Важное
Главное в военных СМИ за неделю: перестановки на верфях ОСК, робот-эвакуатор для передовой, закладка танкера проекта 23630
Импортозамещенные 
|
Откровения "Док" - интонация голоса командира явно таит подвох - "Какая влажность в отсеках?"
"Товарищ командир, как всегда в норме!" "Я и смотрю, что в норме, скатерти в кают-компании уже не влажные, а мокрые, бельё по отсекам сохнет сутками, не лодка - прачечная, а ты - "в норме". Не дай Бог, изоляция понизится". "Но я-то что могу сделать?" - доктор ещё только год служит и любая колкость воспринимается им болезненно остро. "Отчёт по обитаемости ты пишешь, и цифры там просто райские. Одно дело БЧ-2(ракетная часть) завышает технические характеристики оружия, но ты же нашей жизнью играешь. Честно бы цифирьки заполнил, может быть эти умники-знахари и сократили бы длительность нашего болтания в морях". "Товарищ командир, смею напомнить, цифирьки утверждаете вы" - док явно не понял смысла "обвинений" командира и разговор из ничего не обязывающего трёпа перевёл в серьёзную плоскость. "Да и были отчёты" - продолжает он - "с реальными цифрами по обитаемости, их влиянии на сроки автономного плаванья и в конечном итоге на нашу с вами жизнь. Ну и что? Вывели среднее, дали образец и приказали заполнять так и только так". Командир, получив укол докторского правдолюбия, замолчал. Крутанул кресло, поднялся и пошёл в штурманскую выгородку. И в этот момент сонная тишина центрального поста взорвалась одуряющим аварийным боем системы пожаротушения. Красный глаз сигнализатора контейнера 3 выл от боли. "Центральный" - вахтенный отсека дрожащим голосом, глотая слова докладывал: "В третьем контейнере пожар. Сработала система пожаротушения. Давление растёт". Пронеси, боже, успеваю подумать я, в третьем у нас ракета с СБП (ядерная боеголовка). Не спрашивая разрешения командира, срываюсь в ракетный отсек. Возле системы микроклимата контейнеров застыл вахтенный матрос, вой сирены действует на него, как флейта на кобру. Датчик давления ещё не достиг красной отметки включения аварийного затопления контейнера. В отсеке задраены переборки, личный состав одел аварийное снаряжение. Обесточили освещение, и в этот момент прекратился вой аварийной сирены, показания датчика вошли в норму. Значит, не было пожара, какое счастье, что не включил принудительное затопление контейнера, потом бы не расхлебались с объяснениями, как-никак ракета с ядерной боеголовкой - думаю я, докладывая в центральный о причинах аварийной тревоги. Через несколько минут в отсеке появляется командир БЧ: "Ну что, инженер, накакал в штаны? Я сколько раз повторял - изоляцию мерять через тридцать минут, и отключи ты эту хренотень" - Андреич подошёл к системе аварийных датчиков, выключил питание. Потом, немного помолчав, спросил: "Как же ты удержался, не затопил контейнер? Я бы точно нажал кнопку, потом всё предпринимал бы по расписанию аварийной тревоги. Допёр,что изоляция и обесточил основное питание?" "Да не совсем так, про изоляцию вообще не думал, просто как-то давление в контейнере медленно росло, значит, либо датчик, либо какой-то пожар несерьёзный". "А знаешь, что было бы, если бы СБП (ядерную боеголовку) затопил? Вернули в базу, посадили под арест, нагнали бы всяких спецов и начали бы копаться и не только в технике. Приписали бы нам с тобой умышленное вредительство в лучшем случае, а то и работу на какую-нибудь разведку, даже на эфиопскую и - здравствуй, Магадан, так что, считай, ангел-хранитель твой не бездельничал в эти минуты. Да, и не забудь: нигде об этом не упоминать" "Центральный" - комбат решил продублировать мой доклад. "Слушаю, командир". "Товарищ командир, отсек осмотрен, замечаний нет. Параметры в норме, сработавший датчик из-за отказа мембраны заменили. Командир БЧ-2 Чистик". Собаку(вахту с 2 часов ночи до 4 часов утра) я несу с комбатом. До аварийной тревоги Андреич не жаловал меня своим вниманием и часто в присутствии командира показывал своё недовольльство, считая что мы с командиром группы Славой Быковым всё взвалили на него. И он один тащит груз поддержания ракетной части в исправном состоянии. У каждого по разному проявляется болезнь замкнутого пространства и мелькание одних и тех же лиц в совокупности с неизменным порядком лодочной жизни и каждый следующий день обостряет её. Комбат достиг той межи службы, когда нужно либо уходить, либо смириться со всем и тянуть лямку до пенсии. И эта необходимость принятия решения, а главное - действия - основной источник его раздражения. Которое неудержимо выплёскивается даже на доктора. "Трудно складывалась моя служба" - нарушает уже привычную тишину мой шеф. - "Ты вот смеёшься над моими потугами выучить математику и поступить в академию. Не отрицай, я это знаю, да и написано это на твоём лице, когда ты видишь меня с учебником математики. А для меня академия - это последний звонок выбраться отсюда. И я боюсь сделать этот шаг, потому что знаю - второго не будет. Сидеть же до пенсии в прочном корпусе нет ни сил, ни здоровья, сердце в последнее время пошаливает, на жену стал смотреть, как на шкаф с посудой, а женщины даже во сне воображение не будят. В училище проскочил только из-за срочной службы, да надоумили в партию вступить. Первые три года, поверишь - до нуля сидел, зубря всё, не понимая ничего, ни суббот, ни воскресений, позволял себе только вечером в воскресенье к третьему отделению на танцы спуститься. Развод - это у нас называлось." Он улыбнулся какой-то очень тёплой улыбкой, наверное, из всех воспоминаний это было одно из самых приятных. Конец танцев, когда можно ещё успеть выбрать себе партнёршу, проводить её домой, а если повезёт - то и остаться на чай, вернувшись утром через тропу Хошимина к подъёму. Ветер начал разрывать чёрное покрывало туч, качели волн поднимают нос лодки и стремительно бросают вниз. "Вот и все мои развлечения были" - продолжает рассказ Анатолий Андреич. "Командир роты смотрел на меня как на идиота, да моя партийность и мозолистая задница кое как до четвёртого курса дотянули. На четвёртом курсе я женился. Сказать, что влюбился, вряд ли, удобно было - да. На пятом поехали на стажировку, жена домой в Горловку полетела. После стажировки встречаю, а её чемодан двое ухажёров тащат, ну выдал я ей тогда, на всю жизнь хватило. Тесть мой прилетел разбираться.Вхожу в комнатёнку, которую мы снимали, еле сводя концы с концами, разуваюсь, а тесть кричит: "Нинка, мать твою за ногу, муж носки снял, а они до сих пор грязные!" Вот таким домостроем и приехали на Севера. Комбатом у меня был Березовский - пьяница беспросветный и бабник. Лежит на койке и орёт: "Крахмальный" - это был матрос, которого он освободил от всего, а взамен тот выполнял только его приказания, не подчиняясь больше никому даже командиру. - "Крахмальный, у командира голова болит!" Через полчаса Крахмальный накрывал стол самыми изысканными деликатесами. Где он их брал, никто до поры-времени не знал, а когда узнали, его и след простыл. Магазины, склады матрос чистил - до службы год в колонии опыта набирался. Вот в такой обстановке начиналась моя служба. Березуха пил и к бабам в посёлок бегал, матчасть была не просто в ужасном, а в аварийном состоянии. Флагман понимал,что с комбата уже ничего не возьмёшь, вот всех собак на меня и вешал. На каждом подведении итогов комдив поднимал и устраивал показательную порку, партийцы во главе с секретарём партийной комиссии дивизии собирались поставить вопрос о моём членстве в партии. Да и особисты (чекисты в армии) начали приглядываться, что ж я такой плохой. Мой замполит поклялся меня с инженеров боевой части не выпустить. В это время комиссия ракетно-артиллерийского управления из Москвы пожаловала, говна накопали дальше некуда. Мой тогдашний командир лодки присматривался ко мне и, честно сказать, не травил меня. У него был принцип влезать только тогда, когда дальше стена и если он на твоей стороне. Я знаю, что ты обожаешь Льва, но он никогда не полезет за тобой в огонь, мой командир сделал это, потому я и стою сейчас на мостике. Подведение итогов проверки московской комиссии началось с того, что комдив вызвал меня к трибуне и приказал стоять по стойке смирно и понеслось... Командир мой сидел, сидел, слушал, слушал, потом поднялся, подошёл к трибуне, на которой брызжа слюной поносил меня комдив, и спокойно так ему: "Адмирал, вам не стыдно? Извинитесь сейчас же перед лейтенантом. Прежде чем на него орать, вы меня должны были выслушать, адмирал." И это "адмирал" было произнесено с такой издёвкой, что опешивший от неожиданности выступления командира комдив заорал: "Ты, ты партбилет положишь!" "Не вы давали, не вам и отбирать, а если отберут, то, значит, партия у нас такая, как вы." Тонкая паутинка курса всё дальше и дальше скользит на юг. Где-то слева берега Франции, смотрю на карту и катаю на языке - Бретань, Шампань, Париж. Наверно, если чуть-чуть уйти влево, то можно ощутить в ночном воздухе её запахи - травы, земли, ветра, цветов и солнца. Запах солнца Шампани, наверное, он пахнет виноградом, зрелым вином и счастьем.
|
