Важное
SIPRI: общемировые военные расходы установили новый рекорд
Альтернативные 
|
Часть 7-117Вскоре после Нового, 1939 года первый кабинет Коноэ подал в отставку. Официально Коноэ покидал коридоры власти по причине «разногласий внутри правительства». На заседании пяти министров, состоявшемся 11 ноября прошлого года, министр иностранных дел Арита Начиро, недавно назначенный на этот пост, попросил, чтобы ему разрешили высказать свое мнение относительно того, что предлагает армия в связи с новым договором между Германией и Японией:— Как я понимаю, договор, по существу, станет продолжением Антикоминтерновского пакта, направленного против Советского Союза, но не против Британии и Франции. Правильно я понимаю этот вопрос? Остальные — министры, включая военного министра Итагаки, не возражали против такой интерпретации — самого важного момента договора — и в связи с этим послали телеграмму в Берлин послу Осиме. Однако ответ Осимы содержал резкое возражение: «Фраза, содержащаяся в решениях заседания пяти министров от одиннадцатого и утверждающая, что предлагаемый договор не направлен против Британии и Франции, как представляется, идет вразрез с депешей, полученной мной от армии во время пребывания на посту военного атташе». Теперь Итагаки, который теоретически не возражал против ноябрьской телеграммы, ошеломил коллег, заявив: «Мысль, стоящая за решениями заседания пяти министров, — пусть Советский Союз станет первоочередным, но Британия и Франция — следующими объектами, против кого направлен договор». Вот это, видимо, и есть упоминавшиеся «разногласия внутри правительства». Но даже если бы кабинет пришел к единодушию, все равно существовали внешние силы, не готовые принять подобное соглашение. Говорят, Осима в Берлине выбрасывал в мусорную корзину любую инструкцию из министерства иностранных дел, не совпадавшую с идеологией армейских кругов, и даже отказывался просто передать документы немцам. Основы политики в японских отношениях с Германией и приказы для воплощения их в жизнь исходили не от министра иностранных дел, не от военного министра и не от премьер-министра, а от посла в стране пребывания вкупе с отдельными лицами в генеральном штабе. Состояние дел достигло такой точки, когда уже невозможно избавиться от Осимы, даже при служебном несоответствии. Коноэ, по натуре безответственному, легко внушаемому, эта ситуация пришлась не по душе, и он использовал определение «разногласия внутри правительства» как предлог для сдачи. 5 января Хиранума Киичиро сформировал новый кабинет взамен правительства Коноэ. Морской министр Йонаи, военный министр Итагаки, министр иностранных дел Арита и несколько других членов прежнего кабинета сохранили за собой посты. Остались также при Йонаи заместитель министр Ямамото и начальник бюро по морским делам Инуэ. Таким образом, новый кабинет Хиранумы не внес изменений в лидерство на флоте. В дневнике Йонаи есть такая запись: «5 января. Первое заседание кабинета Хиранумы. 10 января. Вопрос укрепления японо-германо-итальянского Антикоминтернов- ского пакта впервые поднят на заседании пяти министров». Неясно, то ли «впервые» означает в первый раз со времени прихода к власти Хиранумы, то ли впервые на заседаниях пяти министров официально обсуждался вопрос о возможном трехстороннем альянсе. 19 января министр иностранных дел Арита выдвинул следующие компромиссные предложения по данному вопросу: «1. Пакт в принципе направлен против Советского Союза, но также против Британии, Франции или любой другой нации, если этого требуют обстоятельства. 2. В случае войны с Советским Союзом естественно оказание военной помощи, но при войне с Британией, Францией или другой страной оказание помощи и ее размер полностью зависят от обстоятельств. 3. Официально пакт — продолжение Антикоминтерновского пакта (разделы 2 и 3 секретные)». Этот документ, при всей его расплывчатости, содержал максимум уступок, возможных для Йонаи и Ариты. Короче, если бы договор заключался согласно этим строкам, Япония обещала военную помощь Германии, начни та войну с Россией; но если бы Германия развязала военные действия против Британии и Франции, Япония могла бы эту помощь и оказать, и не оказать, а выражение «Британии, Франции или любой другой нации» применено во избежание прямого использования слова «Америка». Вполне вероятно, что Йонаи и Ямамото очень неохотно согласились на такое компромиссное предложение. С другой стороны, Риббентроп, Осима и генеральный штаб, а также министр иностранных дел Чиано и посол в Италии Сиратори в равной степени должны быть недовольны половинчатостью предложений. В итоге более семидесяти пяти заседаний пяти министров посвящено обсуждению этого вопроса при правительстве Хиранумы, которое просуществовало до конца августа. Развитие событий достигло стадии, когда в народе стали слагать такие стишки: «Хиранума отправился купить бушель риса, но не смог сделать это за один раз, а поэтому купил полбушеля сегодня, а вторую половину купит завтра». В этот период упорные усилия предпринимались Аритой с одобрения Йонаи, которого, в свою очередь, поддерживал Ямамото, чтобы ограничить трехсторонний военный альянс уровнем Антикоминтерновского пакта. Другими словами, они очень хотели избежать фиксации в договоре какого-либо обещания, которое вовлекло бы Японию в войну с Британией и Америкой. Однако на практике японский флот, хотя и не явно, рассматривал Америку как своего первого «гипотетического противника». Флот готовился, имея в виду главным образом это, и огромные ассигнования на военно-морские силы предназначались исходя именно из этой гипотезы. Неудивительно, что правое крыло и ряд профессиональных военных начали высказывать недовольство слабоволием флота, который, как они утверждали, выставлял Америку врагом, когда хотел денег, но прятал голову под крыло, если возникала опасность прямой военной конфронтации с Британией и Америкой. Самой упрямой «слабовольной» личностью среди всех, очевидно, считался Ямамото Исороку; и с этих пор угрозы и нападки правых на него лично стали все более частыми. 8После поражения Японии в войне армия и флот (к сожалению, как видится сейчас) уничтожили огромное количество архивных материалов и прочей документации; среди уцелевших документов и тех, которые не удалось уничтожить, — не считая использовавшихся войсками США в качестве доказательств на Токийском процессе над военными преступниками, — в атмосфере хаоса некоторые унесены неизвестными лицами, а потом рассеяны по всей стране. Один из наиболее примечательных документов — «Досье кампании в поддержку заключения военного союза между Японией, Германией и Италией ». Вначале оно находилось в юридическом бюро морского министерства, но потом его стали вести не лица, ответственные за кампанию, а те, на кого она нацелена. Иными словами, была коллекция документов (собранных современниками), показывающая, как правое крыло оказывало давление на флот, чтобы заставить его согласиться с заключением Трехстороннего пакта, и какие средства применяло в попытках шантажировать Йонаи и Ямамото.Несмотря на длительное пребывание в Америке, Ямамото имел совсем немного американских знакомых — в этом отношении он отличался, скажем, от дипломата Номуры Кичисабуро. Так что после оккупации Японских островов в результате поражения Японии в американских вооруженных силах не оказалось почти никого, кто составил бы четкое представление о личности Ямамото, его карьере и образе мышления. Для большинства из них Ямамото Исороку — архипреступник, организатор нападения на Пёрл-Харбор, один из отъявленнейших националистов во всей японской армии. Поначалу многие просто не поверили, что правые собирались отомстить Ямамото за его оппозицию Трехстороннему пакту или что он упорный противник войны с Британией и США. Тем не менее прочтение досье показывает, что такая оценка Ямамото не преувеличение и не выдумка послевоенных лет. В досье содержится большое число докладов из разных мест, и каждый помечен: «Доклад ШМ», «Доклад Ш», «Доклад ШБ» и т. д. Прописные буквы, вероятно, означают: «Ш» — сокращение слова «шпион» — плюс инициал фамилии одного из информаторов, использовавшихся флотом. В одном из донесений говорится: некий член парламента от реформистской партии глубоко оскорблен тем, что Ямамото на заседании заместителей министров протестовал против разговоров о «новом порядке», заявив: «Тут говорят о новом порядке, но что за чертовщина стоит за ним?» Другой информатор вспоминает: действующая под эгидой Великой японской промышленной партии организация, убежденная, что политический настрой императорского флота во многом зависит от заместителя министра Ямамото, вынесла решение — «полученную информацию использовать для того, чтобы разоблачить частную жизнь заместителя министра Ямамото (например, некая гейша из Симбаси, по имени Умерью, — его любовница) и тем самым уничтожить его репутацию в глазах общества». В других докладах сообщается: группа людей, замышлявших убийство заместителя министра, — это всего лишь горстка, возглавляемая «бывшим преступником — подростком », живущим в районе Сиба; совершить это они планируют из жажды известности, и их приговорили к пяти-шести годам тюремного заключения. В период с весны до лета 1939 года доклады становятся все более мрачными: в одном месте существует склад динамита; «кампания за изгнание заместителя министра Ямамото становится все более ожесточенной, и некоторые лица угрожают, если он не образумится, избавиться от него с помощью взрывчатки или бомб». Помимо этих донесений досье содержит «декларации», «требования» и «рекомендации отставки», которые доставлялись напрямую в морское министерство. Одно озаглавлено даже «Занкадзо» — так называлась в давние времена записка, которую обычно оставлял убийца в объяснение и оправдание своего деяния. Савамото Йорио, аккредитованный тогда при морском генеральном штабе, а позднее, с началом войны, заместитель министра флота, говорил Ямамото: — Я слышал, вы получаете много писем с угрозами. — Да, — ответил Ямамото, — некоторые, из самых худших, даже объявляют: мол, со мной разделаются на следующий день. Но, убив меня, они не изменят настроя во флоте. Уверен — тот, кто придет мне на смену, продолжит то же самое. Можно сменить пять, десять заместителей министра, но идеи на флоте не изменятся ни в малейшей степени. Можно, однако, подозревать, что это заявление Ямамото вызвано не столько убежденностью, сколько желанием оказывать влияние; всего лишь после двух смен министра и его заместителей флот фактически «поменял полюсы» и согласился с заключением Трехстороннего пакта. «Заявления» и «требования» неизменно писались кисточкой и тушью на бумаге ручной работы, и их приносил человек, одетый в темно-синее кимоно с хакама (традиционной юбкой), который называл себя «фермером из префектуры Ибараги», или «писателем», или т. п. В заметке на полях одной такой декларации — она самым высокопарным языком провозглашала необходимость уничтожить Англию — секретарь Санемацу написал: «Этот человек постоянно требует приема у министра, но вместо того им занимался Санемацу. Он задал ему ряд вопросов и выяснил, что посетитель пришел с кучей бессмысленных жалоб и сам совершенный невежда». «Требование», утверждающее, что «военный союз Японии, Германии и Италии не только судьба империи, но и объект срочных мер, вызванных объективной ситуацией в мире, складывающейся вокруг Японии», до сих пор хранит следы раздражения главы бюро по морским делам Инуэ, который прочел его в своем кабинете. Некоторые абзацы жирно подчеркнуты красными чернилами и сопровождаются комментариями: «Почему?», «Нелогично», «Тупицы!», «Оскорбительно!». Чтобы получить представление о письмах с угрозами, процитируем одно, требующее от Ямамото отставки: «Грядущая война будет священной войной ради строительства мирового порядка, основанного на Императорском пути, и примет форму конфликта между Японией и Англией. Таким образом, разрыв отношений с Англией и заключение военного союза с Германией и Италией — злободневные требования, предъявляемые к национальной политике. Однако лидеры нации — современные сёгуны, раболепствующие перед Англией, — упорствуют в создании помех этим действиям, чтобы сохранить статус-кво, выгодное для них. Вы как лидер пробританских сил и в союзе с морским министром Йонаи постоянно препятствуете проведению такой политики, основанной на восстановлении политической организации, возглавляемой Императором, и подвергаете славный императорский военно-морской флот опасности превратиться в личное оружие высших государственных деятелей и крупных бизнесменов. Оскорбление Японии, нанесенное трехсторонним вмешательством Англии, Америки и Франции и совершенное на следующий день после того, как 17 мая на банкете в британском посольстве провозгласили тост за англо-японскую дружбу, стало божественным предупреждением, ниспосланным заместителю министра, забывшему о страданиях десятков тысяч героев, павших в боях, и солдат и офицеров, погибших на фронте; однако вы все равно упорствуете, и нет никаких признаков, что вы осознали свои ошибки. Чтобы выполнить свой долг подданных Императора и защитить Японскую империю, мы торжественно призываем вас немедленно подать в отставку. Лига священной войны 14 июля 1939 г.». На бумаге, прикрепленной к этому документу, сохранилась приписка рукой Санемацу, в которой говорится, что два человека, принесшие это «требование», удаляясь, пригрозили: — Если заместитель министра Ямамото не уйдет в отставку, лига намеревается развернуть общенациональную кампанию, что поставит его в весьма неприятное положение. Кроме того, мы готовы принять и другие меры, так что мы вас предупредили. По долгу службы Санемацу и его коллеги действовали как привратники: расспрашивали посетителей перед входом в офис министра его заместителя, решая, допустить их к Йонаи и Ямамото или нет. Их патроны никогда не отказывали в приеме, но в большинстве случаев встречи с этими людьми не имели смысла и секретарям приходилось удерживать посетителя, рвавшегося в приемную, а потом уже так или иначе избавляться от него. В одном эпизоде Санемацу пришлось выслушать пространную речь человека, возмущенного тем, что Ямамото побывал на демонстрации фильма в британском посольстве. В принесенном документе упоминалось также о присутствии Ямамото на ужине в том же посольстве, — адмирала в самом деле часто приглашали на эти встречи, частично по причине его давнего знакомства с послом Крейги. Чувствовалось, что Ямамото посещал названные собрания без каких-либо угрызений совести. На демонстрации фильма присутствовал и принц Такамацу, младший брат императора. Когда Санемацу попытался обратить внимание посетителя на этот факт, гость заорал на него: — Да как вы смеете покрывать свои ошибки личными делами принца императорской крови?! Подобные субъекты обычно вскакивают, заставляют секретаря встать из-за стола, разворачивают рулон бумаги ручной работы и зачитывают беспорядочную смесь обвинений или угроз, суть которых — Небеса покарают Ямамото Исороку (через их личное участие). На того, кто осмелится возразить, тут же обрушивается поток таких выражений, что секретарь поневоле сдается: — Я передам ему ваше заявление, — играя роль дворецкого. При этом приходится выслушивать массу оскорблений: — Трусы! Кучка флотских трусов! Где же ваш японский дух? — перед тем как удается выдворить агрессоров. Ну а избавившись от них, секретарь возвращается к разбору огромных стопок документов, лежащих перед ним на столе. Рабочие помещения секретарей находились на территории морского министерства, и каждую ночь Санемацу укладывался спать, положив меч подле кровати. Он признается, что мечтал как можно быстрее избавиться от своей работы. 9Что касается состояния самого Ямамото в этот период, у него не бывало прежде такой возможности расслабиться, по крайней мере внешне. Часто, когда поступала информация, что приближается подозрительная личность, он переодевался в цивильную одежду, брал такси и скрывался в доме Эномото Сигехару в районе Сибуйя. Там его ожидали Хори Тейкичи и два-три надежных товарища; в то время, пока секретари Ямамото в морском министерстве выслушивали правых, торжественно объявлявших, что пришли «наказать Ямамото Исороку от имени Небес», сам Ямамото (называть его бесстрашным или беспечным — это спорно) усердно выкладывал карточные ряды в маджонг и громко напевал любимые лирические песни.После того как правые активизировали свои нападки, он каждую субботу и воскресенье, почти без исключений, прятался в доме Эномото: переодевался в чистую одежду из шкафа и проводил время за маджонгом. Одна из причин — невозможность свободно, как прежде, встречаться с Чийоко; в любом случае только помощники знали о местонахождении этого убежища. Постепенно все более очевидно становилось, что необходимо обеспечить личную охрану заместителя министра. Но флот не хотел обращаться за помощью к военной полиции. Как говорил сам Ямамото, одна из слабостей флота — отсутствие собственной военной полиции. Юрисдикция армейской военной полиции простиралась и на флот, но ее сотрудники часто выполняли функции армейских шпионов, и никто не гарантировал бы, что, если потребуется, они не превратятся и в убийц. Когда бы ни назначался морской министр или его заместитель, а также и в других случаях армия предлагала обеспечить военную полицейскую охрану, — в перечне инструкций секретарям содержалось указание отклонять подобные предложения. Санемацу съездил осмотреть официальную резиденцию заместителя министра, затем обратился к начальнику местного полицейского участка с частной просьбой организовать охрану Ямамото. Когда он сам прослышал об этом, то так рассердился, что наблюдение над резиденцией на какое-то время сняли; но в конце концов оно возобновилось и в доме по соседству установили пост круглосуточной охраны. Министрам всегда полагалась особая полицейская охрана, но заместителям — обычно нет. Сложившиеся обстоятельства оказались исключительными; пришел офицер из местного полицейского участка и попросил жену Ямамото показать устройство их дома внутри. Обсуждал с ней возможность постоянного пребывания полицейского в комнате для прислуги, ведущей в прихожую, когда неожиданно приехал сам Ямамото; он сказал ему: — Я чрезвычайно благодарен, но как заместитель министра действительной службы не могу позволить себе охрану. Полиции пришлось арендовать комнату в доме руководства какой-то религиозной секты, стоявшем напротив. Там устроили офицера для поддержания контакта с привратником резиденции: когда становилось известно о предстоящем приезде или отъезде Ямамото, несколько полицейских на дежурстве ненавязчиво вели наблюдение за ключевыми точками дороги. В конечном итоге Ямамото пришлось согласиться на охрану военной полицией, которую он так не любил. — Говорят, за мою голову установлена награда сто тысяч иен, — спокойно сообщил он Фурукаве Тосико — как будто говорил о постороннем человеке. Как-то он заехал в госпиталь Куданзака навестить друга, ожидавшего операции по удалению аппендикса. Там оказалась и Фурукава Тосико. — Посмотри-ка сюда! — позвал ее Ямамото и показал вниз в окно, — около госпиталя прогуливались двое переодетых военных полицейских. — Это охрана? — спросила она. — Охрана? — Он рассмеялся. — Это волки в овечьей шкуре! Одновременно морское министерство в целом готовилось к возможной осаде, опасаясь повторения событий, происходивших при «инциденте 26 февраля». Подразделение морской пехоты было секретно передислоцировано из Йокосуки в Токио для охраны здания министерства. Офис секретарей связали сигнализацией тревоги с помещением, где постоянно находилась группа людей, вооруженных пистолетами; принимались меры для автономного снабжения электроэнергией и водой на случай экстремальных обстоятельств. Примерно в это же время среди работников министерства распространилось полушутливое предупреждение: «Что бы то ни было — не пользуйся машиной заместителя министра!» Стало труднее, чем когда-либо, видеться с Чийоко, — иногда Ямомото месяцами не появлялся в Уменодзиме. С другой стороны, иногда он звонил ей из офиса в два-три часа ночи и просил послушать несколько строк песни, которую разучивал. Как говорит Фурукава Тосико, «воистину ужасно сентиментальный, он неплохо пел, имел глубокий, но не очень большой голос. Обожал строчку насчет «его головы на коленях прекрасной женщины », — ему нравилось считать, что это о нем...». В общем, говорят о Ямамото, он относился благожелательнее к нижестоящим, чем к вышестоящим. Всегда охотно оказывал услуги другим. Как-то взялся даже написать иероглифы на вывеске над входом в только что открытый чайный дом, а также на коробках спичек, предлагаемых тем же домом. Этот дом возле храма Хонгандзи, в районе Цукидзи, назвали Вако, с хозяйкой Нивой Мичи, известной в районе гейш Симбаси как Косуга. На спичечных коробках Ямамото тушью рисовал три версии названия чайного дома, с адресом и номером телефона, и передавал их Мичи, предоставив ей самой выбирать, какую версию она предпочитает. Когда она показала их мастеру, изготавливавшему коробки, тот восхитился каллиграфией и спросил, «не может ли она договориться с этим человеком о сотрудничестве на постоянной основе». 10Ямамото очень не любил признавать свои поражения и имел слабое представление о том, что такое страх. Еще будучи лейтенантом, во время поездки на курорт с горячими источниками в Югавару он вместе с Хори Тейкичи съел сорок семь мандаринов за один присест — в результате приступ аппендицита. Когда пришло время операции, он попросил (по крайней мере так говорят), чтобы ее делали без анестезии. Когда кто-то из присутствующих поинтересовался почему, он заявил: потому, что «хочет выяснить, насколько больно совершать харакири». Неизвестно, достоверно ли это, но зерно истины тут есть.Еще одна история: утверждают, что, когда он был ребенком, мать его одноклассника сказала: — Исороку, ты ешь все подряд, но уверена — не съешь этот карандаш! Ямамото схватил карандаш и без единого слова принялся старательно его жевать. В другом случае вице-адмирал Танимура Тойотаро в офицерской кают-компании морского министерства поспорил с заместителем министра Ямамото, что тот не сумеет протащить зажженную спичку не потушив сквозь отверстие в десятицентовой монете. Ямамото тут же взялся за дело, но, как ни старался, Танимура неизменно выигрывал. Тут требовалась еще и сноровка: размер отверстия в таких монетах непостоянный; Танимура всегда держал в кармане монету с большим, а Ямамото давал монеты с маленькими. Тот перевел массу спичек и продолжал свои попытки до тех пор, пока не ухитрился протащить спичку сквозь маленькое отверстие, — а Танимура не смог этого сделать. Когда Танимура признал свое поражение и раскрыл секрет, Ямамото скривил губы (как писал позже сам Танимура) и с неприязнью посмотрел на него. Йонаи вспоминал: Ямамото оставался невозмутимым в ситуациях, которые многих встревожили бы, — будь то в мчащейся автомашине, на краю вулкана или на боевом корабле, когда надо взобраться на мачту. Ответы заместителя министра в парламенте всегда оказывались четкими и свободными от колебаний. Если, например, речь шла о морских операциях, обычно старались избегать вопросов — необходимо защищать военные секреты; однако Ямамото (утверждает Такаги Сокичи) отвечал прямо и без экивоков. Даже после того, как враждебность к нему со стороны правых возросла, а сам он оказался под угрозой физической расправы, он не испытывал особенного страха и не унижался до военных хитростей в отношении соперников. В те времена от угроз правых часто избавлялись, откупаясь от их агентов деньгами; Санемацу заявляет, что Ямамото никогда не давал им ни цента. Ежедневно ходил пешком из официальной резиденции заместителя министра, находившейся за американским посольством, до морского министерства на Касумигасеки. Однажды во время разговора с кем-то из своих гостей достал какой-то предмет, смахивающий на тюбик из-под зубной пасты, — скорее всего, он содержал слезоточивый газ; демонстрируя его гостю, словно это какая-то интересная игрушка, произнес: — Смотрите — это приготовили для меня! Как говорят, для моей личной защиты. Но всерьез все это явно не принимал. Как-то в субботу после обеда знакомый встретил Ямамото в районе Гинзы: в хлопковом летнем кимоно и соломенной шляпе, он в жизнерадостном настроении прогуливался с тросточкой, громко стуча деревянными башмаками. Однако каким бы легкомысленным он ни казался постороннему человеку, вряд ли в голове у него царила беспечность. Примерно в мае 1939 года он подчинился мысли о внезапной смерти и постепенно стал избавляться отличного имущества. В конце концов его кабинет почти полностью освободился от личных вещей. После его гибели нашли заявление, которое он написал и положил в сейф в своем кабинете заместителя министра: «Самое сокровенное желание военного — это отдать жизнь за Императора и страну; какая разница, отдает он ее на фронте или в тылу. Легко умереть славной и доблестной смертью в разгар сражения; но кто знает, как трудно умереть за свои убеждения, когда все тебя упрекают и осуждают? Ах, как велико милосердие императора, как стоек его народ! Все это имеет значение в долгосрочной имперской политике; личная слава или позор, смерть или выживание — все это здесь не важно. Как говорит Конфуций, «можно размельчить киноварь, но не испачкаться; можно жечь ароматные травы, но не уловить их запаха». Можно уничтожить мое тело, но мою волю не уничтожить». Осталось много различных документов подобного рода, написанных рукой Ямамото, включая и те, что он написал позже, уже во время войны, — во всех них чувствуется поэтический или драматический, какой-то застенчивый тон; быть может, он отчасти и вводит в заблуждение, но по крайней мере ясно, как Ямамото воспринимает события. Как сам однажды заметил, он не против, чтобы его убили, если это поможет нации пересмотреть путь, по которому она движется. Что касается того, кто именно и для чего покушался на жизнь Ямамото, наряду с тем, что уже отчетливо видно, все еще остаются некоторые темные места. Во многих случаях, как только появлялся кто-то подозрительный (или ожидалось, что появится), министерство приходило в движение: выясняли его имя и биографию, некоторых задерживали. Тут, например, и «некий грузчик из правого крыла», и «бывший несовершеннолетний преступник» из района Сиба, и «фермер из префектуры Ибараги». Что касается одного члена Лиги священной войны, расследованием, проведенным юридическим бюро морского министерства, выявлены всевозможные факты. Например, его образование не простиралось дальше начальной школы. В возрасте около 25 лет он поскандалил с хозяином ресторана, нанес ему телесные повреждения и был приговорен к исправительно-трудовым лагерям усиленного режима. Выйдя из тюрьмы, вступил в особое сервисное агентство при Квантунской армии, а позднее оказался замешанным в неудавшемся военном перевороте. Однако кажется немыслимым, чтобы такие лица оказывали постоянное давление на Ямамото. Вероятно, за ними стояла армия; но, когда пытаешься установить, только ли армия дергала за ниточки, ситуация не становится яснее. В чем есть уверенность, это в том, что армия тут приложила руку по крайней мере как посредник. Как явствует из письма с угрозой, требующего отставки Ямамото, кампания поддержки трехстороннего альянса между Японией, Италией и Германией, а также антибританская кампания — это лицевая и оборотная сторона медали. На запрос императора, нельзя ли твердой рукой подавить антибританские манифестации, премьер-министр Хиранума ответил, что сделать это «будет трудно». Как бы объясняя, почему трудно, министр внутренних дел Кидо Коичи добавил: «Армия обеспечивает деньги, а военная полиция доминирует в стране, поэтому мы почти бессильны». Само собой разумеется, Ямамото ненавидел правых. Примерно в то время вышеупомянутого грузчика арестовали по подозрению в связях с правыми; при нем нашли большое количество динамита; он признался в намерении убить Ямамото на берегу реки Сумида. Но когда моряки приступили к своему собственному расследованию, выяснилось, что армия уже вмешалась в это дело и выяснить какие-либо дальнейшие детали невозможно. Но на пресс-конференциях Ямамото продолжал выступать в том же уверенном или, можно сказать, бесшабашном тоне, как и прежде: — Что касается Трехстороннего пакта, флот не собирается уступать ни пяди. Несомненно, в правительстве в скором будущем поизойдут перемены... 11В апреле 1939 года Ямамото в последний раз побывал в своем старом доме в Нагаоке. Его поездка преследовала две цели: посетить от имени морского министра открытие префектурального отделения отдела кадров флота, а также побывать на инаугурации отделения морских скаутов в Нагаоке.Последнее мероприятие проходило на открытом воздухе, позади местного дома собраний, который стоял на месте прежней крепости клана Нагаока; тех, кто входил в его отряды, всего семьдесят лет назад неизменно именовали бандитами. Пока морской оркестр играл приветствие Ямамото, прибывшему в качестве представителя морского министра, старшая сестра Ямамото, Казуко, наблюдая за происходящим со слезами на глазах, проговорила: — Единственное, чего я хочу, — это чтобы мать и отец или хотя бы Кихачи хоть краешком глаза увидели сегодня Исороку. Из речи, которую Ямамото попросили произнести в его старой школе: — Как только что сказал ваш директор школы, сегодня Япония столкнулась с беспрецедентным кризисом; в результате и правительство, и народ не думают ни о чем ином, как только о «чрезвычайном положении » и о том, что нам необходима строгость. Хотя у меня лично есть серьезные сомнения: желательно ли, чтобы каждый в стране — богатый и бедный, старый и такой молодой, как вы, — постоянно жил в таком напряжении. Растяните резиновую полосу до предела, когда она больше не растягивается — и она потеряет свойства резины. Точно так же и для народа: ему важно делать все посильное, но пусть, я считаю, остается достаточно места для сохранения эластичности. В предыдущем году, когда его попросили выступить в Токио на встрече бывших одноклассников из его старой школы, он не упоминал ни о политической ситуации, ни о войне, а рассказывал друзьям о рыбах в южной части Тихого океана. Как видно, Ямамото уставал от всех этих разговорах о «чрезвычайном положении», «новом порядке » и «всеобщей мобилизации национального духа». Поскольку в доме его семьи в Нагаоке не было ванны, он заходил к старому другу, владевшему общественной баней, где, отмокая в ванне, вел пространные беседы со старыми друзьями, и, кажется, это доставляло ему большее удовольствие, чем что-либо другое. Вряд ли Ямамото чувствовал это в свой последний визит домой, но на самом деле его отъезд через три дня (вечером 13 апреля 1939 года) экспрессом 11.35 означал, что он в последний раз увидел свою обожаемую Нагаоку. За это время правительство Нагаоки провело не менее семидесяти заседаний, обсуждая вопрос о Трехстороннем пакте, но так и не пришло к какому-либо выводу, поскольку лидеры флота упорно отказывались согласиться с подписанием этого пакта. 8 августа газеты вышли с крупными заголовками, объявлявшими: «Проведено заседание пяти министров по вопросам европейской политики; дискуссия сосредоточилась на «новой ситуации», но, как обычно, сами статьи не добавляли ничего нового по сути этих заседаний. Еще в начале упомянутого заседания военный министр Итагаки выступил с заявлением, в котором энергично поддерживал скорейшее заключение военного союза без каких-либо оговорок со стороны Японии. Вслед за этим каждый министр изложил свою точку зрения; министр финансов Исивата Сотаро, например, сказал: — Уж коли мы собираемся подписать этот договор, нам необходимо обдумать, что произойдет, если Япония, Германия и Италия вступят в войну с Британией, Францией, Америкой и Советским Союзом. В таких условиях восемьдесят процентов военных усилий наверняка падет на военно-морские силы. Чтобы помочь нам разобраться в обстановке, я хотел бы спросить морского министра: будут ли военно-морские силы Японии, Германии и Италии иметь перевес над флотами Британии, Франции, Америки и Советского Союза в случае войны? Морской министр Йонаи отличался такой молчаливостью, что в некоторых кругах его считали просто бесплодной личностью. Однако в приводимом эпизоде этот Министр Золотая Рыбка не выбирал слов. Не колеблясь и без экивоков он ответил: — У нас нет шансов победить. Прежде всего, при строительстве японского флота не делалось расчета на противостояние с Соединенными Штатами и Британией. А что касается флотов Германии и Италии, то их можно не считать. Спустя две недели, 21 августа, в 22.20 по берлинскому времени, нацистское правительство объявило по радио о своем решении подписать договор о ненападении с Советским Союзом. У японского правительства это вызвало замешательство. Оно так долго проявляло нерешительность, что Германия, которой японцы так доверяли, наконец их предала ради другой страны. На данный момент Трехсторонний пакт положили на полку, и 29 августа кабинет Хиранумы ушел в отставку, объявив, что ситуация в Европе приняла «новый, сложный и странный аспект». «Сдавая бразды правления, — писал позднее Йонаи, — премьер-министр Хиранума, говорят, признался лорду — хранителю печати, что оценка ситуации флотом неизменно корректна. Но это признание пришло слишком поздно: конюшня уже пуста». Место Йонаи как министра занято вице-адмиралом Йосидой Зенго, современником Ямамото и главнокомандующим Объединенного флота. Сам Ямамото выразил желание остаться на посту заместителя министра при Йосиде, но его также заменили — Сумийямой Токутаро. Вице-адмирал Сумийяма долгое время состоял морским советником при императоре, заслужил доверие августейшей особы. Такеи Даисуке поделился с Ямамото своими сомнениями, по силам ли Сумийяме новые задачи. «Мы должны показать армии, — заявил Ямамото, — что назначение деятеля такого мягкого, джентльменского типа не означает изменения идеологии флота». Тем не менее то, что Ямамото проявил желание остаться на посту заместителя министра, предполагает некоторые перемены в поведении, — вспомним его раздраженные реплики три года назад, когда он сам стал заместителем министра: «Чему тут радоваться, — моряка вдруг двигают в политику...» Можно догадываться, что, несмотря на трудности и опасности, он стал проявлять определенный интерес, появлялось как будто даже призвание к работе заместителя министра морского флота. Много лет спустя, когда кто-то поинтересовался у Йонаи, имел ли адмирал флота Ямамото какой-либо интерес к политике, тот ненадолго задумался, а потом ответил: — Думаю, что да. Это утверждение подкрепляется эпизодом, происшедшим на много лет раньше, когда Ямамото работал морским атташе в Вашингтоне. Он беседовал в своем офисе с первым помощником, и тот заметил: — В императорском рескрипте говорится, что военнослужащие не должны заниматься политикой, поэтому я стараюсь не уделять много времени политическим событиям. Даже редко заглядываю в газеты там, где речь идет о политике. — Глупости! — раздраженно отозвался Ямамото. — Не принимать никакого участия в политике вовсе не означает быть невеждой в этих делах! Есть данные, что на флоте значительная часть настроилась в пользу того, чтобы Ямамото заменил Йонаи на посту морского министра, но Йонаи не давал на это согласия. Когда Такеи спросил, почему Ямамото не сделали его преемником, Йонаи ответил: — Потому что Йосида придерживался такого же мнения, — и, подумав немного, добавил: — Видите ли, если бы мы волей-неволей направили туда Ямамото, он оказался бы под угрозой гибели. Короче, очень возможно, что Йонаи не хотел стать виновником трагедии, которая могла бы произойти, окажись Ямамото на таком заметном и уязвимом посту. Хорошо известен такой анекдот. Как-то во время разговора с министром Ямамото заметил в кабинете какого-то человека. Позже Йонаи извинился, что не представил его: — Это знаменитый предсказатель судьбы. Он потом пришел ко мне и заявил, что вам надо быть осторожнее — у вас на лице печать предстоящей гибели от рук убийц. Никто, однако, не знал, что это за личность — «предсказатель судьбы»; кое-кто утверждал: Йонаи, зная, что Ямамото проявляет неординарный интерес к таким вещам, как физиогномика, извлечение нефти из воды и т. п., сознательно солгал ему, чтобы как-то подтолкнуть к возвращению на море — туда, где относительно безопаснее. Как-то рано утром журналист Мацумото Санкичи заглянул к Ямамото в морское министерство: столы и книжные полки в кабинете заместителя министра пусты, все ящики стола выдвинуты, и Ямамото просматривает их содержимое в ожидании прихода на смену себе Сумийямы. — Так вы наконец возвращаетесь в море, — заметил Мацумото. — Да, наконец-то! Ямамото показался Мацумото явно раскрепощенным и веселым, как никогда. Разговор коснулся совсем недавнего сенсационного шага Гитлера — подписания пакта о ненападении с Советским Союзом. — Вот почему я не люблю диктаторов, — сказал Мацумото. — Уверен, что германская общественность в ужасе. — Я тоже уверен, — с сардонической усмешкой откликнулся Ямамото, — но в два раза меньше, чем японская армия, если б вы меня спросили! — Помолчал, а потом добавил: — Человек, который меня заменит, совершенно другого типа — такой вежливый и добродушный, что его называют «святым» нашего флота. Потому с сего момента вам и вашим коллегам впредь лучше сюда не заскакивать. Однако Мацумото, убежденный, что однажды Ямамото неизбежно станет морским министром, продолжал: — Но рано или поздно вы все равно вернетесь сюда, ведь так? — Нет, — ответил Ямамото. — Я никогда сюда не вернусь. Никогда! — И еще раз повторил это слово как бы про себя. Таким образом, Ямамото окончательно ушел со своего поста заместителя министра и стал главнокомандующим Объединенного флота и 1-го флота взамен ушедшего Йосиды Зенго. Вперед Оглавление Назад
|
