Уже дома мы вместе с Томой возмущались беспардонностью и наглому поведению этого проводника политики партии. А потом плюнули на него с третьего этажа своего балкона и долго смеялись над его напрасными политическими интригами.

И что же - мы после такого могли уважать политработников?

Тамара, несмотря на свою беременность, расцвела и настолько похорошела, что ее чистое личико напоминало ту самую юность Земли и молодость Венеры. Ни каких явных признаков и изменений в ее в фигуре и внешности пока еще не просматривалось.

И началось. Ухажеры к новой работнице выстраивались в очередь для оформления очередной книги, а сами в это время поедали глазами усердного работника культуры. Находились и такие, которые, консультируясь с Тамарой в уединении за книжными стеллажами, начинали предлагать свою дружбу, а иные сразу руку и сердце.

Я влетал в библиотеку, которая работала до 20 часов, и, мило поздоровавшись с ее тружениками и посетителями, устраивался охранять и оборонять мое сокровище от назойливых домогательств непрошеных любителей художественной литературы.

Эти полтора часа рабочего времени своей жены я проводил с пользой и читал то, что обычному читателю было недоступно. Только я единственный из читателей этой библиотеки имел доступ к закрытым фондам, которые пылились в специальной комнате, постоянно закрытой на замок.

Я забирался в эту комнату, до предела заставленную книжными полками и, вооружившись стремянкой, шастал по всем стеллажам, на которых многоярусными рядами стояли редкие издания книг.

Здесь были хорошо иллюстрированные книги по живописи и старые энциклопедии, книги выпуска начала века по истории и культуре. Откуда они попали в эту захолустную библиотеку, история уже умалчивала. Здесь в застойной пыли мне удалось отыскать 2-х томный 'Военно- морской словарь' еще довоенного выпуска. Я такого не видел даже в библиотеке училища Фрунзе.

Покрытый слоем многолетней пыли словарь был иллюстрирован рисунками старинных военных кораблей, оружия и вооружения, и я погружался в изучение морских терминов и малознакомых названий корабельных устройств прошлого века.

Вот здесь-то я и начитался книжек про Цусиму и адмиралов Рождественского с Небогатовым, про подвиги русских моряков в русско- японской войне, сидя в тишине на верхней площадке тяжелой железной лестницы-стремянки.

Эти книги любой современный пройдоха уже давно бы списал с лицевого счета и присвоил себе в личную коллекцию.

Воздушный мост через Военный канал

Это сейчас, а тогда работники библиотек грудью вставали на защиту каждой реликвии библиотечного дела и не позволяли себе таких вольностей. В этом я убедился воочию, сделав свое глупое предложение жене: -Том, давай спишем 'Военно-морской словарь' и заберем себе.

-Как у тебя язык поворачивается... Ты, что ненормальный! - понесла на меня Тамара. - Эти книги внесены в специальный фонд библиотеки и не подлежат списанию. Я тебя больше не пущу в эту комнату.

-Да, ладно, я же пошутил, - пытался я успокоить защитника спец. фонда. А ровно в 20 часов мы с женой неслись, что есть духу к Воздушному мосту, чтобы успеть проскочить это искусственное препятствие на нашем пути к дому, которое так некстати обычно разводило свои опоры после 20 часов. Неслись бегом потому, что нам очень хотелось побыть вдвоем в своей маленькой комнатушке с видом на море.

Этот шедевр мостостроения был возведен через Военный канал немецкими специалистами еще в 1906 году и он, вопреки времени, вращался и разводился для прохода кораблей без сбоев и в строго установленное время. Старинный разводной Воздушный мост, кроме своей технической уникальности и стратегической важности на фарватере Военного канала, служил твердой связью между провинцией Военного городка и самим культурным центром города. Можно, конечно, было обойтись и без форсирования этого деревянного настила, нависавшего со своих мощных опор над водной гладью канала, чтобы добраться до города, но для такого вояжа нужно было затратить как минимум на 30 – 40 минут больше времени, так как второй путь пролегал через Тосмаре и последующее путешествие оттуда на городском автобусе №3.

Поскольку два встречных людских потока, спешащих по своим делам, обязательно, непроизвольно всегда выбирали короткий маршрут своего передвижения через мост (так ведь короче), то именно тут, на мосту обычно и происходили неожиданные встречи и открытия замечательных людей из обитателей правого и левого берегов Военного канала. Разночинный народ, вышагивая по обочинам моста, внимательно высматривал во встречном потоке знакомые лица или просто присматривался к красивым женщинам, которые в изобилии населяли окрестности или трудились во флотской инфраструктуре городка.

Пока корабль мой стоял в ремонте на СРЗ-29, то мне всегда приходилось преодолевать путь до завода через Воздушный мост и далее через весь Военный городок, да и по долгу своих служебных обязанностей мне тоже часто приходилось посещать отделы вооружений, оружейные склады и базу оружия, которые находились в пределах городка.

В тот день погода была жаркая, и от июльского разогретого воздуха в нашей лавсановой форменной рубашке было весьма неуютно; тело покрывалось испариной, словно в неподвижном воздухе горячей сауны. Задумчиво потея и вышагивая по необычно пустынному деревянному покрытию моста, я достиг горба середины препятствия, с которого уже, как на ладони, просматривалась территория противоположного берега. С берегового асфальта Гвардейского проспекта, упирающегося в мост, на него ступила яркая фигура женщины и мне навстречу гулко застучали по дереву высокие шпильки каблуков.

Картина шествия этой одинокой дамы по гарнизонному подиуму завладела моим вниманием настолько, что я тут же забыл о жаре и про пот противной струйкой стекающий из-под фуражки на глаза. А посмотреть здесь было на что.

Безупречная и в то же время величавая осанка с гордо приподнятой головой, несомненно, свидетельствовали о человеке, знающем себе цену и вполне довольного собой. Каштановая прическа мастерски уложенных волос, словно корона царицы, вместе с головой даже не шевелилась, несмотря на уверенную поступь на таких неустойчивых устройствах высоких каблуков. Эта модельная походка придавала облику надменность и самоуверенность, которые были явной чертой ее характера. Платье алого цвета облегало идеальную фигуру и бедра стройных, но совсем не худых ног, покрытых равномерным черноморским загаром.

Поравнявшись с этим видением женского благосостояния, я, не поворачивая головы в равнении налево, скосил одни глаза и с расстояния в метр успел разглядеть не только лицо, но и все сережки, браслетики и кулончики, которые ярко дополняли своей фурнитурой наряд местной красавицы. Высокая грудь, едва прикрытая глубоким вырезом декольте, колебалась в такт строевому шагу и этим довольно красноречиво подчеркивала свои размеры и некое кричащее бесстыдство раскрепощенной женщины. Слегка подернутое началом увядания лицо было наштукатурено ярким макияжем и помадой, которые удачно скрывали истинное состояние кожи лица. А само лицо было удивительно похоже на лицо восточного типа эстрадной певицы Роксаны Бабаян, но вот фигура…, она была настолько красивой, что никак не тянула на низкую посадку восточного типа.

Не удостоив мою персону даже обычным мимолетным взором, и не повернув величественную надстройку шикарного тела, объект моего пристального внимания проследовал встречным курсом, но обдал при этом терпким ароматом французского парфюма не иначе как Шанель под №5. Вы не поверите, но видение было такое притягательное по своим структурным составляющим, что я дошел до края моста и, пользуясь отсутствием прохожих, повернулся вслед абсолютно не надеясь, что она сделает тоже самое. Алая гитара на ровных строевых ногах величественно несла свои округлости и четко выделялась на фоне неба и зелени деревьев. «Это же надо!!! Какие Фемины водятся в наших краях!» - только и хватило ума произнести восхитительный комплимент удаляющемуся памятнику раскрепощенной советской женщине.

А эта встречная красота среднего возраста (как я узнал позднее из осведомленных источников) оказалась Ланной Морозовой, которая числилась в фаворитках местного бомонда и пользовалась большим успехом у мужского населения.

Я не о том, о чем мог подумать мой читатель. Это я о том, что в Лиепае и Военном городке в частности было очень много красивых женщин и в основном это были жены офицеров и мичманов (или бывшие жены). Трижды за день с грохотом и скрипом вращались гигантские шестерни поворотного устройства, и опоры моста расходились в разные стороны, унося свои половины для освобождения пролета между ними.

Для предотвращения самовольных передвижений жителей городка перед самой разводкой моста закрывались оба мостовых шлагбаума, расположенных с двух сторон перед началом деревянного мостового настила.

Но, как только раздавался адский скрежет и утробное буханье разводного механизма моста, предвещавшего начало движения мостовых опор, народ срочно переходил на бег трусцой и, нагнувшись, преодолевал шлагбаумное препятствие в надежде проскочить в последнюю минуту 100-метровую дистанцию бега.

Все бегали... Пока не произошло страшное ЧП с мичманом из нашего дивизиона.

У Лехи Агеева на МПК-27 служил скромный финансист мичман Кожевин. Это был порядочный и грамотный в хозяйственных вопросах специалист, еще того, послевоенного воспитания, когда люди отличались особой закалкой. Его короткое туловище сутулой фигуры довольно резво для пожилого возраста перемещалось по бетонке причалов и всегда в руках носило старый кожаный портфель. В этой видавшей виды пухлой сумке он ежемесячно 13 числа приносил на корабль зарплату, а точнее сказать денежное содержание для матросов и офицеров.

Это и произошло 13 ноября вечером. Кожевин с чувством исполненного долга и в приподнятом настроении возвращался к себе домой после выдачи причитающегося воинам денежного вознаграждения за их ратный труд. Портфель был уже не такой увесистый, но содержал в своих закромах денежные купюры, которые нужно было завтра выдать некоторым мичманам. В кармане за пазухой лежала пачка денег собственной получки и вторая пачка, которую он должен был занести домой жене своего командира. Выйдя из автобуса у Воздушного моста, Кожевин поддался обычному всеобщему порыву толпы в бегах по мосту, когда шлагбаумы были уже перекрыты, и в морозной тишине явственно раздавалось буханье шестеренок разводного механизма. Спешил народ и суетился в своем стремлении перебежать мост, пока он еще не развелся.

Мичман был уж не молод, да и не совсем уклюж. Его ссутулившееся тело, покрытое длиннополой шинелью, из-под которой по деревянному настилу моста семенили короткие ноги, уже явно не поспевало за резвыми ногами молодых женщин, несущимися через мост с полными сумками продуктов в руках.

До медленно расширяющейся щели между пролетами оставалось совсем немного, и Кожевин вгорячах, вспомнив лихие годы молодые, решился прыгать через чернеющую впереди метровую пропасть. Он кинул свой денежный портфель на противоположную убегающую поверхность и, оттолкнувшись, что было сил ногой о покрытое изморозью дерево, полетел в эту пропасть. Видимо, нога оскользнулась, и толчок получился не совсем уверенным.

Он пролетел это расстояние чуть больше полутора метра, но уже не попал ногами на вторую половину моста, убегающую от него вправо, а зацепиться за нее удалось каким-то чудом только руками. Провисел он на руках, может быть, всего-то с минуту, удерживаясь пальцами за скользкий край заиндевевших досок.

Повисел и на глазах у десятков людей, стоящих с двух сторон разводящегося моста, рухнул с десятиметровой высоты в воду под женский визг и крики отчаяния. Черные полы шинели трепетом материи взвились вверх и скрылись в поднятых брызгах приводнившегося тела.

Мостовые рабочие заметили в сумерках светящихся фонарей плавающего на воде странными кругами на одном месте мичмана и бросили ему спасательный круг. Но, одетый в тяжелую шинель, которая в холодной воде стала настоящим гнетом, безжалостно тянущим на дно, Кожевин под ее тяжестью продержался в своих судорожных ударах руками по воде не больше минуты и, даже не видя плавающего невдалеке круга, исчез под водой. Мост развелся, и на выход из Военного канала моментально пошел эсминец 'Настойчивый', с которого никто не заметил прыжок в воду. Своими огромными винтами, работающими на малом ходу, эсминец перелопатил водное пространство между опорами моста и вряд ли что там бы и осталось от еще живого мичмана.

Поиски под водой водолазов на следующий день успехов не принесли, и все порешили, что его разрубило в куски корабельными винтами и разбросало по дну канала. Однако, ни одного фрагмента тела мичмана не нашли и от него остался только кожаный портфель с деньгами.

Слух о трагедии на Воздушном мосту молнией разнесся по городку. Ужас гибели человека на глазах жителей Военного городка настолько потряс людей, что больше через опущенные шлагбаумы у моста никто бегать не решался и даже не пытался. Сам Воздушный мост стал вечным памятником на могиле нашего мичмана.

Намного позже все эти подробности прояснились сами собой. Потоками воды кильватерной струи от работающих винтов 'Настойчивого' тело Кожевина загнало в подводную нишу мостовой опоры, и он там, в этом подводном морге холодной воды находился до марта следующего года. Труп Кожевина пролежал под водой всю зиму, пока такими же потоками воды от проходящего корабля его не выбросило из своего пристанища, и он не всплыл на поверхность.

Две пачки денег, лежавшие у мичмана во внутреннем кармане, на удивление всем не тронула ни вода, ни соль морская, но вот даже просто держать в руках эти деньги никто уже не соглашался.

К началу ноября наш корабль охватила ремонтная паника, поскольку к 30 числу СРЗ-29 должен был любыми силами и средствами выпихнуть объект от стенки завода и закрыть наш заказ.

Витвицкий с мичманом Берендяевым целыми днями крутились со своими заводскими работягами и в спешке проводили регулировочные работы на установленных нам на корабль новых модернизированных дизелях типа М-507, у которых запас моторесурса был по 1500 часов. Эти дизеля были загружены на наши корабли впервые, по крайней мере, на корабль нашей вмб.

Турбины тоже были установлены на свои штатные места и нам наконец-то заварили вырезы в палубе, отчего корабль стал похож на боевую единицу, а не на тонущий броненосец 'Орел' после японской бомбардировки шимозой. На шкафуте правого борта у рубки дежурного по кораблю нам установили стальной контейнер, за герметичными дверями которого находилась вьюшка с кабель-тросом и излучатель гидроакустической станции МГ-329. Это была обычная вертолетная станция, но приспособленная для корабельных условий. А в рубке акустиков был установлен приемный индикатор станции со своими приборами.

Теперь мичман Чеклецов вываливал изогнутую кран-балку за борт и с трепетом на лице опробовал работу лебедки в действии. Валера просто жаждал поработать в море на такой станции и поймать контакт с ПЛ противника. Дальность действия этой опускаемой станции была на порядок выше подкильной, и это заставляло томиться душу нашего старшины команды акустиков в ожидании предстоящей работы.

Ко мне на корабль приехал мой лучший бригадир Сашигин и бригада артиллеристов и у меня в боевой части завертелся настоящий ажиотаж регулировочных и сдаточных работ на артустановке, торпедных аппаратах и системах стрельбы.

- Сегодня начинаем выставлять механические и электрические нули на СКВТ в твоей системе, - предупредил меня Владимир Иванович с самого утра. - И на этой неделе обязательно получи торпедо-болванку и штук 8 ПВЗ (пороховой выбрасывающий заряд). В конце следующей недели будем делать отстрел торпедных аппаратов.

- На базе оружия нет 40-см болванки, раньше у них никто таких торпед не просил и не заказывал. Чего делать-то? - озадачил я Сашигина.

- Че делать!? Че делать!? Будем стрелять без болванки прямо у стенки завода, - в задумчивости почесывая свой последний вихор на лысой голове, выдал бригадир.

Честно говоря, я не успел сообразить, почему Владимир Иванович так задумчиво почесывался по этому вопросу. Мне самому еще в жизни не приходилось проверять работу механизмов на аппарате путем отстрела. Сашигин с удовольствием и преподавательским пафосом рассказывал и показывал мне ход регулировок. Я ведь тоже кое-что соображал и понимал, что от точности регулировок и согласования систем с РБУ и торпедными аппаратами зависит вся точность моих предстоящих стрельб бомбами и торпедами.

Бригадир артиллеристов тоже показывал мне все хитрости своего ремесла. Я рассказал ему о том, что у меня при стрельбе АС-9 вышли не все снаряды, и просил разобраться, отчего это могло произойти. Но получил ответ, что у меня с механической работой пушки все в полном порядке, а при выполнении отстрела ее в море он меня в этом еще раз убедит.

Корабль стоял правым бортом к причалу и мы с Сашигиным решили начать отстрел с аппарата №2, направленного на причальную стенку под углом 15°.

- Володя, выставь двух бойцов в оцепление у носа корабля и по корме, чтобы не пропускали людей в момент стрельбы, - попросил меня Владимир Иванович. - А сам поднимайся на мостик и оттуда командуй своим торпедистом.

Все шпинделя приборов на аппарате и газовый стопор опустили в нижнее положение, открыли переднюю крышку аппарата, и Якуничев застыл у патронника аппарата с ПВЗ в руках.

'Якуничев, вставить ПВЗ', - командовал я с правого крыла мостика по громкой связи.

Отсюда аппарат был виден полностью и хорошо просматривался весь причал, по которому вдоль корабля ходил заводской люд.

'Товсь!' - дал я команду, выбрав момент отсутствия поблизости людей. Торпедист поднял руку, изображая готовность к залпу.

'Залп!'

С шипением грохнул выстрел, и из аппарата вырвалось рыжее пламя огня, а меня на мостике обдало жаром.

Я глазам не мог поверить: форс пламени из трубы вырвался метров на пять на кромку причала и обдал своим огненным столбом бетон на стенке. Но порох оказался действительно пироксилиновым бездымным, и дыма от этого факела почти не было.

- Владимир Иванович, мы тут на хер сейчас весь завод спалим. Пламя прямо как от японской шимозы какой-то! Та-ко-е пламя. Че делать!? - делился я своим впечатлением от такого отстрела.

- Че делать!? Че делать!? Я ж тебе говорил, что нужна торпедо-болванка. Когда в аппарате торпеда, то она как пробка закрывает собой выход пламени и вся эта энергия пороховых газов тратится на выброс торпеды. А тут все моментом вылетает в открытую трубу. Но все шпинделя и газовый стопор сработали и поднялись в верхнее положение.

- Ну что, командир, будем продолжать факела пущать на волю? Или ты уже передрейфил? - ехидно спросил главный по аппаратам.

- Чего это я передрейфил... Сейчас разверну корабль кормой к стенке, и будем палить огнем подводные лодки на противоположном причале. До них далеко, так что можно не бояться, - выдал я свой коварный план продолжения испытаний аппаратов.

- Дак, у тебя же нет командира! Кто будет переставлять корабль? - недоумевал Сашигин.

- У нашего парохода пока нет хода. Дизеля еще не готовы. А за командира я сам сработаю. Перетянемся на швартовых. Баковым на бак, ютовым на ют! - начал я выполнение перешвартовки корабля.

На бак выскочил боцман Самохин с двумя матросами, а на ют руководящим работником я послал своего Рому.м - Боцман, трави носовой и готовься отдать якорь. Быстро найди человек 5 матросов, пусть навалятся отпорниками и отталкивают нос от стенки.

- Гедзюн, ослабь кормовой и заведи с левого борта на стенку второй швартов. Вон на тот пал, который подальше. Как только нос начнет отходить, выбирай шпилем левый швартов. Все понял! - раздал я указания своим участникам маневра.

Как только нос начал медленно отходить от причальной стенки под напором отпорных крючьев моих амбалов, Гедзюн заработал кормовым шпилем и конец, натянувшись втугую, стал медленно притягивать левый угол кормы к причалу, разворачивая при этом корпус в нужное мне положение.

Когда корабль развернуло кормой к стенке, и он вытянулся своим носом в сторону причалов подплава, боцман отдал якорь, и мы закрепились в такой позиции.

- Владимир Иванович, ты готовь сразу все три аппарата к отстрелу, пока нас тут заводские начальники не затормозили. И сразу три и шарахнем, - предложил я Сашигину, боясь что нам могут запретить эти огневые работы у стенки завода.

Уж слишком шумное и огнеопасное это мероприятие для мирного судоремонтного завода.

Трижды с небольшим интервалом звучала команда 'Залп!' и трижды в сторону подводных лодок, стоящих на противоположной стороне гавани, улетали пятиметровые языки оранжевого пламени.

Заводские рабочие уже заканчивали смену на заводе и у кормы корабля собрались любопытные, посмотреть на наш грандиозный фейерверк в честь окончания рабочего дня.

В конце ноября на ходовые испытания дизелей и турбин в море со мной командиром корабля пошел мой 'любимец' - капитан 3 ранга Слынько. С утренней разводкой моста мы вышли в море и, на ходу проверяя работу дизелей, шли по фарватеру к 1-му приемному бую. На выход с нами пошла целая бригада рабочих с завода, которые должны были устранять возможные неполадки и тут же в море проводить регулировку силовых установок. Была и бригада артиллеристов из арсенала, которые должны были производить отстрел пушки после среднего ремонта и сдачу ее мне в эксплуатацию.

Корабль, после длительной стоянки в ремонте с поржавевшими бортами и полинялыми флагами, матросами, ставшими больше похожими на замызганных заводских работяг, походил на пиратский корвет, вышедший в море на свою свободную охоту.

На мерной линии началось нудное хождение вдоль береговых створов на всех ходах, начиная с малого и до полного турбинного. Здесь пришлось трудиться нашему молодому штурману и механику, а я был вечным вахтенным офицером при Слынько.

Михно засекал моменты прохождения створов мерной мили на берегу и расчетным методом считал скорость хода и поправки лага на всех режимах. Механики выводили свои турбины на максимальный режим, а дизеля уже работали на полном ходу. Корабль вибрировал на огромной скорости и с площадки мачты на ходовой мостик, прямо на нас со Слынько стали сыпаться болты и гайки приличных размеров, оставленные рабочими при ремонте РЛС.

'Дугинец, дай-ка мне каску! Я не собираюсь погибать в вашем бардаке... Меня же убьет тут твоими чертовыми гайкам. Вы что корабль к выходу не готовили?' - начал качать командирские права мой временный начальник. 'Такую будку одной гайкой не пришибешь. Тут надо кувалду уронить ему на плешку', - пронеслось в голове, но каску из кранца у сигнальщика я достал и положил на видное место.

Под турбинами мы неслись со скоростью 36, 5 узла и корабль, как нож-волнорез, разрезал своим острым форштевнем осеннюю свинцовую воду.

Турбины выходят на номинальный режим

Общий эффект сумасшедшей скорости на водной глади впечатляла мелькавшая за бортом вода и белые барашки на вершинах волн, расходящихся от корпуса за кораблем. А за самой кормой творился настоящий беспредел воздушно-водяного фонтана высотой до 5 метров, взлетающего из корабельных гидромоторов в кильватерную струю и шлейфом дымовой завесы стоящий по пройденному нами пути. Со стороны корабль можно было и действительно принять за постановщик дымовой завесы, несущийся на бешеной скорости.

На такой огромной скорости корабль чувствует малейшую перекладку перьев рулей и реагирует на нее моментально своим разворотом и креном на одноименный повороту борт.

Подходило время обеда, и я спустился в офицерский коридор, чтобы узнать у кока, как обстоят дела с готовностью к этому важному мероприятию. Слынько хоть и был временным командиром, но он же все-таки был гостем на моем корабле. Да и рабочих на корабле нужно было всех пристроить и накормить обедом.

В этот момент корабль начал резко крениться на левый борт, и крен постепенно все увеличивался и увеличивался. Уже выработанное чувство собственника корабельного имущества сработало инстинктивно и заставило меня спасать самое дорогое имущество на корабле - телевизор в кают- компании.

С правой переборки, как огромный маятник, откинулась массивная рама замовского стенда под названием 'Империализм США - источник войн' и врезала мне своей нижней шкаториной в подбородок, чтобы я четко усвоил главный источник войн на нашей Земле.

Опираясь руками о стенки коридора, я кинулся в кают-компанию и только успел влететь в двери каюты, как телевизор 'Рубин', летящий с холодильника, сам рухнул мне на руки. Тяжелый ящик врезал мне в грудь свои 20 кг массы и только чудом я смог удержаться на накренившейся палубе с взятым на руки весом.

Заклацала в шкафу наша посуда и стаканы в подстаканниках, но удержались за закрытой дверцей. Я с трудом держал на руках тяжелый летающий ящик и поставил его на диван. При этом заметил, что и холодильник начал медленно крениться в сторону левого борта, но и тут я вовремя успел удержать его от неминуемого опрокидывания.

Я испытал странное непередаваемое словами ощущение, которое очевидно испытывает человек, находящийся в замкнутом пространстве, при гибели корабля, когда он переворачивается перед своим погружением на дно. Хотя и крен был чуть больше 30°, но он был постоянным в течение целой минуты. При качке на волне такого длительного крена никогда не бывает, и потому создавалось полнейшее ощущение неминуемой катастрофы. Крен так же неожиданно стал уменьшаться до 0, и корабль плавно вышел не ровный киль. Я вылетел на мостик, на котором Слынь в своем репертуаре отчитывал рулевого за резкую перекладку руля при повороте.

- Ну и корабль! На море штиль, а они чуть корабль не перевернули, - возмущался покрасневший от натуги и нервного взрыва капитан 3 ранга. - Что б я еще раз согласился выйти в море на вашей помойке...

- Сейчас пройдем этот режим хода, и готовься к стрельбе. Отстреляем пушку и пойдем домой, - наконец более-менее спокойно хоть одну фразу выдавил командир.

- Товарищ капитан 3 ранга, спуститесь в кают-компанию и пообедайте, - предложил я Слынько. - Там вестовой уже накрыл обед.

- Ну, уж нет! Дай команду вестовому, чтобы принес мне сюда. Уйдешь с мостика, вы тут обязательно отыщете с кем столкнуться в чистом море, - недовольно бурчал осторожный хохол.

Вестовой принес большую тарелку с борщом и, не зная куда ее поставить, застыл в дверях ходовой рубки. Слынько ловко одной рукой подхватил тарелку и, наклонив ее через край, влил жидкость в подставленный рот.

Два глотка жидкости кровавого цвета, еще два движения столовой ложкой, взятой у вестового, и вся гуща оказалась в нужном месте. При этом он по-старчески смачно зашлепал губами и задвигал челюстями, отчего его курносый лапоток носа интенсивно задвигался вверх-вниз в такт работе жевательного аппарата.

С жалостью глядя на этот варварский обед своего вечного оппонента прямо на рабочем месте, у меня не укладывалось в голове такое недоверие ко мне.

- Товарищ капитан 3 ранга, ну что уж вы так... Спуститесь на 5 минут в каюту и пообедайте по-человечески. Я же вам не Вова Скороходов, - надавил я на больной мозоль недоверчивому Слыню.

После наших стычек в былые времена он уже, наверное, сто раз жалел о своих глупых выводах после того случая моего 'опоздания' на выход в море и его эпитетов по этому вопросу в мой адрес, как молодого лейтенанта. А все потому, что к нему в августе прибыл новый командир БЧ-2- 3 лейтенант Вова Скороходов - выпускник училища Фрунзе 1972 года. Этот маленький и аккуратный лейтенантик появился в экипаже Слынько так незаметно, что многие из офицеров дивизиона и не подозревали о его существовании до поры до времени.

Щуплый и остроносый Вова, как маленькая молчаливая серая овечка, поселился в каюте МПК-25 и первое время не привлекал к себе внимания, изображая из себя настоящего 'фрунзака'. Но, когда почувствовал убогость и серость своего существования в каютном железе и сплошных дежурствах в ПВО и ПУГах, то резко поменял свой образ жизни и превратился в обычного корабельного пьяницу.

Вова стал в открытую злоупотреблять не только своими служебными обязанностями, но и водкой со спиртом. Молодой мальчик пил все, что попадало под руку.

Даже под видом проверки в кубрике порядка в рундучках своих подчиненных матросов, он похищал и прятал в карманы обычные флаконы дешевого 'Тройного' одеколона, а потом в одиночестве пил эту гадость в своей каюте.

Матросы начали роптать по поводу таких незаконных конфискаций их туалетных жидкостей, но бить Вову не решались.

Так, по мнению Вовы, было служить гораздо проще. Поскольку в наряды с оружием его никто никогда не ставил - не доверяли оружие, а в остальном - день прошел, ну и хрен с ним. Получка все равно медленно день за днем капала в его карман независимо от того, пил он всякую гадость или нет.

Бедный Слынь не знал, что делать с этим молодым пополнением на своем корабле. Он применял к своему нерадивому лейтенанту все меры воздействия, предусмотренные уставами и учебниками по психологии воина, но даже воспитательные меры из отцовской практики не шли на пользу. Он даже запретил Скороходову сход с корабля - думая, что таким образом можно решить проблему трезвости своего подчиненного.

Но Вова, фамилия которого говорила сама за себя, набравшись мужества от одиночества в своей железной каюте, в спустившихся на причал сумерках лихо преодолевал 5-ть метров стального швартового конца не хуже любой цирковой обезьяны и оказывался на тверди причальной стенки. Ему даже 'крысятники' не мешали - он сбрасывал их со швартовов в воду и голыми ручонками, без швартовых рукавиц, перебирая холодную и грязную сталь троса, выбирался таким путем на стенку.

Потом наступало утро и все повторялось с завидным постоянством. Рассерженный до предела Слынь выносил очередной приговор бледному от пьянства лейтенанту, а тот бил себя в грудь и умолял перевести его служить на другой корабль, поскольку здесь, на этом корабле он замаран по самую макушку и не чувствует себя военно-морской личностью.

Слынь написал целых 3 представления на увольнение Скороходова с военной службы за низкие моральные качества, но первое завернул назад Михневич, второе комбриг, а последнее - сам Командующий БФ с лаконичной припиской:

'Нельзя разбрасываться молодыми специалистами - их нужно воспитывать. Государство затратило на его подготовку большие средства - пусть он их отработает на флоте'.

История минера Скороходова закончилась тем, что его на следующий год перевели служить по его же просьбе на морской тральщик в соседний дивизион, где Вова пару-тройку месяцев продержался в неимоверных воздержаниях, а потом принялся за старое, пока его, наконец-то, не уволили в запас.

- Тащи второе, - отдал пустую тарелку матросу жующий Слынь, однако резко вздрогнувший при упоминании мной своего корабельного 'родимца'.

- Штурман, курс в полигон? - прожевав борщовую гущу, запросил он у Михно.

До полигона мы дошли на полном ходу совсем быстро и тут началась моя работа.

На кормовом срезе ходового мостика за время ремонта был установлен козырек с леерным ограждением, нависающий над дверью в гальюн личного состава. Посредине этого балкончика возвышалась артиллерийская колонка с кольцевым коллиматорным прицелом для управления артустановкой резервным способом.

Красота, да и только! Стоишь за этой колонкой и держась за рукоятки прицела, управляешь наводкой пушки по горизонту и по вертикали. Кроме самой цели, в которую ты собираешься влепить свои снаряды, ты видишь и действия самой пушки. И здесь ты можешь видеть сами снаряды, улетающие в цель и светящиеся на прощание своими трассерами. Вот только здесь точность попадания в цель на прямую и полностью зависят от выпуклости твоего морского артиллерийского глаза.

Пушка отработала как часы, и все 30 снарядов я всадил двумя очередями в редкие облачка, проплывающие в синеве неба.

Я подписал бригадиру акт среднего ремонта, и работа в полигоне была закончена.

-Штурман, курс на приемный буй? - выдал долгожданную фразу наш командир, уютно устроившись в командирском кресле.

Это кресло на самой середине ходового мостика еще Кличугин в свою бытность первым делом ремонтных работ приказал приварить к стойкам мачты.

Очень удобно - сидишь в нем и только голову поворачивай и тебе видна полная панорама моря впереди по курсу и с бортов.

Заводской народ изнывал от безделья на палубе корабля и узнав, что мы возвращаемся в базу, заметно ожил.

- Дугинец, дай команду запустить турбины. Пойдем полным ходом, чтобы успеть к вечерней разводке Воздушного моста, - распорядился Слынько. По его виду я уже понял, что ему смертельно осточертела вся эта военно- морская возня на чужом корабле. Он только своим сощуренным полусонным глазом зыркал по сторонам, но в дремоту не впадал, но и из руководства практически выбыл, считая свою миссию исполненной.

Погода стояла просто на загляденье. Чистое небо с редкими облачками и на море почти полный штиль. Такое очень редко бывает в конце ноября, но нам вот повезло отходить ходовые испытания в такой благодати.

Корабль словно парил на скорости 36 узлов над морской гладью и вот-вот должен был показаться 1-ый приемный буй лиепайского фарватера. Но прошел час нашей резвой скорости, а буя как не бывало. Солнце позолотило край неба и моря прямо по курсу, собираясь заканчивать свой бег по синеве небосклона, но уже ни у кого не вызывало восхищений столь красивым пейзажем.

Далеко на горизонте появились стайка рыболовных суденышек, и за ними стала четко вырисовываться темнеющая линия очертаний приближающихся высоких берегов.

На мостике царила атмосфера томительного ожидания и молчаливая безмятежность, которую нарушил заводской работяга, поднявшись по заднему трапу с палубы.

-Командир, а чегой-то у нас солнце не с той стороны. Когда в базу возвращаемся, то обычно оно бывает всегда по корме, - скромно поделился своими наблюдениями рабочий класс.

Глаза у Слынько моментально из щелочек превратились в увеличенные овалы, и он пулей слетел с удобного кресла.

- Штурман, курс? - не соображая в чем же дело, крикнул командир. Михно высунулся в дверях ходовой рубки и не совсем уверенно произнес:

- 100. Мы уже должны быть у приемного буя...

Нактоуз магнитного компаса находился как раз за спинкой командирского кресла, я глянул не его показания и с удивлением обнаружил значительные расхождения:

- На магнитном компасе курс 282°.

- Придурки, - заорал в неопределенный пока адрес Слынь и забегал по мостику, словно медведь в тесном вольере зоопарка.

Его и без того всегда румяное лицо внезапно покрылось пунцовым загаром и выражало беспомощность человека, попавшего в безвыходную ситуацию. 'Да! Хорошо приложил мордой в грязь опытного командира рабочий класс', - только и успел подумать я, но отошел на всякий случай от оторопевшего командира на противоположное крыло мостика.

А черт его знает, что у него сейчас в голове, еще приложит чем-нибудь в порыве безудержного гнева своего. Штурман тоже исчез в рубке от греха подальше и кинулся прокладывать новый курс в базу.

- Дугинец, почему у вас гирокомпас рассогласован на 180°? - нашел, наконец-то, крайнего разбушевавшийся не на шутку командир.

- А я откуда знаю! На мерной миле ходили по гирокомпасу, и все было нормально. Может быть во время стрельбы от встряски корабля что-то случилось. Гиропост, он ведь совсем рядом с артустановкой находится, - выдвигал я в оправдание свои версии происшествия.

- Рулевой, руль лево 5. Ложиться на курс 282, - наконец сообразил свои дальнейшие действия руководитель, немного отпыхнувший от избытка чувств.

- Механик, - сам лично схватил микрофон 'Каштана' Слынько. - Добавь еще по двадцать оборотов на обе машины.

Штурман включил РЛС 'Донец' и мы с ним рассматривали панораму моря в зеленом цвете индикатора. Перед нами в 12 милях по былому курсу находилась юго-западная оконечность шведского острова Готланд.

Еще 10-15 минут пути на такой скорости и мы бы въехали в территориальные воды Швеции, которые были шириной всего в 4 мили. 8 миль отделяли нас от нарушения государственной границы иностранного государства. Вот это был бы полнейший конец карьеры для капитана 3 ранга Слынько, а заодно и ВРИО командира лейтенанта Дугинец.

- Ты-то, бляха муха, куда смотрел? - со злостью попер я на Михно.

- Понятно, что это твой первый выход в море, но не до такой же степени растеряться...

Мне тоже в ответ на пинки от Слыня хотелось кого-нибудь попинать для успокоения обиженной души. Что ж я один во всем виноват, что ли?

А тут еще Петр Матвеевич со своими расспросами:

- Володя, а что случилось? Чего это Слынько так закипел?

- Да в Швецию чуть не ушли. Гирокомпас почему-то рассогласовался на 180°, а мы шпарили на полном ходу в сторону Готланда. - Не переживай, Петр Матвеевич! Рано нас еще в предатели Родины записывать. Придем в базу будем разбираться, - успокаивал я вконец расстроенного аполитичностью события зама.

Механик добавил оборотов своим дизелям, и мы неслись на своем форсаже на скорости 38 узлов, убегая от своего позора равносильного измене Родине. За 1 час и 40 минут мы проскочили расстояние в 63 мили до аванпорта и успели к вечерней разводке Воздушного моста.

На корабле для меня было все ясно и понятно - меня драли начальники по полной программе за все корабельные дела, как полноценного командира. Я и не возражал, если было за что.

А вот дома у меня шло не все гладко. Если нас с женой устраивала наша комната, и вид на море нам очень нравился, то вот соседи попались весьма своеобразные люди и контакт с ними не получался, несмотря на наши к ним вполне лояльные отношения.

Толя Романюк был настоящим хохлом, да и родом из Шепетивки (Шепетовки), он преподавал в местном мореходном училище и вполне соответствовал по внешним параметрам культурному человеку.

Толя был не худого телосложения, и его полнеющая фигура с лицом правильных черт, наполненным непроницаемым налетом интеллекта, сразу бросалась в глаза при встрече в толпе.

До этого Толя после окончания Одесской мореходки служил три года на должности командира БЧ-5 на одном из МПК нашего дивизиона, а закончив свою конституционную обязанность, он ушел в запас в звании старшего лейтенанта. И жена у него была Тамара, которая работала учителем в школе, еще был сын, уже ходивший в школу.

Второй сосед - Иван был простым работягой на заводе, и в интеллигенты не записывался. Мужик вкалывал и обеспечивал свою семью, в которой кроме жены было еще двое детей - девочек.

Ваня был телосложения худого, но жилистого и ростом он уступал своему соседу. Его черные вьющиеся волосы стояли правильной формы снопом над его маленьким смуглым лицом, на котором блестели черные живые глаза. К нам с женой он относился всегда с уважением и вежливо здоровался при встречах, а на большее мы и не рассчитывали.

Первое, что меня поразило в этих соседских отношениях - они не разрешали нам пользоваться газом на своих плитах. Мне пришлось купить простую электроплитку, и жена готовила на ней, на нашем кухонном столе. Но это было настолько неудобно и долго, что мы явно испытывали ежедневное моральное унижение со стороны соседей.

За дверями нашей комнаты раздалась непонятная возня и глухие удары по стенам коридора. Мы с Тамарой переглянулись, и я вышел на порог своей комнаты.

В двух метрах от двери в коридоре массивная фигура Романюка распяла худосочного Ваню по стене и, прижав к плоскости, удерживала его за поднятые вверх руки, не давая возможности оказать сопротивление в рукопашной схватке. Их разгоряченные и красные от натуг лица уже имели боевые отметины и покрылись блестками пота физической нагрузки.

На мой неожиданный выход из дверей они моментально замерли каждый в своей позе, но отреагировали поворотом голов в мою сторону:

- Мужики, вы чего? - только и нашелся о чем спросить я, удивленный этими крепкими, но явно недружественными силовыми объятиями соседей.

- Володя, ты, пожалуйста, не лезь. Это наше дело - сами разберемся, - запыхавшимся голосом выдавил Толя.

Ваня, яростно стиснув зубы, жалостно посматривал на меня из-под рукава рубахи соседа, но помалкивал.

'Да, и хрен с вами! Было б кого жалеть', - подумал я и захлопнул за собой двери.

Как только дверь закрылась, в коридоре вновь возобновились боевые действия непримиримых сторон и стали раздаваться поочередные удары о стены коридора телами борцов за свои права в коммунальной квартире.

- Два придурка выясняют отношения, - сообщил я на вопросительный взгляд жены. - Просили не мешать.

Наутро оба соседа, как ни в чем не бывало, собирались на работу. У всех были свои дела и заботы, а потому они делали вид, что в упор не замечают друг друга. Только у Толи красовалась на лбу огромная ссадина, а у Ивана большой фингал под глазом.

Из этой потасовки, происшедшей вечером между соседями, я сделал свой вывод. Оказывается, что в борьбе за свои коммунальные права все методы хороши, и эти методы не исключают даже физического рукоприкладства к непокорным.

В городском газовом хозяйстве, куда я пожаловал с единственным вопросом - как можно подключить газовую плиту, мне назадавали больше вопросов, чем я мог предположить:

-Сколько у вас плит на кухне? - спрашивала меня молодая латышка из-за перегородки.

-Две.

- А куда же вы собираетесь подключать третью плиту? К одному газовому баллону можно подключить только две плиты, - разъясняла она мне существующие правила по технике безопасности.

- У нас на кухне стоят два газовых баллона. Вот я и хочу присоединить к одному из них свою плиту.

- Такого не может быть! У вас, что, точно на кухне два баллона? - удивленно посмотрела на меня женщина.

- Точно, два.

Откуда я мог знать эти жесткие правила техники безопасности, по которым не полагалось ставить на одной кухне по два баллона одновременно. Через день приехал мужик-газовщик, переключил Толину плиту к баллону Ивана, а освободившийся газовый баллон взвалил на плечо и унес в неизвестном направлении.

- Ты, зачем меня заложил? - встретив меня вечером на кухне, грубо спросил сосед.

- В каком смысле? - не понял я вопроса.

- В прямом... Это был мой личный баллон, который я купил за свои деньги, а теперь у меня его конфисковали.

- Ну, надо было так и объяснить мне, что это твой личный баллон. Откуда я знаю, где и чьи баллоны, и сколько их должно быть на кухне. - Меня спросили, сколько баллонов на кухне я и сказал, то что есть, - стараясь понахальнее, ответил я Романюку.

- Вот и сиди теперь без газа! - решил меня уколоть сосед.

- Это мы еще посмотрим. Кто из нас будет без газа, - отбросил я всякие сантименты нашего диалога.

Теперь у нас с Романюками наступила 'холодная война' и кроме 'здрасте' и 'до свидания' мы словесно ничем не обменивались.

А тут, как назло, я еще подлил горячей воды в холод наших отношений. На улице по ночам начались заморозки, а наша единственная батарея в комнате слабовато грела. Батарея была чугунная и внушительных размеров, но она была только наполовину теплой и не давала должного обогревающего эффекта.

Жалко стало свою беременную жену, которая была уже на 9-ом месяце, и могла простудиться. Я понял, что нужно спустить воздух из стояка, а где эти краны находятся, я пока еще не знал и решил спускать воздушную пробку прямо из батареи.

С корабля в портфеле я принес домой газовый ключ, который мне любезно во временное пользование выдал Берендяев, и сразу приступил к действиям. На корабле я уже привык крутить гайки на железе своего грозного оружия, и для меня не составляло никаких проблем поработать гаечным ключом у себя дома.

Гайка на батарее была хорошо закрашена многолетними слоями краски и никак не поддавалась мне. Я закрепил ключ на гайке и приударил по нему ногой. Гайка упиралась и даже с места не сдвинулась. То, что эта гайка с левой резьбой я, естественно, никакого понятия не имел и двинул по ключу еще разочек.

Ключ вместе с гайкой отлетел в сторону, а из отверстия батареи в противоположную стену комнаты ударила черная струя горячей воды. Вода хлестала сплошной мазутной струей и растекалась по моему блестевшему паркету, заполняя собой все пространство и превращая паркет в подобие мокрого асфальта. Я даже не успел испугаться, и это здорово мне помогло в такой критической ситуации.

Я бросил на кровать свой новый телевизор с вполне морским названием 'Чайка', который купил несколько дней назад. Это была самая ценная вещь в моей комнате. Он стоял на ножках как раз у батареи и первым подвергся воздействию разбушевавшейся водной стихии.

Потом открыл дверь на балкон, чтобы вода стекала на улицу. Горячая вода парила и водопадом лилась с моего балкона на улицу, вызывая пристальное внимание людей, стоящих на автобусной остановке напротив дома. После выполнения этих предварительных мероприятий по спасению жилища я спокойно взял самый острый кухонный нож и полено в ванной около титана и стал выстругивать чоп (пробку) для полутора дюймового отверстия в батарее.

А вокруг меня носились соседи слева (Романюки), соседи снизу, на головы которых уже хлынула вода, протекающая сквозь швы в полу. Все хором кричали на меня только одну фразу, словно заранее заученную на лестничной площадке:

- Что вы наделали!!!

Я расхаживал по этой панике и стружка за стружкой доводил дровяное полено до нужного размера, а чтобы хоть как-то стабилизировать обстановку в этом дурдоме выдавал соседям свой совет:

- Да вы бы лучше помогли воду убирать, чем кричать.

Моя бедная жена, упираясь животом в таз, собирала воду и выносила ее в туалет. Постепенно еще две женщины присоединились к ней и стали тазиками черпать воду.

Кто-то позвал со стройки жилого дома, который совсем рядом возводил стройбат, солдата-стройбатовца. Он прибежал с гайкой в руках и, шлепая по воде грязнущими сапогами, полез завинчивать ее в батарею.

Квартирная электропроводка замокла, и от струи из батареи стало бить током. Солдата врезало невидимым электричеством, и он отлетел в сторону, не изъявляя больше никакого желания соваться под странную струю. Все равно он бы эту гайку никогда не закрутил, потому что старая резьба осталась в отверстии, и нужно было выкрутить сначала ее, а уж потом закручивать новую пробку.

Заострив, наконец, свой чоп, я сунулся под струю. Мало того что меня с головы до ног обливало водой с температурой в 60°С, так меня тоже стало поколачивать незримыми разрядами тока.

Мужественно превозмогая эти два неудобства, я с трудом двумя руками вставил в струю свою пробку и ударами молотка забил ее в батарею. Течь воды остановилась и из-под пробки вода стекала малюсенькой струйкой. -Все! - облегченно выдохнул я. - Кто знает, где найти слесаря домоуправления, нужно перекрыть стояк.

Стоило мне произнести эту фразу, как ко мне подошел пожилой мужик, который только что добавился к толпе зрителей водной эпопеи в коридоре и рассматривал черноту, залившую пол.

- Жан, - протянул мне руку седой пожилой слесарь, с хитроватой ухмылкой на лице.

- Я уже перекрыл воду. Как это ты так умудрился? - с явным латышским акцентом выведывал у меня Жан.

Так я тебе и сказал 'как'. С явной опаской нового потока воды я выкрутил забитый чоп вместе с остатками резьбы, из отверстия последний раз плюхнулась на пол вода.

Жан профессиональными движениями накрутил на новую гайку, принесенную стройбатовцем, паклю и завернул пробку на место. На этом водяная феерия с моим участием закончилась, и нижние соседи разошлись по своим квартирам подсчитывать убытки, нанесенные неожиданным потопом.

Я усадил свою Тамару на кровать и полчаса успокаивал и умолял не волноваться. А потом, ползая на карачках по грязи, которая очевидно вылилась из всей отопительной системы целого жилого квартала домов, где она несколько десятилетий ждала этого момента, я часа полтора отмывал эту гадость со своего паркета.

Грязный, злой и мокрый, как корабельная крыса после потопа, я все же полагал, что легко отделался от своих соседей. Но оказалось, что рано я начал полагать.

Заморозок на улице к ночи стал крепчать, и в доме стало резко холодать. Ко мне по очереди стали приходить делегации от всех 26 квартир нашего дома и упрекать в том, что из-за меня отключили отопление всего дома. Единственное, что радовало - скандалить со мной никто не решался и все только жалостно и нудно просили меня предпринять меры к восстановлению обогрева их жилищ.

Да, я бы с радостью, но, где и как отвернуть завернутый вентиль отопления, я не знал.

Жана я нашел в котельной, находящейся в полуподвале соседнего дома. Какую цель преследовал этот хитрый слесарь отопительной системы, отключив сразу весь дом от тепла, я понял только потом. -Жан, пошли, откроем воду. Меня уже задолбали все соседи. Весь дом ко мне идет, и все просят включить тепло, - буквально взмолился я перед этим столь нужным человеком. - Я тебя отблагодарю, только пошли быстрее! На чердаке дома прямо над моей квартирой он показал мне два крана, перекрывающих воду в доме и в подъезде. Но перекрыт был именно первый кран.

Тамара быстро накрыла на стол нехитрую закуску, и я выставил Жану бутылку военно-морского шила, настоянную на апельсиновых корочках. Уже после второго стопоря неразбавленного спирта у Жана развязался язык, и он на правах почетного гостя с раскрасневшимся, но до невозможностей умным лицом стал делиться со мной своими глубокими знаниями слесарного дела.

- Запоминай на будущее..., - передавал мне свои глубокие знания отопительной системы опытный человек. - Но, ты, вот только мне объясни одно - зачем ты стал откручивать гайку?

- Хотел сделать так, чтобы моя батарея была горячей полностью, а не на половину. Ты же сам видел, сколько там грязи было, как в пробке. Вы эти батареи наверно ни разу в жизни не продували.

- Не продували... Но ведь ты бы все равно эту грязь не вымыл оттуда.

- Я думал, что там не грязь, а воздух стоит в пробке.

Выпроводить раздобревшего Жана удалось только в одиннадцатом часу вечера. Я сунул ему полбутылки апельсинового настоя, и он пошлепал своими желтыми полуботинками к себе в котельную, продолжать обогревать наши дома.

Служба коммунальная под названием домоуправление сработала неожиданно для меня молниеносно и уже через три дня мне выставили счет за мое самоуправство в отопительной системе и залитые две комнаты, расположенные подо мной.

Техник домоуправления принесла мне с доставкой на дом акт и смету предстоящих ремонтных работ, в которую были включены материалы и стоимость ремонта, даже замена какой-то филенки значилась в ней. И хотя я и не представлял, что такое филенка, но безоговорочно тут же отдал 67 рублей и получил взамен квитанцию о расчете.

С выходом корабля из ремонта совсем неожиданно начался новый учебный год. А раз с 1 декабря начался новый год, то Михневич собственным росчерком пера в моем корабельном ЖБП поставил мне задачи по боевой подготовке на 1973 учебный год.

ЖБП это такой корабельный талмуд, который именуясь журналом боевой подготовки, содержит в себе задачи, планы, графики выполнения противолодочных задач, корабельных боевых учений и стрельб. В нем в специальном разделе производится анализ всего, что было запланировано и выполнено, разрабатываются мероприятия по устранению недостатков и укреплению воинской дисциплины на корабле. Сплошная писанина и трата времени на заполнение этого важного документа. На нормальных кораблях это дело возлагается на старпома, а там где его нет по штату, этим занимается сам командир корабля.

Поскольку командира у меня не было, а его роль, пусть хоть и временно, но исполнял я, то на мне и повисло все это планирования и оформление журнала.

Проще сказать все планирование, подготовка к сдаче задачи К-1 и вообще все, что творилось на корабле, свалилось на меня. Теперь волей-неволей пришлось иметь прямые служебные контакты с комдивом Михневичем и Любимовым, которые весьма усердно драли и курировали меня по всем этим вопросам.

Воспользовавшись встречей с Батькой, я ему, как родному отцу, выложил про свою домашнюю 'холодную газовую войну':

- Виталий Адамович, у меня тут скоро ребенок должен родиться, а соседи не дают нам пользоваться газом. Что Романюк, что второй сосед. Чего делать?

- Это у тебя сосед Романюк!? Ну, этот точно хохол-фанагориец, без всяких прикрас, - оживился комдив, услышав фамилию моего соседа.

- Он же у меня механиком служил. Тут у них на корабле дизель как-то раз забарахлил. Кожухарь пришел разбираться и стал прослушивать своим 'слухачом' работу цилиндров. Романюк тоже взял слухач, прижал его к выхлопной трубе и с таким умным лицом, да так внимательно слушал выхлопы, что мы чуть на дерьмо не изошли, - вспоминал Михневич анекдот из жизни механиков.

- Дугинец, ну чем я тебе могу в таких житейских вопросах помочь? Раз эта сволочь не хочет по-хорошему... Да ты возьми морду ему набей и все дела, - выдал мне окончательную рекомендацию Батька, от которой на душе стало совсем скверно.

'- Шутники хреновы! Морду набей...,' - только и осталось в голове после этой беседы.

На все выходы в море, с нами на корабле выходили командиры других кораблей, но чаще всего в море мы управляли кораблем вместе с Любимовым. С каждым выходом нареканий со стороны начальника штаба в мою сторону было все меньше и меньше и, наконец, дело дошло до ультиматума, неожиданно выставленного мне Леонидом Ивановичем:

- Владимир Викторович, ты уже почти готовый командир. Завтра отправлю на тебя представление на помощника командира. Ставлю тебе срок два месяца, и чтобы сдал зачеты на самостоятельное управление кораблем. Сдашь, и назначим тебя командиром.

Нахлынувшая эйфория от такого высокого доверия со стороны Любимова, который еще совсем недавно со смаком отчитывал меня за всякие мелочи и промахи в службе, заставляла с повышенным рвением исполнять свои служебные обязанности. Но где-то там, в далеких закоулках подсознания всплывали неожиданные для меня протесты.

У меня перед глазами вздымались огромные валы бушующего моря, мне мерещилась бессменная по несколько суток подряд командирская вахта на ходовом мостике, продуваемым всеми ветрами и природными катаклизмами. А там, далеко за кормой в окне третьего этажа желтым светом маячил наш торшер у кровати, где в ожидании и одиночестве читает книгу моя молодая, красивая жена. Лейтенантская романтика и былой флотский снобизм за полтора года дерганой службы значительно повыветрился, и хотелось в жизни чего-то более надежного и постоянного. А надежнее всего в морской службе это берег, на котором тоже полно должностей.

Только иногда по вечерам, уже затемно я приходил на побывку домой с корабля, вернувшегося с моря в базу, где меня ждала жена, находящаяся в декрете, но и тут на ходу, как захудалая и заморенная кляча, засыпал от усталости.

А ночью во сне я получал толчки в живот от своего еще не родившегося сына, который словно будил меня из своей будущей земной жизни и требовал уделить внимание его матери, спящей со мной рядом.

Пришел Новый 1973 год, который 2-го же января принес нам в нашу семью радость небывалого масштаба.

- Володя, тут твой сосед только что звонил. Он твою жену отправил в роддом на 'скорой', - озадачил меня мичман Зиновьев, когда я прибежал в рубку дежурного по вызову рассыльного.

- Спасибо, Юрий Павлович! Я утром уходил из дому, вроде все нормально было.

- Ну, молодой! Тут ведь дело такое... Сейчас ничего, а через минуту роды могут начаться, - поучал меня Дед.

Взбудораженный приближением такого небывалого события в нашей жизни, я тут же набрал номер телефона родильного дома.

Вежливый женский голос с явным латышским прононсом оповестил мою встревоженную душу:

- Только что ваша жена родила мальчика. Все хорошо. Три шестьсот и 52.

- Спасибо, а что это за цифры? - недоумевая от свалившегося на меня счастья, переспросил я.

- Ну, и папаши пошли. Это вес и рост.

- Палыч, три шестьсот и рост 52! Это нормальный пацан? - заорал я на всю дежурную рубку.

- Лучше не бывает. От лица всей партийной организации дивизиона поздравляем тебя! - выступил Дед в роли секретаря парторганизации.

В доме появился маленький сынишка, а соседи продолжали свою молчаливую газовую войну, чем создавали нам сложности со стиркой пеленок, распашонок и прочих младенческих принадлежностей. А я-то. Я снова на целую неделю заступил в дежурный КПУГ по флоту, и как привязанный к корабельным леерам пудель сидел на корабле. Желание удрать хотя бы ночью, хотя бы на несколько часов домой останавливало только то, что я был хоть и ВРИО, но все же командир, пусть и не допущенный к управлению кораблем, но я полностью отвечал за свой корабль. На улице началась запоздалая зима, и затрещали 10-ти градусные морозы, впервые выпал обильный снег. Мороз на море при повышенной влажности переносится совсем по-другому, он кажется сильнее в два раза чем на суше. В каютах электрогрелки создавали достаточно тепла, но при этом раскаленные нагревательные элементы сжигали кислород. От такого каютного воздуха утром голова была как полено и мысли в ней были только одного направления - скорее бы заканчивалось это дежурство с бесконечным сидением на корабле.

Я спал в своей каюте на нижней койке, а Романовас надо мной. Теплый воздух от электрогрелки, обедненный кислородом, по всем законам физики поднимался вверх и Петрас Матеяс, ужасно боящийся простуд, а потому одетый в спортивное трико и шерстяные носки, обливался потом на своем втором ярусе.

Посреди ночи он вскакивал с койки и вырубал пакетник обогревателя. Открыв иллюминатор и надышавшись свежим воздухом, зам залезал на свое лежбище и продолжал хрюкать дальше.

Холод из открытого иллюминатора заполнял каюту и тут уже я замерзал от этой холодной струи, стелящейся надо мной. Теперь я вскакивал от холодрыги, закрывал иллюминатор и включал обогрев.

Грелка постепенно выходила на свой температурный максимум, и в каюте вновь становилось тепло и душно. Матвеевич, обливаясь потом, снова вскакивал...

Эта молчаливая война тепла и холода продолжалась до самого подъема. А утром, разбитые ночными перепадами температурного режима в каюте, мы вставали и, чувствуя явный недосып, ходили словно полусонные мухи. Несколько таких ночей подряд в борьбе с любителем свежего воздуха и я ужасно простыл, заболел по-настоящему. Так я оказался на госпитальной койке, в терапевтическом отделении бывшего здания дворянского офицерского собрания, в котором нынче размещался наш 5-ый гарнизонный военно-морской госпиталь.

- Ну что же мне так не везет? - сквозь жар полузабытья очаговой пневмонии и бесконечных уколов в сознании мелькал один и тот же вопрос.

Не повезло, уж это точно. А нужно-то всего было просто поменяться с Матвеевичем спальными местами и прекратить эту бессмысленную ночную борьбу друг с другом.

Как только мне стало немного полегче от уколов пенициллина и банок на спину и грудь, я упросил начальника отделения выписать меня, но не для свершения ратных подвигов на своем корабле, а чтобы хоть как-то помочь своей Тамаре в воспитании сына.

-Она ведь там одна с маленьким ребенком, - уговаривал я своего лечащего врача. - Ему и месяца еще нет. Поймите меня!

Врач понял и выписал меня досрочно 'по семейным обстоятельствам', при этом он дал мне 10 суток освобождения от службы при условии, что я буду выполнять все его назначения.

Я прилетел домой, нарубил дров в своем сарае и устроил горячую помывку своим домочадцам. Мы были такие счастливые весь этот вечер втроем в своей маленькой семье.

А утром с ударами матросского прогара в дверь на пороге появился матрос- оповеститель и передал мне записку от батьки Михневича, в которой четко значилось приказание 'срочно прибыть на корабль для выхода в море'.

- Вот так и служим! Володя, я понял, что мы на корабле служим по двум законам. По закону Гей-Люссака - сиди на корабле пока не посинеет срака. И по закону Бернули - не успел сойти - уже вернули, - хитро блестя глазами и улыбаясь, вывел физико-математические законы нашей службы неунывающий замуля.

Пожалуй, лучше и не придумать, как это он сумел сделать такие точные выводы.

Выход был вовсе не в море, а на брандвахту. Корабль мерз в одиночестве среди свинцовой воды аванпорта на 15-ти градусном морозе и всего-то в 12 кбт от окон моего дома.

После госпитальной отсидки я собирался на вахту, как полярник.

Я одевал ватные штаны и свитер под канадку, на ноги одевал валенки, а сверху всего этого сторожевого наряда напяливал овчинный тулуп. Стоя в таком тяжеленном наряде на ходовом мостике, я с тревогой рассматривал в бинокль светящееся окно на третьем этаже, и душу наполняла ужасная грусть и безысходность.

Иногда я видел, как среди ночи к окне внезапно включался торшер у кровати и по комнате двигалась тень жены. Наверное Мишка не спит и капризничает, не давая жене спать. Стандартный вопрос 'Что делать?' выплывал на передний план не один раз, но корабельная жизнь затирала его и заставляла заниматься работой, своими бойцами и вооружением. Витвицкий позвал меня в свою каюту и решил поделиться своими разведданными по поводу нашего замполита, который заступил в 08.00. вахтенным офицером.

Из политуправления ВМФ пришла какая-то очередная хитрая директива, в которой было дано указание командирам кораблей 'в целях предоставления полноценных возможностей заместителям командиров кораблей по политической части в работе с подчиненным личным составом на кораблях запретить использование их на вахтах в ночное время'. И дальше - разрешалось ставить замполитов на вахты только один раз в дневное время суток.

Нам с механиком такое неравноправие показалось обидным - в нарядах не стоят, на вахту их тоже особо не трогай. Хорошо устроились заместители!

- Володь, ты знаешь, что у нас замуля бывший механик с балтийского СКРа проекта 35, - огорошил меня Юра.

-Как механик? Разве такое бывает, чтобы командир БЧ-5 вдруг заделался политработником? - откровенно удивился я такому открытию.

- Бывает! Он на своем СКРе успешно запорол два дизеля и после такой неудачи поступил на Высшие офицерские классы на замполита. Вот после их окончания он и прибыл к нам, да еще и 'каплея' получил, - продолжал Витвицкий.

- То-то я смотрю - он хорошо петрит во всех механических делах. А откуда у тебя такие сведения, он же сам никогда об этом не заикался даже, - поинтересовался я достоверностью такой новости.

- Я тут случайно его личное дело видел и полистал его подноготную, да и мужики наши, которые с ним служили - это подтвердили, - выдал источник информации механик.

- Ну, Юра, ты прямо как настоящий чекист.

- Я тут еще тоже совершенно случайно полистал его записную книжку, которую он бросил на столе у штурмана. Там такое у него понаписано... По-моему товарищ зам косит под какого-то шизофреника. Послушай, что он пишет в своем дневнике. 'Как только корабль проходит Средние ворота аванпорта меня начинает укачивать, голова наливается свинцом и начинает кружиться, а потом болит. Слабость и тошнота. Ужасно боюсь замкнутого пространства и темноты. Когда лежу на своей койке и вижу перед глазами подволок каюты, появляется паническое чувство тревоги и страха, возникает ощущение нехватки воздуха. Хочется бежать из этого пространства, чем дальше, тем лучше'. Это все симптомы шизофрении, - выдал свое заключение Витвицкий.

- Юр, да хрен с ним с замом. Пусть служит. Чего ты на него так взъелся? - поинтересовался я таким пристальным вниманием к политработнику.

- Да он меня уже задолбал своим курносым носом и своими подведениями итогов соц. соревнования. Лезет во все мои дыры, благо что разбирается. Тоже мне замполит-механик! - недовольно возмущался замовскими происками Витвицкий.

Оглавление

Читать далее

Предисловие
Глава 1. Корабельная Фанагория
Глава 2. Дом уже не корабль
Глава 3. Три адмирала и Цусима
Глава 4. Железяка
Глава 5. Штабной
Глава 6. Тут уж не до шуток!

Главное за неделю

Важное

Заместитель Сергея Шойгу задержан по подозрению в коррупции

24 апреля 2024 в 8:01

Важное

Для ледокола "Виктор Черномырдин" изготовили систему управления и машинное отделение главного крана

23 апреля 2024 в 17:00

Важное

SIPRI: общемировые военные расходы установили новый рекорд

22 апреля 2024 в 8:12

Важное

Главное в военных СМИ за неделю: перестановки на верфях ОСК, робот-эвакуатор для передовой, закладка танкера проекта 23630

19 апреля 2024 в 17:11

Copyright © 1998-2024 Mil.Press FLOT. Наряду с Mil.Press Военное, Mil.Press Отраслевое, Mil.Press FlotProm и другими изданиями входит в состав информационной группы Mil.Press. Свидетельство о регистрации СМИ № ФС77-39156 от 11.03.2010, выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Использование материалов разрешено только при условии указания источника: прямой гипертекстовой ссылки (при публикации в Интернете), не запрещенной к индексированию в поисковых системах Яндекс, Google; указание адреса сайта (при публикации вне Интернета). Выходные данные. Реклама. Онлайн-презентация "Видеодневник инноваций". 18+