В моей каюте два иллюминатора.
Прищурю один иллюминатор —
Вижу пустынное море,
исправно зарифмованное барашками волн.
Прищурю другой —
вижу вахтенного матроса.
На руке у него — кусок зари.
А к черному бушлату пришито
шесть маленьких
Медных солнц.
* * *
Была такая хрупкость линий
В тот акварельный ранний час,
Когда по плавающей мине
Открыть стрельбу пришел приказ.
И краски нежные поблекли —
Как несомненный символ зла,
На линзы моего бинокля
Окружность черная легла.
Сны моряков тревогой смяты.
Наотмашь ветер в лица бьет.
У кормового автомата
Привычно сгрудился расчет.
А мина — то подставит бок свой,
То снова канет в глубь воды.
О вечное единоборство
Сил разума и сил беды!
И вдруг в тиши шумяще-звонкой,
Полнеба морем окропив,
По барабанным перепонкам
Ударил что есть силы взрыв.
Я думал, не тая волненья:
Вот вечной правды торжество!
Зло подлежит уничтоженью,
Где б мы ни встретили его.
* * *
Причалы не умеют плакать —
Их норов по-моряцки крут.
В любую непогодь и слякоть
Они друзей упрямо ждут.
Когда полярный ветер моет
Гранит прозрачной синевой,
Они все спрашивают море
О кораблях, ушедших в бой...
* * *
Волна ударит в стекла рубки,
Вопя, стеная и трубя...
Мир сухопутный, прежний, хрупкий,
Что остается от тебя?
Бодриться — трудная наука,
Когда вокруг сплошной туман.
Что впереди? Увы, разлука.
Что впереди? Опять разлука.
А между ними —
Океан!