На флоте есть замечательная традиция – день рождения корабля праздновать широко и с размахом. Это официальный праздник для экипажа. К празднованию народ приходит измученный подготовкой: большая приборка начинается за неделю до знаменательной даты и заканчивается лишь накануне. Празднику предшествуют всевозможные проверки, собрания, совещания и летучки. Строевой смотр обязателен – куда ж без него. В итоге цель достигнута: народ замордован до крайности и с нетерпением ждет окончания издевательств. День корабля наступает с неизбежностью, как крах империализма или дембель. Экипаж надевает парадную форму, готовится праздничный обед, поднимаются флаги расцвечивания. Это такие разноцветные флажки, которые натягивают от мачты к носу и корме, получается очень красиво. Офицеры следят, чтобы матросы не напились и завидуют мичманам, у которых уже с утра блестят глазки. У всех приподнято-истерическое настроение. Атмосфера пропитана ожиданием обеда, одеколоном и ароматными запахами мяса и жареной картошки, доносящимися с камбуза и раздуваемыми вентиляцией по всему кораблю. Дежурство по кораблю в такой день – сущая каторга. Дежурному не светит разделить общий праздник. Он заложник обстоятельств, швейцар, мажордом, мальчик на побегушках, держиморда, надсмотрщик и распорядитель. Все празднуют, а он «за – все – в ответе», изгой, абстинент в силу обстоятельств и, по собственному разумению, просто мудак. И все это благодаря сине-бело-синей повязке «рцы» на рукаве, непременного атрибута дежурного. Маленький кусочек ткани, а как портит настроение! Испытанный способ поднять настроение себе – это испортить его другим. Лейтенант Косточкин, секретарь комитета комсомола корабля, напряженно работал над этим. Выругал наряд матросов – не помогло. Лейтенанта распирало изнутри, как воздушный шарик, хотелось совершить что-нибудь такое, о чем впоследствии пожалеешь, но будешь с гордостью рассказывать друзьям. Оскорбил дежурного по низам мичмана Куроедова, намеренно обозвав его Крысоедовым – тоже мимо. Шарик перло, он уже превратился в атмосферный зонд. И наконец-то фортуна повернулась к нему …неважно, каким местом. В тот момент казалось, что именно нужным. Острым дежурным взором лейтенант заметил приближающегося к трапу замполита! Тот вернулся из очередного отпуска и шел на родной корабль. Но так как отпуск был за два года, целых девяносто суток, про день рождения корабля как-то не вспоминалось. Лейтенант эту забывчивость, расслабленность и незащищенность своего прямого начальника уловил в момент. На душе замполита радостно щемило от вида бухты, знакомых стремительных силуэтов эсминцев и сторожевых кораблей, желтенького здания штаба и, размеченного белым, асфальта причальной стенки. Радовало все: крики чаек, скупое камчатское солнышко, чистое голубое небо, запах моря, скрип швартовов, трущихся о кнехты. Казалось, ничто не предвещало беды, которая неумолимо приближалась по юту, прижав «лапу к уху», отдавая воинскую честь, приветствуя начальство. Беда носила лейтенантские погоны и совсем не вызывала опасения, напротив, ее вид усиливал чувство возвращения домой. Легко взбежав по трапу, зам отдал приветствие военно-морскому флагу, пожал руку дежурному по кораблю, отмахнувшись от официального рапорта, и благодушно-расслабленно спросил: - А почему только у нас флаги расцвечивания подняты? Вот оно, свершилось! – подумал лейтенант и уверенно ответил: - Так Пасха же сегодня, а эти олухи, соседи, наверное, забыли. Мгновенно голубое небо стало черным и обрушилось заму на голову. Благодушное круглое лицо лейтенанта превратилось в мерзкую гадкую рожу с гнусной ухмылкой, вместо давешней приветливой улыбки. Палуба закачалась под ногами, в паху возник неприятный холодок, а в виски ударило: - Ну, все! Писец карьере! Недавно зама соседнего СКРа сняли за то, что радист перепутал позывные «Маяка» и китайского радио, и запустил китаез по палубной трансляции во время большой приборки. А тут – Пасха! Стройбатом не отделаешься! С матерным криком, потеряв фуражку, зам понесся по трапам на сигнальный мостик. - Сорвать, снять, - стучали молоточки в висках, - может, еще не заметили… Однако в такую удачу не верилось. Вахтенный сигнальщик поприветствовал замполита: - Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант, с праздником! - Е…т…м…! – взревел зам. – Я Вам устрою праздник! Непослушными пальцами, ломая ногти, он пытался развязать флаг-стропы, забыв, что достаточно потянуть за сигнальный фал. - Приветствую, Олег Дмитриевич, с прибытием, - раздался за спиной голос командира. – Что, плохо закрепили? Даже на день рождения корабля постараться не могут… - Какой день рождения корабля? Ведь Пасха сегодня…- прохрипел замполит. Голубые глаза командира как-то мгновенно выцвели и вылезли из орбит. Он тоже начал впадать в ступор, но потом вспомнил, что утром видел запись в формуляре, а значит, все же, сегодня именно день рождения корабля, а не какая-то чуждая Пасха. «Может, еврейская Пасха» - мелькнула мысль и он начал пристально приглядываться к заму, которого знал уже года три. «Нет, вроде, не похож», - вздохнул он с облегчением, и от пережитого испуга решил выпустить пар: - Вы что, совсем охренели? Не хватает мне еще поповщины. Вам что, лавры предшественника спать не дают? Так его расстреляли. Не везет кораблю с замами: один диссидент, другой сектант, оказывается. Командир был не силен в хитросплетениях и направленности многообразных религиозных конфессий, а слово «адвентист» ассоциировал с чем-то неприличным. Да и не надо ему это было, он умел стрелять ракетами, торпедами и из пушек, а так же управлять кораблем в море и у стенки. Этого было достаточно для того, чтобы сознавать себя личностью состоявшейся и неординарной. Это был удар ниже пояса для зама. Дело в том, что именно их корабль пытался перегнать за границу, в знак протеста против коммунистического строя, (а потом, наверное, выгодно продать флотские военные секреты), небезызвестный капитан-лейтенант Саблин. Он тоже был замполитом. Корабль, опозоренный на Балтике, перегнали на Камчатку и нарекли другим именем. Шрамы от крупнокалиберных авиационных пулеметов до сих пор были видны на палубе. Именно из-за Саблина замам не разрешали сдавать зачеты на самостоятельное управление кораблем. Мягко отказывали в прошении, зная, что это не химики, экзамен сдадут, и на «отлично». Намек на предшественника содержал в себе не больше и не меньше, чем в потенциале измену Родине. Сначала зам что-то вяло бормотал в ответ, сраженный командирскими аргументами, а потом, обиженный, медленно начал приходить в себя и огрызаться. Перебранка набрала силу и переросла в свару. Свара затянула в свою орбиту, как смерч, весь экипаж. Праздник закончился. Ругань начальства вылилась в практические действия по укреплению порядка, организации службы и воинской дисциплины. Экипаж погнали на строевые, выпивших мичманов на суд чести мичманами трезвыми. С берега вызвали только что отпущенных к семьям офицеров. Наконец-то праздник начал входить в привычную флотскую колею. Лейтенант ликовал. Атмосферный зонд внутри раздулся до необъятных размеров межконтинентального дирижабля. - И это все устроил я! – веселился Косточкин, глядя со стороны, как легкое веяние на ветру флагов расцвечивания переросло в шторм, ураган, торнадо флотского служебного пароксизма. Но – недолго музыка играла…Он был лейтенантом, а это еще только эмбрион офицера. Не даром раньше на крейсерах, линкорах и броненосцах на полном серьезе звучала команда: - Офицерам и лейтенантам собраться в кают-компании! Его сгубила увлеченность процессом и отстраненный взгляд на происходящее. Расслабился, начал на события со стороны смотреть, а не из глубины, не из гущи. А служба подобного не прощает, особенно людям с повязкой. Как говаривал один старший товарищ, сфинктер постоянно должен быть сжат, а очко находится в состоянии настороженности, иначе в него вдуют! В три секунды он был снят с дежурства, лишен ближайшего схода на берег, уличен в незнании Корабельного Устава, отсутствии личного недельного плана, запущенности служебной документации, слабой работе с подчиненными, не готовности к завтрашним занятиям по специальности и плохом исполнении обязанностей дежурного по кораблю. От зама, вспомнившего, с кого все началось, Косточкин получил выговор, стойкую неприязнь в отношениях и в качестве личного куратора - старпома, по фамилии Костогрызов. Зам тоже был не лишен юмора. Спас лейтенанта только последовавший вскоре перевод в бригаду ОВРа.
Мы стояли в Петропавловске, ожидая очереди для постановки в заводской ремонт после тайфуна. Как всегда, днем народ бегал по штабам, складам, техническим отделам и мастерским, а вечер был свободным. Из одного такого похода бычок-минер принес непонятную штуковину и озадачил всю кают-компанию. Это был цилиндр, с выпуклыми блестящими цифрами, рисками на корпусе и ручкой сбоку. Поставил ее на стол, а сам убежал. Офицеры собирались на ужин. А тут стоит и блестит какой-то незнакомый прибор, да еще и с ручкой. Как не покрутить, кто ж удержится! Мы весь вечер ему посвятили. Когда ручку крутишь, что-то щелкает. Сначала мы думали, что это динамо-машинка. Подсоединили провода, механик кончики в рот взял – ток не идет, хотя крутили сильно. Потом пробовали что-нибудь обточить: один крутит, другой прижимает. Убедились, что для металла слабоват, крутится, но не точит, надо усовершенствовать, как минимум, наждачкой обмотать. Но она соскакивает, неудобно. Гвоздь, правда, в доску забили, хотя и скривился немного, да и бить как-то не с руки. Выжимать мокрую тряпку тоже неудобно, корпус края зажевывает. Бились-бились, не можем понять назначения. Вызвали минера. Он понурил голову и рассказал, что якобы эта штука облегчает расчет торпедной атаки, но инструкции на складе не оказалось, а попросить показать, как ей пользоваться, постеснялся. Мы посмеялись: штучка с ручкой и торпедная атака! Бред! Есть большие сложные приборы управления торпедной стрельбой, ПУТС. Есть торпедный расчет, с карандашами, планшетами, таблицами и логарифмическими линейками. Ну никуда не вписывается железяка. Правда, заставили минера сбегать в первый отсек, попробовать прибор к торпедному аппарату присобачить, может, паз какой есть - нет паза, не держится. Разве концом привязать или проволокой примотать, а так – нет. Командир выругал минера за проявленную доверчивость, которая позволила какому-то начальнику склада так разыграть подводника, сидит, хихикает, наверное, и посоветовал выбросить штуковину за борт. Не военная она, вон, во время испытаний хром облез, и ручка погнулась. И такую дрянь использовать для торпедной атаки, венца нашей боевой подготовки? Вот у зама магнитофон штатный есть, пластмассовый, тот так и называется – ВМ-70, то есть военный магнитофон образца семидесятого года. Когда его матрос уронил с высоты шести метров, в верхний рубочный люк да на железную палубу центрального отсека, то на нем даже трещинки не было, а в палубе вмятина осталась. И работал. Потому что военный, прочный, с умом делался. А это? - За борт ее, - подытожил он. В это время в кают - компанию вошел старпом. - Не надо за борт, дайте лучше мне, может, разберусь. Что-то она мне напоминает. - Ну, забери. Но во время атаки чтоб я ее не видел. Со старпомом мы жили в одной каюте. Все следующее утро он что-то делал со странной бесполезной штуковиной, бегал в БЧ-5, возвращался с инструментами, пилил, сверлил, выпросил у меня, неизвестно зачем, все большие ластики. Колдовал, словом. К обеду в каюте было чисто, а машинка исчезла. Вечером старпом пригласил меня и еще пару человек в ресторан, обмыть свою новую шинель, заказанную еще во время нашего незабываемого приключения на минной базе, когда он прожектором в сторону моря сигналил, а особисты потом всю ночь пытали молодого краснофлотца, который нам прожектор предоставил и искали вражеского резидента. Половину вечера мы посвятили обсуждению достоинств и недостатков швейных мастерских Петропавловска, мастерству закройщиков и портных. Шинель старпому кроил лучший мастер города, у которого командование флотилии форму заказывало, дядя Сема. А сшил его коллега, Иосиф Соломонович, или дядя Йося. Для тех, кто понимает, это было равноценно заказу шинели у Гуччи, Валентино, Кардена или Зайцева. Хотя навряд ли они смогли бы пошить шинель так, как дядя Йося. Здесь опыт нужен и хороший вкус. Военную форму понимать надо, это вам не какой-нибудь гражданский пиджак или костюм. Какие связи пришлось задействовать и во что это старпому обошлось, мы даже спрашивать боялись. Пошив длился три месяца, а не обычных две недели. Все это время старпом вожделенно ждал. За такую шинель мы выпили неоднократно. Старпом ее на лодке оставил, в каютном шкафчике, побоялся в ресторан одевать: а вдруг украдут. Он в отпуск собирался. А до цивилизации путь был один: самолетом до Москвы, а потом уже в пункт назначения. В такой шинели не страшно и не стыдно и по Белокаменной пройтись: никакой патруль, даже комендантский, не остановит, потому что сразу видно - Вещь. Именно так, с большой буквы. А в Вещи – образцовый военнослужащий, слуга морям, отец матросам. Но лучше по улицам не шляться, заметут. В культурное место зайти надо, к цивилизации приобщиться, после нашей-то глуши. - Обязательно в Большой театр схожу, на балет, - размечтался старпом. – А что, деньги есть, с рук билет всего четвертак стоит. Выпили за Большой.(Прошу отметить, именно эта история-подлинная история посещения Большого Театра офицером. Остальные- жалкие ее перепевы). - Ты, это…Балерин хорошо рассмотри, потом подробно расскажешь. Фигуры и прочее, - попросил механик. Ему отпуск не светил в связи с предстоящим ремонтом. - Ладно, рассмотрю и расскажу, - благосклонно соглашался старпом. - Иваныч, ты хоть на подъеме флага шинель нам покажи, интересно ведь. Уедешь в отпуск, а мы и не увидим, - взмолился я. - Ладно, уговорили, утром оцените, что такое настоящая шинель по сравнению с вашими обносками, - благодушествовал старпом. Отпив и отплясав, мы попросили принести счет. - Я плачу, ребята, - хитро и по-доброму, почти как Ленин, прищурился старпом и полез в портфель, ридикюль по-нашему. Из ридикюля он извлек давешний бесполезный прибор и водрузил его на стол. - Что, «Феликсом» счет проверять будете? – презрительно скривилась официантка. - Каким таким «Феликсом»? – опешили мы. - Да вот этим, арифмометром, что у вас на столе. Фи, уж от офицеров я такого не ожидала, – брезгливо промолвила дамочка, отворачиваясь, – у нас не обсчитывают клиентов! - Не шуми, дочка, не надо. Сколько с нас, говоришь, сорок девять, что ли? – сурово вопросил старпом и начал крутить ручку прибора. После каждого оборота из штуковины выскакивал хрустящий новенький червонец. Обалдело смотрела на это официантка. Обалдели и мы: чуть такую штуковину за борт не выбросили! Хотелось по-индейски воскликнуть: великое чудо Маниту! Его, оказывается, зовут «Феликс»! Арифмометр! Для денег! Совершив пять оборотов, старпом сложил червонцы стопочкой, что-то поправил на «Феликсе», крутанул ручку и машина выплюнула новенькую синюю пятерку. - Это тебе на чай, чтобы не подозревала офицеров в жлобстве, - и положил пятерку на червонцы. Официантка денег не взяла, побледнела, забормотала, что ошиблась, напутала со счетом и вообще, подождите, она сейчас, и убежала. - Иваныч, еще…- судорожно сглотнув, попросил вмиг осипшим голосом помощник. Иваныч крутанул, червонец выскочил. За соседними столиками народ оживился и зааплодировал. Иваныч крутанул еще - выскочила пятерка. Настроить прибор на десятки ему не дали. В зале появился патруль и три милиционера. За их спинами маячили официантка, указывающая на наш столик, и озабоченный администратор. Тяжелая милицейская рука легла на руку старпома. - Пройдемте, товарищи офицеры. Отсутствуй патруль, мы бы поспорили и, как всегда, затеяли драку – не может милиция военнослужащих в форме брать, прав не имеет. Но против своих, военных, не попрешь, пришлось пройти. Да и руки они на кобурах расстегнутых держали. Минут сорок ушло на оформление протокола, пока допрашивали официантку. Старпом порывался вставить слово, но ему не давали. Минут двадцать препирались. Наконец-то выслушали. Старпом, не зная, как и мы, истинного предназначения «Феликса», придумал ему новое, нехарактерное. Кое-что переделав, он прикрепил внутри полости барабана резиновые ластики, укрепил их на стержне ручки, вложил купюры, десятки вперемежку с пятерками. Крутишь ручку, ластик выталкивает купюру. Иллюзия печатного станка полная. Просто и красиво. Правда, мы испытали легкое разочарование: это был всего лишь розыгрыш. Разочарование сменилось чувством удовлетворения: оказывается, и старпом не самый умный и тоже не знал назначения вещицы. Милиционеры посмеялись, но взяли с нас обещание больше так опасно не шутить. Протокол порвали, но «станок», правда, почему-то изъяли. Старпом крутанул в последний раз, извлекая оставшийся внутри червонец. На него купили и выпили с ментами и начальником патруля «мировую». Если кто не верит, езжайте на Камчатку, спросите. Ресторан «Вулкан», 1983 год, третий столик у окна, справа от входа. Четырех офицеров-фальшивомонетчиков тогда арестовали. Старожилы наверняка помнят. До лодки добрались глубокой ночью, и устало завалились спать. Перед сном старпом открыл дверцу шкафа, постоял, любуясь черным глянцем новехонького сукна, с нежностью погладил шинель и начал что-то там, в шкафу, пересыпать. Под этот мягкий шелест я и уснул. Настоящий подводник спит и при шуме, и при свете. Утро началось плохо, но не от выпитого. Завтракали мы с аппетитом, хотя вчерашнее вспоминалось с трудом и лишь отдельными эпизодами. Иваныч позавтракал первым и помчался в каюту, одеваться на построение. Должность у него такая, везде первым быть, все и всех контролировать. Мы спокойно допивали чай, когда раздался жуткий крик. Кричал старпом. Его сильный голос нельзя было спутать. Он даже швартовался без мегафона. Скрытность маневра сильно страдала. Команды и маты были прекрасно слышны за два километра от пирса, в поселке, особенно в тихую погоду. Все знали, что «33»-я перешвартовывается. Женщины на маты жаловались в политотдел. Когда мы высыпали из кают-компании, зрелище, представшее нашим глазам, впечатлило. Старпом стоял посреди отсека в новой шинели, застегнутой на все блестящие пуговицы, и кричал, используя полный словарный запас военно-морского словаря (см. словарь). Раскаты баса Шаляпина чередовалась с фиоритурами тенора Козловского. В правом плече у него была огромная дыра, еще большая зияла на уровне левого кармана и живота. Судя по дырам, в него попал стомиллиметровый, универсального калибра, артиллерийский снаряд. Под углом. Навылет. Хоть крови и не было, но я, как ближайший товарищ, крикнул: - Доктора! Доктор подскочил к Иванычу и был отброшен к переборке с криком: - С-сука ленивая! Сколько раз говорил – потравить крыс! Пока жива хоть одна, никакого отпуска! Доктор уже два дня как числился в отпуске, но по причине завтрашней даты на авиабилете еще находился на лодке. Вчера вечером бросающий курить старпом пересыпал купленные в городе семечки в карман новой шинели. Это под их мягкий шелест я засыпал. Вездесущие крысы унюхали аромат и превратили эсклюзивное изделие в жалкую, безобразную, изуродованную тряпку. Они шли на запах, прогрызая на своем пути все: заднюю стенку шкафа, рукав, карман, пока не достигли семечек. Ткань ими пропахла, посему сожрали и ткань. Откричав, старпом жестом испанского гранда сбросил оскверненную шинель на палубу отсека, процедив сквозь зубы: - На ветошь. Потом досталось всем. Свободные от вахты поступили в распоряжение доктора, который возглавил крысиную войну. Минер был наказан за то, что не оприходовал столь полезный прибор, как «Феликс». Я думаю, наказан правильно. Ведь не зря его менты изъяли, теперь сами будут деньги печатать. Сход на берег был запрещен, объявлена большая приборка и смотр заведований. В это время мичман Филонов, владевший секретами алхимии, выводил каким-то волшебным составом пятна со старой шинели старпома. Разворошив муравейник и оставив за себя помощника, старпом уехал в аэропорт. Вскоре мы получили отчет о посещении им Большого театра. Отчет был на фирменном бланке комендатуры и содержал следующее послание (текст сохранен в оригинале):
« Командиру в/ч 00000 Настоящим сообщаю, что военнослужащий вверенной Вам части капитан 3 ранга Головчук А.И., тогда-то, находясь в г. Москва проездом и следуя к месту очередного отпуска, посетил балет «Лебединое озеро» в исполнении коллектива Большого театра Союза ССР. Занимая место в первом ряду, вышеупомянутый капитан 3 ранга Головчук А.И. наблюдал за сценой через морской бинокль с многократным увеличением. На неоднократные просьбы администрации Большого театра убрать бинокль, так как балерины стеснялись, не прореагировал. Просмотр сопровождал возгласами: « Хоть ты и прима, а в кордебалете девочки лучше!» Подобное поведение привело к неожиданному падению на сцене и закрытому перелому стопы заслуженной артистки Советского Союза такой-то. Во время вынужденного антракта громко высказывал желание «пощупать вон ту, беленькую, из кордебалета, седьмую справа», потом вступил в конфликт с неустановленным гражданским лицом мужского пола. По утверждению капитана 3 ранга Головчука А.И., лицо пообещало устроить ему встречу с беленькой за двести рублей, а он ответил, что, во-первых, офицеры не продаются, а во-вторых, он согласен с ней пойти, но только за триста, уж больно худа. Узнав, что деньги должен заплатить он сам, пытался устроить драку. Военным патрулем, вызванным администрацией Большого театра, был доставлен в комендатуру Московского гарнизона. В качестве воспитательной меры задействован в шестичасовых занятиях по строевой подготовке под руководством дежурного помощника коменданта. Обращаю внимание на неопрятный внешний вид Вашего подчиненного, в частности, поношенную шинель, и слабую политико-воспитательную работу с личным составом вверенной Вам воинской части. О принятых мерах дисциплинарного воздействия относительно капитана 3 ранга Головчука А.И. прошу сообщить в адрес коменданта г. Москва в установленные сроки.
Помощник коменданта г.Москва Генерал-майор (подпись витиевата и не разборчива)
Печать.»
Мы это послание читали вслух каждый вечер, завидуя старпому. Вот это отдохнул! Я лично для себя еще и почерпнул, что столица нашей Родины по падежам не склоняется. А наказание…Ишь, размечтались столичные сухопутные ребята, по паркету шаркающие. Ты ж генерал, понимать должен: он же старпом, кто ж его накажет! Механик, перечитывая документ, тыкал в строчки корявым пальцем и растроганно говорил, обращаясь ко всем сразу: - Нет, какой человек, не забыл, хоть и по-пьяне обещал, все рассмотрел…Приедет – в подробностях расскажет, - и плотоядно сглатывал набегающую слюну. - Фу, а я-то с ног сбился, бинокль разыскивая, он за мной числится. Нам ни к чему он в заводе, а Иванычу пригодился, - вторил ему минер, но как-то неискренне. Мы потом эту бумагу в рамочку взяли, под стекло, и на переборке в кают-компании намертво закрепили. Впоследствии гости или прикомандированные заинтересованно читали, а потом просили старпома рассказать о приключении в подробностях. Если Иваныч был в настроении, то рассказывал, причем со все новыми и новыми деталями, якобы упущенными в прошлый раз. Так что и мы слушали с удовольствием. Правда, если спрашивали про комендатуру, он мрачнел, прерывал рассказ, ссылался на неотложные дела и уходил. Кстати, северяне, балтийцы и черноморцы, завидуя тихоокеанцам, рассказывают, что это их офицер в Большом театре был. Но рассказывают бездарно, ведь ложь как не приукрашивай, а ослиные уши все равно вылезут, не здесь, так там. Тяжело, когда деталей не знаешь, а придумать не можешь. Одно удивляет: теперь деньги до получки все офицеры бригады почему-то стараются занять у нашего старпома, а отдавать не торопятся. А когда Иваныч в магазине отоваривается, продавщица каждую купюру на свет проверяет. Да, и еще: Иваныч теперь канадку предпочитает шинели, телевизор, если там балет или даже аэробика, смотреть не может, убегает, а проведение строевой подготовки полностью переложил на помощника.
Ура! Ремонт закончился! На послезаводские- и в базу! Первый выход в море на ПОДВОДНОЙ ЛОДКЕ! Все говорят, что послезаводские испытания- это херня, формальность. Подводники, ветераны... Всеобщий подъем, но я настороже. В базу не очень тянет.Жена в Киеве. .Политотдел жесток, второго фото, допустим, с Комфлота, в сауне, с девками , у меня нет.Как пойдет дальше? Иногда воспоминания и мысли трусливые приходят: а з ачем в подводники пошел, сидел бы себе комсомольцем, ни бед, ни личного состава, кабаки вечерами.А девчонки! Ах , уж эти девчонки! Вспомнил- рука вниз, к чреслам потянулась. Стоп! Ты ж теперь зам лодочный! Терпи!Прочь, грезы!
Тяжело...А как было! Помните фильм « ЧП районного масштаба»? Ну, нашумевший... Звонок из комсомольского отдела флотилии: -Андрей, сегодня в «Вулкан» идем. На вечер ничего не планируй. -А деньги? Зарплата только 13-го. У меня нет, уже 25 рэ перехватил. - Не ссы,морпорт торговый платит. Они в прошлый раз в «Авачу» на шару ходили, а сейчас им партком деньги дал, на класс методический.Обмоем. И новую секретаршу Первого горкома. Ох, и девка! А ноги! Он их раньше каждые три месяца менял , но на эту запал! Уже пятый месяц! Девица меня заинтересовала. Надо глянуть. - Буду.Конец связи. А когда прибывала комиссия из Москвы, из Пу Вмф, или, не дай бог, из ЦК комсомола, нас собирал Первый обкома. - Итак, флот. С вас вертолет, молотки и ножовка. Летим в Долину гейзеров, сувенирвы с накипи откалывать, да и хрен с ним, что 175 лет восстанавливаются.А потом- в рощу реликтовых сосен, 3 миллиона лет, ветки на сувениры спиливать. Вечером- все домики Командующего и бассейны зарезервируйте, пожалуйста, в Паратуньке. Снег на голове, а в бассейне плюс сорок! Красота! -Морпорт, вам деньги на методкабинет выделили. Участвуете в полном объеме. Не радуйтесь, только по финансированию. - Горком готов? Хорошо. Кстати, обращаю Ваше внимание, что горком всегда готов! В отличие от рыбпорта! Ставлю горком в пример. А что с рыбокомбинатами? 120 килограммов неучтенной икры? В банки меньшего объема закатайте, гостей много будет. Да, и балык… Тоже побольше. -У кого новые работницы в комсомольском учете, на выдаче значков? Нет, нам нужны новые…э-э-э …лица. Вера Ивановна, сядьте! Вы уже комсомольский предел, зам мой, второй секретарь, 28 лет на спине, то есть по паспорту, а все туда же! Вы ж не надежда и не любовь, все-таки…Вы ж наш ветеран, Вас беречь надо… Не надо беречь? Устали? От невнимания? Раньше Вы от невынимания плакали. Что? Семь лет прошло? Забыл. Вот, память… Семь лет, говоришь, Вера? Ивановна…Ладно, и Вас возьмем. Старая борозда молодых коней не испортит. Слезы –то ей утрите. - А девчонок потом или в орготдел, или в культмассовый, или в пропаганду. Повысить. Но- кто как себя проявит… Вроде, все? Вопросов нет? За дело, товарищи. А потом Паратунька, трое суток вслепую. Вера? Вроде нет. Не дай бог, на старушку попал, затрахает ведь! Эта моложе, вроде? Тугее, так сказать. Или туже? Надежда? Любовь? А в голове подружка, делегат 18 съезда ВЛКСМ, лифчик 6-го размера…Где ты, незабвенная? Эх…
Вышли из завода. Сегодня мне предстоит первое погружение, как и 60 процентам экипажа. В четвертом отсеке натянута белая суровая нитка. В тугую, до звона, как тетива лука Робин Гуда. Или Робина? При погружении на двацать метров нитка начала провисать…Внутри меня несколько хреново. Погружаемся дальше. Стоп , не так- «продолжаем погружение». Лодке –то годочков, как и мне…Держусь и фасон держу. Пью с новичками, на общих основаниях, из плафона, забортную воду. Заму налили полный, понятно, литра два, но надо выпить. Тянет блевать, давлюсь, но пью… Фу, выпил. Ну и гадость! Начали всплытие.Клюнули корпусом. Проваливаемся вниз. Бегу в центральный. Уже подводником! В животе что-то непонятно- бурлящее. Морду кривит непроизвольно. Позывы рвотные…Под днищем 1700м. Успею. А что так страшно у нас орет старпом? - Все дуть! Рули на всплытие! Вперед полный! Задраиться в отсеках ! Куда-то мчимся, вроде, наверх. В ушах шумно до треска, и их закладывает, как в самолете…Старпом сует мне «идашку»…Включаться?
Нет, всплыли! Оказывается, вырвало какую-то воздушную захлопку, на глубине 80 метров. Даже не так, а крышку клапана вентиляции.. А что , без нее нельзя? Мне плохо после морской воды. Что? Чуть не утонули? Завод виноват?
Да, пора уже и устройство лодки учить А то баня, «гады»,довольствие, роба, брага. Корабль надводный досконально знал, три раза «устройство корабля» механику сдавал, Деду Жоре. Вахтенным штурманом стоял. Неужели в этой железной трубе сложнее? Пора учиться служить на ПЛ…Наставления, инструкции, руководства. А где техформуляр? Читаю ночами. Информации много, главного нет. А зачем эта воздушная захлопка? А, клапан вентиляции… Противоположность кингстона… Это как? Цистерны 1-3, 2-4… Так…Группы главного балласта. А есть еще второстепенного? А еще какие-то дифферентовочные. А это что? Прочного корпуса…А где непрочный? Нет, без механика не обойтись. Где клавиша «Каштана»7 -Центральный, замполит приглашает механика. - Центральный! Передайте на камбуз- два чая в каюту замполита. С лимоном. Если есть. Нет, лодка -не первый мой корабль , первого ранга…Лимона нет. -Александр Иванович, присаживайтесь. Да, на койку старпома. Что-то меня дисциплина в трюмной группе тревожит. И Вас? Удивительно, какое совпадение. Помните, Вас штурман, пьяного, на себе, по поселку нес? В Вас 100кг, а в штурмане 55. Его, бедного, в стороны валяло. На глазах проверки из флотилии? А утром, на итоговых политзанятиях, как руководителя группы, я Вас прикрывал: день рождения, день рождения? Они ж Вас и в лицо, и по фигуре запомнили. Да ладно… Забудем. Кстати, вот здесь, в формуляре, мне непонятно… Может, опечатка какая? Так и учился. У всех, кроме штурмана, спасибо родному училищу.
А своя лямка была не слаще, если не горше. Не было у нас Ленинской комнаты. Голые стены. Ежедневный повод для «дера» в политотделе. А я ж умный. Где-то, в Москве, кажется, книжку купил: « Современное оформление Ленинских комнат и кают». Красиво, стенды квадратные, треугольные, в центре круги какие-то. И цвета не избито-красные, а еще и белые, и синие, и желтые. Засели с двумя матросами- художниками. Пять суток! Не вынимая. По часу спали. Есть! Обалдеть, какая красота! Свежий запах краски и гуаши. Стены –как в Третьяковке. Честно, я сам не ожидал, насколько рутину можно сделать интересной. И НАТО, и АЗПАК, и СЕАТО, и СЕНТО, и счастливые лица рабочих и крестьян, и флотские будни экипажа. Портрет вождя большой, политбюро. Нелегко было картонки цветной бумагой оборачивать, а потом фотки приклеивать. Много их просто было.И на два гвоздика. Если кого снимут и нового введут, поменять нетрудно, хоть они по алфавиту висят. Временно-постоянный такой стенд. А цитат сколько вместилось! Например: «Закалка у нас хорошая. Нервы у нас крепкие. Нас ничем не запугаешь. Л.И.Брежнев».На всю длину комнаты! Боже, как я гордился! Меня изнутри, как воздушный шар, от гордости перло. Доложился начпо, пригласил осмотреть. Пришли с пропагандистом. И чего начпо рассвирепел? Сорок минут драл, а потом отправил в соседний экипаж, учиться. Пошел я. Понуро. Ну? Темные, собранные по офицерским квартирам, под страхом смерти, полированные крышки от столов. Открытки на них наклеены, с подписями. Правда, подписи на машинке напечатаны, не то, что у меня. А так- обидело. Пять суток зря…Сказал, что у меня, вроде, лучше. Драли уже полтора часа. Пообещали привлечь к партответственности. А другого фото, с НачПУ ВМФ, у меня нет. Лучшая защита- огорошить чем-нибудь, отвлечь. Попросил разрешения очистить Ленкомнату огнем. Ну, мол, священники крестным знамением все очищают. А у нас, раз такое говно создали, только огнем можно. Огнем паяльной лампы, например. Мы ж атеисты. И пожара не будет. И все на «голубом глазу», честном, значит. Начпо наорал и запретил. И домой меня отправил, покосившись опасливо. И перекрестился, я видел! Е! А у меня ж сегодня день рождения! Чуть не забыл. 25 лет! Юбилей. Начпо тоже не поздравил. Понимаю-дела. Из гостей командир, старпом, механик, зам соседней лодки. Пригласил еще с утра. Помощник молод еще. Нечего баловать. Приятные хлопоты по накрытию стола. Жена в Киеве, да я и сам с усам! Соседка весь день телеграммы носит. Почтальон! Телеграммы складываю на «стенку» в комнате. Стол накрываю. Крабы, мой рецепт, владивостокский, с укропчиком, икра, рыбка красная трех видов. Чем удивить? А вот, колбаска вареная, за 2.20, мичмана своего посылал в магазин,. У него жена там работает, только для штаба и политотдела, другим не продают, из загашников и закромов Родины. Папоротник. Салатики, огурцы-помидорчики соленые, курица , капусточка. И клюква сверху. Все вполне пристойно. И хлебушек порежем. Красота! Водка? А где водка? Водки должно хватить, семь бутылок. Фу, тяжело быть хозяином Стол готов. Ну, пока есть 16 минут до прибытия гостей, почитаем телеграммы. Ну, и кто не поздравил? А это что? «Пятьдесят четыре сантиметра, 3,8 килограмма»? Ешеньки, я что, отец? Сегодня? В день рождения? А, нет, вчера. 9 часов разницы. Вчера?! Где водка?!!! То-то соседка весь день улыбалась, а я нехорошее подумал! Помните: «иногда согласие женщины пугает больше, чем отказ?» Дзынь! Соседка! Вот бокал шампанского! Дайте, расцелую1 Не заметил главного! Чмок-чмок! И еще чмок , я ведь теперь отец! Ладно, чмок (это точно в последний раз, я ведь теперь отец). Чмок! Стоять!Успокоиться… Слава Богу, гости! А то б и согрешили…
Дзынь! Вестовой. Штормовая «три». Пить надо чаще. Пьем. За меня и за дочь. Ветер дует в оконное стекло. Снежинки уже роятся. Топовый огонь на штабе еще виден. Мех и старпом по очереди мотнулись за тревожными «дипломатами»-какие чемоданы на лодке? Дзынь!Вестовой. - Ух,ты! Гляньте! Ха-ха ха!Опять вестовой! Ты вестовой? А что это-вестовой? Ха-ха-ха!Кто знает? Конкурс! -Матрос, стоять! Ты кто? А, это вестовой, я догадался! кричит старпом. Все в тумане… Накурено, весело. Штормовая «два». Сбор экипажей у штаба. -Ничего, помощник справится,- ворчит старпом. Снижаем темп. Закусываем хорошо. Начало мести, ветер кидается на окна. Штабной огонь борется со снегом жалкими проблесками. Кэп заторопился. Ну, на посошок! Дзынь!.. Штормовая «раз». Экипажам на лодки. Занять места якорных стоянок. За окном метет пурга, ветер пытается выбить стекла. Белая, свирепая пелена. Ни огонька… Пора… У штаба ждут машины
Прибыли к пирсу. Одну секцию оторвало. Между корнем пирса и им, родимым, взлетает вверх и проваливается вниз рейдовый катер «Ярославец». Ветер сдувает гребни волн и кропит водой все вокруг. Снег метет параллельно земле. Тонкая ледяная корка на земле, на лице, на шинелях и шапках.Мокрый каток. Стоять нельзя, ветром сносит к воде. - Экипажу на четвереньки!Перчатки снять, цепляться за лед когтями!-Это старпом. - Направление движения-катер. Ползем колонной по одному! Мы с заместителем командира страхуем! Не боись, бойцы! Ползу за старпомом. Изучаем амплтитуду скачущего вверх-вниз катера.Дождались, когда катер подняло вверх, спрыгнули на палубу.Ухнули вниз, тут же обдало волной. Старпом принимает людей с корня пирса, я подхватываю на палубе, чтоб не смыло за борт-скользко.Когда катер опять в верхней точке, выпихиваем народ на пирс.Они бегут к лодке, спотыкаясь, падая, матерясь. Мы приноровились, ни одного зряшного подъема. Последним, как и положено, принимаем командира и помощника с соседней лодки, Прошкина. Опять окатило волной. Потерь нет, никого между бортом не зажало, не раздавило.Мокро и холодно, зубы стучат , не унять. Наконец-то! Теплое, вонючее, родное нутро нашей лодки. Помощник с другого экипажа оставляет нам «канадку» и собирается вплавь добираться до своей лодки.Уговоры не действуют, аргумент: «Командир убьет». Соседняя «букаха» уже в точке якорной стоянки, метров 200 от берега. Связались с ней по УКВ, предупредили о безумце. Оттуда пообещали принять и выдрать за несвоевременное прибытие. Отходим от пирса, пройдем рядом с его лодкой. Прошкин выбрался на корпус, кинулся в волны, поплыл. Сопровождаем слабым светом прожектора-снег забивает даже свет. Фу, добрался, ему бросили конец, вытянули на борт. Пытаемся отдать якорь-не идет. Минер с мичманом-торпедистом обвязаны страховочными концами, двинулись к клюзу. Через двадцать минут отдаем якорь. Командир записывает в вахтенный журнал: -...при ремонте якорного устройства в штормовых условиях был смыт за борт командир минной группы...При себе имел: мпистолет «Вери», три комплекта водолазного белья,три комплекта «ЧШ», сапоги... Списываем инвентарное, у него срок службы длинный... Баталерку обокрали, пока мы в заводе были, канадки «академики» увезли... Выкручиваемся... Стоим на «яшке». Сушусь.Через два часа моя вахта. Стою на якоре. На ходу нельзя, спасибо Саблину. На «С-ках», 613 проекта, мои коллеги еще стоят...
Ветер, на третьи сутки, стих. Солнце, вокруг лодки нерпы плещутся. Полный штиль. Хорошо! К пирсу почему-то не подпускают. Оказывается, тральщик с брандвахты передает:: «Ветер, по ареометру, 22метра в секунду...» На тральщике замом мой друг, Женя Мартынович. Прошусь на связь. Дали добро. Он на вахте. -Женя, в чем вопрос? -Твои к пирсу не пускают, воды набрать. Говорят, я опять всех разложу... У Жени голова 62 размера, сам плотен и улыбчив. Любой головной убор кажется насмешкой над начальником. Золотой школьный медалист, училищный «краснодипломник». Подпольная кличка «Мозг». Шел ко мне, наткнулся на начпо, обвинен в «разложении», обиделся. - Жень, у меня два ящика сока, «виноградно-яблочного», и еще кое-что есть. Жду вечером, кого-то еще возьми.За водой подпустят, командир поспособствует. Пустите домой! - Ладно, жди, буду. Тебе конец связи. -Оперативный- брандвахте! Ветер 18 метров,стихает, 14 метров... Встали к пирсу. На берегу- вмерзшая в лед киноустановка и чемодан с вилками-ложками. Носим все: то на берег, то с берега...
На ТОФе лодка наша была отличной. Шли к этому тяжко. Когда матросы напивались, они писали в объяснительных: « А потом, ниоткуда, взялся замполит, испортил отдых, вылил водку и брагу и отвел нас на гауптвахту». В бригаде гауптвахта была своя, уж больно мы далеки от цивилизации были: час лету, шесть часов морем. Объяснительные со словами «побил» , я выбрасывал и заставлял переписывать. Установку браги, ее зрелость и готовность к употреблению я чувствовал интуитивно. Сижу в каюте, стол- как крышка табуретки , план очередной составляю, и вдруг- сносит с места. И внутренний голос говорит: « Сходи в шестой». Это энергетический. Тепло. Бросаю, иду. Все вроде, нормально. Слушаю себя…Ага! Лезу под паелы, к линии вала. Что ты думаешь, аварийный бачок, в шинель завернутый, бражка, готова уже, Иди сюда, дорогой механик…И групманов с собой бери… На водку, которую доставляло, вместе с продуктами, судно «Авача», меня, как на брагу, почему-то не пробивало. Жалко.
Пришел на лодку в заводе . Ни одного офицера или мичмана. Пустая казарма, которую и нашел с трудом. В кубрике экипажа стоит фляга из-под молока, большая, с ручками по бокам и плотной крышкой, кружка к борту цепочкой привязана. Брага. Пей- не хочу. Жду.
20.00. Прибыл экипаж, с ужина.. В завод, на лодку, водит кок, главстаршина- сверхсрочник, а там народ по отсекам спит. А вечером опять в казарму. Какой ремонт? Построил. Экипаж раздет, разут, голоден. Банда, пальцы из рваных гадов и сапог торчат, робы щелочью аккумуляторной съедены, небритые, месяца полтора в бане не были. Злые, соответственно. Люди… Смердят собой и лодкой. Запах для меня новый, аж душит. У нас в бригаде, когда матрос в магазин заходил, беременные женщины в обморок падали, или тошнило их, бедных… Представился. Брагу вылил тут же, в кубрике, на пол. Перед строем. Заставил сделать приборку. Воняло страшно, да не мне спать…Думал, убьют… Убирают, но слишком быстро. Занять надо. 20-22.00 Два часа знакомился, телека-то не было, продали кому-то, чем еще занять их до отбоя? Брагу- то вылил… Алимов, Алоев,Аханов, Бердыбеков, Бурджоев, Георгади, Джурабов, Джибоев, Джабаров, Джанидзе,Есинскас, Елопиньш, Жампиисов, Имчичханов, Инчук-Оглы, Ким,Курбанов, Коваленко(О!) Рембаев, Рымбоев( с этими двумя буду путаться, запомнить в лицо), Раджабов, Сейтмурадов, Хаджоев, Чхуладзе, … Фу, наконец-то, -Яшмалиев…Мама моя…Если бы ты знала… 24.00. Сделал «испанский воротник гитаристу-годку, Бердиеву, кажется, в фамилии не уверен, но близко, который дергал струны гитары в стиле «потяни кота за яйца». Это когда гитара одевается на голову, красивое деревянное жабо. Выковыриваться очень тяжело- занозы. Рявкнул: « Отбой» Спасибо, гадом не запустили. Учту. 3.00. Лег спать, убедившись, что экипаж отошел ко сну. Дверь в каюту закрыл. Прибьют, на фиг. 5.20.разбужен стуком в дверь ногами: появился командир. Он прибыл вчера, увидел развал , отчаялся и убыл по делам. Познакомились. Нас уже двое. 5.50. Случайно отловили полупьяного мичмана, шаги услышали в коридоре. Оказался наш, из мотористов, спать шел. 6.00. Подняли экипаж. С ним, болезным, застращав, отправили народ на умывание, на скудный завтрак и на лодку. Что в ремонте без механика делать? Пусть спят, спокойнее… Планируем первоочередное. Баню организовать вечером надо. Одеть. Узнать, с кем служим. Отыскать по гадюшникам. И главное- где механик? К обеду прибыл старпом, из отпуска. Сообщил, наконец-то, фамилии офицеров и мичманов. Нас уже трое. Планируем дальше. 12.30.Дверь, без стука, открылась Вошли капдва, толстый такой ,глазки блестят, и усатый каплей с газетным свертком. Прошли к столу, который стоял в каюте. Молча. Командир каптри, старпом каплей, я старлей, целых две недели уже с третьей звездочкой, до сих пор на погон глаза скашиваю.Мы встали-старший по званию вошел. Следили за их перемещениями по каюте и тоже молчали. Каплей разложил газету на столе и начал резать селедку, которую принес, завернутой в эту же газету. Капдва вытащил из необъятных карманов консервы «Севрюга в томатном соусе». Мы сглотнули: такого не ели никогда. Капдва попросил командира открыть сейф. Кэп побледнел и спросил: -А Вы кто? Капдва, развалившись на стуле, ответил, что он старший среди заводских экипажей. И не секреты ему из сейфа нужны, а спирт. В других экипажах уже нет, они с Серегой выпили. И кивнул на каплея. Тот икнул в ответ, закончил с селедкой и начал открывать консервы с севрюгой. Кэп вздохнул облегченно , и обреченно открыл сейф. . Три литра, НЗ.Выпили по первой.. Ах, эта севрюга! О, этот божественный запах. А вкус! М-м-м! На довольствие никто еще встать не успел. Повторили. Хлеб , хоть и черствый, был. Старпом оттопыривал мизинец, когда ел из банки тетрадным листиком, свернутым наподобие ложки. Интеллигент... Закрепили.. Теперь селедка.В животе тепло, на душе весело! Серега уже пел. Красиво...Уходить не хотелось. « Ой, мороз, мороз...» А надо. Что было дальше-не знаю, отлили мне две бутылки из банки НЗ-шной, для дела,оставил компанию. 17.00. Уехал в соседний поселок искать экипаж.. Кабаки были только там. Пришел в милицию, объяснил все, поставил две бутылки шила, дали «Уазик», участкового и отправили по притонам. У мента были все адреса гарнизонных дам, от «ВИП» до «рублевых». Список на трех листах.
Какое некрасивое оно, «дно». Дверь нам открыл мальчик, лет восьми. «Простите, я делаю уроки. А мама спит. Вы за дядей? Только маму, пожалуйста, не будите, ладно, дяденьки?» А глаза голубые, чистые, с верой в людей и нас, отличник, наверное. А в комнате, на полу, голая и пьяная мать спит, окурок к спине прилип, лицом в ковер, а мужик, тоже голый, на стиральной машине, ноги здесь, вниз, руки здесь, вниз, жопа по центру и вверх, мертвый в хлам. Проверил документы. Фу, слава богу, не наш. Вот тогда, за мальчика этого, я некоторых и любить начал…Марсо-ленинская Вам не нравится? Святые Вы мои…Иноки-страстотерпцы-онанисты-себялюбцы… Будет Вам марсо-ленинская. И университет М-Л будет… Все будет… Едем дальше. Кого-то из моих мы грузили, некоторые соглашались идти самостоятельно. Штурману, не желавшему оторваться от «любимой», объяснил, кто я такой , с применением физической силы. Спасибо НЗ, наглости придал! Мне было тогда 24 года, силен и уверен в себе. Задорный такой… Очередной адрес. Дверь открывается. На меня кидается женщина, голая, толстая, и визжит ! Глаза выцарапать хотела! Груди, отвисшие, болтаются из стороны в сторону, соски коричневые, мохнатый треугольник внизу трясущегося, как желе, живота! Мент ее «успокоил». Вошли. Есть мичман! Едем дальше… 00.50 Вернулся с первой партией выловленных.…Спать отправили. Сами доели остатки утренней трапезы- на довольствие встать не успели. В животе тепло… 07.00 Мыть народ негде. Взял бутылку шила, капдва с Серегой не все выпили, пошел на камбуз. Договорился мыть под видом камбузного наряда, небольшими партиями. Угостили буханкой хлеба. К исходу третьих суток весь экипаж был в сборе, кроме минера. Пришел сам, утром, узнав об облаве. Бывшая белой когда-то, уже черная рубашка. Узел галстука, величиной с кулак, сам пьяный вусмерть. Вошел в нашу,( на кэпа, меня и старпома), каюту в казарме. -Товарищ командир, командир БЧ-3 старший лейтенант такой-то! И рухнул на койку командира, тут же захрапев. Не будили .Перспективный офицер. А то как бы он именно на койку командира рухнул, а не на мою, к примеру?
Утром лодку ставили в док на кильблоки. Не совсем протрезвевший механик не просчитал распределение балласта и запасов топлива, и мы начали валиться на стенку дока. И доку до конца всплыть нельзя, и лодке некуда деться. Стоим под углом градусов 18-22, пукнуть боимся. Прибыл на вертолете комбриг, привязались, по его команде, тросом к рубке дока, чтоб оверкиль не сделать. Хоть и мало места, а навредим и себе и доку сильно…. Часа два ночи. Проверили заводскую ведомость. Пересчитали балласт. Перекачали топливо. Перегнали воду. Народ убрали, в том числе и офицеров. Комбриг, командир, я и механик на лодке. Ждем, с замиранием сердца. Док припогружается, лодка всплывает, трос трещит, о нем все забыли, лодка клюнула в его сторону, жуткий мат и беготня! Трос обрубили топором, хлесткий удар по рубке, лодка резко пошла влево, вот сейчас ударится о док! Нет, не достали, и сюда, вправо, не достали. Вода хлюпает о стенки дока, волну разогнали, Амплитуда стихает, вправо- влево, тише, тише тише, качнулись, замерли, ровно! Пауза. Док всплывает. Внутри все дрожит. Встали! На кильблоки! На ровном киле! Фу-у! Комбриг убыл. А на следующее утро началась порка. И служба. Командир приветствовал и всячески помогал. Старпом буйствовал. Основное, что я слышал в ответ от офицеров, это то, что они герои- подводники, а я , тем более старлей, хер знает что. А у меня мальчик в глазах стоял… Воспитали индивидуально каждого . Экипаж одели за счет атомоходчиков, стоявших в заводе, и рембата. Кому шило, кому тушенку, а нам робы и РБ. И даже «гадами» разжились, но за дорого. Начали служить. Весело и жестко. И ремонт делать. Через три недели меня вызвали в политотдел родной бригады. Это шесть часов на пароходе. А у меня и тридцати минут свободных не было… Претензии: не доложился о приеме должности. Три недели- почти месяц, месяц- почти квартал, квартал-почти полгода. Пора привлекать к партийной ответственности. Прибыл. Настроены серьезно.Уронил на пол фото, где я с Нач.ПУ ВМФ Медведевым П.Н, на выпуске из училища еще… Ручкаемся. Как и весь выпуск. Фото случайное, но счастливое. Для меня, за других не знаю. Секретарь парткомиссии поднял, передал начпо. Пауза. В тот раз отпустили девственником .Служить разрешили. Убыл в завод. К экипажу.
Через несколько дней у нас в части была очередная проверка. Возглавлял ее зам начальника одного из отделов флота. По словам сослуживцев- легенда, не человек, а прямо вепрь дикий. Его боялись все, от матросов до командиров. А когда о нем рассказывали, оглядывались боязливо, чтоб не появился невзначай. Когда он прибывал на корабль или в часть, личный состав, включая офицеров, разбегался, как тараканы от света. Шхерились все , но не всем удавалось скрыться, находил он их. Нюх и опыт. А потом насиловал, беззаветно, до изнеможения . И оставлял только с ранней беременностью служебными проблемами. А роды от них ох, какие болезненные…Сам он их и принимал, как правило… Особо он любил замполитов. Моего предшественника, целого капдва, он заставил под дулом пистолета бросать уголь в топку котельной, узнав, что кочегары не получают доппаек в виде сала. Прямолинейно, справедливо, но безобразно. Я бы сразу, не задумываясь, спросил: -А если они мусульмане? На заметку я все это взял. Встречи ждал с дрожью в ногах, но и с лодочным тихоокеанским задором. Я всегда перед явной дракой дрожу. И бьюсь насмерть. Адреналин, наверное. Вот и проверяющий со свитой. Капдва как капдва, только занудный какой-то. А, ясно, фамилия на «линскас» заканчивается…И чем удивит? Вторым делом, мимоходом вздрючив командира, он обратился ко мне. - Пройдемтесь по части, товарищ замполит. - Пройдемтесь.(Вот оно! Уймись, дрожь!) Он уверенно двинулся в сторону мусорных баков, которые стояли в стороне, за котельной. Все знал, хорошо ориентировался.. Вывезти мусор мы не успели. Проверка прибыла на пять минут раньше. -Большую приборку делали? - Так точно. Производили. -А это что? - он поднял с земли бумажку, испачканную экскрементами. Мусорный бак стоял полон. Дул балтийский ветерок. Выдуло, черт возьми! Капдва понюхал, убедился, что экскременты. Даже пальцем ковырнул. Присохло крепко. -Вы видите это, товарищ замполит? Говно! -Вижу. У меня зрение хорошее. -Понюхайте, это же говно! - Ну, говно и говно. Чего его нюхать? - А я вот нюхаю.. Мне что, в одиночку этим заниматься? - Если Вам нравится, занимайтесь. - Нравится должно Вам! - А мне и нравится.( Мне это все действительно начинало нравиться. И это все, на что он способен? Сказочники! Дрожь прошла). -Нет уж, возьмите бумажку! - Нет уж, спасибо. Подлый ветерок дунул еще раз, закрутил мусор в баке этаким смерчиком, захватил еще горсть использованной по прямому назначению бумаги, и любезно швырнул под ноги капдва. Тот чему-то жутко обрадовался. - А вот еще, и вот! Ловите, ловите.! Ловить у него ловко получалось. Он был настырен и настойчив. Специалист. Штук двенадцать поймал Я начал беспокоиться за его разум и за себя. Хожу по части с безумцем. А если укусит? Или на зуб говно пробовать начнет? Еще «скорую» вызывать придется. А глисты? Пора сматываться. -Товарищ капитан второго ранга, разрешите, я за папкой схожу? - Какой папкой7 - Ну, чтоб бумажки говняные сложить, для доклада? Чего их в руках носить? Вы же у нас в части первый раз, в гостях? Услышав, что он здесь три года почти живет, я выбросил козыря: - Не первый? А чем Вы здесь занимались? Да Вас на гвоздик послать надо! Он не понял, а потом позеленел. - Какой гвоздик? - Острый. Я ж тихоокеанец, а не тряпка… И я пошел.. Как бы за папкой. Ждал крика, типа: « Стой, стрелять буду!» Не случилось. Видно, у него сегодня пистолета не было. Задыхался молча. У мусорного бака. Среди бумажек из гальюна. Папку, с завязками, я отдал главному инженеру, и попросил, отнеси, мол, зам.начальника отдела прсил, ждет.После этого за мной закрепилась стойкая слава иезуита. А я то при чем? 1:0. По гамбургскому счету.
Так я нажил второго доброжелателя на новом флоте. После замкомандующего. Не простил игры не по правилам. Запомнил. А я часто не по правилам играл. Для справедливости .и без чувства самосохранения. Зам-отморозок. Мы часто с тех пор виделись и еще чаще общались посредством телеграмм ЗАСС: -К аппарату замполита. Провести партийные, комсомольские собрания с повесткой дня… - Поздравляю. Прошу сообщить номер приказа и дату Вашего назначения начпо тыла флота… На последующих проверках начальник отдела, зная нашу любовь, и чтоб офицеров не развращать, тактично удалял меня с совещания: -Зам, а у Вас же дел полно, занимайтесь. Вам добро.
И свои руководящие документы я знал. Бухгалтер части плакала, когда я дал в смете: « Десять копеек на краснофлотца на чаепитие в субботу-воскресенье. Кумача- 10м для лозунгов- еженедельно» И умножил на количество недель в году. И на цену. И в том же духе дальше.И номера приказов по РККФ, начиная с 1923 года, в обоснование. Счас Вам, только ручки и тетрадки… А вот Вам хрен, на бойце экономить! На ТОФе не шутят! После визита командира согласился урезать смету. Пригляделись друг к другу. Он был у меня пятым, я у него- первым. Приказы издавались, но не отменялись. Полковнику( капразу) был положен конь и повозка для перевозки домашних вещей. Не отменен до сих пор. У кого есть? А могли б и иметь. Вечно Вы ленитесь. Представляете, свой конь? И Вы на нем, в тельнике или кителе, фуражке и с регалиями!? Чего смеемся? Все серьезно. Не хотел я в эту часть, Мерещилась лодочному заму, после академии, должность пропагандиста политотдела базы, безответственная синекура. Поманили на предварительном собеседовании. А тут, вдруг - база мпв. Что это такое, я знал еще по Камчатке. - У Вас будет семь политработников в подчинении, практически политотдел, квартира Вас ждет, оклад выше, чем на лодке. И машина .Служебная. - А я не хочу машину. Поверьте, не соглашался. Не верил. Не хотел. Утоптали только словами: - Вы боитесь работать с личным составом. Возразил. Не согласился. Умею. Возомнил о себе , гордое мудило! Утром начальник факультета три часа держал меня рядом, чтобы я подтвердил свое согласие НачПУ ВМФ. Лично. Звонок раздался, я подтвердил. Обманули. Ну, как всегда. Вечно я в карты проигрывал. До снятия квартиры пришлось сначала жить с семьей в гостинице, а потом, когда деньги кончились, в санчасти. С дочкой двухлетней. Пока квартиру не снял. Подчиненных политработников не было. Было несколько сот матросов и старшин, сотня офицеров и мичманов, куча цехов, рабочих, железная дорога своя, взвод женщин-военнослужащих, автопарк, подсобное хозяйство, собачий питомник, пожарная команда, караулы ВОХР , магазин «Военторга» и семнадцать гектаров леса, опоясанных «колючкой» и нашпигованных взрывчаткой, сотни вагонов. Техтерритория. Бомба атомная… Оклад ниже, машина командирская, да и та поломана, жить негде … Вот только не надо, не верю я в сочувствие!
. Двойку нам таки поставили, но не за говно, а за то, что зам Комфлота (подчеркиваю – зам! Это о вторых ролях, для умных!), выходя из «Волги», наступил в ямку на асфальте и подвернул старческую ступню. Успел, видимо, пролистав-таки мое личное дело, бросить: - Так это Вы своего комбрига споили! Я теперь не сомневаюсь, двойка! - и уехал.
«Гвоздик» я обкатал еще на Камчатке, на начальнике штаба бригады, капразе, который начал меня поучать, где я должен находиться при проходе узкости, и отправлять вниз, с мостика. Я то, всего-навсего, выполнял очередной приказ Москвы, после гибели одной из лодок. В нем мое место было и указано: мостик. Пришлось на гвоздик послать. Повоевали потом, но в Академию я поступил. Но вернемся Мой комбриг на Камчатке был контр-адмиралом, я –капитан-лейтенантом, ЗКПЧ «букахи», и споить его, даже при желании, не мог. Да и никто б не смог. В нем 120кг было, напоить тяжело, не то что…И отношения у нас были вполне уважительные, особенно после того, как командир, укладываясь в госпиталь, меня, когда лодка в в ППО и ППР встала, за себя приказом оставил. Командира в госпиталь уложил я, язва, ети ее, а то он все геройствовал, в море рвался. А потом в центральном крючком сидел, с белесыми от боли глазами. Мой первый и последний «заклад» в штабе, комбригу, при командире: « Командир болен».…И не стыдно. А ну-ка, взвейтесь кострами! Работать с личным составом я умел. Мне так кажется. Взялся, вздохнув и выматерившись… Вспомнил ТОФ и зарядился. На работу. Квартиры, тепло, корм собакам, проволока, стрижка подсобников и т.д., и т.п. И своя лямка.
Слава тебе, Господи! И здесь не так! Командир взбрыкнул! Предложил ему мичмана, дежурного по техтерритории, еще и за диспетчера иметь. У него будет таблица такая, на ватмане, я сделаю. Схема цехов, суточный план вывоза боезапаса, какими машинами обеспечиваем, какими силами, как идет отгрузка, где мотовозы (купили нам шахтерские, для узкоколеек), доклад ежечасный - рации-то есть, в дежурке схема, резервные силы, перегруппировка, выполняем, планируем…Сейчас это логистикой называется. Тогда- просто озарение. Сорвался на дискант: - Планировать в части буду я! И вот тут я обалдел. Но! Взял себя в руки. Понятно. Молодой, задорный, в должность врастает. Чужого не приемлет. Это я-то чужой? Обидел. Пусть и старше по возрасту, сам заслужил. Я вышел.. Вечер. Народ убыл. Мы вдвоем в старом немецком в штабе. Стены службой и субординацией пропахли. Захожу в кабинет без стука, закуриваю без разрешения. Сел за стол, стулом грохнул. Пепел уже дважды стряхнул, на стол, пока он в тяму придет. Молчу. Он хрипло так дышит. Нервничает, что ли? На меня не смотрит. Молчит насуплено. Набычился. - Иваныч, я у тебя первый, ты у меня пятый. На возраст не смотри. Дело одно делаем. Встаем на итогах вместе. Чего залупился? На парткомиссии вместе отвечать, да снимут-то меня, командиров никогда не снимают. Понимает начальство, что учить Вас долго, себе на позор, врагам на радость. Это не про тебя, к счастью. Планируй дальше сам. У меня другие дела есть. Хотел как лучше, для боевой…Ошибся? Извини. Отойдешь- чай у меня в каюте всегда горячий. И сахар тоже есть… Затушил сигаретку в пепельнице. Встал. Ушел- без разрешения. За окном-«уазик». Хлопнула дверь в коридоре. Ключи зазвенели. Мотор прорычал. Уехал. 22 часа все-таки. Сам. Дело его, командир. - Дежурный! Дежурную машину на КПП! ( « Краз» с тентом, переделанный. На 150 человек. Народ на работу возить. «Машка», ласково если. До дома- пять километров от «угла» части. Что, пешком ночью переться?). -Кельдиев, а зачем ты сейчас «Жигули» подрезал? - А я, когда за рулем, батыр! Вон у меня машина какая! А они пусть между колес скачут! А в Кельдиеве - метр с кепкой. Поработать над чувством полноценности. Блин, а спать –то как хочется! Челюсти выворачивает! Командир молчал три дня . Мой лодочный, когда я белый гриб, больше его несчастных опят раз в двадцать нашел, пять дней молчал. Ага, вот! -Христофорыч, ты домой-то едешь? Чай, все же, не пил Ладно, завтра тоже наступит. Попьет. Опять 22.00. -Еду.
Караулы проверяю сам. Вечером и ночью. Расстояние большое. Автопарк разнообразный. То «уазик», то мотоцикл старшины пожарной команды, то «Урал», то «Краз». « Камаз» не освоил, сложно, я ж зам. Любимая машина- «ЗИЛ-157». «Студебеккер», ворованный автопромом. Три ведущих моста, а как плечи после поездки болят! Руль-метр в диаметре! Зато ни бурелом, ни ямы, ни сосны поваленные не страшны! Только вперед! До сих пор люблю.
Воскресенье. Хорошо, спокойно. Народ фильм смотрит. Я Бухарина читаю. Звонок дежурного по части: - Ваш пьяный матрос-подсобник держится за коровий хвост, стадо гонит, сам падает. -Принято. Матроса задержать. Сейчас буду. Странно, «мой матрос». А кто у нас дежурит? А, начальник цеха «мелочевки», из-за которого пацану пальцы оторвало, третьего ранга Ковалев. Белая кость, голубая кровь. Фамилии матроса не знает. А их ведь всего три сотни. Я их по имени- отчеству помню, по семейному положению , по городу и дате призыва Еще по многому. Ладно… Их здесь двое, пастухов. -Солнце мое, Бондарев! Привет! Зубного эликсира напился, говоришь? Да? И Велинскас подтверждает. Водой из залива, в ржавой консервной банке, развел и выпил? А где взял? Ах, в нашем магазине…(Ну, суки военторговские! Слезой умоетесь! Говорил же-только зубной порошок, никакого «Поморина!» Из него брага хорошая получается. А вы- эликсиром торговать?! ) -Посиди, посиди, Бондарев, с баночки-то не падай! -А ты, Велинскас? -Предлагал и мне, но уж больно банка ржавая. И вода соленая. И эликсир… «Это на Балтике вода соленая? Молодец боец, брезгливый, стойкий, честный, комсоргом будешь. Заберу с подсобки!» Это мысли. -Ну, гони стадо. Все это время коровы стояли у рубки и удобряли землю навозом. Проверить, догадается ли Ковалев организовать приборку… -Ковалев ! Организовать вынос койки к рубке дежурного. Вызвать доктора. По его прибытию фильм прекратить. Я на месте, матрос с Вами. Так его, голой фамилией. Ишь, морду перекосило! Я тебе дам, «мой матрос». Наш! Чего мы без матроса стоим?
Прибыл доктор. Все у окон санчасти. Публичная клизма на пять литров .И пять в горло, промывание. Какое там кино? Народ смотрит. Как же воняет зубным эликсиром! -А он у матери один. Мог и умереть- спасли. Еще спасибо скажет, - это я. -И так будет с каждым. Мне слезы Ваших матерей не нужны, я Вас здоровыми им вернуть должен, и верну. Народ дрожит. Проняла речь, видимо. Умею, когда хочу. Бухариным, наверное, навеяло… Бондарева, после клизмы, его отделение вяжет ремнями к койке, что у рубки дежурного уже стоит. Среди осеннего багрянца листьев. «Осень, осень, ну, давай у листьев спросим…» И отделение, по стойке смирно, стоит рядом. -Ладно, по часу ночью у койки каждый, чтоб боец не захлебнулся рвотными массами. Свободны. -Ковалев! Каждые 15 минут мне доклад, что говорит, что делает. Под Ваш контроль. Вот я Вам и в журнал задание напишу (А ничего, листик потом вырвем!) Уже синеет офицер, голос прорезался: -Я с Вами в атаку не пошел бы! Говорю в глаза, пока свидетелей нет! Вы садист! Учит. Жалеет. Себя жалеет, от газеты оторвали. Режу с ходу: -.А зачем мне в атаке такой говнюк? Там же, в окопе, и пристрелил бы. А семье- похоронку, пал мол, смертью храбрых! Повторить при свидетелях? Что? Молчит? У меня на ТОфе любой лейтенант уже бы кобуру лапал. Ты ж с пистолетом! Слабак…Скучно…Пошел к себе.
Звонок. Пошли доклады от Ковалева. Бондарев через каждые пятнадцать минут: -матерится; -материт всех и вся; -материт меня. Этот доклад произведен с особым удовольствием и в подробностях, что говорил; -поет песни; - матерится; -плачет; -зовет меня, как мать родную; -плачет горько, молча; -кричит, что замерз. Да, через полчаса можно и отвязать. А Ковалев-слабак. А отделение, все-таки, выставить. И дежурному по части, лично, людей через час менять. И ночью. Все ясно, Ковалев?
А чего я борзый такой? Задумаемся. Вот, вот оно! Лет в пять дядька двоюродный, дал пищу космонавтов попробовать, из тюбиков. Был у него выход. «Борщ украинский», « Котлеты с гречкой», « Сок томатный» А когда взрослые покурить вышли, я из тюбика вина лизнул: « Каберне сухое». Оттого всю жизнь и несет куда-то, космонавта недоделанного…Земля дядьке пухом…
Через день звонок из прокуратуры. Заложил Ковалев. Иду на костер с чувством правоты. Стоп, дрова в исходное! Вместо казни- мне благодарность, за борьбу с пьянством. Лично прокурор флота. А Ковалев чего такой злой? Ах, да, пятый год на квартире. Дадим. Дай выбью только. Пора и квартирным вопросом заняться.
Я потихоньку заводился и свирепел…Я понял, что в этом лесу у меня нет будущего, а потому был бесстрашен. Как Александр Матросов, светлая ему память…
В клубе по углам - дерьмо мамонтов, в ленкомнатах- яйца динозавров. В Политбюро-товарищи Троцкий, Зиновьев и Каменев! Хорошие лица, умные, в очках… Заклеить, наших сверху. В клубе - две картины маслом, 2х4 м. Морское сражение. Корабли с крестами побеждают. Разорился на масляные краски из своего кармана, проклятая камчатская привычка! Искусство - великая сила! Матрос Полторак, художник, изменил ход сражения. Красные звезды туда, кресты- туда Бьем фашистов! Силуэты кораблей чужие, флаги наши. Картины –то хорошие. Нельзя выбрасывать. Как никто раньше не заметил?
В библиотеке на полках - богатство. Это я сейчас понимаю. Дурак, списал и сжег. Полное собрание сочинений товарищей Сталина, книги Троцкого, Бухарина, Луначарского. Радек какой-то. А вот товарищ Мехлис. А вот Блюхер, а вот «Наставление краснофлотцу», 44-го года издания. А вот Коран! Откуда? Полистаем. Он, оказывается, стихами написан! Оглянуться, и за пазуху…Объемный, еле влез… А вот - детские книжки и стишки: «Октябренок бежал по дорожке. Вдруг - трамвай, перерезало ножки. Плачет мальчонка, рыдает, матушку вспоминает. Мудрый Сталин заметил, пришел. Встал мальчишка, и дальше пошел» На вооружение. Иногда морально-политическое состояние побеждает физические недуги. А стихи плохие. Дальше. «В глухой деревне мела пурга. Возник вдруг Сталин из-за угла. Как на портрете, усы в разлет. «Ну, здрасьте, дети, и ты, народ…» Дети- главное, запомнить и использовать при воспитании семейных офицеров-мичманов. « И руку протянул великий вождь… Кузбасс, Магнитка….Вперед, даешь!» Прямое указание на улучшение службы и новые свершения. Очень занятное чтение. А Луначарский! Какой слог! А Бухарин! Какая риторика! Блин, жалко, доктора Геббельса нет. И в Академии не дали почитать, допуском не вышел. Первым допуском, к ЯБП! Что ж там за сила? Опять все самому. Искусство управления массами… Читать, ночами, пока можно! Жена опять в Киеве…Потом сжечь. На хрен мне особист?
Опять рутина: Старшина 2статьи Любченко, смуглый, красивый, усатый хохол, бегает к жене своего командира подразделения, пока тот стоит дежурным по части. А у того пистолет…Доложить? Смешно. Кому? Весь тыл флота знает. И что мне скажут? Вот то-то же.
В пожарной команде застал матроса, прибывшего с ликвидации Чернобыльской аварии, за подписанием адресов на посылках. 12 штук. Адреса разные, матрос один. В посылках КЗИ (комплект защитный изолирующий), в нем хорошо на рыбалку ходить. Жаль только, что использованные, «фонят» страшно. Как он их через всю страну провез? Похоронили в лесу, на трехметровой глубине, матрос при мне ямку копал. Сверху пластин свинцовых от старых аккумуляторов набросали. Все сугубо вдвоем. Приватно, так сказать. Доложить? Да не дай бог!
При уничтожении детонаторов и другой взрывоопасной мелочевки, их не уничтожили, а выбросили в речку. Пацанва нашла. Одному палец оторвало. Ну, доложи, давай…
У матросов подсобного хозяйства- вши. Педикулез, по- правильному. Доктор, доктор! Я тебе матку –то выверну! Лечи давай…
В цехах, еще осенью, температура плюс три, а работают одни женщины…Помню, есть такие пушки -обогреватели… Иди сюда, главный инженер!
Колючая проволока техтерритории , со стороны залива, дальней, отсутствует на протяжении километра. Офицерам-мичманам огороды дали…Заказать и натянуть новую. Разборками пусть начальник хранения занимается. Его хозяйство.
При уничтожении донных мин, на полигоне, перед праздником, офицеры домой захотели. Морскую смесь выжигать долго, пока она вытечет и сгорит- праздник уже закончится. Они четыре мины, каждая по 800 с лишним килограммов, в ямку положили. Крестиком. И гахнули с помощью детонатора… Вставляем стекла в радиусе сорока километров. Дело на контроле у Командующего. Жаль, скрыть не удалось! Теряю тихоокеанскую квалификацию… Придется индивидуально знакомиться с каждым.
Собак, после службы на блок-постах, кормить нечем. Женщины-вохровки хоть что-то из дому носят, с голоду псам умереть не дают…Собак я люблю. Поможем.
В политотделе дерут каждую неделю. Тяжко. Со своими, политработниками, трудней, они сами все на «голубом глазу»! Терплю. Глаз голублю.
Мичман Петраускас побил морду мичману Иваноускасу. Тот грибы срезал с делянки первого. А где моя делянка? Завести! А, замовская у штаба и у клуба? А в лесу? На пеньках? Выделили. Где я сказал. Доложить? Нет, собирать!
Знакомлюсь с взводом ЖВС - женщин-военнослужащих. Есть, есть женщины в горных селеньях! Группу политзанятий у них буду вести я. Ух, какая она, эта рыженькая! ( продолжение следует)
Записано со слов среднестатистического замполита. Читатель, осторожно! Не обманись, и не читай… Здесь не будет «… и лодка всплыла, как огромный фаллос, с опухолью от твердого шанкра в виде ракетных шахт…» И «огненных хвостов ракет» не будет, «помахивающих адским огнем». И «волн, перекатывающихся через рубку стремительным домкратом». И «Как же страну загубили? Караул! Кто?» не будет. Страна тогда такая была, и мы такие. И вопрос на 20 лет опоздал. Будет то, через что прошел каждій из нас не раз У тебя, наверное, было интересней. Поделись. Что, читаешь? Ну, спасибо, не обманись. Я предупредил. Рутина.
В английском торговом флоте у капитана есть два штемпеля для книжки моряка: « Хороший матрос» и «Плохой матрос» И никаких полутонов. А плевал я на этот штемпель. Смачно, метко и прицельно. Взбодримся? Майн Готт! In God we trust! Бог мой! Харе , Кришна, харе, Рама! Аллах Акбар! Чилим, кекгурт бармы? Это по-туркменски. Тихоокеанские отголоски. Если бар, тогда закурим. Сигареты у меня свои.... Кекгуртом чиркни-то. Спасибо... Теперь надо литовский учить. Должность принимаю. О чем это я? А, да…Полутона есть, никуда от них не деться. Реальность объективная, против не попрешь. Служба, как квинтэссенция жизни корабельного офицера, как и любого другого военнослужащего, предполагает и противоядие от нее. Таким противоядием являются: - посиделки с друзьями( сослуживцами) за рюмкой шила; - любовь с женой или другой женщиной, тут уж как повезет; -поход в гости к женатым друзьям, имеющим угол ,квартиру и симпатичную соседку. Если взять много водки, тогда просто соседку, любую. Чур, соседа не предлагать!; Или…Есть еще водка? - кабак со съемными девчонками и с ночевкой у них; -подготовка к поступлению в (на) Академию, курсы, классы; -присутствие чувства юмора. Список может быть продолжен, не спорю, но последнее обязательно. При его отсутствии, особенно при принятии должности, как выяснили мы с главным психиатром флота, может быть и суицид. Или, что еще хуже, запой. Потому как полный абсурд. Того, кто служил до тебя, знаешь только со слов ветеранов, да и то лишь по фамилии. И не увидишься никогда. И отголоски преждеслужившего иногда лупят тебя материально, по карману. А ты не можешь понять- за что? Вроде, ни при чем. Да ладно, дебри это непролазные, джунгли , этот прием должности. Пусть мозг отдохнет, а реальность расставит все по местам. Тогда же, с доком, порнуху немецкую смотрели. Сначала док попросил, чтоб я ему сюжет не рассказывал: смотреть не интересно будет. Я пообещал. Твердо. Док уверенно говорил: - Этого, насколько я смыслю в медицине, быть не может, ну не может она так сделать, а вот ведь! Вот, вот, асфикция! Ну вот, сейчас! Не наступила? Странно…Дышит, и не только... А потом, грустно: - Как же мало мы, доктора, об анатомии человека знаем, и о его возможностях… А ведь прав был. Как бы я жив остался, асфикция, до сих пор не знаю, что это такое, ети ее, если на подведении итогов года вице-адмирал, начальник тыла флота, сорок три раза называл фамилии командира и меня? Нужны не нервы, канаты. И незаурядная анатомическая крепость. Железная. Особенно сзади. Командир части принял должность дней пять назад, после ВМА, я- только сегодня из ВПА, с вокзала, ничего не принимал. И начпо час назад сказал, что на эту часть он разнарядку на замполита-академика не заказывал. Отправил на совещание, чтоб я под ногами не путался. И семья еще на вокзале. И вообще, что я на этом флоте и на этом подведении итогов делаю? Я кто, или никто? А может, на Камчатку махнуть, или сразу, в запас? Театр абсурда какой-то! Сволочь начпо, нарочно подставил! Сесть-встать, сесть-встать… -Только не возражай, и в глаза не смотри,- тихо шептал в сторону кэп ( мой или еще не мой?) , стараясь не шевелить губами и дергая меня за тужурку, когда мы синхронно вставали. Танцы вприсядку какие-то. Он вырос до кэпа в в Балтийске, и знал здесь всех. Уйти, что ли? Куда? Да и как? Тем более, фамилию мою ежеминутно называют. Как не встать? Я ж офицер. На Тихоокеанском флоте замов, специалистов 1 класса по СПС и с допуском к ЯБП, так не унижали. Когда вице-адмирал закончил доклад и спросил, у кого есть вопросы, я ( умный, каптри, после академии, злой:семья на вокзале ждет, не назначенный, вроде, еще никуда), не удержался, и попросил объяснить, как же часть до такого состояния довели? Этакий любопытный посторонний. Любознательный. После этого вставал, уже в одиночку, еще 22 раза. Два притопа, три прихлопа, 22 прохлопа. Командир сочувствовал молча. Меня запомнили. И назначили. Тяжело мне будет. А что за часть?
В моей новой части есть огромная теплица. Прежний командир, в ожидании ухода в запас, научил весь личный состав делать «лягушку» из тетрадного листа ( такой объемный ромбик, пасть открывается-закрывается), и ловить пчелок. Их выпускали в теплицу для опыления огурцов. Таких огурцов, по три кило, я не видел и у дедушки в кубанском колхозе. Трогательно…Войсковая часть юных натуралистов! У каждого офицера штук по пять-семь «лягушек» на столах лежало…
Квартиры на часть 20 лет не дают. Офицеры-мичманы, в основном, углы снимают. Другие живут в немецких домах, в поселке, 53 года без ремонта…
В железнодорожном взводе матросы курят коноплю. Не заняты. А что, ни одного рабочего мотовоза, железная дорога еще немецкая,1933года постройки. 20километров(!) ЗИПа, шпал с рельсами, шпалы тоже металлические, прежний командир школьникам отдал. Пионеры металлолом собирали и сдавали, среди них и дите командирское… Коноплю изъял. Спалил за штабом, два кулька целлофановых, полных. Ох, и воняло, ох, и дымило! Жаль, шпалы не вернешь... На клубы дыма- видать, запах донесло, иначе не объяснишь, прибыл особист. Познакомились. Тоже каптри, но заносчивый. Ого, резкий. Сразу быка за рога. -Почему не доложили? -О чем? -О наркотиках. -Каких наркотиках? Моряки сказали, добавка в чай. Типа мелиссы или мяты. А я не люблю «типа». Попьют, а потом гастрит, лечи давай. Вот и спалил. Бросаю «догадку»: -Может, бойцы гербарий собирали? Упорен. На губах, в уголках, уже пена. -Вы нам операцию сорвали. -Какую? Грыжа, аппендицит? Мне вот тоже как-то операцию, делали. Гланды! Ох, как вспомню! Знаете, моей тетке, ей пятьдесят два было, что-то по женской части оперировать хотели, а она- ни в какую. И что мы ни делали, и ее двоюродная сестра просила, и муж, и дети… И семь минут про родственницу. Блеснул особист острым глазом, губы шевельнулись , про себя матерится, вижу, кулаки сжимаются непроизвольно… -Другую операцию… Хорошая наука- вазомоторика, не зря учил я ее. А теперь додавить, и на честном, до яркой голубизны, глазу: -Так это не для чая? (Руки на столе, по отдельности, пальцы ровно, не дрожат, к столу прижал, смотреть в глаза. Честно. Тоже ведь о вазомоторных реакциях организма, непроизвольных, знает. Моргать реже! Он мне рассказать хотел! Про травку! Да я в Майкопе, у бабушек отдыхал, ее с детства нанюхался, с четвертого класса. Все друзья курили, когда в СССР наркомании вообще не было! По парку городскому не пройти, стойкий запах плана! Мне не понравилось, жрать потом сильно хочется! И мир неадекватный, цвета больно яркие! Ж/д, с-сук, задавлю! Да и тетка у меня есть, но моложе, и не было у нее ничего…Блин, о другом думать! Вдруг, телепат? Уголовщину развести все равно не дам, Шерлок Холмс ты наш!) - Довольно! Вскочил, ушел. Выскакиваю в коридор, за ним. В спину: -Извините, я же про тетю хотел рассказать, очень поучительная история! Фу, уехал. Жди беды. Ухи торчком, появляться в нужных местах.
Матросы техтерриторию щупами проверяют. Коронки золотые, кольца обручальные, оружие. Эхо войны…Пять «шмайсеров», один почти новый, половина трехлитровой банки золота, пистолет в промасленной тряпке. Обойма запасная. Хоть сейчас стреляй! Вова П., каптри, обнаружил у матросов и себе забрал. Что делать? Вопрос « кто виноват» меня не интересует еще с нежных лейтенантских времен. Ответ на него всегда уныло однообразен-я. Так, «шмайсеры». На одном дуло распилить, и- в музей части. Это первое. Второе. Вову П. - ко мне. Что с золотом делать? Сдавать? Докладывать? Нельзя. А, вот оно, решение! - Пистолет и золото- в гальюн. Выполнять. Я с Вами. А гальюн у нас большой, на пятнадцать очков! Или «очок»? Неважно, зато глубокий. - Бросайте! -Не могу, рука не поднимается! -А ты ее не поднимай, опусти, точнее будет! Ух ты! Выбросил. А я бы смог? А золото по говну- россыпью желтой, , медленно так тонет. Смотрим оба, над «очками» наклоняясь. А неплохой офицер. Приглядеться… Утром прибыл особист. Выкачиваем дерьмо гражданской «говновозкой» Три пистолета, а не один! Золота не нашли. Правильный золотарь, этот дядька в ватнике! Кстати, а почему они «золотарями» называются? И спросить не у кого. Интернета еще нет. Вова сказал особисту, что пьян был, пистолет в кармане лежал. Присел, а он и выпал. Хотел доложить по команде, потом стыдно стало. Офицер- и оружие в гальюне потерял. Про золото не знает. Способный офицер, все запомнил. Час вчера инструктировал. А пьянство-это для замполита, не для особиста. Неинтересно. Каптри уехал. С пистолетами. А жаль, про тетку-то я так и не дорассказал. Дядька, видимо, уехал с золотом. Золотарь! Ухарь! Специалист! Спасибо и на добро!
Опять особист. У матроса Пенькова в записной книжке шифрованные записи. Вот! «3лв, две п.с., д. по в.,3 яг. из., н.ж…И к-да пер. вст.- Х-ль Г-р, т-да г-во.!» А у Вас режимный объект! Читаю: «3 яг.из.». Мало, изюма надо 15, хорошо бы и горсть риса добавить, да и воды маловато. Пришлось обьяснять: три литра воды, две пачки сахара, дрожжи по вкусу, неделю ждать! А когда перчатка резиновая на горлышке банки сделает « Хайль Гитлер», то есть поднимется и опустится, брага готова! Нашел шифр! А рецепт хреновый, Пенькова выдрать и узнать, кто его обманул! Не брага, соус какой-то! Воды-то долей, и дрожжей 2 ложки, а не «по вкусу»! Особист уехал. Оказалось - навсегда. Жаль, весело с ним было. (продолжение следует)
Строевой смотр - это такое военное мероприятие. (Более подробно см. словарь). Проводится оно не регулярно, зачастую неожиданно для участников и всегда заканчивается или оргвыводами(читай: наказанием), или организационным периодом, венцом которого является все тот же строевой смотр. Им же заканчивается сдача курсовых задач, к счастью, не всех. Экипаж должен выглядеть подтянуто, бодро и лихо. Молодцевато, я бы сказал, как и подобает военным морякам. А что лучше всего подчеркивает морскую удаль? Правильно, строевой смотр. Эту удаль в нас воспитывали постоянно. Сколько подобных мероприятий я пережил, не помню, но некоторые заслуживают, чтобы о них рассказали. Они отличались не только удалью, но и военно-морской находчивостью. Заканчивали мы сдачу первой курсовой. Построились на пирсе, рядом с лодкой, на смотр. Комбриг должен вот-вот подъехать. Мерзнем, ждем, мороз градусов 25, с ветерком, уже и снег пролетает. Шинель не шуба, ботинки не валенки, перчатки не рукавицы. Продолжаем мерзнуть. Напротив лодка, только что из автономки, из теплых морей пришедшая, стоит, тоже задачу сдает, но экипаж еще не строится. Мы ропщем на ранний «выгон» на пирс, кивая на умных соседей. Холодно, снег сечет лицо. Командир дает команду перейти на «форму 6». Это когда на шапке-ушанке уши опущены и под подбородком завязаны. Теплее, конечно, только не слышно ничего и болтать в строю трудно. Вот и уазик комбрига показался. С соседней лодки наконец-то посыпался на пирс экипаж. Но в каком виде! Если бы не завязочки под подбородком, у нас бы отвалились челюсти. Все были в ярко-синей «тропичке»! Это шорты, рубашка с коротким рукавом, пилотка и кожаные тапочки в дырочку на босу ногу. Строй выровнялся и замер с каменными лицами. Снежинки таяли на матросских грудях, забивались в уши и быстро припорашивали волосатые ноги. Строй дрожал, но терпел. Командиры отрапортовали комбригу: наш в форме шесть, соседский в трусах. Комбриг, тоже не дрогнув, рапорта принял и пошел здороваться с экипажами. Соседи уже посинели, как их форма, но бодро приветствовали начальника. - Как я понимаю, жалоб и заявлений нет, - пробасил комбриг и скомандовал: - Экипаж в лодку, пока окончательно яйца не отморозили, командир и зам – ко мне! Те, дрожа от холода, подскочили и замерли в ожидании нагоняя. - Смотр закончен. Хотя…Может, командир продемонстрирует строевой шаг, а зам споет строевую песню? Нет? Тогда тоже в лодку, находчивые вы мои… Соседи, уходя в море летом, опрометчиво оставили зимнюю форму в баталерке, в казарме. По приходу ее там, конечно же, не оказалось. Об этой свято чтимой подводной традиции я уже упоминал. Одевали их за счет формы, списанной по сроку носки – служить и ходить в ней можно, но для смотра не годится. Вот и приняли отцы-командиры решение облачиться в «тропичку». А куда деваться? Тем более, что в приказе по бригаде было написано: «11.00 Строевой смотр экипажей». Номер формы одежды не упоминался, а во всем, даже в мелочах, точность нужна, особенно на военной службе. Моряк – он же везде лазейку найдет. Так что померзли красавцы, но смотр успешно прошли. Да-с, находчивый у нас народец служил… Но это еще цветочки. Я о точности. Вот, помню, возвращались мы из автономки, той, в которой помощник кита лодкой зарезал, домой. Входили мы в состав объединенной эскадры разнородных сил. Базировалась она во Вьетнаме, в бухте Камрань. Мы получили радио: изменить курс и зайти во вьетнамскую советскую базу. Прежде, чем отпустить нас на Камчатку, наше временное начальство решило устроить строевой смотр экипажу. Это чтоб себя подстраховать. А вдруг на лодке беспорядок и развал службы и дисциплины? Не дай бог, дадут нам команду по пути зайти во Владивосток, а там штаб флота. А штабные очень любят проверить корабль, бывший в дальних морях и теплых странах, нагоняй устроить, но больше - чтоб сувениры отобрать. А у нас и кораллы, и рыбы экзотические засушенные, и раковины лакированные, и кофе черный и зеленый без вытяжки кофеина… Словом, не хотелось нам во Владивосток, жалко добра – свое, не чужое. Расстроились. Да и предстоящий смотр не радовал, домой сильно хотелось, а тут опять задержка. Надо сказать, в «автономке» мы несколько расслабились, но не устали, спасибо заму. Он мероприятия разные проводил. Как раз в день смотра должны были подвести итоги и определить победителя конкурса «Лучшая подводная борода». Матросам за победу угрожали десять суток отпуска, а офицерам и мичманам - еще не распределенный и оставленный на базе ковер 1,5 на 2 метра. Была такая форма поощрения – право выкупа дефицитных товаров. К ним относились ковры, хрусталь, люстры, шубы, женские сапоги и кожаные куртки. Их по экипажам распределял политотдел, а правом выкупа наделял зам. Ковер и не распределили только потому, что он был нужен всем, народ даже поругался из-за него. А вот по конкурсу – это справедливо. Сбривать бороды все категорически отказались. Но бороды ладно, расчешем, в конце концов. Одеться было не во что. «Тропичка» износилась до ветхости от морской стирки. Знаете, что это такое? В штанины и рукава формы продевается капроновый фал и выбрасывается на ходу корабля за борт. Через пятнадцать минут белье выстирано морем без всякого мыла, порошка и усилий с вашей стороны. Все эти ухищрения не от лени, а от ограниченного запаса пресной воды. Питьевая идет для приготовления пищи, техническая для систем и механизмов. Нам даже мыло и шампунь выдавали специальные, для морской воды. После умывания мы протирали лица спиртом. Простыни и наволочки тоже можно так стирать, в сетке. Но если вы нарушите временной режим стирки, то рискуете вытащить жалкие клочки и обрывки обмундирования. Кто-то из вахтенных сигнальщиков как раз отвлекся, прохлопал, и нам пришлось донашивать ветхое, кое-как зашитое рванье. Если бы мы знали заранее о строевом смотре, мы бы сохранили хотя бы разовое белье, «разуху». Это тонкие марлевые футболка и трусы голубовато-зеленого цвета. К сожалению, она закончилась еще в первые два месяца похода. Уходили весной, должны были вернуться летом и весь «гардероб» с собой не брали, и так мало места. Офицеры и мичмана еще кое-как бы оделись, а экипаж? - Мы не можем выйти на смотр перед адмиралом как стадо бородатых оборванцев. Решение всегда есть, его только найти надо. Предложения? - вопросил командир, собрав офицеров в кают-компании. Понурив головы, все молчали. Вдруг встрепенулся помощник. - А что, если форму сшить? Ведь главное во внешнем виде военнослужащих – единообразие, - и замолчал нерешительно. - Ну-ну, дальше давай, - подбодрил его командир. - У меня есть метров двести пятьдесят тика. Получил, чтоб чехлы на матрасах обновить. Мы засмеялись. Тик – это обивочная ткань в красно-бело-голубую полоску на серовато-желтом фоне. Он так и называется – тик полосатый. Но, посмотрев на командира, смеяться перестали. - Единообразие, говоришь? – переспросил он с загоревшимися глазами. – Это мысль. Значит, так. Тик выдать. Командирам БЧ раздать ткань подчиненным. Офицерам и мичманам получить ее у помощника лично. Кроить по своей старой форме. Невелика наука – сшить трусы да майку с рукавами. Да и нам в них только полчаса смотра продержаться надо. К утру всем быть в обновках. Пилотки тоже сшить в цвет формы. Тапочки начистить. Приступайте. Приказ командира – закон для подчиненных. Лодка превратилась во всеобщую швальню - швейный цех по морскому, или ателье. Народ размечал, кроил, резал, шил, примеривал и подгонял. Ночь прошла в трудах. К утру все были готовы предстать перед командиром эскадры с лихостью и молодцеватостью. Помощник загордился от своего ума и находчивости, и рассчитывал, как минимум, на внеочередное воинское звание по возвращению в базу. Командир хорошего не забывал. Утром встали на якорь на рейде. Катер командующего подошел к борту лодки. Подали легкий трап. Прозвучала команда «Смирно!». Адмирал, глядя под ноги, чтобы не оступиться, шагнул на палубу и поднял глаза на рапортующего ему командира. Челюсть у него отвалилась, а глаза вылезли из орбит. Ему докладывал одетый в полосатые трусы и футболку веселенькой расцветки русобородый пират в погонах капитана второго ранга и странном головном уборе, больше напоминавшем платок-бандану или шапочку русского каторжанина, чем пилотку. Не хватало повязки на глазу, а то сошел бы за Моргана или, на худой конец, за капитана Блада. За Нельсона? Нет, тот в сюртуке и шляпе ходил. Посмотрев на пестрый строй, командующий потерял дар речи, и затряс головой, отгоняя наваждение. Перед ним, молодцевато подтянув животы, стояла банда то ли пиратов, то ли арестантов. На всех была полосатая форма одного цвета и банданы с крабами или звездочками. Правда, у одних полоски шли вдоль, у других поперек. Встречались пижоны, трусы которых были в вертикальную полоску, а футболка в горизонтальную. И все были бородаты! На правом фланге мичманской шеренги стоял возможный победитель конкурса на лучшую подводную бороду мичман Майборода. Его семимесячная огненно-рыжая борода, прекрасно соответствующая фамилии, уже достигала пупка и на легком ветру трепетала, как флаг, стараясь завернуться и ударить по морде соседа. Сосед уворачивался и уклонялся от нее, нарушая незыблемость строя. Пришлось Майбороде подтянуть трусы повыше и заправить в них непокорную. Адмирал встрепенулся, уловив движение в строю, подскочил к Майбороде, окончательно потерял дар речи и только потыкал пальцем в бороду, аккурат на уровне резинки. Командир, находясь чуть сзади, почтительно сопровождал немого командующего. Уловив вопрос в полубезумном взоре, он тактично кашлянул и сказал: - Борода, товарищ адмирал. На конкурс. А Майборода, гордившийся дикой порослью на лице и польщенный таким интересом начальства к своей персоне, выпятил грудь и ни с того ни с сего гаркнул прямо в волосатое адмиральское ухо: - Так точно! Борода! От молодецкого крика борода выскользнула из трусов и попыталась хлестнуть комэска по лицу. Штабные офицеры, прибывшие на смотр, на борт не поднимались, а истерически хихикали на катере, зажимая рты руками и хрюкая от удовольствия. Командующий отшатнулся, очнулся, поправил челюсть рукой, нервически сглотнул и слабым голосом вопросил: - Фамилия? - Майборода, товарищ командующий! Адмирал вздрогнул и медленно двинулся вдоль строя. Замер напротив помощника Никитина и указал на его подбородок: - И этот … борода? Никитин по национальности был якутом. Ему тоже был нужен злополучный конкурсный ковер. По этой причине на его подбородке красовались пять(мы пересчитывали) редких, но длинных волосин. Для лучшего роста он их смазывал особым составом на основе комбижира. Волос рос, но, увы, не густел. Услышав очередное «так точно», комэск не выдержал. Он как-то дико подпрыгнул, совершив немыслимый пируэт на узкой палубе, а потом сорвал с себя белую адмиральскую фуражку с шитьем, швырнул ее под ноги и стал с остервенением топтать, а затем и пинать, издавая какие-то клекочущие звуки. Строй следил за его действиями с огромным интересом. О виртуозном танце на фуражке мы читали, но видеть подобного не приходилось. У Станюковича, по-моему, предшественника этой доброй адмиральской традиции прозвали «Диким дедушкой». Во второй офицерской шеренге уже заключались пари на пять честно заработанных, эквивалентных валюте бон (или бонов?), на то, когда же фуражка улетит за борт, на седьмом или девятом ударе. Адмирал оказался хорошим футболистом и обманул ожидания всех спорщиков. Виртуозно пропинав фуражку вдоль строя, до ограждения рубки, последним мощным пинком он отправил ее, оскверненную, в воду и взбежал на борт катера. Почувствовав под ногами родную палубу, командующий обрел и дар речи. Стоя на корме удаляющегося катера, он размахивал руками, крутил нам дули и дико орал: - Х… вам, а не подход к пирсу! Х… вам, а не воды набрать! Х…вам, а не отдых во Владивостоке! На Камчатку, немедленно, в три секунды! Таким положен х…, а не отдых! Банда! Вон! На х…! Немедленно! Борода! На Камчатку! Апрель-борода! Каторжники! Х…! Март-борода! Таким бородатым п…расам никуда нельзя! Никогда… Хотя он и громко вопил, но расстояние между нами увеличивалось, катер шел ходко, поднимая бурун, и окончание фразы растаяло где-то за его кормой. Мы удивленно стояли, провожая начальство взглядами и чувствуя легкую обиду за предпоследний пассаж: мужеложство на нашем корабле никогда не практиковалось. Потом подняли якорь и с легкой душой устремились домой, на Камчатку, урезав расход воды и радуясь, что захода во Владивосток не будет. Майборода хотел сачком для ловли летучих рыбок выловить фуражку (чего же зря добру пропадать!), и попросил командира подойти чуть поближе. Тот почему-то не согласился и обругал Майбороду нехорошими словами, пообещав сделать из него Январь-бороду. Тот испугался и весь переход от командира прятался. А бороды командир, озверев по непонятной для нас причине, приказал сбрить немедленно, всем. Сам лично контролировал. Процесс был длительным и болезненным. Попробуйте удалить четырех-пятимесячную бороду, когда пресной воды нет, а в вашем распоряжении только ножницы и тупая, заржавевшая от влажности и невостребованности бритва «Нева» черной стали. Никогда не брились «на сухую»? Ну и не пробуйте. Отсеки были завалены безобразными клочьями разномастных волос, еще несколько минут назад бывших холеными, ухоженными бородами. Пришлось объявить большую приборку. Волос выбросили килограммов пятнадцать. Поэтому ковер наш так у зама и остался. Не состоялся конкурс. Мы потом думали, кто в этом виноват, и сообща решили, что Майборода. И зачем ему та фуражка понадобилась? И еще одна проблема возникла. Пару дней экипаж друг друга узнать не мог и пугался. Идешь по отсеку, а навстречу тебе жуткая морда в боевой индейской раскраске: подбородок и щеки, все в порезах, молочно-белые, все, что выше, смуглое, почти черное, носы красные и облезшие. То ли в марлевой медицинской повязке с прорезью для губ идет военнослужащий, то ли морду намылил, а смыть нечем. Особенно безобразно почему-то выглядела припухшая белая верхняя губа. Со временем, правда, привыкли, даже по имени друг друга окликать начали. Потом все успокоилось и вошло в привычную колею. Зам объявил конкурс на лучшее окончание последней адмиральской фразы, так и не услышанной нами, и все семь суток до Камчатки мы веселились, слушая ее варианты. А помощник был наказан. Не за «бороду», а как инициатор. И за допущенную неточность в мелочах. Сам же говорил о единообразии, а полоски-то на «форме» шли как? Правильно, и вдоль и поперек, а это уже не единообразие, извините, а форменный флотский бардак.
Записано со слов среднестатистического замполита.
_steams_through_the_Mediterranean_Sea.jpg)