20.04.10
Текст: Независимое военное обозрение, Андрей Борисович
Рискин - заместитель главного редактора "НГ", капитан 2 ранга запаса
Фото: Настоящему моряку перестройка не страшна. Независимое военное обозрение, Андрей Борисович
Рискин - заместитель главного редактора "НГ", капитан 2 ранга запаса. Фото из
архива автора
Флот Страны Советов все 80-е годы ждал атаки американцев, а на него обрушилась
перестройка. Удар была нанесен мощный и разрушительный. Поначалу, правда,
казалось, что все, как всегда, обойдется. Но потом, когда из штаба флота и
политуправления с утра до вечера на корабли и в береговые части стали посылать
инспекции, стало тяжко. Потому что смысл перестройки военным был совершенно
непонятен.
– Товарищ капитан-лейтенант! – обращался ко мне упитанный капитан 1 ранга из
политуправления Балтийского флота, напыщенный и самодовольный одним только
фактом, что именно ему партия доверила проверить, как перестраиваются низы. –
А вы перестроились?
– Так точно!
– А как?
На последний вопрос, как правило, ответа не было. Потому что я все не мог
понять: как должен "перестроиться" советский офицер, если все, что он должен
знать и делать, определено различными уставами, приказами, директивами и т.д.
И выходить за их рамки никто не имеет права. Так что вскоре многие из моих
коллег-офицеров уже с тоской вспоминали времена, когда нас заставляли
конспектировать "Малую землю", "Целину" и "Возрождение". Там хоть все понятно
было.
Потом стало еще тягостнее, потому что армия и флот, естественно, резко
включились в борьбу с пьянством и алкоголизмом. Опять к нам зачастили
всевозможные инспекции. Теперь меньше спрашивали о перестройке, зато атаковали
в лоб вопросом: "А вы пьете?" Наш любимый замполит тыла в рижской бригаде
охраны водного района Валерий Аномаевич Стопка (подпольная кличка Гладиатор –
за любовь гладить женщин за все, что попадется под руку) как-то на этот вопрос
ответил проверяющему столь же прямо: "Если вы спрашиваете, то нет. Если
предлагаете, то да".
Кстати, тогда был издан соответствующий приказ министра обороны о борьбе с
пьянством и алкоголизмом в армии и на флоте (столько лет прошло, а номер его
помню – 0125). Какой по счету это приказ подобного рода, сказать трудно,
издавались они с завидной регулярностью и столь же традиционно не выполнялись.
Известно же, шутят на флоте, что когда раскопали гробницу Тутанхамона, у него
из одного места папирус торчал – с тем же самым указом.
Так что все долго смеялись. Потому что, во-первых, как известно, перед
страстию похмелки все другие страсти мелки. Во-вторых, трезвость, конечно же,
норма жизни, но ведь норма-то – две бутылки. Наконец, в-третьих, министр
приказал ученым придумать такую жидкость для технических нужд, чтобы спирт
заменяла, но пить ее было абсолютно невозможно (придумывают, похоже, до сих
пор). Однако нормы спирта значительно урезали. И если раньше механизмам на
корабле доставалось хоть немного спирта, то теперь о протирке забыли
окончательно. Особенно с учетом того, что вскоре и водку в магазинах стали
выдавать по талонам.
Правда, нам в Рижском гарнизоне полегче в этом плане было. Потому что талоны
местные власти выдавали не только на офицеров и мичманов, но и на личный
состав срочной службы. А так как матросикам принимать алкоголь категорически
воспрещалось, "лишние" талоны добросовестно перераспределялись в зависимости,
естественно, от близости к штабу бригады.
Не успели успешно пережить очередную антиалкогольную кампанию, как пришли
демократия и, прости господи, гласность. Командиры буквально взвыли. Помнится,
приходит к командиру нашего тральщика очередной проверяющий.
– Товарищ командир. На вас поступила жалоба. Нет у вас на корабле демократии.
Человеческий фактор не срабатывает. Моряки жалуются, что на все их просьбы вы
отвечаете "нет". Не решаете их проблем.
Тут стук в дверь.
– Разрешите войти?
Командир:
– Да.
Входит матрос Пупкин:
– Товарищ командир, разрешите обратиться?
– Да.
– Разрешите уволиться?
– Нет.
– Разрешите идти?
– Да.
Уходит. Командир поворачивается к проверяющему:
– Что значит "нет демократии"? Смотрите, из четырех вопросов три решил
положительно... А вы говорите...
С гласностью было еще больше проблем. Сначала флотская газета в безумном
перестроечном раже опубликовала материал о каком-то капитане 1 ранга, который
что-то украл и дачку себе построил. Потом появился фельетон про
контр-адмирала, который вывез за границу несколько десятков тонн новейших
корабельных винтов (уже наступили времена "медной лихорадки"). Наконец, в
штабе флота и в том же политуправлении очнулись от шока, вставили кому надо
что надо, а гласность быстро прикрыли под лозунгом "неразглашения военной
тайны". Адмиралы облегченно вздохнули.
Нет, конечно же, кое-что от "гласности" на флоте осталось. В нашем матросском
клубе появился, к примеру, видеосалон. По приказу высокого начальства была
создана "цензурная комиссия". Приятель мой, начальник клуба, меня в нее тут же
записал. И говорит: "Приходи, сегодня просмотр первый, будем определять, какие
фильмы личному составу разрешено смотреть, а какие нет". Ну, с большим
интересом посмотрели мы узким кругом "Эммануэль". Вышли покурить на крыльцо
под впечатлением увиденного. И, естественно, вынесли вердикт: "Полный разврат,
матросам смотреть нельзя". Тут начальник клуба говорит: "У меня еще
"Эммануль-2" есть, может, сразу и ее оценим?" А что, гласность есть гласность,
приказ есть приказ, пришлось еще полтора часа мучиться. Кто-то же должен
заботиться о нравственности личного состава.
А закончилась перестройка на флоте так же стремительно, как и началась.
Появлением и скоропостижной смертью ГКЧП. 19 августа 1991 года всем офицерам и
мичманам выдали по "макарову" и две обоймы с патронами, у гарнизонного КПП
поставили бронетранспортер. Все бегали, восторженно суетились и кричали: "Ну,
слава богу. Теперь вместо этого бардака устроим НЭП – наведение элементарного
порядка".
Правда, как заметил один из героев Александра Покровского по поводу ГКЧП,
"организационный период на флоте объявляют на десять дней, а заканчивается он
через три. Так что не нужно волноваться". Так и случилось.