Прежде чем продолжить рассказ о морской практике на крейсере «Михаил Фрунзе», хочу дать краткую справку по этим кораблям и поведать о необыкновенной судьбе самого крейсера.
СПРАВКА: В соответствии с программой строительства морского и океанского флотов в 1939-1940 годах заложили на стапелях заводов в Ленинграде и Николаеве семь новых крейсеров типа "Чапаев" (проект 68), которые назывались "Чапаев", "Чкалов"( в 1950-х годах переименован в "Комсомолец"), "Фрунзе", "Куйбышев", "Железняков", "Орджоникидзе" и "Свердлов”. Предусматривалась постройка еще пяти кораблей этого типа.
С началом Великой Отечественной войны работы на крейсерах прервали, а в августе 1941 года корпуса крейсеров, названных "Орджоникидзе" и "Свердлов", находившихся на стапелях Николаева, взорвали. На недостроенные корабли "Фрунзе" и "Куйбышев" погрузили семьи рабочих, ценное оборудование и отвели из Николаева в Севастополь, а затем в Поти.
В августе 1942 года крейсер "Молотов" (типа "Киров") подвергся жестоким атакам вражеских самолетов-торпедоносцев и торпедных катеров. Взрывом торпеды у него оторвало 20 м кормовой оконечности корпуса, которая мгновенно затонула. Но винты не пострадали, и корабль смог самостоятельно вернуться на базу.
Появилось предложение отрезать корму у "Фрунзе" и приделать ее к поврежденному кораблю. Технически сложное решение удалось реализовать. Летом 1943 года, после ходовых испытаний, крейсер "Молотов" вновь вступил в строй, и неопытному глазу было трудно определить, что он когда-то претерпел «трансплантацию" кормовой части.
Почти через шесть лет крейсер "Фрунзе", наконец, вернулся на завод и встал к достроечной стенке. Крейсеру заново сделали кормовую часть, в 1948 году в сухом доке, ее состыковали с корпусом, и в конце 1950 года корабль, достроенный по измененному проекту, поднял Военно-морской флаг и вступил в состав Черноморского флота.
В 1958 году крейсер "Фрунзе" был переведён в разряд учебных кораблей, а 1961 году списан и разделан на металлолом. Такова судьба была и у других крейсеров этого типа: в 1964 - "Чапаев", в 1965 - "Куйбышев", в 1976 - "Железняков" и в 1980 - "Комсомолец" также пошли на иголки.
И на этот раз мне снова досталось дублировать старшину котельных машинистов, как будто я готовлюсь стать механиком силовых энергетических установок. Что же это такое? Пожалуй, это было уже слишком. Имея определённые представления о котлах и парогазовых турбинах, я крайне редко появлялся на боевых постах в котельном и в машинном отделениях. Полагая, что полученных на прошлогодней практике знаний вполне достаточно, я разумно посчитал, что всё уже пройдено, и в будущем такая «механика» мне не пригодится. Даже во время боевых ночных тревог, когда надо было разбегаться по боевым постам, я находил укромные места на корабле, где с удовольствием отсыпался, продлевая вынужденно прерванный ночной отдых.
Как бы там ни было, но мы, во всяком случае, говорю о себе, салажатами себя уже не чувствовали, на равных держали себя с матросами и старшинами, уверенно общались с мичманским и офицерским составом. Корабельную жизнь, можно сказать, видели как бы изнутри, с позиций личного состава, а это давало определённые знания и расширяло наш кругозор будущих морских офицеров.
Трагические события осени прошлого года, связанные с гибелью линкора «Новороссийск», всё ещё будоражили сознание севастопольцев и волновали флотскую общественность. Комиссии за комиссиями разных уровней, разборы, расследования, партийные активы, взаимные обвинения, самобичевание в собственных недостатках, добровольные и вынужденные отставки многих командиров и начальников. Такая тяжёлая моральная атмосфера нервировала, вселяла какую-то растерянность, неуверенность среди личного состава, что, безусловно, негативно сказывалось на повседневной жизни матросов и на качестве боевой и политической подготовки на кораблях и в частях флота.
По всей вероятности, на примере мало поддающейся объяснению беспричинной гибели более полутысячи моряков на линкоре «Новороссийск» интуитивно возникшее у матросов чувство безысходности и не способность командования принять разумные меры в критических обстоятельствах по спасению личного состава привело к резкому снижению состояния воинской дисциплины на кораблях. В среде матросов не было достаточной уверенности за своё настоящее и будущее, многие из них, находясь в увольнении, напивались до бесчувствия, и их приходилось буквально затаскивать на корабли волоком. Никакие репрессивные меры не приводили к улучшению положения.
Исполняющий обязанности Командующего флотом адмирал В.А.Андреев, заменивший адмирала Пархоменко, прилагал невероятные усилия по наведению порядка, которые оказывались мало эффективными, распекал командиров кораблей и соединений на систематических сборах, летучках, совещаниях, чуть ли не в роли начальника гарнизона проверял выполнение распорядка дня в частях и на кораблях. Говорили, что он регулярно приходил на Минную стенку и делал разгон мичманам и старшинам за плохое проведение утренней физзарядки с матросами. Вероятней всего, адмирал В.А.Андреев не смог оценить общей ситуации сложившейся на флоте и выработать правильную линию поведения.
Вскоре на должность Командующего Черноморским флотом был назначен адмирал В.А.Касатонов, требовательный, строгий, даже слишком жёсткий по характеру человек. Мне тогда не было известно, что Владимир Афанасьевич Касатонов родился в Петергофе. Но так случилось, что буквально через несколько лет, когда я обучался в Петродворце на офицерских курсах при ВВМУРЭ имени А.С.Попова, мне случайно довелось познакомиться и разговаривать с его отцом – Афанасием Касатоновым, бывшим кавалеристом, но без всяких на то причин, выдававшим себя за матроса Балтийского флота, участника штурма Зимнего дворца.
Вот как это мне стало известно.
Однажды в обычный учебный день после занятий мы в составе группы из четырёх человек, к сожалению, не помню всех поимённо, но точно знаю, что был среди нас Саша Хитров с Северного флота, решили прогуляться по Петродворцу. Был солнечный майский день, но не очень тёплый из-за дующего с залива северного ветра. Проходя мимо кинотеатра, решили купить билеты на очередной сеанс кинофильма. До начала демонстрации оставалось минут 35-40. Для того, чтобы скоротать лишнее время, мы вышли в скверик перед кинотеатром, где и разместились на лавочке, беседуя и весело подтрунивая над одним из наших коллег-слушателей, который на завтрак, обед и ужин предпочтение отдавал только кефиру, яростно и страстно пропагандируя нам свою кисло-молочную диету. Вскоре, как-то незаметно и весьма скромно, рядом с нами на лавочке оказался высокий, благообразный, худощавый, пожилой мужчина. Опираясь руками на трость, он сидел тихо, наслаждаясь не так частой для здешних мест солнечной весенней погодой. Никто из нас не обратил на него внимание, продолжая шумно смеяться по поводу безобидных шуток и подначек друг над другом. Но вдруг молчавший до той поры и, казалось, ушедший в свои мысли сосед по лавочке вдруг заговорил, обращаясь к нам:
Вы, я вижу, морские офицеры. Я ведь тоже моряк бывший матрос, участник Октябрьской революции, Зимний брал...
Старик задумался, неожиданно прервав свою незаконченную фразу. Мы тут же прекратили свой безудержный смех и глупые шутки, надеясь услышать интересный рассказ реального и живого участника тех далёких событий. Но продолжения беседы не получилось. Он не стал предаваться воспоминаниям, а мы, глупые, постеснялись задавать вопросы. Наш собеседник неожиданно перевёл разговор к сегодняшним дням, когда сказал, что его сын тоже офицер, служит сейчас на Черноморском флоте и кто-нибудь из нас, возможно, его знает.
Тут кто-то из моих коллег задал не очень корректный, а традиционно дурацкий, но всегда напрашивающийся в таких случаях, вопрос:
Как его фамилия?
Последовал ответ, который нас настолько шокировал и даже поставил в неудобное положение, чтобы далее вести непринуждённый разговор.
Он носит мою фамилию Касатонов.
Мы сразу же энергично подтвердили, что, безусловно, знаем Командующего Черноморским флотом адмирала В.А.Касатонова и хотели, было, продолжить разговор в таком же приподнятом и пафосном тоне. Но старик поднял глаза в нашу сторону и посмотрел на нас как-то укоризненно. Взгляд его глаз, выцветших от времени и пережитого, показался нам печальным и грустным. В наступившей продолжительной паузе говорить что-либо никому не хотелось. Мы, однако, извинившись за вынужденное беспокойство, оставили бывшего, как мы поверили, балтийского матроса одного на лавочке в скверике. Сами же тихо, с нескрываемым чувством неожиданной виноватости, может быть, за чью-то невнимательность к родителям, и внутреннего волнения, что мы, такие молодые, задорные, смешливые, не всегда можем душевно сопереживать или с соучастием относиться к пожилым людям, отправились в кинозал смотреть какую-то пустяшную кинокомедию.
Вот здесь я хочу прервать своё повествование, чтобы привести ссылку на подлинные слова из автобиографии адмирала Владимира Афанасьевича Касатонова. В книге адмирала флота В.Н.Чернавина «Атомный подводный…» опубликована эта биография, из которой следует, что отец В.А.Касатонова Афанасий Степанович – кавалерист. Никогда не был матросом, не брал Зимний и вообще не был участником революционных событий в октябре 1917 года, даже более того, не служил в Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Из автобиографии В.А.Касатонова:
«История рода Касатоновых весьма обыкновенна, как и многих русских семей. Из бедных крестьян, неграмотных. Уроженцы Курской губернии, Кироченского уезда, села Лески, вблизи разъезда Беленихино железной дороги Курск – Белгород.
В 1901 году отец женился на своей дальней землячке Матрёне Фёдоровне Селюковой… Афанасий Степанович Касатонов, мой отец, проработав на железной дороге семь лет, решением мира (схода крестьян села) был выделен в 1902 году от семьи Касатоновых на государеву службу, в солдаты. По существующим тогда положениям, от семьи выделялся один из сыновей для несения воинской службы. Службу отец нёс в кавалерии, в лейб-гвардии уланском полку имени императрицы Александры Фёдоровны (старшей), в городе Новый Петергоф…
Отслужив срочную службу, отец остался на сверхсрочную в том же полку и к 1909 году дослужился до вахмистра (старшина) эскадрона с квартирой при казарме…
Семья наша на новом месте начала быстро увеличиваться. В 1910 году родился я – второй сын после семилетнего Василия, в 1912 году родилась сестра Софья, в 1913 году – брат Фёдор, в 1917 году – брат Яков.
С началом первой мировой войны Афанасий Степанович с полком отбыл на фронт. Воевал в Западной Пруссии. В феврале 1918 года вернулся в Новый Петергоф по контузии. За боевые заслуги был удостоен В основном за участие в разведке и доставку «языков».
Спрашивается, зачем было такому солидному и внушающему доверие человеку «вешать» нам, молодым офицерам флота «дурацкую пропагандистскую лапшу»? Возможно, старика вынуждали к таким «признаниям», и он привык выступать перед пионерами, в школах о своих мнимых революционных заслугах, кто знает?
Однако возвращаюсь к событиям, происходящим на Черноморском флоте. Большие кадровые изменения произошли на многих руководящих должностях. Так, вместо вице-адмирала П.В.Уварова, авторитетного и уважаемого на флоте Командующего эскадрой, был назначен контр-адмирал В.Ф.Чалый. П.В.Уваров, что называется, всегда находился в море то на одном, то другом корабле, не покидал мостик, подстраховывая командиров, как бы сдерживал их инициативу, самостоятельность и ответственность. В.Ф.Чалый - сторонник полной командирской самостоятельности в рамках своих властных полномочий. Будучи курсантом выпускного курса, во время дальнего похода мне интересно было наблюдать Василия Филипповича Чалого в течение нескольких дней, о чём напомню чуть позже.
После временного запрета на выход кораблей в море, связанного с организационными выводами после гибели линкора «Новороссийск», новое командование флота стало уделять повышенное внимание всем аспектам боевой подготовки кораблей. Начались регулярные выходы кораблей в море, отрабатывались задачи боевой подготовки, проводились бесконечные и всевозможные учения.
Вот на такой период выпала наша практика. На крейсере «Михаил Фрунзе» новый командир капитан 2 ранга Голота старательно, настойчиво и целеустремлённо проявлял свою инициативу, самостоятельность и умение командовать кораблём. Крейсер неделями находился в море и проводил ежедневные, вернее сказать, боевые тревоги в ночное время, которые объявлялись на корабле, непрестанно по три-пять раз за ночь. Естественно, днём с нами никаких занятий не проводились, но и отдохнуть, как следует, не удавалось. Приходилось восстанавливаться в период проведения боевых тревог, спрятавшись в корабельных шхерах и вслушиваясь в немыслимые по содержанию вводные, которые звучали истошным голосом старпома по внутренней трансляции с регулярной последовательностью. Например, такие обескураживающие по смыслу вводные, как сейчас могут показаться: «Приготовиться к противоатомной защите!», «Взрыв атомной бомбы на шкафуте правого борта (на шкафуте левого борта, на баке, на юте, в районе первой башни главного калибра и т.д. и т.п. в любом месте корабля по желанию)», «Произвести дегазацию и дезактивацию на…», «Отбой атомной тревоги. Личному составу построиться на…». Мне тогда казались такого рода вводные весьма странными, а теперь и подавно. Кто и как могли «выжить» в реальных условиях после взрыва атомной бомбы, чтобы произвести дегазацию заражённого шкафута, юта, бака и других мест по требованию старпома? О таких пустяках, видимо, не задумывались, но зато план по проведению боевых тревог и отработке вводных выполняли или даже перевыполняли.
Курсанты Черноморского Высшего Военно-Морского училища имени П.С.Нахимова Алексей Мухин, Анатолий Богодистый, Григорий Зубенко и Николай Верюжский. Крейсер «Фрунзе». Черноморский флот. 1956 год.
Продолжение следует.
Пожалуйста, не забывайте сообщать своим однокашникам о существовании нашего блога, посвященного истории Нахимовских училищ, о появлении новых публикаций.
Сообщайте сведения о себе и своих однокашниках, воспитателях: годы и места службы, учебы, повышения квалификации, место рождения, жительства, иные биографические сведения. Мы стремимся собрать все возможные данные о выпускниках, командирах, преподавателях всех трех нахимовских училищ. Просьба присылать все, чем считаете вправе поделиться, все, что, по Вашему мнению, должно найти отражение в нашей коллективной истории.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
