— Вам придется часа три идти от станции катером или ехать машиной, — сочувственно сказал юный лейтенант. — Они сейчас стоят в устье одной из бесчисленных речек, бегущих с гор в море. Мерзкое зимой место! Деревушка с домиками на сваях, дождь, грязь по колено, болото, лягушек до черта — квакают всю ночь целым оркестром... И не знаю, там ли еще катера, на которых служит ваш муж, — они не задерживаются в одном месте подолгу...
Офицеры вскрыли консервы, нарезали хлеб и сыр и принялись угощать нас. Я сидел у окна, слушал рассказы о морских боях и о наших летчиках, сбивающих фашистские самолеты над морем.
Глухо стучали колеса, вагон немного покачивало, и я уснул.
Когда я проснулся, по стеклу текли толстые струи дождя. За окном было серое утро.
— Одевайся, Никиток, — торопила мама. — Скоро приедем.
Я вскочил. Поезд медленно тащился среди сплошной лужи, и казалось — мы плывем под дождем по большому озеру.
Потянулись мокрые постройки. Поезд подполз к нахмурившемуся вокзалу. Лейтенанты помогли нам вынести вещи и рассказали, где найти моряков. Попутным катером или машиной они нас доставят к отцу. Мы вышли на вымощенную булыжником площадь. На площади стояли извозчичьи фаэтоны. Мы сели под клеенчатую покрышку. Кучер в мокром плаще с капюшоном хлестнул кнутом мокрых лошадей и крикнул: «Лентяи! Вперед!» Копыта звонко зацокали по камням. Мы проехали несколько улиц, свернули на бульвар и остановились возле белого домика. У входа дежурил матрос.
* * *
Спустя два часа я трясся на «газике», прикрытом брезентовым верхом, по размытой дождями дороге. Мне не терпелось увидеть отца, а для мамы не было места в машине. Лейтенант-композитор, которого мама знала по Ленинграду, сказал, что довезет меня в целости и сохранности, — до базы катеров было совсем недалеко, каких-нибудь двадцать пять километров. И мама, скрепя сердце, согласилась меня отпустить. «Скажи отцу, что меня обещали переправить на катере, как только успокоится море, может быть, завтра, — сказала она. — Поцелуй его за меня покрепче». Я сидел рядом с шофером, Костей-матросом, а позади разместились лейтенант-композитор, оказавшийся ленинградцем, и толстый мичман, загрузивший весь «газик» тюками с литературой.
«Газик» так встряхивало, что я больно стукался головой; тяжело вздыхал композитор, и ругался толстый мичман. Один Костя-матрос невозмутимо курил папиросу за папиросой. Мы объезжали размытые мосты, и вода подбиралась нам под ноги. Разглядеть что-нибудь в стекло было невозможно.
— Что, малец, не приходилось тебе еще ездить по такой мокрятине? — спросил Костя, лихо сдвинув на ухо бескозырку, и ловко разъехался с гудевшим грузовиком.
Мы ехали долго. Наконец, Костя резко затормозил:
— Станция «Вылезай»! Приехали!
Я ступил в глубокую лужу и в ботинках сразу захлюпало.
— Идем, орел! — позвал композитор.
Он выругался, набрав полную калошу воды. Лицо у него было молодое, но волосы совершенно седые. Он легко перепрыгивал через канавы. На берегу узкой, словно проулок, речки были развешаны сети. Домики стояли высоко над землей, словно приподнявшись на цыпочки.
И вдруг перед нами вырос самый странный корабль, какой я когда-либо видел. По бортам, трубе и надстройкам вился пожелтевший виноград. Прямо на палубе росли деревья с твердой и блестящей, точно лакированной, листвой. Сходни и те были превращены в дорожку, обсаженную желтым кустарником.
— Идем, идем же! — торопил композитор.
Мы поднялись по сходням.
Вахтенный офицер поздоровался с лейтенантом.
— А это чей хлопец? — спросил он.
— Сын капитана третьего ранга Рындина.
— Рындина? — озадаченно переспросил офицер — Как он здесь очутился?
— Он приехал из Ленинграда, хочет повидаться с отцом... Да пойдемте же скорее! Я мокр, как дельфин.
Офицер, как-то странно посмотрев на меня, пошел по скользкой палубе к люку.
— Не оступитесь, — предупредил он.
Мы спустились по железному .
В узком проходе, освещенном тусклыми лампочками, офицер сказал:
— Подождите минутку.
Он постучал в одну из белых дверей.
— Войдите, — ответили ему.
Офицер вошел в каюту и притворил за собою дверь. Было слышно, как он докладывал о нас начальнику.
— О чем они там думают? Вот не вовремя, — приглушенно проговорил начальник. — Ну все равно, пригласите.
Дверь отворилась.
— Прошу к капитану первого ранга, — позвал офицер.
В небольшой каюте, за письменным столом, ярко освещенным настольной лампой, сидел грузный человек с начисто выбритой, лоснящейся головой и с живыми, карими проницательными глазами. Сказав композитору: «Садитесь», он протянул мне руку:
— Ну, здравствуй! Как же ты добрался до нас?
Я принялся рассказывать. Внимательно слушая, капитан первого ранга перебирал лежавшие на столе бумаги.
— Дело в том, что твоего отца сейчас нет, — сказал он, не глядя на меня. — Если хочешь, живи пока на корабле.
— А мама?
— Мама? — переспросил капитан первого ранга, подняв глаза к потолку. — Примем меры, чтобы ее обеспечили в городе жильем и устроили на работу.
— Когда же папа вернется?
— Должен вернуться, — пообещал он.
— Правда? — вырвалось у меня.
— Никита! — притянул меня к себе капитан первого ранга и заглянул мне в глаза. — Запомни на всю жизнь: коммунист никогда не лжет, всегда должен говорить . Даже если правда горька, как полынь... Твой отец — отважный и смелый человек. Он бывал и не в таких переделках и всегда возвращался... рано или поздно.
— А как же дядя Серго? Они ведь всюду ходили вместе?
— Тебе кто сказал?
— Его отец, художник. Вы знаете, Шалва Христофорович даже ослеп, когда узнал, что Серго...
Резко отстранив меня, капитан первого ранга встал:
— О чем ты говоришь?
— Мы с мамой встретили того врача, который лечит художника. Он сказал, что Шалва Христофорович получил извещение...
— Извещение?..
Капитан первого ранга нажал кнопку. Вбежал широколицый матрос с голубой повязкой на рукаве.
— Начальника штаба ко мне! Вы извините, — обратился капитан первого ранга к композитору, — я попрошу вас зайти ко мне через час.
Композитор поднялся и откозырял.
— Вестовой!
Матрос вернулся.
— Проводите сына капитана третьего ранга Рындина к Живцову.
— Есть!
— Иди, Никита, — сказал капитан первого ранга совсем другим, теплым голосом. — Познакомься с Живцовым, есть у нас тут один герой. Думаю, вы подружитесь.
— Идем, — позвал матрос.
— Найдите начальника клуба, — приказал ему капитан первого ранга, — и передайте: пусть снимет в ленинской каюте газету.
— Есть!
Мы вышли в тускло освещенный проход и завернули в темный закоулок.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
