Из-за дизельного грохота всё это мне слышно не было. Все мысли мои были направлены на одно; успеет лодка проскочить узкость или не успеет, пока они там выясняют обстановку и спорят. Лодка успела!. Она уже вышла на свободный простор, остров Сальный остался за кормой, а управление рулём снова переведено на мостик, когда все они тяжело дыша выбрались через ограждение на мостик. Забыв о недавних препирательствах, они снисходительно похлопывали меня по плечам и посмеивались: «Ну ты, старпом, даёшь! Бурун – как бурун. Это у тебя с головой немного ненормально, тоже придумал – винты перепутали. Правильно винты стоят. Давай, веди лодку в базу, а мы пока отдохнём. Там доложишь».
И они кряхтя спустились вниз и скрылись в люке, ведущем во второй отсек. Отпустив механика, я остался единственным полновластным хозяином на мостике, угнетаемый тяжёлыми мыслями.
Я размышлял. Ну приведу я сейчас лодку в Екатерининскую гавань. А дальше что?. Я, конечно, могу лодку ошвартовать сам. А что, если кто-то заинтересуется, почему в это время на мостике нет командира? И, кроме того, этим я не выполню приказание и командира, и начальника штаба одновременно. Мне же велено доложить только, и никто не давал мне разрешения швартоваться самому.
Теперь, если я доложу, и командир, который сейчас или спит, или, бодрствуя, добавляет внутрь новые порции «огненной воды», вылезет на мостик, будет ли он способен управлять лодкой?
Каким бы авантюрным не был мой характер, я, отвергая всякую логику, отдал предпочтение чувству офицерского долга.
Получив на свой запрос разрешение оперативного дежурного швартоваться ко второму причалу, я прокричал по переговорке вниз: «Вошли в Доложить командиру! Стоп дизель! По местам стоять на швартовы становиться!».
И после этой тирады все сомнения и опасения улетучились из моей головы. Будь что будет.
К моему радостному удивлению Свешников довольно быстро и сноровисто, как ни в чём не бывало, появился на мостике, хотя весь вид его не оставлял сомнения, что он пьян до крайней степени и, пожалуй, ещё больше. Но это был командир, и его спокойная решительность нисколько не позволяла усомниться в том, что он способен выполнить все, что должен выполнить командир. И он ошвартовал лодку нисколько не хуже, чем если бы был трезв. Вот это воля! Вот это самообладание!
В этот момент я зауважал его и дал слово никогда ни в чём его не подвести. Он спустился вниз, вывел чуть живого начальника штаба и повёл его на плавбазу а я остался приводить лодку в исходное положение.
2.
К маю месяцу все лодки нашей походной бригады к переходу Северным морским путём были готовы. Готовы были и корпуса, и все устройства, и механизмы. Получена тёплая одежда и средства борьбы со льдом: пилы, топоры, пешни, ломы, шесты и подрывные заряды. Оставалось только по первой команде получить продовольствие на три месяца, которое на продскладах уже было заготовлено на каждую плавединицу. Так как с береговой базой был произведен полный расчёт, все команды переселились на две плавбазы: «Аяхту» и «Бахмут», которые тоже участвовали в походе. Штаб бригады был на «Аяхте». Но начало перехода переносилось периодически на другую дату, так как, по данным постоянно ведущейся ледовой разведки, Северный ледовитый океан ещё не давал свое согласие, чтобы такая большая армада кораблей( более 20 единиц) нарушала бы его спокойствие.
И подвижные и неподвижные ледовые массивы непоколебимо занимали свои позиции. Хотя ближе к полюсу было много чистых от льдов водных пространств.
И вся надежда была на ветра с южных направлений, которые в эти свободные пространства оттеснят прибрежные льды. Их с нетерпением ждали. Но и они пока никаких обещаний не давали.
В Арктике ни с того, ни с сего, а может быть по воле самого непостижимого и недоступного, воцарился полный штиль, который обеспечивался невообразимо обширным антициклоном. Казалось, что вся водная махина от Нордкапа до Берингова пролива, разгладив свои морщины-волны, погрузилась в сон.
При полном безветрии температура упорно лезла вверх, и в начале мая на всём столбики термометров достигли тридцатиградусной отметки, а кое-где высунулись и до тридцати одного.
Вот это было потепление так потепление. Растаяло всё не только на поверхности, но и то, что было прикрыто слоями тундрового торфа и земляными пластами. Вода вокруг Полярного заполнила все углубления между скалами и низкие места. И множество водопадов низвергалось из ущелий в низины, шумом своим нарушая привычный покой заполярья. Постоянно росло число новых озёр, и глубина их увеличивалась и вода потеплела, как в Средиземноморье. Творилось что-то невиданно-невообразимое.
Весь народ, гонимый зноем, хлынул на берега этих ласковых водоёмов, чтобы купаться там до одури. Но не всё было так хорошо, как должно было бы быть. Высокая температура в высоких широтах – вещь обоюдоострая. Участились случаи солнечных ударов, а те, кто чрезмерно доверялись солнышку, получали тяжёлые ожоги. Вахтенные на причалах и пирсах стояли в мокром обмундировании и парили, как только что сваренная картошка в мундире. Иногда можно было увидеть, как вахтенный, роняя со стуком карабин, как подкошенный валился на дощатый настил. На такой случай под каждым грибком возле телефона был припасён пузырек с нашатырём. К счастью, через неделю такого пекла изредка начал поддувать несильный ветерок, и температура снизилось до 25 градусов. Стало куда легче.
Многие офицеры и сверхсрочники в свободное от службы время занялись охотой и рыбной ловлей, причем весьма успешно, так как и дичи и рыбы вдруг стало видимо-невидимо. И, главное, времени для этого было достаточно. Ведь день-то стоял круглосуточно. Пойди пойми, чего сейчас 3 часа; дня или ночи?. Хочешь спи, хочешь ягоду собирай или купайся.
Во время такого природного великолепия я оказался немного обездоленным, так как ни к охоте, ни к рыбалке отродясь влечения не имел. Поэтому довольствовался в основном купанием.
Правда, один раз в своей жизни я сделал попытку поохотиться. Но это было всего один раз, и окончилась эта попытка полным крахом. Было это в 1950 году, когда я и мой друг Вася Золотов приехали в отпуск в свое село: я из Севастополя, а он из Баку, и мой младший брат Лёвка, в то время ученик 7 класса, сделал нам провокационное предложение. Мол а не слабо нам на утиную охоту с ним – этим Лёвкой – сходить? Он в таком случае и ружьишками обеспечить нас сможет. И мы согласились.
Но сначала я немного поясню, что за человек, мой младший брат Левка.
Судьба то ли ошиблась, то ли пошутила, поменяв нас с ним местами во времени. Ему бы в самый раз быть старшим братом, а не мне. Заявляя так, я опираюсь на логику бытия, по которому старшие всегда учили младших, а не наоборот. Мне же моего младшего брата учить нечему, а вот мне у него многому бы нужно было поучиться. Но судьба, на то она и есть, что ей всегда виднее. В свои 14 лет мой младший брат был уже и охотником и рыболовом высокой квалификации. Но это вовсе не главное. Главное кроется в его руках и в его мозгах, и они у него сызмальства были в безотказном сотрудничестве. Помню, когда отец вернулся с войны, Левке было всего 9 лет и однажды, добравшись до отцовских часов, он разобрал их до последнего винтика, причём без специальных для такой работы инструментов. Когда отец это увидел, он даже не смог осерчать, настолько остолбенел от удивления и растерянности. Напрочь забыв о своем солдатском ремне, он смог только сказать: «Ну вот, теперь попробуй собрать». И Лёвка без всякого труда эти часы собрал и они затикали не хуже, чем до разборки.
Будучи учеником 5 класса, он смастерил и провел телефонную линию связи на два абонента и перезванивался со своим другом, живущем в соседнем переулке.
Причём сделано все было из случайных подручных материалов. Тогда ведь, тем более, – в российской глубинке, не продавались нигде ни трансформаторы, ни аккумуляторы, ни сопротивления. Но вот десятилетку он не закончил, где-то после восьмого класса бросил школу и пошёл работать в И чинил всем всё, что только попросят. И часы, и радиоприёмники, и машины, и мотоциклы. Потом в армии отслужил в радиотехническом подразделении на Сахалине, где ещё больше усовершенствовался в техническом плане. Потом работал и на заводах, и в Пермском речном пароходстве по радиотехнической части и все время всё что ни попадя чинил.
Когда в нашей многострадальной стране начал строиться капитализм, решил он заделаться предпринимателем. Сколотив деньжат на ремонте автомобилей всех марок, он своими собственными руками без помощи каких-либо наёмных рабочих построил автомастерскую. И вначале дела у него пошли вовсе неплохо. Если бы не одно «но». Он ведь десятилетки-то не закончил, поэтому не успел узнать, что капитализм имеет звериный оскал. И на этом сгорел. Этот самый капитализм со звериным оскалом его разжевал и выплюнул, так же, как он поступил с тысячами честных предпринимателей, поверивших, что можно достичь светлых капиталистических высот, полагаясь только на свои умелые руки и разум. И остался мой брат ни с чем, и даже фактически бомжом стал. Но не сдался. Вернулся на родину в своё село, где старые друзья помогли ему с жильём и с работой. Благодаря работе стал он опять на ноги, потом, зная его как охотника и рыбака и просто как надёжного работника, односельчане выбрали его председателем общества охотников и рыболовов. Эта общественная должность не только ответственная, но и опасная, и у брата моего сразу появилось много врагов, особенно в среде местных олигархов и милиции. Но и из этой ситуации он вышел с честью, пережив и покушение на свою жизнь и затеянные махинаторами судебные преследования.
А потом началось возрождение казачества и опять же его в руководители выдвинули. И вот теперь Лев Павлович – атаман преуспевающей станицы, неоднократно удостоенный заслуженных наград и угрызаемый множеством болезней, заработанных в тяжёлом труде. Но по-прежнему на коне и по-прежнему не сдаётся.
А тогда в 1950 году, вооружённые до зубов, мы – два двадцатилетние курсанта – шли по склонам Каменной горы за своим четырнадцатилетним проводником и не подозревали, что ведет нас не кто-нибудь, а будущий заслуженный атаман казачьей станицы. Долго лазали мы по кустам, камышам и каменным осыпям. Всё не везло нам, потому что мы вместе с утками всякий раз оказывались в разных местах. Мы в одном месте, а утки в другом. А если и встречались, то утки нас замечали почему-то раньше, чем мы их.
И вот, надо же, повезло наконец, и именно мне. Летит утка бреющим полётом, а ружье в руках именно у меня. У остальных они за спиной на ремне.
Я мгновенно вскидываю ружье и, чуть прицелясь, стреляю. И тут произошло что-то ужасное. Вместо громкого хлопка, как это бывает при выстреле, раздался жуткий утробный вой, переходящий в свист, а потом в змеиное шипение. Из ствола полыхнуло пламя как из огнемёта а потом повалил чёрный дым и посыпалась дробь. Когда мы протёрли глаза, то каждый из нас увидел двух чумазых образин. От хохота мы все повалились на землю. Причина феномена стала ясна сразу. Человеческий фактор и только. Просто я, снаряжая патрон, плохо загнал пыж. Во время долгих лазаний по кручам пыж выскочил и порох рассыпался по стволу. Вот и превратилось ружье в допотопную пищаль.
Вот такой была моя первая и последняя охота. После этого, говорят, в районе Каменной горы новая порода уток вывелась. Они когда крякают, заикаются.
И в рыбалке мне довелось один раз поучаствовать. Но это было много позже, когда я был уже в Магадане командиром лодки.
Как-то собралось нас человек восемь, и поехали мы на машине порыбачить сетью на одном из притоков реки Колымы. Выехали вечером в субботу с расчётом в понедельник быть уже на службе. Поздно на место приехали. Долго ездили по тамошним лесистым берегам. Нашли хорошее место, но оно оказалось занято другой группой рыбаков, они назвались работниками какого-то НИИ и порекомендовали другое не менее хорошее место, куда мы и приехали, забросили сеть и поймали мальмы как раз на уху.
Сварили, выпили, поели ушицы и легли спать. Утром смотрим, выходит из леса какой-то отряд, вооружённый пистолетами, автоматами и берданками и окружает нас. Оказалось это рыбнадзор. Старший объяснил нам, что залезли в запретную зону, а послали нас сюда вовсе не работники НИИ, а психи из Магаданского дурдома. Те, которые не буйные, поэтому им доверяют рыбу для себя заготавливать.
– Как же, – спрашиваю я старшего рыбнадзора, – психам, хоть и не буйным, разрешается по диким местам разгуливать? Они же разбежаться могут.
– Нет, – объясняет тот, не разбегутся. Уже проверено. У них дисциплина та ещё. Старшим у них псих, который себя Феликсом Дзержинским считает. Он у них старший. А ещё там есть Пушкин и два Чапаева: старший Чапаев и младший Чапаев, так что порядок есть кому поддерживать
Рыбнадзор смилостивился и разрешил нам ещё один замёт сделать. Но в холодную воду больше лезть не хотелось. Была у нас ещё небольшая канистра со спиртом и у рыбнадзора тоже пара бутылок и копчёная рыба. Хлеб тоже был, картошки напекли и так до вечера просидели со всей этой полубандой за весёлыми душевными разговорами. И эта рыбалка, так же как и охота, у меня в жизни была первая и последняя.
3.
Май месяц прошел в ожиданиях, выход все время переносился из-за неблагоприятной обстановки. Начался июнь. Жара сменилась нормальной тёплой погодой. Пронеслись, наконец, шторма, которые доломали оставшийся лёд в Баренцевом море и унесли его аж до Шпицбергена, а вот Карское море было на замке, проливы и Карские ворота, и Маточкин шар были забиты тяжёлыми льдами.
У нас шла обычная боевая подготовка, лишь досаждали нашему размеренному быту бесконечные проверки. Дважды проверял нас штаб Северного флота, потом начальник политуправления ВМФ с немалой свитой побывал. Мы всё это стойко переносили и наше желание скорее, наконец, двинуться по плану, всё больше крепло.
Город Полярный. Подводные лодки у причала.
В середине июня комбриг наш Тёмин организовал проверку всех старпомов на допуск к самостоятельному управлению подводной лодкой. Я эту проверку прошёл довольно легко. А вот приказ вышел о допуске нас к управлению лодкой только в надводном положении. Видимо, над высоким руководством довлела мысль, что погружаться нам придётся очень не скоро, так что практические навыки в этом мы успеем подрастерять.
Комбриг Тёмин был довольно интересный человек. Энергичный, требовательный, но в обиходе добрый и владел изрядным чувством юмора. Его манера говорить многим напоминает манеру юмориста Жванецкого, видимо, отчасти потому, что он коренной одессит.
По данному поводу помнится один случай. Как-то командир плавбазы «Бахмут» пригласил комбрига в гости на свою плавбазу, на пельмени. Не помню уже по какому такому торжественному случаю там решили наварить пельменей, только во время приглашения командир уверял комбрига, что у него классный повар, сам родом из Сибири, и на пельменях, как говорится, собаку съел не одну. При этих словах комбриг насторожился, и командир, быстро смекнул, о чём тот подумал и быстро разуверил его в возможном подозрении, торопливо проговорив: «Вы не беспокойтесь, пельмени, как и положено, из свежей баранины».
Побывал комбриг на этом пиршестве, которое случилось в пятницу, а на другой день в субботу во время обычного собрания руководящего офицерского состава в кают-компании плавбазы «Аяхта» разнёс командование «Бахмута» на все корки.
Он выступил примерно так:
«Пригласили меня вчера на плавбазу «Бахмут» на пельмени. А я как раз большой любитель этого блюда и знаток в его приготовлении. Дай, думаю, отведаю и порадуюсь тому, что традиция стряпать пельмени не угасла. Пришёл я к ним, как на праздник, а они меня так огорчили, что во время еды слеза моя капала в тарелку. Оказывается, они там совершенно не умеют пельмени готовить. Так вот, слушайте все и запоминайте. Я сейчас объясню, как правильно нужно готовить пельмени, чтобы искусство это не угасло и продолжало радовать сердца и желудки.
Начну с того, что приготовление пельменей так же, как и торпедная стрельба, есть акт высокого мастерства. Если кто-то думает, что это не так, то, уверяю вас, он глубоко ошибается. Если бы это было не так, то любой фельдшер или пчеловод пулял бы торпедами налево и направо. Подумаешь, сложность. Пришло время стрелять, проорал без матюгов в переговорку: «Пли!», и всего делов.
Ан нет. Для того, чтобы стрельнуть торпедой не для куражу, а для дела, нужно сначала правильно приготовить торпеду и торпедный аппарат, для чего долго отрабатывается торпедный расчёт. Нужно искать цель, вовремя её обнаружить, определить элементы её движения, скрытно и правильно занять точку стрельбы.
Так же и с пельменями. Чтобы их правильно приготовить на плавбазе «Бахмут», нужно, чтобы забортный трап был хорошо помыт, а все его медные части надраены до блеска. Леер должен быть хорошо обтянут, а свободные концы на причале и на палубе правильно свёрнуты в бухты.
Если трос правой свивки, то по часовой стрелке, а если левой, то против.
Вахтенный у трапа должен быть не просто в чистой и отглаженной форме, но ещё вид иметь молодцеватый, а вовсе не дурковатый. Он должен стоять широко расправив грудь и плечи, а не сутулиться и ноги не растопыривать. А во время подачи команды и представления прибывшему начальнику, голос его должен быть чист и внятен, чтобы ласкать слух начальника, а не пугать его, как карканье простуженной вороны.
И задницей при этом вилять он не должен, и головой не крутить. Все иллюминаторы надстройки должны быть или полностью отдраены, или полностью задраены, а не середина на половину. И стекло их должно быть чисто, а резина намелена. И смотреть, чтобы мухи на лампочки не гадили.
А что особенно влияет на качество пельменей, это
Не нужно быть Архимедом, чтобы сообразить, что камбуз это не преисподняя, а храм кулинарии. И поэтому там не должно быть ни дыму, ни вони. И дежурный по камбузу не должен всем показывать свой мозолистый пупок из не сходящейся на животе белой куртки. Для отработки застёгиваемости пуговиц на животе давно имеются два испытанных способа. Должна быть или куртка шире, или живот уже».
Вот так примерно говорил тогда комбриг Тёмин, если память мне не изменяет. Все мы, сидящие на том собрании: офицеры штаба, командиры, замы, старпомы внутренне давились от смеха, судорожно подавляя его задерживанием дыхания и закусыванием губ, чтобы не расхохотаться. Ибо офицерское собрание это не концерт и не шоу. Нужно сдерживать свои эмоции и быть предельно серьёзным и сосредоточенным. И в довершение речи комбриг сказал:
«Теперь хорошая новость. Баренцево море и северо-восточная часть Карского свободны от больших ледовых полей. Путь до Диксона вокруг Новой Земли вот-вот будет свободен. Так что идите по кораблям и поведайте ближним своим, что час близок».
И началась быстрая, но без спешки окончательная подготовка к походу. Проверили лодки, укладку и закрепление всего имущества. Получили и загрузили в провизионки продовольствие. Переселились с плавбазовских кубриков в лодочные отсеки. Пересчитали друг друга. Вот и готовы.
4.
После сбора на рейде Могильном вся наша бригада: две плавбазы и лодки, построившись в кильватерный строй, двинулись на северо-восток. Впереди шла штабная плавбаза «Аяхта» с комбригом на борту, за ней лодки и замыкала строй плавбаза «Бахмут» с замкомбрига на борту.
Лодки шли в порядке присвоенных походных номеров. Помнится, наш номер был шестой. На всех мостиках было установлено радиопереговорное устройство для связи с головной плавбазой открытым текстом. Расстояние между кораблями полкабельтова. Это пока на чистой воде, и пока не натренировались плавать на минимальных дистанциях. Там во льдах нам придётся не раз идти друг за другом в расстоянии не более двадцати метров. Эскадренная скорость на данный момент 12 узлов. Нужно торопиться. Где-то там впереди, ближе к Новой Земле мы должны соединиться с основной частью ЭОНа. Там мы встретимся с крейсером, двумя эскадренными миноносцами, военным транспортом, шестью МПК ( малый противолодочный корабль) и несколькими рыболовными сейнерами. Там нас встретят военный ледокол «Пересвет» и два линейных ледокола арктического ледокольного флота.
Продолжение следует.
Обращение к выпускникам нахимовских училищ. 65-летнему юбилею образования Нахимовского училища, 60-летию первых выпусков Тбилисского, Рижского и Ленинградского нахимовских училищ посвящается.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
