переместилось в круговороте Мирового Океана после моей последней
«собаки», как издревле окрестили моряки самую трудную корабельную
вахту.
Время ее «несения» от нуля до четырех часов утра — время самого
крепкого, сладкого сна.
К этой вахте всегда, и я уверен — ныне, готовятся, перелопачивая
все, на чем, как говорится, свет стоит: судьбу, одарившую морской профессией,
вполне сносное начальство, которое в нормальное время даже
любимо, более «удачливых» друзей, кто уже давно в действе, от которого
еще никто не умер. Сон для моряка... впрочем, об этом мы поговорим
несколько позже.
А сейчас вахначи, как сокращенно назывались раньше на море вахтенные
начальники, обмениваются уставными фразами:
— Вахту сдал!
— Вахту принял!
Заглохли переживания «неудачника». Началась ответственная
служба: слушай и смотри в оба уха и глаза, жалей, что не обладаешь
дополнительными.
Была пора клясть «собаку» и мне.
Теперь же, много лет спустя после той поры, когда склянки отбивают
полночь, где бы мне ни приходилось быть, что бы ни делать — все мое существо там, на мостике, и хоть на минуту, а детали трудной вахты
оживают в памяти и сознании.
Подрагивает, словно живая, под ногами палуба. Неярким поднижним светом озаряется лицо рулевого, сосредоточенное и необычно для
его возраста суровое. И руки его, точнее, пальцы рук, слившиеся со
штурвалом.
— Так держать.
— Есть так держать!
За спиной, совсем вблизи, за железными переборками, несколькими
трапами ниже, чем верхняя палуба, в кубриках и каютах спят
друзья-моряки. Особое чутье доносит, что стало тихо и в ходовой каюте
командира. Товарищи доверились ночной вахте.
Режет море крейсерская громада. Со скоростью двенадцать узлов
несут ее в темноту многотысячесильные машины. Они тоже доверены
ночной вахте.
Все спокойно. Спокойно? Ответы вахтенных говорят, что да, ничего
опасного вокруг не просматривается и не прослушивается.
— Так держать.
— Есть так держать!
И вдруг!..
Вдруг совсем неуловимый треск, что ли...
— Лево руля!
— Есть лево руля!
— Стоп машина!
— Есть стоп машина!
Справа по борту невидимые несколько секунд назад отличительные
огоньки. Ясно, что они зажжены при подходе на столкновение...
На этот раз обошлось, пожалуй, без особого «фитиля» для вахнача
и вообще неприятностей для корабля. «Капитан» застрахованной на
большую сумму баржонки пытался подставить советскому крейсеру
ржавый борт.
Не вышло — и не надо, а по международному коду запрашивает,
наглец, улепетывая:
— Претензии имеете?
— С него спросит Летучий Голландец, вахтенный, не отвечайте.
Это произносит командир корабля Аполлон Александрович Кузнецов,
старый русский «морской волк», успевший в считанные мгновения
оказаться на ходовом мостике. Он... О нем несколько позднее.
— Есть не отвечать!
Машине дан ход.
Выверен курс.
«Аполлоша» спустился к себе.
В ночной вахте кроется много неожиданностей, чреватых неприятными
и опасными последствиями. На то она и «собака», хотя по сути-то — верный друг моряков и корабля.
Совершенно же особенную, памятную на всю жизнь «собаку» я отстоял
в Бискайском заливе. Предварив тем четырем часам тревоги небольшое
отступление, я и начну свою повесть.