Всполошились, когда на спидометре стрелка упёрлась в
сотню километров в час. И это по гололёду, с прицепом,
гружёные…
- Мишаня, окстись! Рановато нам на кладбище! А за
колонию и ЗЭКов дома помянем. Сбавь обороты!
Тут Понтаньков будто вышел из оцепенения, мотнул
головой. Глаза заблестели.
- Эх, Валерчик! Веришь, я колёсами шарик земной
измерил и не раз. Но в такую хреновину с морковиной ни разу
не попадал. Ведь не поймёшь: кого больше бояться - зверя или этих… Да бог им судья! Ожесточились они за этими
заборами с вышками, да запорами в руку толщиной. Кому-то
и там быть надобно. Не бери в голову! Проехали ведь! А в
Ялуторовске сахару для Петро купим. Мужик что надо. Как
думаешь, болото осилим сходу!
- Миш, не загадывай наперёд, плохая примета. А ночь
надо ехать, чтобы поутру неспешно в Абатске быть. Да
отдохнуть вдосталь. Мало ли что…
Затарились сахаром и немедля дальше. Уже в потёмках
промелькали огни Заводоуковска. А ночью, как ведомо, «все
кошки серые». Асфальт кончился и тут же в наш слух нагло
вонзился грохот наших деталей в обоих кузовах. Радости
мало, но и неплохо: не заснёшь. Старались со скоростёнкой
не выходить за полусотенную в час: целее будем. Нам
казалось, что оставшийся путь домой едва не усыпан розами.
А чего: к утру в Абатске, день на подготовку и отдых (ни
грамма в рот!), ну, пусть - два. Вызнаем у водил, как за эти
дни стал зимник и - ходу. А лучше бы дождаться попутчиков-
дальнобойщиков. У них лебёдки на раме. Да и «Урал» не
ровня ЗИЛку. Но только на зимней северной трассе по
расписанию не ездят. Дождёшься тут, пожалуй, «морковкина
заговенья», как бабушка моя говаривала. Да и гружёные мы
изрядно, чтобы по болоту… Эх-ха, думы, вы, невесёлые!
- Миша, глянь по карте, а то дай мне: что за огни справа:
Омутинский или Голышманово?
- Больно быстрый ты, да и слева будет Голышманово.
Вроде так. Трясёт, не разобрать карту. А ты не боись, Ишим
не проедем мимо. А там и Абатск рядышком. «Эх-ха!», -
потянулся в предвкушении отдыха мой напарник. Бряцание
железок и пустых канистр давило на мозги. А впереди - всё та
же ночная дорога, дорога, дорога. Пытался что-то петь. Не
пелось. Да и на разговор уже не тянуло. Путь становился в
тягость. А это тоже опасно, особо ночью: уснёшь и не
почувствуешь. Вспомнился Семеныч с его рассказами: как
гнали их в военную зиму в эти края. Как тогда казалось - на
верную погибель. Ан, нет - сдюжили. Хотя и полегло немало в пути, а то и на месте. Ссыльных было не в меру много,
расстарался товарищ Молотов, да и приспешники от НКВД
на местах подсобили. Тешились не в меру: кулак, середняк,
подкулачник… А то и вовсе к стенке. К лету-то отошли,
обогрелись. Рыбки, да ягод разных поели, взвары больным,
да немощным поделали. Благо, люди тутошние беззлобные и
политикой, да голодом не замордованные. Да и ссылали-то
кого? Трудяг, хозяйственных, а отсюда и крепких,
зажиточных крестьян. А уж земли в здешних краях
немеренно. Да промысла всякого. Ко всему не все и разумели
толком о советской власти: как жили при царе, так и живут.
«Дальше Сибири не пошлёшь», - говаривали здесь.
- Ну, брат Мишка, не иначе к Ишиму подъезжаем!
Разомнёмся!
Конечно, разомнёмся. Жаль только, что затемно въехать в
славный город придётся. Ведь он ровесник хану Кучуму,
царю Сибири. По одному из преданий, его сын Иш-Магомед
утонул в здешней реке, так её и поименовали: Иш и М
(агомед). И кто их разберёт, ведь тому почти три с половиной
века. А места сдешние поистине знатные: земля урожайная,
леса полны живности, озёр рыбных тьма. Даже на гербе
Ишима изображен либо карась, либо карп.
Увидели в рассветных лучах солнца Абатский.