Но почему ее руки горячи, как ? Почему у нее такие сухие горячие губы? Он не долго задумывается над этим. Он думает: «Вот она, любовь! Да, любовь! Настоящая, большая любовь!»
Он целует ее под высокими соснами. Она отвечает. Им кажется, что они вдвоем во всем мире, только он и она...
Когда они возвращались к кострам, они говорили на ты.
Крамской и Леночка сидят на валунах у самого моря. Черные камни лежат в белой воде.
— Ты живешь среди прекрасных людей,— говорит Леночка.
— Да, я их очень ценю. Хороший народ. Море любят!
— Да...— опускает она голову на руки. Он, Митя, тоже любил море! Но она не решается напомнить о нем.
Клубочек воспоминаний разматывается медленно, задерживается на узелках. И ему и ей есть о чем рассказать — о плохом и хорошем, но совсем не хочется вспоминать о плохом. Они нашли друг друга, а это — самое главное!
Для них не существует ни Любови Афанасьевны, ни Глеба, ни Леночкиного мужа.
Никита возвращается в с контрольного траления только через неделю. И узнает, что Лайне больна. Тяжело больна. Она простудилась там, в море, а может быть и в Иванову ночь!
— Воспаление легких с осложнением, четвертый день, бедняжка, без памяти; профессор Кунинг приедет утром из Таллина; он прислал какой-то чудодейственный препарат... Юхан на десять лет постарел. Он на нее не надышится. Вы зайдите к ним, — говорит Никите тетушка Райма, встретив его на улице.
Она берет его под руку и говорит тихо, чтобы никто не слыхал:
— Все вас зовет девочка... В бреду все вас вспоминает...
Через полчаса Никита входит в дом у самого моря. Юхан Саар, осунувшийся, с посеревшим от бессонницы лицом, встречает его в прихожей:
— А, лейтенант Морская Душа... Вы слышали, какое у нас горе?
— Да, капитан.
На клетку с попугаем наброшен пестрый платок.
В коридоре под потолком горит неяркая лампа. Из комнаты Лайне выходит дородная женщина в белом халате.
— Вы можете пойти отдохнуть,— предлагает ей Юхан.— Мы посидим у нее.
Лампочка под синим шелковым абажуром едва освещает постель и светлые волосы на подушке.
Юхан Саар тяжело садится на стул у постели и опускает голову на руки. глухо шумит. Они сидят молча полчаса, час. На городской башне часы медленно отбивают полночь. Другие отвечают им за стеной. Юхан Саар шепчет:
— Посидите с ней; я схожу в порт, жду пароход с островов.
— Хорошо,— шепнул Никита в ответ. Дверь скрипнула — он ушел.
Никита на цыпочках подходит к столу — взять книгу. Включает настольную лампу. По столу разбросаны акварели: шхуна в волнах; рыбаки встречают его «Триста пятый».
Когда он, стараясь не шуметь, возвращается, Лайне открывает глаза. Как она осунулась за несколько дней! Как побледнела!
— Лайне! Я только сегодня вернулся и узнал: ты больна...
Но она смотрит и не узнает.
Входит сиделка. Лайне закрывает глаза, снова впадает в беспамятство...
— Идите, молодой человек,— убеждает сиделка.
— Нет, я подожду капитана.
— Сидите.
Она берет книгу. Это толстый и, наверное, очень скучный роман, потому что она лениво перелистывает страницы и, как видно, читает без всякого интереса. Теперь Никите не видно Лайне, ее заслонила широкая спина сиделки.
— Который час? — спрашивает он шепотом. поднимает усталые глаза:
— Четыре. У вас часы на руке.
— А когда приедет профессор?
— В восемь. Вы в десятый раз спрашиваете.
—— По-моему, я вас ни разу не спрашивал.
— Шли бы вы спать.
Никита сидит у окна, смотрит в темный сад; ему кажется, целая вечность прошла. Почему же не возвращается Юхан Саар?
На востоке небо медленно начинает бледнеть, потом оно заалело; и вдруг откуда-то брызнул целый сноп света, осветивший гряду облаков. Проснувшиеся деревья в тянутся к солнцу, расправляя листву. Кто-то прошел мимо дома и кашлянул.
Сиделка встает.
— Молодой человек, телефон в кабинете! Позвоните отцу.
— Что с ней? Ей плохо? Она умирает?
— Пить...— слышит он.
— Да звоните же! Скажите, чтобы поскорее пришел! Но Никита устремился к постели. Лайне широко раскрывает глаза и спрашивает:
— На самом деле... Никита... ты... или снова — во сне?
Никита кричит:
— Да идите же, звоните скорее отцу!
И толстая женщина уходит покорно, не обижаясь.
А Никита, осторожно целуя Лайне ладонь, слышит:
— Я так ждала, Никита... Все время ждала тебя!
Утром приехал профессор Кунинг из Таллина и, осмотрев Лайне, сказал, что «великолепный препарат действует без ошибки». Юхан Саар ликовал, обнимал Никиту, сиделку, профессора, говорил, что дороже дочери у него никого нет на свете.
— А море? — чуть улыбнулась Лайне.
— Ну, море есть , а дочка есть дочка!
Чтобы скрыть слезу от чужих людей, Юхан Саар ушел в сад—курить свою трубку...
Лайне поправлялась; каждый новый день восстанавливал ее силы. Весь дом был заставлен цветами — их приносили друзья и подруги. Лайне стала выходить в сад, на солнце.
— Ты думаешь, я совсем испугалась моря, Никита? — спросила она, когда он пришел, вырвавшись к ней на минутку.— О нет! Я снова пойду с дядей Херманном! Я, как и ты, морская душа. Ты уже уходишь? Тебе очень нужно? Но приходи скорей, Никита, я без тебя не могу...
Он ушел. Какой он хороший! Это он спас ее. Он — ее судьба... И она повторяет:
— Никита... Никита... Никита...
У калитки Никита встречает Хэльми. Она почему-то спрашивает:
— А ты переписываешься с Антониной? Ему этот вопрос неприятен. Что за глупое любопытство?
— Нет,— отвечает он.
И он не солгал. Он Антонине давно уже не пишет.
Последнее июльское воскресенье, . Корабли с утра отошли от пирса и стали напротив набережной. В девять часов команды выстроились на борту.
Крамской сходит на катер, за ним — Хейно Отс, Херманн Саар и гости-моряки; они были участниками десанта; их товарищи лежат там, на набережной, где сереет парусина над памятником.
Вчера на торжественном заседании Крамского просили: «Расскажите, как вы воевали». Он ответил: «Как все моряки». Ответ был исчерпывающий. Его путь в войне неотделим от пути других моряков, вывозивших в зимнюю стужу гарнизон Ханко, высаживавших десанты, дравшихся насмерть с врагами на суше и на море.
Обходя на катере корабли, Крамской поздравляет команды с праздником. Навстречу несется матросское «ура» и, затихая на одном корабле, возникает на следующем. На набережной, украшенной флагами, собралось все население города. Яркие платья девушек похожи на флаги расцвечивания.
Катер причаливает к набережной, напротив покрытого парусиной памятника. Народ расступается, пропуская Крамского, Отса, гостей. Они встречаются с Лайне— бледной, недавно оправившейся от тяжелой болезни.
Спадает серая парусина, и все видят белую плиту, якоря по углам и мозаику: «Вечно живым». Ребятишки приносят цветы, девушки — простенькие венки, они их сплели из полевых васильков и ромашек. Два морских офицера — участники боя — приехали откуда-то издалека отдать долг погибшим товарищам.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
.jpg)
