С2 - вторая подводная лодка, которой Н.П.Египко командовал в испанском флоте
Накануне моего приезда на подводную лодку было совершено нападение во главе с бывшим командиром, фашистски настроенным Тронкозом. Он потребовал у вахтенного матроса пропустить его на корабль, пытался применить оружие, но был убит. Нападавшие были арестованы французскими властями за незаконное ношение оружия и переправлены на территорию мятежников в Испанию.
Французские власти не желали оказывать нам хотя бы небольшое содействие в ремонте, в обеспечении необходимым снаряжением. При решении вопроса о ремонте подводной лодки отдельные заводы отказались от ремонта. Только завод «Шантье» согласился ремонтировать испанскую подводную лодку. Провокационные заявления и нежелательная информация профашистской газеты «La Ferro», свободные и открытые действия фашистских группировок — все это замедляло наши усилия по окончанию необходимого ремонта подводных лодок. Прибывший в феврале в Бордо И.А.Бурмистров находился в таких же неблагоприятных условиях.
Для общения с французскими властями и для официальных визитов у меня на подводной лодке в качестве командира выступал фиктивный командир — механик дон Селестино Рос. Я числился в списке как младший машинный офицер, и какого-либо общения с французскими чиновниками у меня не было. Все вопросы я решал вместе со своим неразлучным югославом, коммунистом Вальдесом, моим адъютантом-переводчиком и на второй испанской подводной лодке. Мой опыт плавания на подводной лодке С6 и общения с командой пополнил мой запас испанских слов. Я уже мог свободно командовать кораблем и, по-моему, даже без акцента.
Жили мы с Вальдесом в небольшой береговой гостинице. Обстановка была скромная: стол, стулья, маленький шкаф. Двери на ночь всегда закрывали. Однажды нас вызвал консул республиканской Испании, находящийся в Нанте, и сообщил, что у него есть сведения о ненадежности многих членов команды. Были в ней и анархисты, и социалисты, и фашистские провокаторы. Мой вновь назначенный комиссар, правый социалист Мартинес, резко отличался от преданного Паоло. Он был маленького роста, с беспокойным взглядом, слишком любопытный. Постоянно находился вблизи матросов и подслушивал их разговоры. С первых же дней пребывания на корабле он не понравился команде и получил прозвище Вошь.
Новый комиссар обо всех моих действиях скрытно информировал дона Валентино и следил за мной и моей возможной марксистской пропагандой среди членов экипажа.
Сражение за корабль
Большие трудности представлял собой ремонт корабля и его поврежденного оборудования. Мне как русскому, находящемуся среди французов и испанцев, в кругу сложных взаимоотношений правительств этих стран, приходилось ежечасно, днем и ночью добиваться решения тех или иных задач. Надо было быть бдительным, не разглашать того, что мы с личным составом и рабочими делали на корабле, беспокоиться за сам корабль и его сохранность. Много было непредвиденных трудностей и провокаций. Случайно обнаружили на корабле японские самовоспламеняющиеся пеналы, но до интенсивного пожара дело не дошло. Была своеобразно и умело повреждена главная система электропроводки корабля. Подбрасывались бочонки из-под краски, которые были оборудованы часовым механизмом и большим количеством взрывчатого вещества. Но все, к счастью, обходилось благополучно, в команде были верные и преданные люди, и нам вовремя удавалось ликвидировать опасность.
Неприятная ситуация сложилась с аккумуляторной батареей, без которой подводная лодка не способна передвигаться в подводном положении. Оказалось, что элементы аккумуляторов превратились в труху. При анализе электролита было установлено, что в их баки было подсыпано окисляющее вещество. Батарея была выведена из строя.
Был и такой случай. Я находился на центральном посту, когда услышал взрыв в одном из отсеков, — бросился туда и увидел двух окровавленных матросов, отброшенных от взорвавшейся отремонтированной помпы «Рато». Как потом установили, при испытаниях стали повышать нагрузку, начиная с 1000 об/мин, а когда достигли 2000 об/мин, произошел взрыв. Инженер, принимавший участие в ремонте помпы, скрылся. В коллекторе был установлен заряд, который при определенном числе оборотов срабатывал. Были и другие проблемы. Все это отодвигало сроки завершения ремонта лодки и нашего ухода в Испанию.
В Париже была создана техническая комиссия друзей республиканской Испании. Она всячески старалась оказать помощь и нам. Был в этой комиссии профессор-оптик, который изъявил желание отремонтировать корабля. Он работал даже в праздники и выходные дни. Как потом стало известно, подводная лодка после погружения сразу же лишилась бы «глаз», так как перископы были бы затоплены, попавшая в них вода не могла бы быть удалена в море во время плавания. Такая вот «помощь».
Были неприятности и с дейдвудными сальниками гребных валов. Приходилось постоянно откачивать поступавшую в отсек воду. Старый немецкий гирокомпас требовал замены, но сменить его оказалось невозможным.
Хорошим оказалось то, что по моей просьбе Вальдес и дон Селестино смогли достать на одном из рыболовных траулеров гидролокационный прибор «сантадор» для обнаружения рыбы. Мы его срочно установили на лодке в качестве эхолота, то есть глубиномера, который нас выручил при проходе Гибралтара в подводном положении. Все мы, Вальдес, Селестино и другие члены команды, старались поскорее закончить все работы и сделать все необходимое для выхода в море, но неудачи и провокации задержали уход в Испанию еще на два месяца.
В завершение всех наших неприятностей республиканский консул вызвал нас с Вальдесом и по секрету сообщил, что раз все прошедшие диверсии не дали фашистам желаемых результатов, они считают, что единственным способом не пустить подводную лодку в Испанию является убийство командира. Перед нашим уходом консул выдал мне и Вальдесу по браунингу.
Борьба за экипаж
Экипаж на корабле должен был состоять из 40 человек. У меня он был не более 30. Люди все разные, представители различных группировок и партий. Было несколько коммунистов, социалисты, республиканцы, беспартийные, попадались и анархисты. Офицерский корпус в республиканской Испании главным образом состоял, как и раньше, из дворян. Помощником у меня был симпатичный молодой офицер из знатной дворянской семьи Селестино. Его родители остались на стороне фашистов, а он ушел к республиканцам. По натуре он был приветливым и исполнительным человеком, и все общения с французскими властями устраивал удачно. Но в некоторых случаях не проявлял настойчивости и необходимой бдительности. Я ему полностью доверял. Доверял я и боцману. Но, как оказалось, напрасно.
Через несколько дней, когда боцман ушел в город, мы с помощником решили осмотреть моторы. Я переоделся в комбинезон и ждал его в отсеке. Вдруг он, взволнованный, появился в отсеке с небольшой бумагой в руках. Это была телеграмма в адрес боцмана от руководителя организации фашистов: «Работайте хорошо, честно, войдите в доверие к личному составу, устраните всякие подозрения».
Селестино надел комбинезон боцмана и обнаружил в кармане этот разоблачающий его документ. Что делать? Решили пока все держать в секрете, внимательно наблюдать за боцманом, его связями и беседами с экипажем. Я проявлял к нему особое доверие и искренне радовался в его присутствии его отличной работе. Несколько дней потребовалось, чтобы выявить его помощников и компаньонов.
Далее я вызвал боцмана и сообщил, что срочно требуется в соответствии с указанием командования направить на учебу в Испанию десять человек. И что только ему я могу поручить доставить их на родину, и что у него есть возможность поступить в академию и стать офицером. Весть была принята радостно. В этот же день группа нежелательных моряков отправилась к границе с Испанией. Я и Педро телеграфировали генеральному секретарю Бруно Лонса о том, что эта группа и есть те диверсанты, которые совершали провокации при ремонте лодки. По приезде они были арестованы, но потом отпущены, а боцман с помощью дона Валентино даже пошел на повышение.
Злоключения с экипажем на этом не закончились. На корабле все работали «по-стахановски», с утра до позднего вечера. Многие после работы ходили отдохнуть и развлечься в город. Бывали в кафе, дансингах, а некоторые проводили время в домашней обстановке у знакомых девушек. Моряки честно заслужили свой отдых, и я им не препятствовал. Однако как-то, включив радио, я услышал речь одного из фашистских организаторов. Он откровенно сообщал, что те моряки республиканского флота, которые решат остаться во Франции, получат работу с увеличенной оплатой. За побег с подводной лодки предлагалось 2 тысячи франков, за побег и порчу механизма — 3 тысячи франков, за крупную аварию — до 5 тысяч франков.
Открытая и откровенная пропаганда по радио сменилась разглагольствованиями и криком фашистского генерала Кьепо де Льяно, восхвалявшего укрепление фашистских рядов в Германии. Раздался стук в мою каюту, и вошел сигнальщик. Он сообщил мне, что в семью его красавицы-Жанетты часто приходит дядя. И вот только вчера этот «дядя» предложил ему за определенные услуги покинуть корабль. Мой и Вальдеса разговор с другими матросами установил, что у многих из них также были подобные «дяди», вели похожие разговоры и делали аналогичные предложения.
Пришлось принимать срочные меры — не отпускать матросов на берег. Это было сложно, и кое-кого пришлось сажать под арест.
Но мы были военным коллективом, и та борьба, которая шла в Испании, горячее желание быть ей полезным, заставляли всех нас преодолевать технические и психологические трудности и неудачи.
Коллектив команды верил мне и видел каждодневные мои усилия в борьбе за корабль, за его боеспособность, за стремление скорее быть полезным борющимся на родине — Испании, республиканцам.
Испытания подводной лодки
Наши совместные усилия позволили в июне 1938 года завершить основные работы.
В то время обстановка в Испании усложнилась, и противник захватил многие районы. Французское правительство ужесточило отношение к нам, и возникли опасения возможности вторичного интернирования республиканских кораблей.
На просьбу разрешить выход корабля в море для проведения испытаний последовал категорический ответ: «Разрешаем выход без права возвращения в Сен-Назер или иной порт Франции».
Приходилось пытаться проводить испытания в , закрытой батопортом (воротами, закрывающими гавань). Гавань имела три шлюза для выхода в море. Самый большой использовался как док для ремонта больших кораблей. Самый малый — для выхода катеров и других малых судов. А средний, имеющий двойной затвор, — для выхода подводных лодок и других более крупных кораблей. Глубина в гавани была небольшой и не превышала 10 метров.
Решили провести испытания в воскресенье, так как в этот день в гавани было меньше народа. Получили разрешение командира порта и директора завода. Работали накануне до позднего вечера. Проверили все помещения корабля, системы и механизмы.
Утром, добираясь от гостиницы до корабля, я услышал информацию газетчика о том, что ровно в четыре часа дня в гавани состоятся маневры испанской подводной лодки. Купил газету «La Ferro», где действительно сообщалось о наших испытаниях.
Народу в гавани собралось очень много, много было полицейских и каких-то подозрительных личностей. Был и начальник местной полиции, который, видя наше бездействие и подгоняемый нетерпением публики, взобрался на корабль и изъявил неудовольствие отменой маневров. Мы его быстро успокоили сообщением о том, что на подводной лодке случилась серьезная авария.
Только на следующее утро мы смогли кое-что испытать. Напротив стоял новый французский линейный корабль «Страсбург». Вахтенные офицеры и матросы стояли у борта и наблюдали за нами. Погода была прекрасной и тихой, водная гладь — зеркальной.
Подаю команды на пробное погружение лодки. По расчетам механика дона Селестино, даже с заполненными балластными системами должна оставаться дополнительная положительная плавучесть — около 5 тонн.
«Сеньор Селестино, заполнить часть балластных цистерн!» — командую по переговорной трубе. Со мной на мостике Вальдес и штурман Мигель. Слышим шум вливающейся в цистерны воды. Но для погружения необходимо полностью заполнить еще среднюю цистерну. Вдруг ощущаем, что палуба мостика слишком интенсивно\уходит у нас из-под ног. Подводная лодка мгновенно погружается под воду. Хорошо, что я успел захлопнуть ногой рубочный люк и только малая часть воды попала в корабль. Иначе бы подводная лодка затонула, а экипаж, возможно, не остался бы в живых. Но глубина была небольшая, и мы втроем остались висящими на стойках антенн.
Вахтенные на «» забегали, но наше нелепое «висение» и пребывание в воде вскоре завершилось. Механик не растерялся, и после аварийного продувания цистерн подводная лодка всплыла. Оказалось, что случайно или умышленно были заранее полностью заполнены все дифферентные и уравнительные цистерны. А та положительная плавучесть, которую обеспечивала средняя цистерна, отсутствовала. При последующем погружении подводной лодки обнаружились еще и другие мелкие недочеты. К сожалению, глубина не позволила нам проверить на герметичность перископы, что очень подвело нас потом в море. Подводная лодка была в плохом состоянии, часть оборудования осталась неисправной и бездействовала, боеспособность была низкой, но задерживаться мы больше не могли и не имели права, пришлось рисковать.
Ко всему этому перед самым выходом в море я узнал, что и на С4 у А.И.Бурмистрова 12 человек из команды сбежали к фашистам. Пришлось его выручать, и я выделил семь человек из своего экипажа.
Мой экипаж также был не в полном составе, отдельные матросы покинули его перед выходом в море. Со стороны французских властей был предъявлен ультиматум, грозивший, в случае невыполнения, потерей корабля. Поэтому надо было уходить с недоукомплектованным экипажем на не полностью боеспособной и мало годной к плаванию подводной лодке.
Продолжение следует
