Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Как обеспечить полный цикл контроля траектории ствола скважины

Как обеспечить полный цикл контроля траектории ствола скважины

Поиск на сайте

Неизвестный адмирал. Часть 13.

Неизвестный адмирал. Часть 13.

В 1914 году меня определили на обучение в церковно-приходскую школу при коровницкой церкви Иоанна Златоуста.



Церковь Иоанна Златоуста в Коровниках.

В какой-то летний день пришла к матери с заказом дочь местного попа Малиновского – девушка лет 13-16, гимназистка, была учительницей церковно-приходской школы.
Я сидел на кухне за столом и писал в тетрадке буквы, палочки, крючочки по заданию Веры. Рядом лежал букварь. Учительница посмотрела на мое письмо, заставила прочитать в букваре несколько слов. Похвалила. А мать, пользуясь, видимо, случаем, сказала: «Взяли бы, барышня, парнишку-то в свою школу». И та ответила: «Хорошо, приводите».
С осени 1914 года я начал обучаться в церковно-приходской школе.
Возникновение в России школ при церковных приходах историки относят к XI веку. Школы были призваны «обучать людей грамоте чести (счету) и пети и писати». «Пети» нас не обучали.
В феодальной и капиталистической России церковь оказывала огромное влияние на постановку образования и просвещения. Сдерживала, мешала развитию светского образования. Даже в последней четверти XIX столетия директор училищ ярославских губерний предписывал: «ученики долженствуют всегда иметь страх божий,… книг не принадлежащих к наукам преподаваемым, вовсе не читать; да и книг, относящихся предметам учения, исключая только священное писание, не иначе могут читать, как испросив наперед письменное повеление у инспектора».



А читая «священное писание», ученики познавали, к примеру, как некий Иона, просидевший чуть ли не неделю «во чреве кита», выбрался из него, конечно же, с «божьей помощью» здоровым и невредимым, за что и был причислен «к лику святых». А «Николай-чудотворец» был тоже причислен «к лику святых» за то, что во имя спасения утопавших запросто ходил босым по любым водным поверхностям с неограниченной скоростью, поспевая повсюду, где только оказывался утопавший. Познавали и способности сын божьего – Христа, который сумел, в частности, накормить одной буханкой хлеба пять тысяч человек. И такая, с позволения сказать, «наука» распространялась церковниками среди неграмотного народа на полном серьезе.
Конечно, объективный процесс общественного развития, расширение познания в области естественных, реальных процессов, утверждавших материалистические основы природы, вынуждали пересматривать состояние и содержание образования, осуществлять реформы в интересах повышения роли светского образования. Однако проходило все это медленно, с сопротивлением церкви и государства, с преследованием носителей прогрессивной мысли. Как раз об этом и указывает выше приведенное предписание директора училищ ярославской губернии.



Показательный пример в подтверждение сказанного мы находим также и в более позднее время, в период 1914-1917 гг., т.е. в годы моего обучения в церковно-приходской школе, находим в книге Н.М.Головина «Записки учителя», изданной в 1949 году в Ярославле.
В квартиру Головина, проживавшего на площади церковно-приходской школы, в которой он был учителем, зашел местный священник (поп). Он увидел портрет А.Н.Толстого, схватил его и с возмущением и истерикой разорвал пополам, сказав при этом: «Такое безобразие! И где же? В квартире учителя, недалеко от икон Спасителя. Да знаете ли вы, что за это уволить можно? Читайте, сударь, не всех этих пушкиных и толстых, а историю православной церкви!».
На страже данного требования и вообще режима работы нашей школы бдительно стояла сторожиха нашей школы тетя Лиза – довольно тучная, сказал бы, «бабистая» особа с крутыми нравами, в духе ретивого полицейского, проживавшая в помещении школы (небольшой, деревянный, рубленый, двухэтажный дом, стоявший в церковном дворе). Каждое утро она проверяла содержание наших узелков, в которых мы носили книжки, тетради, учебные принадлежности. Особенно внимательна она была к третьеклассникам, некоторые из которых, увлекаясь чтением Конан-Дойля, носили в узелках с тетрадками нетолстые печатные брошюрки – отдельные выпуски по главам произведений этого автора (о сыщике Шерлок Холмсе, в частности). Брошюрка в таких случаях отбиралась, а «контрабандист» получал увесистый подзатыльник от тети Лизы.
Главным предметом, так сказать, «профилирующим» был «закон божий», его ветхий и новый заветы и одновременно церковно-славянский язык, чтение Евангелия и псалмов Давида, отдельных притч. Преподавал это лично коровницкий поп «отец Михаил» Малиновский.



Было. И есть?

Хотя и не «шарообразный», но довольно плотный, даже, сказал бы, здоровый мужчина, лет пятидесяти с малым хвостиком, невысокого роста. Я и сейчас зрительно представляю его: карие глаза, широкий нос, густая черная борода с заметной проседью, такая же густая черная шевелюра, сзади подстриженная чуть ниже плеч; в черной поповской рясе (вроде длинного широкого платья) с широкими рукавами (раструбом к кистям рук), на груди металлический, крупного размера, крест, повешенный на шею металлической цепочкой. Словом, был черным в прямом и переносном смысле. Сам облик его наводил на нас «страх божий».
Как прихожане, так и мы называли его « Отец Михаил», иногда «батюшка». Он имел привычку загибать нижнюю кромку своей лопаты-бороды и держать ее губами. И так ходить между рядами парт, наблюдая за учениками и выслушивая ответы на свои вопросы или проверяя выполнение домашнего задания. К ученикам, замеченным в каком-то недозволенном поведении, наш «пастырь» не стеснялся применять линейку, постоянно лежавшую на видном месте стола учителя, - «инструмент внушения».
Нашей учительницей была, упоминавшаяся ранее, дочь «Отца Михаила» - 16-17 летняя гимназистка, которую мы называли Антониной Михайловной. Она обучала нас чтению, письму, счету, была с нами обходительной, доброй, внимательной, но при «достойном» случае баловников, шалунов, непослушных ставила в угол спиной к классу.
Не знаю, в порядке ли поощрения за прилежание (а я действительно учился с интересом), или для получения «производственной практики», меня, обучавшегося в третьем классе (школа была с трехлетним обучением), вместе с другими учениками определили для прислуживания в церкви в часы богослужения, переносить, переставлять подсвечники, раздувать кадило и подавать его, в соответствующий момент, попу или дьякону, помогать тому и другому облачаться (одеваться) каждому из них в церковное одеяние, соответствующее «занимаемой должности», выполнять другие дела, входящие в обеспечение той или иной церковной церемонии.



Ох, и насмотрелся же я на свершения церковных «таинств». Вспоминая сейчас о них, считаю термин «таинство» избран совершенно правильно, потому что открыто, явно, показывать закулисные «фокусы» попов нельзя, оттолкнешь верующих. Вся церковная «святость» построена на обмане. Я мог бы это иллюстрировать примерами, но мне просто жаль моего времени для изложения, да и места в тетради.
Елизавета Евграфовна, наблюдавшая, как ее младшее чадо, одетое в длинный, не по росту, парчовый балахон (по церковному стихарь) и с чумазым носом от раздувания угля в кадило, участвует в обеспечении богослужения, была, что называется, на девятом небе.
Месяца три или четыре я прислуживал в церкви. Закончил - с началом весны 1917 года, с окончанием церковно-приходской школы.
На этом моя учеба оборвалась. Мать попыталась в 1917 году устроить меня на обучение в городское начальное училище. Ей кто-то сказал, что после февральской революции такие училища стали открыты для детей всех сословий.
После похода в училище она рассказывала Тоне, как ее допрашивали там: кто она, где и кто ее муж, какие средства существования и т.п. А потом сказали ей: «Поздновато пришли, уже местов нету». Так что в августе 1917 года еще действовало предписание председателя школьной комиссии Ярославской губернии: «Отказать в приеме в городские училища железнодорожным служащим и фабричным».
Продолжил я обучение лишь осенью 1918 года уже в средней советской школе, которая была создана на базе того же начального училища, в которое меня не допустили. Училище называлось Градовским, по имени владельца, находилось на Большой Федоровской улице (ныне Емельяна Ярославского) (переименована в Большую Федоровскую. - Евгений Бекренев) в закоторосльной части города. От механической мастерской, в которой мы проживали, школа отстояла километрах в трех.



Ярославская Губернская Пролетарская Школа. 1919 г. 7-й слева с корнетом - Л.К.Бекренев.

Учитывая, видимо, трехлетнее образование, полученное в церковно-приходской школе, меня определили в четвертый класс первой ступени.
Были школы начальные, были школы первой и второй ступени, последние и назывались средними школами. Первая ступень 1-4 класса, вторая 5-9 классы. 10-й класс был введен позднее.
Конечно, для меня все здесь было новым: и преподаватели, каждый из которых преподавал «свою» дисциплину, и учебные дисциплины, и организация обучения, и школьные порядки, не говоря уже о девятиклассной численности училища. Впервые тогда завел свой персональный «документ» - Расписание уроков.
Учителями были те же самые лица, которые работали в том же городском училище. Данный фактор нашел свое выражение, особенно в преподавании гуманитарных дисциплин, под влиянием, конечно, возникшей в стране, внутренней политической обстановки: социалистическая революция, гражданская война; школа отделена от церкви, церковь отделена от государства. В преподавании это выразилось в том, что при рассказе нам, например, о Солнце, о Луне, о Земле, уже не говорилось о том, что «мир сотворен богом», которому, кстати сказать, потребовалось для этого всего лишь 7 дней, о чем говорил нам «Отец Михаил» в церковно-приходской школе, и новые мои преподаватели – ученикам прежнего начального училища.



Нам говорили о войне Древнего Египта, о фараонах, их завоеваниях. Но ни слова не говорили о восстаниях рабов. В нашей стране свершилась победоносная социалистическая революция. Шла Гражданская война. Наверное, можно было бы, с учетом нашего детского ума и разумения, рассказать нам: зачем, почему, по каким причинам произошли данные события, кто тут прав, кто виноват?! Ни слова!
Мы от рабочих, на берегу Волги невольно «подслушивая» их разговоры, познавали ответы на такие вопросы. Поэтому-то и кричали «Бей буржуев!». Неграмотный сторож, старик дядя Митя, меня просветил в какой-то части по вопросам такого рода. А школьные преподаватели молчали!
Дело в том, что то были преподаватели старой, дореволюционной школы, люди, так сказать, «промежуточного» класса – интеллигенция. Шла Гражданская война. Еще нельзя было сказать, чья возьмет: революция или контрреволюция. Тем более, что и в нашей стране и на Западе находились «пророки», кричавшие: «Дни большевиков сочтены». «Так не лучше ли подождать, помолчать?», - могли рассуждать упомянутые педагоги, чтобы не оказаться в опале ни у «красных» ни у «белых».
Запомнился и такой тип педагога, как Федор Иванович Шитов, обучавший нас рисованию: лет немногим более сорока, упитанный щеголь, отличавшийся изысканными манерами и позами, с прилизанными бриолином волосами. Помню и суть его вступительного слова при первой нашей встрече.
– «Представьте себе, - говорил он, - что все вы, не знающие французского языка, оказались в Париже. Останетесь голодными! А умея рисовать, будете сыты. Войдете в ресторан, нарисуете курицу, и вам подадут румяную, жареную курицу. Нарисуете рака – подадут красных вареных раков, столь вкусных с пивом».



В.Маковский. «Ловля раков», 1880-е гг.


Главное за неделю