В моей жизни будут примеры, когда воспитанием занимается государство через свои учреждения, такие как Нахимовские, Суворовские училища. Об этом можно говорить и судачить по – разному, но главное, в своей основе, удается сформировать образованных, культурных, преданных патриотов своей Родины.
Плоды воспитания, как зерна, прорастают на почве, удобренной не злом и насилием, а добром, культурным наследием и национальными традициями. Вернемся к тому не простому времени.
По своему характеру я в лидеры не годился, так как был стыдливым и застенчивым. Когда меня за что-нибудь бранили, у меня на глазах появлялись слезы, и я очень переживал, поэтому я старался быть примерным и стремился выполнить все, что мне говорили. Так было и с кисточками. Мне говорили уже более смелые и умудренные этим промыслом, старше меня ребята: «Ну, что трусишь? Так докажи, что ты смелый». Как тут быть? Страшно, противоестественно, а надо! Иначе – позор и общее отчуждение! Будут тыкать пальцем, и клеймить – трус! В детском возрасте мы все под властью тех, кто авторитетен, силен, и способен сам идти на дерзкие поступки. Улица, двор всегда имеют таких лидеров – они и являются прямыми воспитателями дурных вкусов и хулиганских поступков. И если родители, в силу своей занятости или других причин, неспособны контролировать времяпрепровождение, увлечения своего чада и отдают это на откуп улице, тогда со временем они имеют то, что вызывает у них недоумение и вопрос: «Не может быть, откуда это? Это же мой ребенок! Да, я в него всю душу вложила!».
Человека можно сравнить с весами: на одной чаше все негативное, на другой - все положительное. Все это ему дается и закладывается воспитанием, образом жизни, всем тем, что участвует в формировании его характера и образа мышления. Какая чаша заполнится больше, та и будет определяющая. Люди не рождаются хорошими или плохими, они ими становятся! Становятся в процессе жизни, под влиянием семьи, улицы, увлечений и всего того, чем они любят или не любят заниматься – способностью воспринимать хорошее, доброе, гуманное, общечеловеческое. Или скатываются в пропасть более легкого для восприятия, но пагубного и дурного!
Мой младший брат Анатолий был ко мне очень привязан и постоянно, как веревочка увивался за мной. Мы часто с ним играли во дворе и проводили вместе свободное время. Ему очень не везло: то упадет, ударится, то порежет ногу о стекло во время купания в арыке. В общем, был невезучий. Два случая особенно запомнились мне. Как-то раз, мы играли в «кавалеристов». Естественно, как более крепкий, я был «лошадью», а Толик – «кавалеристом». Я его сажал себе на плечи, и он командовал мной: « Вперед!», «Галопом!», «Рысью!» и.т.д. Я это пытался исполнять, хотя и сейчас мало представляю, чем один вид отличается от другого! В общем, бежал я «галопом» и споткнулся. Со всего маха мы полетели прямо на
Толик-то летел с большей высоты. Результат - он ударился лицом, разбил нос, губу, поцарапал лицо. Я страшно перепугался. Уже не помню, что-то делали, чтобы скрыть от матери. А вечером мне досталось на «орехи!» Нет, мать меня никогда не била, если не считать один раз.
Это было в Евпатории. Там мы с Толиком играли в «парашютистов». Я зацепился противогазовой сумкой, прыгая с табуретки, за трюмо, оно упало и разлетелось на маленькие кусочки. Это я запомнил на всю жизнь! А тут она меня стыдила, что я такой уже взрослый мальчик, на которого она надеялась, как на своего помощника, а я, в ее отсутствие, не справился с возложенными на меня обязанностями и не уберег брата от травмы. Мне искренне было стыдно, и я очень переживал о случившемся. Был ещё один случай с Толиком, который просто потряс меня. Я и сейчас вспоминаю о нем с содроганием. Я не знаю, как это получилось. Во дворе у нас была овчарка, мы с ней много раз играли. На этот раз кто-то кинул ей кость, которую она мирно с удовольствием грызла. Произошло все мгновенно. Толик подошел к собаке. Овчарка зарычав, бросилась на него, передними лапами повалила его на землю и зубами вцепилась в горло! Хорошо, что в это время во дворе были взрослые, они-то и помогли его высвободить. На всю жизнь у него остались следы от клыков собаки. Он был так перепуган, что стал заикаться, со временем это прошло. Стресс был сильнейший. В больнице ему сделали прививку. Собаку забрали со двора, больше мы ее никогда не видели. Для матери этот случай стоил огромных переживаний и нервного потрясения. Ведь последствия могли быть не предсказуемыми. Так, невольно, своим баловством, предоставленные самим себе, мы доставляли большие неприятности матери.
Учился я в школе неважно и, хотя по характеру я был примерным, но, наверное, чувствуя бесконтрольность, пользовался этим. Особенно мне не давался узбекский язык, по нему у меня были сплошные двойки. Учебники были в ограниченном количестве. Один учебник, букварь на несколько человек. Так по очереди, мы его и передавали друг другу. Тетрадей не было вообще, писали, на чем попало: на газетах, в лучшем случае - на оберточной бумаге. Чернила расплывались – трудно понять было, что там вообще написано. Запомнились вечера при тусклом свете одной лампочки или вообще при свечке.
Мать старалась, как могла, помочь, но порой она приходила такая уставшая, что за домашними делами: печь натопить, постирать, приготовить, прибрать, кому-то что-то перешить и.т.д., успевала только спросить: - «Занимался? Сделал уроки?». Я ее, конечно, успокаивал: «Да, мама, делал!». Она: «Смотри, я проверю!». Может, она и действительно проверила бы, но, обремененная домашними заботами, что-то делала и делала. Печку топили колючим хворостом или кустарником типа "перекати поле" или засохшим навозом.
А так как все это было большим дефицитом, то в нашу обязанность с братом входило все это собирать. И сделать это было не так просто, таких желающих было много. За колючками ходили в поле, а за навозом чуть ли не за каждым ослом. Причем, здесь была большая конкуренция, кто вперед скажет: «Это мой навоз!». Дело доходило чуть не до драки. На востоке навоз, как известно, использовался и как строительный материал. Его мешали вместе с глиной, делали при помощи формы кирпичики, высушивали и далее использовали для строительства домов и пристроек. Домом назвать это было нельзя - получалось какое-то строение с плоскими крышами. Все в округе было застроено именно такими «мазанками». Вот в таком мы и жили, другого не было. Зачастую они были кривыми, косыми, со щелями и трещинами. Двери у них вообще не имели замков и не закрывались. Это было нормой, само собой разумеющимся фактом, если не сказать традицией. Народ в них жил многие годы, по характеру добрый и гостеприимный. В доме всегда гостю предложат чай и все, чем на тот момент были «богаты».
От отца никаких известий не было. Мать часто куда-то писала. Иногда письма возвращались с пометкой: «Адресат выбыл!». Это и понятно, шла война, отца перебрасывали с места на место по мере продвижения фронта и порой письма просто опаздывали. Но она с завидным упорством продолжала писать, надеясь на то, что он получит. Как выяснилось позже, отец делал то же самое, только писал на Сызрань. Все было тщетно - он не знал, что мы уже были в Андижане. Поскольку у военных почта работала лучше, то через некоторое время он получил письма и узнал об этом. И вот однажды, в нашем доме появился военный.
Он после ранения был на лечении в госпитале, который тоже был эвакуирован в Андижан. Он стал у нас появляться довольно-таки часто. Вместе с матерью они о чем-то всегда очень долго разговаривали. Каждый раз он приносил какие-то продукты, больше консервы. Тогда-то я первый раз и попробовал американскую тушенку с макаронами и паштет колбасный. Это тебе не картофельные очистки, а, как нам казалось, настоящий королевский дефицит. Мать как будто даже преобразилась: повеселела, ожила, настроение постоянной тревоги и подавленности уступило другому чувству – надежде! Это был человек оттуда, с фронта – живое дыхание войны, свидетель и участник событий, которыми жили все, но не могли их почувствовать, так как они были где-то далеко. А тут живое общение с героем боев, поэтому с интересом слушала, ловя каждое его слово. Мысленно, конечно она думала об отце, что и он вот так, где-то там далеко постоянно подвергает себя смертельной опасности. Ведь война не щадит никого! Гибли миллионы, выживали не многие! Мать была красива и молода! И чего уж там говорить, наш фронтовой герой влюбился, наверное, в нее с первого взгляда – ухаживал красиво и достойно! Когда он уезжал, снова на фронт, он обещал по своим военным каналам разыскать отца и сообщить ему наш адрес.
И действительно, он не обманул, через полтора месяца, примерно, мы получили долгожданное письмо от отца! Радости нашей не было предела, особенно матери. Она не переставала целовать это письмо и при этом плакала. Но это были уже слезы радости и счастья, что отец жив, а также думает и переживает за нас.
Писем белые стаи
Прилетали на Русь.
Их с волнением читали,
Знали их наизусть.
Эти письма, поныне
Не теряют, не жгут,
Как большую святыню
Сыновьям берегут.
Много лет спустя, уже в 1958 году, когда я, закончив Высшее Вонно-Морское Училище, встретился с ним в Севастополе, мы коснулись этого эпизода. Отец сказал: - «Мне мать обо всем рассказывала. Я все знаю! Мать святой человек! Она сделала почти невозможное – сохранила Вас! А тому фронтовику я благодарен за то, что смог найти и отыскать свою семью!»
Письма от отца приходили все чаще и чаще, а с ними крепла надежда на скорую встречу. Выслал он и свой аттестат, по которому мать стала получать денежные переводы. Жить стало значительно легче! Каждый день мы мечтали о том времени, когда мы будем вместе. Нам казалось, что это произойдет очень скоро, и тогда счастью нашему не будет предела, но время шло, а изменений никаких не происходило в нашей жизни. Наступил 1944 год. И вот однажды нам пришел вызов – приехать к отцу в Гудауты. Наверное, это была самая большая радость в нашей жизни!
Сборы были быстрыми. Мать решила все формальности на работе, оформила какие-то документы на выезд, достала билет и мы, благодарные этому городу за время, прожитое здесь, когда он не только гостеприимно принял нас, но и приютил, дал возможность выжить, тронулись в путь!
Это было совершенно другое чувство, оно переполняло нас, ведь три года мы не виделись. Мы выросли, повзрослели, не по времени возмужали, мне было уже девять лет, брату – семь. Это были уже не те цыплята, как на последней фотографии, сделанной перед отъездом из Евпатории. А самое главное – мы ехали к отцу!
Мой отец.
Нам казалось, что стоит преодолеть нам это расстояние и заживем мы мирно и счастливо! Ведь нам не хватало только этого. Мы любили друг друга, столько перенесли невзгод и испытаний, живя в разлуке. Теперь ничто, казалось, не мешает нам объединиться и жить по-человечески счастливо! Но судьба и тут внесла свои коррективы, мы ехали навстречу самому тяжелому переломному событию и испытанию в нашей жизни, о котором мы не только предполагать не могли, но и поверить, если бы это приснилось! Скоро войдет в нашу жизнь город, который станет городом не только кратковременного счастья, но и большого несчастья, которое станет поворотным пунктом в судьбе каждого из нас, разделив и разбросав по разным уголкам страны. До этого события оставалось немногим больше трех месяцев. Имя этому городу – Гудаута!
Мечты сбываются. Гудауты - город у моря.
Прямой путь - кратчайшее расстояние между двумя неприятностями". Василий Ключевский (1841-1911)
Это прекрасный, южный, Черноморский город – В то время, я его запомнил, маленьким уютным городком, утопающим в зелени. Здесь я впервые увидел, оставившее впечатление на всю жизнь, лазурное Черное море. Теплое море и Кавказские горы определили климат и природу этого места. Склоны гор были засажены виноградом и цитрусовыми: лимонами и мандаринами. В садах росли: яблоки, сливы, груши, и особенный фрукт, которого я раньше не знал – инжир. Все это на меня произвело огромное впечатление. Отец к нашему приезду подготовился и встречал нас просто по-царски: изобилием фруктов, еды и запомнился мне кусковой сахар - просто мечта из сказки! Он был большими кусками, и его надо было разбивать молотком, а потом щипцами для сахара откусывать маленькие кусочки. Мне это занятие очень нравилось и, тем более что такого количества сахара перед собой я никогда в своей жизни не видел, поэтому я себя чувствовал очень богатым, как в сказке, и самым счастливым мальчишкой на свете.
К нашему приезду отец снял две комнаты в частном доме на втором этаже. Здесь дома были какие-то странные, я еще таких не видел. Они стояли на колоннах. Первый этаж был хозяйственный, а второй – жилой. По сути дела, он был первым – это особенность постройки домов на Кавказе. Возможно, это исторически традиционно было с чем-то связано. Вероятнее всего, в связи с высокой влажностью очень сильными субтропическими ливнями. Потоками воды с гор, а также разными видами пресмыкающихся. Поэтому основным атрибутом каждого дома была лестница, ведущая наверх. Хозяева были очень гостеприимными, встречали нас, как самых близких и дорогих гостей. Дом стоял на горке, немножко в глубине от дороги, утопая в зелени сада и кипарисов. Все складывалось как нельзя лучше даже, чем мы думали. И зажили мы самой, что ни на есть сказочной жизнью: в радости, любви и благополучии. Отец приносил паек раз в месяц, чего там только не было! Для нас это было верхом изобилия. Мандарины лежали по всей квартире, даже под кроватью. Аромат цветущей плантации будоражил воображение. Мы, как говорится, после голодного края отводили ими душу и не могли нарадоваться. Как-то раз меня отец отвел в горы, это было совсем рядом, и показал, как растет виноград. Это я видел тоже в первый раз. Все деревья были увиты виноградом, лоза поднималась с земли и вилась вокруг дерева. Такое создавалось впечатление, что растет на деревьях.
Мы собрали рюкзак винограда и принесли домой. В дальнейшем, я сам уже ходил с братом и собирал с ним виноград. Нам это нравилось, и мы все удивлялись, почему мальчишки смеялись и не хотели с нами идти за виноградом. Потом стало понятно, в каждом доме свой виноград и сад с фруктами. Со своими сверстниками мы быстро сошлись и познакомились. Время стали проводить вместе. Часто ходили на речку, купались вместе с буйволами. Этих своенравных животных, я тоже впервые увидел здесь. Буйволы приспособлены к данной местности и используются как рабочая сила для перевозок и сельскохозяйственных работ на Кавказе. Они сильные и послушные, но очень любят лежать и купаться в любой воде. Хоть в луже, лучше, конечно в водоеме или речке. Мы с ребятами придем на речку, а там одни буйволы прохлаждаются, поэтому трудно было найти место для купания. Речка была мутная, вода желтовато-песочного цвета, берега сланцевые, очень скользкие. Кусок сланца возьмешь в руки, он как мыло мылится, иногда мы им и мылись. Однажды, мы пришли на речку и из-за отсутствия свободного места, поднялись выше, противоположный берег был крутой и высокий. Сначала мы купались, а потом решили поплыть к противоположному берегу. Подплываем, я поднимаю голову, и сразу обомлел, от увиденного. В отвесном сланцевом береге – тысячи отверстий и из всех дырочек торчат головы змей, они шипят и угрожающе двигают языками. Я испугался, просто потерял дар речи, остолбенев от ужаса, так напугала меня эта увиденная картинка. Наконец, пришел в себя, быстро развернулся и, что было мочи, поплыл от этого страшного места. Пока я плыл, мне казалось, что вокруг меня в воде просто кишит огромное количество этих змей. Когда я приплыл и, заикаясь, рассказал местным ребятам, то они посмеялись и сказали, что это безобидные ужи, их не надо бояться. С тех пор у меня появилось чувства отвращения ко всему змеиному – отвратительная тварь! Может, и не заслуженно, так обобщать. Но детское восприятие очень сильное чувство!
Яйца откладываются в августе, новорожденные особи достигают в длину 25 - 34 см.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
