Важное
Испытания МРК "Буря" вышли на финишную прямую
Как повысить 
|
Главная / Издания / Литература / Книжная полка / В.В. Дугинец. Корабельная Фанагория / Глава 5. Штабной
Глава 5. Штабной
Текст: В.В. Дугинец. "Корабельная фанагория"
- А, что братка Конобрицкий... А не порали и нам посмотреть на диковинных
варьетисток из 'Юры', хоть одним глазком..., - мечтательно произнес Гена
Данилов, доставая из кармана фирменную шильную флягу.Гена Данилов это минер и лейтенант с СКР '14-ть', а Конобрицкий, Кони и братка, а для большинства остальных офицеров просто 'Протвогаз' - это одно и тоже лицо представляющее механика этого СКРа. Гена - худосочная коломенская верста размером под 190 см с бледным изможденным непосильной корабельной службой лицом, на котором вместо мешков под треугольными глазами располагались малокровные зеленые круги. Большой костистый гоголевский нос своим острием очень гармонировал с подобным кадыком, торчащим над расстегнутым воротником кителя. Грустные опущенные уголки Даниловских глаз в моменты небывалой тоски вовсе опускались еще ниже и становились в точную параллель кончикам редких малдаванских усиков, обрамляющих тонкие губы. - Пора, братка Гена! Наливай по единой по случаю привалившей свободы от этого гребанного железа, - поддержал братка Кони неожиданное предложения соседа по монашеской кельи. - Окунемся и мы в тот западный блуд. Вонючая жидкость флотского шила забулькала по стаканам и соседи по скромному корабельному уюту сдвинули их в едином порыве. Вечер пятницы сулил возможность долгожданного глотка свободы от корабельной суеты и любимого личного состава. Старший лейтенант Конобрицкий тоже был ростом не слаб, но значительно шире в кости. Его массивную фигуру непропорционально тела, венчала огромная клиновидная голова, неестественно вытянутая по вертикали. Она была словно грубо и наскоро обработана топором из монолита дубовой чурки, удивительно смахивающей на языческого истукана-идола древних нехристей славян. За стеклянными воротами буржуазного рая, бессменно поддерживая пропускной режим, торчал швейцар Матвеич, облаченный в черную парадную форму с шевронами, как минимум капитана 1 ранга, на рукавах видавшей виды поношенной ливреи. 'Мест нет' показал Матвееич свою постоянную бирку на двери вновь прибывшим гигантам флотского кутежа. - Вот старый ульманисовец, - от неожиданности такой встречей, вырвалось у Конобрицкого. - Входной билет требует. Гена, дай ты этому козлу красненькую, чтоб уж точно не было вопросов. - А не жирно ему будет..., - сопротивлялся Данилов, не желая так просто расставаться с портретом Ильича на красной купюре. - Дай, не жмоться..., - на правах старшего по званию и возрасту распорядился Конобрицкий. - Сегодня женский день и эта старая сволочь повысила ставки. Когда на стекле двери Гена безжалостно размазал пурпурную купюру с вождем мирового пролетариата, глаза неподкупного апостола Бахуса потеплели, и одобрительно щелкнула откидная задвижка, освобождая путь в тепло и запахи латышской кухни вперемежку с запахом табачного дыма. -Ну вот, я же говорил 'не жмоться'. Как раз во время..., - довольный панорамой, открывающейся перед столиком, пробурчал братка Кони, взгромождаясь на мягкий стул, который услужливо предложил привратник. - И сразу места нашлись... Призывно обращая на себя внимание уважаемой публики, прозвучал голос какого-то оркестранта, и по залу пронеслось объявление предстоящего зрелища: 'А сейчас вашему вниманию предоставляется эротическо-пасторальная миниатюра 'Пастушка и дьявол'. Неожиданно свет погас и зал погрузился в полнейшую темноту. -Что у них там дизель-генератор сдох, - встревожено вспомнил свои прямые обязанности обеспокоенный механик. - Тут и в рюмку теперь не попадешь в таком интиме. Когда свет неожиданно вспыхнул своим дневным светом люминесцентных ламп, то Гена с удивлением обнаружил рядом со своими растоптанными флотскими ботинками 46 размера лежащую на паркетном полу деву. На Пастушке, возлежащей в позе спящей грации, из всего пастушьего наряда значились только прозрачный лифчик и узкие черные плавки-бикини. Крепкие, но стройные, босые ноги, обтянутые черной сеткой крупной ячеи колготок, лежащие на паркетном полу и этот странный пастушечий наряд явно не укладывался в понятие блаженной Аркадии. Вдобавок ко всему из угла, где был расположен оркестрик, стали раздаваться призывные звуки свирели и шумовые эффекты, имитирующие шум ветерка и переливы воды в бегущем ручейке. Пораженный видением Данилов на всякий случай задвинул свои длинные рычаги ног под столик и с изумлением разглядывал бесстыдно распростертое тело обнаглевшей Пастушки. - Братко, наливай, нашу, а то эта кислятина не совсем соответствует моменту, - предложил Гена, намекая на бутылку 'Ркацетелли', стоящую на столе и флягу, припрятанную в огромном кармане Конобрицкого. Конобрицкий, словно хозяин у себя в каюте, достал нержавеющий сосуд и демонстративно своими огромными пальцами открутил маленькую пробочку. - Ну, давай, за прекрасных пастушек! - предложил Гена тост, и братки грянули бокалами. Пастушка ожила, словно услышала эту поддержку со стороны, и грациозными гимнастическими движениями приподнялась со своего неудобного паркетного ложа. В вертикальном положении тело Пастушки моментально приобрело стройную фигуру мастера спорта по спортивной акробатике, но эротические свойства ее ладно сбитых упругих форм от этого нисколько не страдали. Обалдевшие от нахлынувшего чувства свободы и эротической атмосферы парящей над залом, братки сопровождали каждое движение обнаженной натуры по залу и совсем потеряли нить суровой реальности. А бедная Пастушка, семеня на цыпочках и преодолевая квадратные метры просторного зала, заметалась по проходам между столиками и, прикладывая ладошку ко лбу, в любовном томлении искала на 'просторном лугу' своего любимого Пастушка. В момент бесплодных поисков по бескрайним просторам зеленой лужайки ей навстречу, вместо долгожданного Пастушка, из дверей, резво подскакивая и вращаясь на все 360°, явился сам Дьявол. Жилистый своим стройным телом и закрашенный коричневым кремом субъект с маленькими рожками на голове и в мохнатых штанах, неприлично вращал пушистым хвостом, который болтался у него между ног, но сзади. Магическими пассами этот полукозел начал вводить в эротический транс суетившуюся в поисках девушку. Взволнованное тело Пастушки начинало биться в любовном неистовстве нескромных желаний, и злодей-искуситель уложил ее на зеленую траву паркета. Нежными движениями своих шаловливых копыт Дьявол ввел трепетавшую в его чарах девицу в полуобморочное состояние, в котором она уже явно принимала чертов хвост за другой человеческий орган. Разочарованный готовностью Пастушки отдаться назойливому и коварному искусителю, Гена не выдержал такого хамства со стороны этого наглеца и невольно встал на защиту взволнованной жертвы. 'Ну, ты, козел, пошел отсюда. Довел бедную девочку...', - явно не отдавая себе отчета, охладил он пыл козлоногому и по-отечески погладил своей длинной рукой, не вставая с места, несчастную жертву по выпуклой попе. Пастушка сообразила, что это нежное движение стройного морского лейтенанта уже идет вразрез либретто, и безвольно затихла на паркете рядом со столиком прибалдевших лейтенантов. - Хамье невоспитанное, - послышались возмущенные голоса за соседними столиками, произнесенные на полулатышском языке. - А еще защитники Отечества. - Цыц! Молчать, лабусы хреновы! - в сердцах врезал по столу своей увесистой ладошкой Конобрицкий, отчего подскочили тарелки и бутылка сухого вина. Дьявол подхватил свой хвост, а другой рукой, мгновенно пришедшую в себя, Пастушку и, настороженно озираясь, увел ее с простора лужайки. Зал, возмутившийся прерванной на самом интересном месте эротической пасторали, ожил от похмельного затишья и заговорил многоголосьем негодования.  Данилов Г. руководит работой на торпедном аппарате Гена Данилов несмотря на свой орлиный образ и свои внушительные габариты был человеком мягкого и даже полудетского характера. Когда в будние дни к нему на корабль прибывал флагманский минер Чуриков и начинал его драть за низкую исполнительность запланированных им мероприятий или беспорядок в минерском хозяйстве, то именно в такие моменты проявлялась вся непосредственность нашего героя. В Гениных и без того печальных глазах появлялась не человеческая, а просто животная тоска, внешние уголки его глаз опускались вниз, занимая параллельное положение кончикам усов и, выставляя напоказ свой огромный кадык, голова откидывалась в заднее положение и начинала сама собой искать на горизонте поверх головы флагмина спасение от дальнейшего разноса. Наслушавшись нелестных слов в свой адрес, Гена набирался мужества и произносил свою коронную фразу: 'Ну, Анатолий Федорович, ну вы не ругайтесь на меня, пожалуйста. Я вот прямо сейчас все брошу и моментально устраню все ваши замечания. Я все сейчас сделаю... Вы только не расстраивайтесь так'. Такие слова производили магическое воздействие на начальственное сознание Анатолия Федоровича, и его рот обычно закрывался в немом ожидании дальнейших действий лукавого подчиненного лейтенанта, что и нужно было Данилову. Но вот тут, в фойе ресторана перед Геной и браткой Кони стоял уже не Чуриков со своими словами разноса, а настоящий старший сержант милиции и Гену понесло на полную катушку от такого унижения его личного достоинства. - Мы что негры из Алабамы? Мы тоже хотим отдохнуть в культурном обществе, - возмущался он, не совсем понимая, в чем состоит его вина и чем недовольна публика в зале, которая потребовала на защиту милицию. - Мы, что кого-нибудь ударили или нахамили? - вторил Конобрицкий, удивленно пожимая косой саженью плеч и делая абсолютно невинную физиономию. - Вы пьяны и я вас задерживаю за нарушение общественного порядка, - наконец предъявил обвинение сержант. - А ну подвинься с дороги, - отодвинул в сторонку обвинителя своим правым механическим рычагом корабельный механик, отчего милиционер с трудом удержался на своих ногах. - Пошли Гена, нас тут не поняли. Возмущенный до крайности своей грубой отставкой непокорными лейтенантами, блюститель порядка преградил путь на выход и по рации вызвал подкрепление. В кульминацию перепалки с блюстителем порядка в фойе у выхода неожиданно появился одноклассник Данилова и небезызвестный уже нам Шура Хлиманов. В гражданском костюмчике и при галстуке Шура выглядел респектабельным и солидным молодым человеком, вполне заслуживающим доверия. - Сержант, отпусти их... Они так больше не будут, - начал Шура с известных курсантских присказок защиту друзей. - Вы не вмешивайтесь не в свое дело. Идите, пожалуйста, и отдыхайте, - культурно направил в свои сани Хлиманова настойчивый сержант. Время шло, и нужно было прорываться на свободу сквозь кордон и ворота Матвеича. - Все... Бери его Гена под белые руки. Надоел он уже..., - выдал окончательное решение Конобрицкий и схватил милиционера за левую руку и под колено, согнув сержанта пополам. Гена со своей стороны прихватил неугомонного блюстителя порядка за руку и за ногу, и раскоряченный сержант повис, как на качелях между двух берез, на руках у наших амбалов. Взгляды Конобрицкого и Данилова одновременно остановились на дымящейся окурками старинной чугунной урне, пристроенной в углу мраморного пола. - Туда..., - кивнул братка Кони братке Гене. И тощий зад сержанта точно вписался в отверстие зловонного сосуда, наполовину заполненного окурками отдыхающих гостей богоугодного заведения. Сержант настолько плотно вписался в окружность, что беспомощно болтал ногами, пока урна с грохотом не повалилась на бок, а вместе с ней и сам вынужденный сидень. - Шура, сваливай, а то еще с нами загребут..., - предупредил Хлиманова Данилов, заприметив милиционеров, которым уже учтиво открывал двери привратник Матвеич. Ну, тут уж не попрешь и пришлось подчиниться силе, которая состояла из четырех прибывших на подмогу коллег, выбирающемуся из своего кресла сержанту. На суд офицерской части, который председатель Чуриков по указанию комбрига собрал в тактическом кабинете бригады, согнали весь младший офицерский состав бригады в количестве около ста человек. Согнали всех, кого только можно было, чтобы провести образцово-показательный процесс по делу о неподчинении представителю советской власти. Офицерский народ гудел своими переговорами меж собой, и никто не верил, что за такой проступок могут серьезно наказать. Но вот в зал вошел комбриг Иванов А.С., начальник штаба Любимов Л.И. и начпо, народ затих и стал ждать приговор. Братки сидели на скамье подсудимых и не знали, куда прятать свои глаза от такого количества офицеров, собранных для позора, в общем-то, никаких не пьяниц и дебоширов, а обыкновенных средних офицеров. Председатель суда Чуриков зачитал материалы дознания, и оказалось, что Данилову и Конобрицкому учли в их деле межнациональные отношения, а эти вопросы всегда пахнут нехорошими выводами. За постановление суда офицерского собрания младшего состава с ходатайством перед командованием о снижении в воинском звании на одну ступень голосовали совсем не так, как это планировал начпо. Комбригу пришлось обратить свой взор на задние ряды зала, которые не желали отдавать свои голоса. Лишь только один механик с СКРа Шаповалов наотрез отказался голосовать за постановление и прилюдно вступил в пререкание с Ивановым. А остальные проголосовали... * * *<.h3>
В самом начале августа 1974 года к нам в дивизион, наконец-то, назначили
нового начальника штаба. Батька буквально ожил на глазах и в его обычно
протухшем, задавленном заботами взгляде появилось нечто лукавое и живое.
Он ведь действительно сидел в командирах дежурных ПУГ, как старый
пудель, привязанный к леерной стойке корабля, и сидел по 270 суток в году
без сходов на берег. Поэтому такое оживление понять можно, и лично я сразу
заметил эти перемены в комдивском поведении.Страницы 3 - 3 из 10
Оглавление Читать далее Предисловие Глава 1. Корабельная Фанагория Глава 2. Дом уже не корабль Глава 3. Три адмирала и Цусима Глава 4. Железяка Глава 5. Штабной Глава 6. Тут уж не до шуток!
|
