Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Импортозамещение в судостроении

Как "Северная верфь"
решила вопросы
импортозамещения

Поиск на сайте

Золотая балтийская осень. И.Е.Всеволожский. М., 1964. Часть 8.

Золотая балтийская осень. И.Е.Всеволожский. М., 1964. Часть 8.

3



Нахимовцы на крейсере «Аврора». С.С.Бойм.

— Тетка умоляла меня ничего не рассказывать маме, даже о том, что теплоход загорелся, но об этом я все же не могла умолчать и сказала, что меня спас нахимовец. Ну, а о том, что тетя оставила меня сторожить ее вещи и спасала в первую очередь свою шкуру, я промолчала. Зачем огорчать было маму, ведь тетка — ее родная сестра! А вас мне хотелось разыскать до смерти! Ведь если бы не вы, я не сидела бы сейчас тут, в «Старом Тоомасе». Но что я знала о вас? Только, что вы нахимовец и что зовут вас Славой. Да и тетка вскоре собралась домой. Далекий ей не понравился, она с кем-то не ужилась, и квартиры порядочной не дали. Я вернулась с ней в Ленинград, но не морем, а поездом... Вот я и встретила вас, — глаза ее так и светились радостью, — вы, как я вижу, капитан-лейтенант и, наверное, служите в Таллине, ну, а я по-прежнему живу в Ленинграде, с мамой, работаю чертежницей. Получила отпуск, приехала сюда с Жекой, — погладила она по плечу подругу, — и встретила вас. Жека, Жека, да познакомься же, помнишь, я тебе много рассказывала...
— Ну как же, помню, конечно!
И Жека протянула смуглую руку. А Аля не сводила с Ростислава благодарного взгляда.
Так возобновилась забытая дружба. Весь день провели они вместе — он, она и бойкая Жека, тоже чертежница из одного с Алей ОКБ. Ростислав показывал девушкам город, водил их по узеньким улочкам, каменным лестницам; они поднялись на башню Кик-ин-де-Кёк и оттуда смотрели на черепичные крыши, съездили в парк Кадриорг к памятнику броненосцу «Русалка», обедали в ресторане на берегу реки Пириты, за широкими окнами которого парили сытые белокрылые чайки.



Орудийная башня Кик-ин-де-Кёк. Самая мощная орудийная башня в Северной Европе XVI века. Высота башни почти 50 метров, а диаметр достигает 17 метров, толщина стен первого яруса более 4 метров.

Девушки задержались в Таллине дольше, чем предполагали вначале. Ростиславу удавалось освобождаться, корабль как раз стоял в гавани на ремонте. К его удивлению, Жека всегда была чем-нибудь занята, и он оставался с Алей. После того как он как-то сказал, что прическа под Брижитт Бардо делает всех девушек похожими одна на другую, Аля изменила прическу, и он увидел прежнюю Алю —вот теперь он бы сразу узнал ее!
Он показывал ей Художественный музей в Кадриорге, где выставлены картины, воспевающие суровую природу Эстонии, портреты крестьян, рыбаков, скульптуры великого Адамсона; просторные залы Дома художников, заполненные мозаикой, керамикой, хрусталем, серебром, прекрасными тканями эстонских мастеров. Они ходили в драму на пьесы Тамсааре, Лутса и Раннета, в оперу и балет, и его радовало, что Але все это нравится, как нравилось и ему. Часто, высказывая свое мнение, он слышал ее одобрение, и одобрение было искренним; их вкусы, их представления о жизни сходились.
Однажды вечером в Кадриорге неподалеку от устроившихся на покой лебедей, которых днем они кормили булками, Аля сказала:
— Вы знаете, Слава, каждая девушка ждет свои алые паруса. Но я не так чиста душой, как Ассоль. В меня влюблялись, и я влюблялась. Правда, счастливой я еще не была... — Она замолчала, чертя каблуком по песку.— Я почему-то верила, что встречу когда-нибудь вас. Обязательно встречу. И все же... — Помолчав, она опять повторила: — Я не так чиста, как Ассоль.



В темной воде пруда всплеснула крупная рыба. Лебедь проснулся и стал чистить свои перышки. Ростислав задумался над словами «в меня влюблялись, и я влюблялась». Ну что в этом удивительного? Конечно, влюблялись. А почему бы и ей было не влюбиться в хорошего парня? Ей не меньше, чем двадцать два... А мне — тридцать. Да, тридцать. Совсем уж старик! До чего же невесело жить одному! Отец говорит, когда он жил один, с верным псом, он мечтал о семейном уюте. Теперь у него есть Елена Сергеевна. И когда приходишь к нему, радует этот семейный уют. А придешь домой — холостяцкая комната, пусто, хочется уйти куда-нибудь на люди, в Дом офицеров, в кино. Или, лучше всего, на корабль, в свою маленькую каюту, в кубрик к матросам, в кают-компанию пить с офицерами чай...
— О чем вы задумались? — Аля положила ему на руку свою тонкую ручку.
— Простите... заботы... Вам холодно? — Рука ее была холодная. — Пожалуй, надо идти...
Их приютило маленькое кафе, похожее на охотничий домик. Здесь было оживленно, светло, тихонько наигрывала радиола; им подали аппетитные булочки к горячему— не притронешься — кофе. Ростислав не отрываясь смотрел на милое личико Али, любовался им, и ему захотелось не отпускать ее от себя никогда.
Но вскоре она уехала.
Ему не хватало ее. Он написал в Ленинград, получил ответ. Почерк у нее был совсем детский. Она работает, изредка ходит в театр, была бы рада снова увидеть его. Трогательными каракульками было подписано: «Ваша, всегда ваша Аля». Он спросил: не может ли она приехать к нему? Хоть на несколько дней?



Она приехала золотой осенью, когда багряные листья густо усыпали дорожки старого Кадриорга. Сначала накрапывал небольшой дождь, но вскоре пробилось сквозь облака солнце, и вся осенняя листва заискрилась. Они бродили по безлюдному парку — в пруду уже не было лебедей, сидели в пустовавшем кафе, где топилась печка, и озябшая кельнерша подала теплый с холодными сливками кофе и вчерашние булочки. Поверх форменного платья на кельнерше была надета вязаная кофточка. И нос у девушки был озябший.
Ростислав понимал, что на этот раз Аля взяла отпуск не для того, чтобы любоваться Таллином; их связывает нечто большее, чем простое знакомство. И она ждет, чтобы он сказал ей, зачем позвал ее к себе поздней осенью, в дождь.
Он повез ее в Пельгулинн, в свое унылое жилище, где через тонкую стену были слышны визгливые голоса ребят Беспощадного.
— Аля, — Ростислав обнял ее худенькие плечи.— Ты мечтала об алых парусах, капитане Грее, который увезет тебя в сказочные края. Я не капитан Грей, и вот мои алые паруса, — обвел он рукой комнату с окнами без занавесок. — Правда, мебель мы купим, но на лучшее жилье в ближайшие годы надеяться не приходится. Я хочу, чтобы ты знала все,— она как раз повернула к нему лицо, чтобы возразить, — говорят, с милым рай и в шалаше. Чепуха! Из шалашей молодые жены сбегают («Ого, даже это ты знаешь?»). Да, знаю. Об этом пишут в газетах сердитые фельетоны. Тебе придется оставаться одной иногда по нескольку дней и недель — я буду в море. И я не собираюсь переводиться в Ленинград на какое-либо береговое местечко — прежде всего я моряк, хочу плавать. Так что, может статься, из Таллина мы переедем в глухой маленький порт, где не будет даже театра. Будем ты да я, когда я приду к тебе с моря. Балтика — моя любовь, Аля. Крепкая. Хочешь обижайся, а хочешь — пойми. Ну вот, все сказал, — он облегченно вздохнул. — Премиленькое объяснение?



Памятник «Ждущей» в Мурманске.

Она обняла его, заговорила, близко придвинувшись:
— ...Ты — моя радость, счастье мое, ты можешь долго не возвращаться, я всегда буду ждать, буду встречать тебя, буду любить... Давно люблю, люблю с тех пор, когда ты вынес меня, а сам остался на корабле, а он так страшно горел...
За стеной подрались ребята. Из унылой комнаты захотелось уйти. Аля сказала, что у них будет очень мило:
— Картин у нас дома много, мне мама отдаст все, что я захочу, и мы завесим все стены, У нас будет, Славик, уютно...
— Значит, приедешь?
— Приеду.
— Совсем, навсегда?
— Навсегда, мой любимый! Но сначала ты познакомишься с мамой.
— А это нужно?
— Нужно.
— Хорошо, я приеду. Но если бы ты знала, Аля, как мне не хватает тебя!

4

Зимой, когда корабль стоял на капитальном ремонте, Ростислав сказал отцу, что он скоро женится.



И, как сумел, описал свою Алю. У нее оказалась тысяча совершенств.
— Добро, будь счастлив, сынок, давно пора. Когда свадьба?
— А мы не задержимся.
И Елена Сергеевна одобрила:
— Одинокому трудно живется. Я, Слава, рада за тебя.
Он приехал в Ленинград и остановился в гостинице, хотя Аля просила, чтобы он приезжал прямо к ним. Был будний день, и Аля была на работе. Он позвонил в ее ОКБ.
— Приехал? — в голосе ее слышалась радость.
Договорились, что он придет к ней к шести.



Был один из тех изумительных солнечных зимних дней, когда стоит легкий морозец, а с низкого неба чуть сыплет пушистый снежок. Пологие ступени Исаакия дворники очищали от снега. По улице Герцена Ростислав вышел на Невский. Он шел мимо застывших каналов, запорошенных снегом мостиков, наслаждаясь встречей со своим родным городом. Зашел в Филармонию, взял на завтра билеты на симфонический концерт — играют Чайковского, Дворжака, дирижировать будет Евгений Мравинский. («Тратить деньги на музыку?— вспомнил он одного из товарищей. — Как бы не так!» А он мог истратить на музыку даже последние). Зашел в новое кафе «Север», похожее на вокзал или на зал для посетителей банка. Невольно вспомнился старый «Норд», уютный и гостеприимный подвал, — там курсанты объедались мороженым. В новом «Севере» было неуютно и холодно; он был голоден, но к нему подошли через полчаса; официантка на. него не глядела — заказ принимала так, словно делала огромное одолжение. И закурить тут нельзя, словно в диетической столовой, хотя воздуха более чем достаточно.
Ростислав решил никогда больше сюда не ходить: вспомнились таллинские кафе — туда приходишь, словно в гости к друзьям, там тебя всегда встретят радушной улыбкой.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю