Важное
Главное в военных СМИ за неделю: перестановки на верфях ОСК, робот-эвакуатор для передовой, закладка танкера проекта 23630
"Микран" внедрил новые 
|
Глушкин Олег Борисович, писатель-маринистЛитературное объединение им. Алексея Лебедева, г. Калининград.Об автореОлег Борисович Глушкин родился в 1937 году в городе Великие Луки. Окончил Кораблестроительный институт в Ленинграде. С 1960 году живет в Калининграде. Работал на судостроительных верфях и в рыбной промышленности. Ходил в море на рыболовных траулерах. В Союзе писателей с 1985 г. Издано двенадцать книг повестей и рассказов. Среди них «Морское притяжение», «Антей уходит на рассвете», «На благо российского флота», «Барьер», «Пути паромов», роман «Саул и Давид». В 2004 году за просветительскую деятельность был награжден золотой медалью «За полезное». Лауреат Артиады народов России, обладатель диплома Канта. В течение 10 лет руководил флотским литературным объединением имени Алексея Лебедева.Олег Борисович является дипломантом Международного творческого конкурса «ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!» федерального аналитического журнала «Сенатор», г. Москва. На нем была представлена работа Олега Борисовича "Так продолжают жить стихом" о подвиге флагмана Отечественной маринистики, штурмана подводной лодки "Л-2" лейтенанта А.А.Лебедева. Олег Борисович рассказал также о бессменном руководителе Литературного Объединения "ПУТЬ НА МОРЯ" Всеволоде Азарове.  Морское притяжение Ионы Одинокая луна Я уехал за море... Ныряльщик Отзвуки Зимнее море Афродита Озарения Морское притяжениеНаступит еще одна бессонная ночь, в которую незримо ворвется море. И мимо проплывут мои корабли: невидимая в ночи подводная лодка, быстрый морской охотник, юркий и низкобортный тральщик, мерно колышущаяся на волнах плавбаза, усталый и пыхтящий траулер. Никто на их палубах не вспомнит меня. В обшивке, на флорах и бимсах, возможно, записано воспоминание о моем имени. Можно еще раскрыть судовую роль. Но бумага так ненадежна. Рукописи не горят – утешение для тех, кто не признан. Я без всякого сожаления променял бы все свои книги на счастье первого свидания с морем. О, как хотел бы я снова, облаченный в бушлат и бескозырку, ступить на шаткий трап и козырнуть вахтенному, и убедиться, что я не опоздал к отходу. И уйти в дозор, в морское пространство, чтобы почувствовать его бесконечность. Берег лишен постоянства. Только море вечно, его нельзя поджечь. Раскаленное солнце садится по вечерам в его воды – и сразу остывает. В глубинах затаилась холодная тьма. Зато поверхность играет всеми цветами радуги, и бусинки брызг кидает в лицо морской ветер. Что я искал в этом безбрежном пространстве, меняющим свой цвет и подчиненным небу? Все острова и земли давно открыты. Я никогда не жаждал славы. Мне даровал свободу океанский простор и беспрерывный ход волн. Я любил и желал море, как любят и желают женщину, таинственную и непостижимую. Однообразие дней, съедающих водную гладь, казалось бесконечным праздником. След за кормой, рожденный винтом, методично стирался, и волны вдали становились крохотной рябью. Можно было подолгу смотреть на пенные всплески и слушать затаенную музыку близящихся штормов. Этот рокот, как львиный рык, как содрогание гигантских китов, как сердцебиение вселенной. Шелестящая тишина на рассвете. Пространство, лишенное пения птиц. Его заменяет ритмичный шум волн - богатырская симфония движущейся воды. Все живое зародилось в морских глубинах. Младенец, едва покинувший лоно матери, готов безбоязненно плыть в родной стихии воды. Водобоязнь рождают наслоения скучных лет, отталкивающих от зеленых глубин. Раствориться в воде – не значит ли это вернуть свое первородство. Плыть пока хватит сил. И сложить руки. На илистом дне открыть глаза и увидеть зеленые покачивающиеся водоросли, причудливые ветви кораллов и сияние перламутра огромных раковин. Засмеяться последний раз от щекочущего прикосновения маленьких рыбок – и устремиться вверх, и, вынырнув, жадно глотать воздух. Только в море можно осознать, что значит для тебя земля. И когда после долгого рейса вдохнешь пряный запах трав и увидишь березки, растущие на берегу, ты предашь море и даже скажешь себе – зачем же болтался столько дней там, где не поют птицы и не пахнет полынью. Земля же еще долго будет качаться под ногами напоминаньем о дощатой палубе. И ноги вспомнят тепло палубного настила и опять приведут в порт. Как соединить все это в себе, как примирить воду, землю и небо? Надо придумать себе необитаемый остров, посадить на нем дерево у самой кромки прибоя и сидеть под зеленой кроной так, чтобы пятки лизал соленый накат. Сидеть и смотреть в небо, пока не осознаешь, что надо сделать плот. И только море может связать тебя с людьми. В ветреную погоду, когда море сливается с небом и барашки волн пенят его, плот может превратиться в летучего голландца. И если ему придать скорость, он будет глиссировать. И тогда неизвестно: летишь ты или плывешь.… И с тобою всегда горсть земли, в которой можно вырастить небольшой цветок, если тебе опостылят розовые кораллы. Все это живет в тебе. И воспоминания и сны часто реальней той жизни, которую стараешься не замечать. И в комнате по ночам кричат надрывно чайки и раскрывают длинные узкие рты дельфины, чтобы поведать о таинствах и очаровании дальних странствий. И в подтверждение утром приходит открытка из Гаваны. Голубое лаковое море на этой открытке обнимает белый форт и вдали призрачным пятном встает из вод твой корабль. Может быть, ты был на его борту, когда делали этот снимок, ты стоял на баке и смотрел на плывущий навстречу город, на его розоватые дворцы и гранитные набережные. Что теперь ответишь ты? Расстояния съедают слова. Остается одно – опять подняться по трапу и скинуть с кнехта пеньковый канат. Морское притяжение – так назвал я одну из своих книг. Морское притяжение продолжает будоражить мою душу.  ИОНЫМы так долго скитались по морям, что выцвели на переборках кают фотографии любимых. Все свои сны рассказав друг другу, мы превратились в одно существо. Очередная волна возносит нас вверх, и словно решив, что мы не достойны неба, низвергает в пучину. Но и воды не принимают нас. Мы забыли имя своего судна. Соль выела буквы на борту. Ветер истрепал все флаги. Мы пропахли рыбой и аммиаком и отрастили бороды, как у древних пророков. Ни один порт не даст добро на нашу стоянку у причала. Иона – наше имя. Мы не желаем идти в библейскую Ниневию и призывать к очищению от грехов. Нас не пугает чрево кита. Возможно, он давно проглотил нас. И восходы, и закаты выдуманы нами. А визг лебедок и тралы, переполненные рыбой и вползающие по слипу – всего лишь въевшиеся в память повторы. Трюмы наши забиты доверху. Лишь мукомолка – рыбий крематорий продолжает изрыгать приторный дым. Посыплем головы теплой рыбьей мукой и раздерем свои истлевшие от пота одежды. Не будем искать виновных, чтобы выбросить за борт, мы все – ионы. Мы, не возвратившиеся в срок, обрекаем на блуд своих жен. Они устали стоять на причалах с высохшими цветами в руках. Утрачен счет дням. Страна, где находится порт приписки, сменила название под надоевшие такты Лебединого озера. Она обрела свободу, которую мы искали в морях. Сумеем ли мы поведать о том, какие ветры рождает свободная стихия. Мы давно разучились говорить и объясняемся жестами. Да и жестов нам много не надо. Ведь мы одно существо. И не можем различить – кто же у нас капитан. Ведь только он знает путь в Ниневию.  ОДИНОКАЯ ЛУНАНет большего одиночества, чем одиночество корабля, забытого в лунной ночи и покинутого командой. Но не менее одинока женщина, оплакивающая капитана этого корабля. В своем огороде, где не собран урожай, она поливает слезами высохшую землю. Рядом участки вдов. У них яблони обвязаны и выкрашены известкой. Вдовы ждут, когда наступит зима, потом будут ждать весны в своих городских домах. Женщина, оплакивающая капитана, одна останется среди пустынных огородов. В огородах будет идти снег, под снегом всегда тепло, можно сидеть и ни о чем не думать. Еще более одинока девушка, оплакивающая своего жениха, убитого горцами. Она никого не хочет видеть. Она режет ножницами свадебное платье. Белые лоскутки запорошили комнату. Снег за окном. Девушка сидит на холодном полу и пересчитывает таблетки снотворного. Но еще более одинок капитан, пытающийся выплыть в осеннем море. Холод сковывает все тело. Волны захлестывают лицо. Соленая вода жжет горло. Небо покрыто темными тучами. И неизвестно, где берег и куда плыть... И безнадежно одинок жених девушки, его не убили, а заперли в подвал и в абсолютной темноте он потерял счет времени. А перед тем как запереть его оскопили. И совсем одинока луна, она смотрит на землю и никому не может помочь, она даже заплакать не может, ее поверхность безводна.  Я УЕХАЛ ЗА МОРЕ...Я уехал за море. И поселился на острове, где так тихо ночами, что кажется, и вовсе здесь нет жителей. Лишь тени прошлого обитают в руинах соборов. Нижегородские купцы пересчитывают собольи шкуры. Литовцы катят бочки с медом. Датчане сгружают медные бруски. Поляки привезли бревна. А вот и пруссы. Они стараются держаться в тени. Они привезли янтарные бусы. За вход в ганзейский город надо платить. Множество ворот в крепостной стене и все закрыты. У Пороховой башни стража собирает дань. И открываются двери церквей, кирх, костелов, соборов, синагог – и повсюду молятся своему Богу. Ганзейский город открыт для всех. Дома стоят плотно один к другому. Все хотели уместиться за крепостными стенами. Так было. Я складываю ладони рупором и кричу в ночи. Эхо возвращается от полуразрушенных стен соборов. Стражники не слышат меня. Нас разделяют столько веков, столько лет кипела жизнь, а тебя в ней не было. Это также страшно представить, как и свою смерть! Твое появление – случайность. В длинной цепочке рождений и смертей - ты не самое сильное звено. У тебя нет меча и лат, у тебя нет вообще оружия. У тебя нет никакого товара для ганзейского города. Зачем же ты приехал сюда. Соединять слова можно и не на острове. Возможно, я ищу следы своих предков. Когда я подхожу к крепостным воротам или стою у Пороховой башни я соединяюсь с их тенями. Со стен башни могут облить кипящей смолой, я невольно отскакиваю. Оглядываюсь. Вдоль стены стоят машины самых различных расцветок. В городе почти нет места для парковки. Машины уставились фарами в серый замшелый камень стены. Такими же рядами стояли рыцари, ожидая сигнала, чтобы ринуться на штурм. Мои предки не были в их рядах. Они таились в темных катакомбах... Мне нечего таиться. Никто не заставляет меня поменять веру. Мне нечего менять. Я говорю морю: Бог един. Он в тебе, в твоих вздохах, он во мне, он в каждой травинке, он в порывах ветра, он в свете звезд. Море с шумом подтверждает истины. Вот уже много лет оно отступает от берега. Раньше крепостные стены стояли вдоль кромки прибоя, теперь между ними и морем широкая полоса и на ней мелкие камни, кучки коричневых водорослей, кусты шиповника и карликовые деревья. У очередных крепостных ворот раскидистая яблоня. Земля подле нее усеяна красными плодами. Палые яблоки, прихваченные первыми морозами, самые сладкие яблоки. Их некому собирать. Красные крупинки вокруг: шиповник и рябина. Вчера прошел снег, и пока он не растаял в природе, царили два цвета: белый и красный. Я присел на камень и стал кормить лебедей, которым лень улетать на юг. Красные клювы осторожно сжимают кусочки булки. Возможно, я приехал сюда, чтобы кормить лебедей. Или спеть лебединую песню, саженками меряя холодное море. И трудно представить - столько еще не написанных слов таится вокруг...  НЫРЯЛЬЩИКВода запоминает твое тело. Водоросли ласкают кожу. Стайки мальков щекочут пятки. Воздух в легких на исходе. Пора выныривать. Легкое движение рук и тебя выталкивает на поверхность. Море выстрелило тобой. А ты судорожно глотаешь воздух. Какой он сладкий и живительный. Желанный как арбуз в пустыне. Берег проступает в оранжевой дымке. Лечь на спину и увидеть ослепительную голубизну небес. И закрыть глаза. Тогда возникает бескрайняя степь и можно почувствовать запах полыни. Гниют водоросли на берегу. Глухо гудит вдали невидимый пароход. Волны гонят тебя к берегу. В песке, раскаленном солнцем, ты возвращаешь телу желанное тепло. На тебя смотрят с недоумением лежащие на пляже. Откуда ты взялся. Стоит ли объяснять, как на рассвете ты поплыл, что было сил, в сторону ускользающей линии горизонта, разделяющей мир воды и мир воздуха. И когда руки перестали слушаться, и ноги стало сводить судорогой, ты нырнул, пытаясь достигнуть дна. Сколько раз мысленно ты позволял воде заполнить легкие. Ласка воды отменяла решение. Безвольный – ты брел по мелководью туда, где стояли шезлонги. Горячий песок возвращал видение города. Небоскребы на берегу залива нанизывали облака на венчающие их готические шпили. Розовый миндаль рос на площади. Сверкание воды в струях фонтана подтверждало близость моря. Это было совсем другое море – изумрудное и теплое. Аквалангисты и рыбы прошивали ластами и плавниками его глубины. Там, из садов разноцветных кораллов, ты не стал бы выныривать. Открываешь глаза. Воткнутый в песок окурок перестает быть небоскребом. Облака темным занавесом надвигаются на солнце. Песок становится прохладным. И наступает ночь, в которой тебе нет места.  ОТЗВУКИВсе новости начинаются так: из-за штормовых ветров и снегопада сообщение с островом прекращено. В плотной темноте услышишь удар колокола, значит ты не один в сердцевине морей. Лишенный газет и телевидения ты вновь и вновь пролистываешь книгу своей жизни. Непонятно, что связывает тебя с людьми. И если наладят сообщение, и полетят самолеты, и пойдут паромы, они не для тебя. Все последние дни, даже годы ты живешь в ожидании чего-то. Вот все обустроится, вот прекратится ветер и придет вдохновение. И слова польются из тебя и это не будут слова-пустышки, за каждым будет стоять свой образ. Ты будешь выкрикивать эти слова на берегу успокоившегося моря. Ты будешь Адамом, дающим имена всему сущему на земле. Создатель первого словаря. К тебе придет будущая Ева и скажет: назови меня ветром. И Лилит – ее вечная соперница захочет быть солнышком. Плодитесь, размножайтесь, - какая сладкая заповедь. Она помогает исключать слова, заменив их всхлипами. В них все будущие симфонии мира. Музыка всегда была и будет превыше слова. Ты требуешь посадить тебя в кресло соборного органиста. Сверху видны кружки лысин. Трубы органа сияют, как зимние луны. Такой же орган есть и в твоем городе – гордость собора. И здесь и там сейчас зазвучит один и тот же Реквием. Но здесь звуки его сливаются с шумом волн. А там – все остается под сводами собора. Звук ищет выхода. Мелко подрагивают стены, напоминая о недавнем землетрясении. В электронной почте сообщение: взлелеянная тобой не поднимает трубку. Ты должен звать ее, взойдя на самую высокую гору острова. Твой крик пронесется над Балтикой и ухоженными землями немцев, его услышат голосистые итальянцы. И только та, которой предназначен зов, ничего не почувствует. И тогда в тебе, с каждым мигом все нарастая, зазвучит мелодия. Музыка прорвется там, где не было дороги слову. В далекой и пустынной стране предков две девицы вдруг замрут на месте и каждая почувствует приток крови и необычайное волнение. ЗИМНЕЕ МОРЕВсю неделю белесая морозная мгла окутывала побережье. Казалось, пространство уменьшилось и холодом сжимает тебя. Никто не ожидал скорого тепла и просветления. И вдруг утром в воскресенье открылась голубизна неба и первозданная свежесть выпавшего ночью снега. Невесть откуда взявшись, ожили птицы, переливчатые трели наполнили хрусткий морозный воздух. И над морем радостно закричали чайки. Солнце, словно до блеска начищенная медаль, повисло над крутым берегом. Променад был еще в тени, и лишь крыша палас-отеля сверкала красной черепицей. И от того, что спускаясь к морю, ты уходил от солнца, открывшееся пространство вод оказалось ослепительно зеленым. И прежде чем увидел его и подивился отраженному в нем свету, услышал шум. Незамерзающее, беспокойное движение вод протестовало против льда, сковавшего берег. И притягивало к себе, скорее вниз – по скользкому склону, чтобы увидеть и обмереть от красоты и величия увиденного. Белые буруны один за другим бессменной чередой накатывались на узкую полоску пляжа. Выплеснутая вода тотчас замерзала, касаясь застывших бетонных ограждений. Вот также когда-то в январском море глыбы льда пытались сковать корабль. Пешнями и ломами мы скалывали лед. Морозный пар поглощал наш мир. Море гнало волну за волной. Оно не хотело замерзать. Замерзает тот, кто остановился… Уходящие навстречу волнам мостки позволяли встать над водой и увидеть сверху как вздымаются волны, как рвется с их гребней пена, как, натыкаясь на сваи, дробится водяная масса. Вода превращалась в лед. Белые перила лесенок обрастали сосульками, темные сваи были украшены шапками льда. И когда солнце поднялось над крутым берегом, его лучи, рождая бесчисленные радуги, преломились в наслоениях льда и вступили в борьбу с ним. Море и солнце, как два союзника, овладевали всем пространством, и доски променада, проступая из-под тающего льда обнаружили свою желтизну, а стены отелей, поймав зеркалами окон лучи, послали отраженный свет навстречу бегущим волнам. Я стоял, сняв зимнюю шапку и расстегнув полушубок, на самом краю мостков, и соленые брызги сыпались мне в лицо. И когда я повернулся к берегу и прищурил глаза, я почувствовал, что существую в нескольких измерениях. В прошлом, где стою на крыле обледеневшего мостика моего корабля, в настоящем, где не надо ни о чем думать, а лишь наслаждаться приходом тепла, и в будущем, в которое втягивают меня отступающие от берега волны. Потерявшие свою энергию, но еще ворчливые, наполняющие шумом морозный воздух. Какими мелочными казались все заботы и сомнения перед неутомимыми раскатами волн. Шум их порождал могучую симфонию, звучали токкаты и фуги всех прошедших времен. И если бы я умел записывать музыку нотами, я не стал бы сочинять слова. Потому что никакими словами не передать очарованное солнцем шумящее море. Я просто бы переложил на музыку этот день и потом слушал бы эту музыку, в самые тяжелые дни. Я верю, море защитило бы меня, как это делало оно не раз в моей длинной и неустроенной жизни.  АФРОДИТАВ первый день весны мороз не отступил от побережья. Был ослепительно бел выпавший ночью снег. Море неожиданно смолкло. Была такая тишина, какая, наверное, стояла в первый день творенья. Еще вчера, бушующее и вздымающее валы, море сегодня едва колыхалось, одетое в кольчугу из полупрозрачных льдинок. Из-под непрочного льда пытался вырваться наружу, сдавленный холодом прибой. За ночь он образовал вдоль берега белую застывшую пену – ледяной окаем, обозначивший границу между белизной снега и желтоватой полосой льда, покрывшей песок пляжа. По этому льду скользнула навстречу морю обнаженная женщина. Ее смуглое тело осветило поднявшееся из-за крутого берега и выглянувшее через ветви сосен утреннее солнце. Женщина тронула ногой кашицу льда и решительно пошла вперед к открытой воде. Мороз, забравшийся мне под полушубок, заставлял притоптывать по доскам променада. Женщина на мгновение обернулась и звонко засмеялась. Чайки закружились над ней, гортанными криками приветствуя первую купальщицу. А она уходила все дальше, позволяя стылой воде окутывать свое тело. Солнце засветило ярче, превращая пляжный лед в соленую тающую крупу. Вдали за застывшей полосой прибрежных вод обнаружилась почти летняя голубизна морской глади. И из этой голубой мантии вынырнула зимняя Афродита. Льдинки таяли, соприкасаясь с ее крепким загорелым телом. И тепло рвалось к ней с небес… Еще немного и совсем исчезнет кольчуга тонкого льда. Зимнее молчание прервет шум прибоя освобожденного от оков льда. Чайки прилетят к берегу. Их ждут на берегу женщины, закутанные в шубы, с кусочками булок в руках. Птицы закружатся над головами, будут жадно хватать крошки, брошенные в воздух. В ярком свете солнца на фоне безоблачного неба чайки будут казаться черными воронами. Они забудут про первую купальщицу. Море, освобожденное ото льда, снова станет темно-зеленым, и лишь вдали сохранится его голубизна, сливающаяся с еще морозным, но становящемся все теплее небом. Солнце поднимется высоко над кручами и белыми откосами берега. Тепло заполнит мир. И можно снова стать счастливым, ведь это все дано нам – и бездонная синева моря, и тающая прозрачность небес и божественная красота Афродиты, рожденной из морской пены. Это она, бесстрашно войдя в ледяную шугу, принесла тепло. А мы, запрятанные в шубы, все время чего-то ждем. Вот придет лето, говорим мы. Море станет теплым. И мы погрузимся в его воды. И забываем, что можно войти в них и сейчас, преодолев свой страх. И можно победителем стоять на берегу и растирать свое тело махровым полотенцем, подставив солнцу мокрые волосы и улыбаться. ОЗАРЕНИЯОзарения приходят к человеку в полудреме ранним утром. Иногда он не успевает их удержать. Обиженные озарения покидают дом. Тяжело уходить зимой. На дорогах гололед. У стариков кости после перелома не срастаются. Большинство озарений молоды и не боятся гололеда. Они как вспышка молнии. В темноте они светятся. И за ними начинается погоня. Нельзя выделяться из толпы. Такое не прощается. Все молча идут к проходной завода, и никто не собирается светиться. И тогда озарения тоже перестают светиться и находят тихий уголок на вещевом складе и там засыпают. Спящее озарение никого не тревожит. И никто их не трогает. А утром они, наскоро умывшись, перелезают через высокий забор, заводской охранник их не видит, потому что озарения не видимы. Они доезжают без билета на втором троллейбусе до кафе “Москва”. Там сижу я, угрюмый и печальный и красный, словно пролетарское знамя. Меня невозможно не заметить, потому что в кафе в такую рань никто больше не сидит. Я их не вижу. Но вдруг чувствую, как голова становится почти воздушной, в ней поселяется немыслимый простор и яркий свет, идущий от нее, образует нимб. Официантки, которым нечего делать, удивленно смотрят на меня. Они думают, что я святой. И не хотят брать у меня деньги за те двести грамм коньяка, которые в это холодное утро согрели меня. Они зовут директора, чтобы и он порадовался вместе с ними. Директор, почесывая пейсы, изображает из себя Станиславского. Не верю, говорит он. Тоже мне святой. Что это у тебя? Я улыбаюсь – а вы не догадались: это озарения! Впрочем, мне не до разговоров, я должен удержать у себя озарение...  СсылкиПисатель-маринист Олег Глушкин:Статья "Литературная вахта флота" О поэте Алексее Лебедеве. "Так продолжают жить стихом" О поэте Всеволоде Азарове О поэте Марке Кабакове Альманах "Балтийская Лира", автор писатель-маринист Олег Глушкин. Вступительная статья. Стихи поэтов Балтики. Писатели-маринисты Балтики.
|
