Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Искусственный интеллект на страже общественного порядка

Искусственный интеллект на страже общественного порядка

Поиск на сайте

Золотая балтийская осень. И.Е.Всеволожский. М., 1964. Часть 62.

Золотая балтийская осень. И.Е.Всеволожский. М., 1964. Часть 62.

3

— Эт-то что? — изумился Фрол, войдя в дом. Алешка с гордостью ответил:
— Овчарка.
— Овчарка? — еще больше удивился Фрол, увидев пушистый черный комочек с поджатыми ушами и глазами-пуговками. — Откуда?
— Мама купила.
— Да, пришлось купить, ты не сердись, Фролушка, но Алешка меня извел: «Купи да купи мне собаку». Мы сходили с ним в кино «Пионер», посмотрели кинофильм о приключениях двух чудесных собак. С этого и началось: «купи да купи». Но не покупать же дворняжку! Я поехала в собачий клуб, меня направили в Кадриорг, и там я увидела семь таких вот комочков. Ну... растрогалась сама и купила. Славный, не правда ли?
— Этого еще нам не хватало, — вздохнул Фрол. Нагнулся, поднял щенка. Он был теплый, славный, с шелковой шкуркой. Щенок лизнул Фрола в нос и стал лизать щеку. — Ах ты, кутик, — растрогался Фрол. — Вы, по крайней мере, имя-то ему дали?



— Окрестили, — ответила Стэлла, довольная, что Фрол смирился с новым членом семейства. — Я назвала его Муштаидом. И у него уже есть паспорт.
— Как?
— Му-шта-идом. Ты забыл?
Как Фрол мог такое забыть? Ведь именно в Муштаиде, тбилисском парке, Фрол впервые встретился со Стэллой. Как-то в воскресенье с Никитой они пришли к дяде Мирабу и тете Маро, и усатый Мираб сказал, чтобы они сходили за Стэллой — она дежурит по станции пионерской железной дороги. Никита и Фрол пошли в Муштаид, и он увидел Стэллу в красной железнодорожной фуражке. Они прокатились на поезде вокруг парка и пошли со Стэллой домой. Стэлла тогда сразу же осудила его «флотский жаргон», на котором он любил изъясняться. Он обозлился, но именно в тот день началась их многолетняя дружба, перешедшая в настоящую большую любовь. Муштаид... разве можно забыть Муштаид? Теперь этот тепленький черный комочек, лижущий ему щеку, будет всегда напоминать о том солнечном дне, о фиалках в густой зеленой траве и о сероглазой девочке с черными косами, которая стала его женой...
Фрол долго разглядывал щенка:
— Даже представить себе невозможно, что это существо когда-нибудь будет грозной овчаркой.
— Я тоже представить себе не могла тогда, в Муштаиде, что ты будешь комдивом, — сказала Стэлла.
Фрола слегка покоробило от подобной аналогии, но он горячо ответил:
— Напрасно! А я уже тогда знал, что буду когда-нибудь адмиралом. Забыла?



Петров Станислав Павлович - еще один выпускник Тбилисского нахимовского училища (1949 г.), ставший контр-адмиралом.

Он опустил щенка на пол. У щенка была презабавная физиономия.
— Пусть живет, — решил Фрол. Алешка захлопал в ладоши:
— Пусть живет, сказал мой папа, он сказал, что пусть живет!
— Уже стихотворствует! — одобрил Фрол сына. Фрол любил стихи, запоминал их и цитировал по каждому подходящему случаю.

4

Растекшийся мазут, кем-то оброненная спичка, и... пылает палуба нефтеналивного судна. Огонь лижет пирс и соседние суда; в темноте пылает вода... Пожар в гавани страшен.
Дежурные на кораблях первыми замечают пожар, и еще до приезда пожарной команды и до прихода пожарных катеров матросы вступают в борьбу с огнем.



Пылающее нефтеналивное судно может взорваться— это отлично понимают Петр Иванович и Барышев. Они возглавляют группу матросов, снимающих с судна команду, выносящих людей из огня. Загорелась палуба «Локсы».
Пожарный катер, развернувшись, впопыхах обдает горящее судно мощными струями воды, но водой нефть не тушат...
Ростислав и Фрол, которым по телефону позвонили домой, поспевают, когда пожарный катер локализует пожар газовой смесью. Он блокирует горящую воду. Обожженных людей выносят на пирс — сейчас подойдут санитарные машины. Игнаша Барышев и Петр Иванович несут что-то по горящей палубе судна. Их охватывает огонь. Они прыгают в воду, за ними кидаются с пирса матросы...

Вот так же бывало во время войны.
Передо мной лежит бережно сохраненная листовка военных лет. Написана она погибшим молодым другом, писателем Анатолием Луначарским:
«Двенадцать легких и быстрых машин наседали со всех сторон. Катер наш гремел двумя пушками, трещали пулеметы, и торпедоносцы врага сворачивали с боевого курса...
Один из двенадцати выпустил торпеду в охраняемый нами танкер. Оглушительный рев взрыва обрушился на нас. Весь мир, казалось, стал на мгновение кроваво-красным, и там, где был танкер, полыхал теперь гигантский костер, вокруг которого все шире расползалось огненное поле.
На поверхности моря горел груз танкера — бензин.
Сейчас мы ворвемся в пламя и будем спасать людей. Но ведь это же смертельный риск? Больше того: это сама смерть! Потому что мы не можем не взорваться, едва только войдем в зону огня. Наши моторы работают на легчайшем авиационном бензине, и как только мы окажемся в окружении пламени — взлетим на воздух.



Атака торпедных катеров. Г.Г.Нисский.

И все же, поверьте, я почувствовал тогда, что решение старшего лейтенанта — это мое решение и решение каждого матроса на катере.
Полным ходом мы влетели в огонь. И тотчас мучительно больно стало дышать...
«Сюда! Сюда!» — доносился рыдающий зов. И мы видим: плывет человек, отгоняя от себя раскачивающийся огонь и погружая голову в воду. Мгновение — и катер оказывается рядом. Мы буквально выхватываем человека из воды и огня. Еще миг — и мы выходим из смертельно опасной зоны.
Но, проделав молниеносную циркуляцию по чистой воде, вновь вторгаемся в зону пожара и вновь выходим из огня с новым спасенным.
И так повторялось много раз. Мы не взорвались, хотя поверить в это почти невозможно. Мы спасли четырнадцать человек».



Спасли всех, в том числе жену Радугина — Лизу. Игнаша Барышев лежит в госпитале, тяжело обожженный. Фрол и Ростислав приходят его навестить.
— Пришли... братья-нахимовцы? — с трудом говорит Игнаша.
Фрол наклоняется и крепко целует его:
— Поправляйся скорее, дружок.
— Я... поправлюсь. Конечно поправлюсь. Мне нельзя долго лежать. Надо в море...
— Пойдешь и в море, — говорит Фрол.
— Без меня, поди, нынче уходите?
— Мы-то? Нет, затеяли ремонт... небольшой, — кривит душой Фрол. — Как раз, как поправишься, пойдем. И к твоему выздоровлению я один сюрприз приготовил... поразишься, Игнаша...
— Какой?
— Пока еще — тайна. И не в госпитале ее разглашать. Выздоровеешь — узнаешь. А ты, Игнаша, герой...
— Ну, вот уж... скажешь...
— Людей ты спас? Да тебя иначе как героем не называют. И Петра Ивановича тоже. Полищука. Марфина. Твоего Гущина. Ураганова. Какие люди — орлы! — восклицает Фрол. — Петр Иванович — тот дома лежит.
Грозится, что скоро встанет. Тебя врачи тоже обещают не задерживать долго. Жди награды, Игнаша.
— Да разве я...
— Знаю, знаю, не ради награды, ты и не думал о ней, и мы все не думали. Мы долг выполняем. В войну и в мирное время. Эх, не дадут поговорить с человеком!— сердится Фрол, увидев сестру, подающую ему знаки. — Ну, до свидания, Игнаша... Будем держаться!
— До свидания, родной, — говорит Ростислав. — Будем держаться!



Идет посвящение в нахимовцы. 1985 г. - .В.Пархоменко. Не потерянное детство нахимовцев 43 класса (Рекомендовано для чтения будущим нахимовцам, суворовцам, кадетам). СПб, 2012.

— Будем держаться!— тихо повторяет Игнаша клятву нахимовцев. — Братцы, — вдруг спрашивает он,— скажите мне правду: почему Виктория была у меня один только раз и больше не приходит?
Друзья переглядываются. Сказать или промолчать? Тяжко болен же человек! Но он к смерти не приговорен, решает Фрол, скоро выйдет и сможет работать. Так лучше уж — сразу...
— Подождите, сестра, сейчас мы уйдем, — обращается Фрол к девушке в белом, теребящей его за рукав. — Игнаша, разрублю морской узел. Ты — балтиец, ты перетерпишь. Да отвяжитесь вы от меня! — кидает он через плечо. — Разве Виктория достойна тебя? Ты — вон какой молодец, а она... Она в Москву подалась. Вместе с мамашей своей. Переживи, Игнаша. Не стоит о такой и печалиться, не подруга она моряку... Взгляни, девушки у нас какие — любо-дорого глядеть, — показал на сестру (и верно: сестра — миловидная, курносая, славная. У нее голубые глаза).
— Да уходите же, разве можно больного расстраивать, — возмущается сестра. Выходит за ними в коридор, прикрывает дверь.
— Вас как зовут? — интересуется Фрол.
— А зачем вам? Ну, Аста.
— Так вот, Аста. Будьте поласковее с ним. Игнашу очень обидели... — Я слышала.
— А значит, и поняли: кто обидел и чем. Моряк он — отличный. Да вот, выходит, не повезло. До свидания, Аста.
— До свидания, товарищи. Я позабочусь о нем... — она улыбается.
— Спасибо, сестренка.



— Такому человечине — такая досталась дрянь, — сокрушается Фрол, выйдя на улицу. — Нашла момент, гадина. Она давно бросить его собиралась, да приберегала, как видно, Игнашу в запасе, пока получше кого себе не найдет. Личная жизнь, личная жизнь... — бурчит он. — Эх, милый мой, не так в жизни все просто! Личная жизнь, говорят сухари, это — мелочь. Чепуха! Кому, как не нам, морякам, необходима спокойная личная жизнь? — Он смотрит на часы: — Бежим, через два часа в море уходим!
И они спешат к остановке автобуса.

5

Кивиранд. Перед Крамским лежит рукопись. Целая жизнь заключена в синей папке, жизнь ровесника века, строившего с комсомольцами флот, участвовавшего в тяжелой войне. Скоро он закончит воспоминания.
В Таллине они с Леночкой будут жить в Кадриорге. Зимой снег лежит на столетних дубах. За парком расстилается ледяная пустыня — застывшая бухта.
Юрия Михайловича окружают книги-друзья, но он не может читать — возьмет в руки, подержит, поставит на полку. Если что нужно — прочтет ему Леночка.
Они будут ходить в Филармонию, в оперный театр, слушать музыку, это ему доступно; а вот в драме он видит лишь смутные очертания декораций.
К ним будут заходить Ростислав с Алей; может быть, и Глеб придет встречать Новый год. Зайдут иногда и боевые товарищи. Не все еще вышли в отставку.
Холодный ветер рвет дранку с крыши. Море ворвалось в бухту и подкатило под окна. За мысом бушует шторм...



И все же жаль расставаться с Кивирандом. Крамской уже попрощался с друзьями-эстонцами. Все они говорили: «Ждем вас весной, капитан». Хозяйка обещала, что никому домик их не отдаст. Дачники одолевают ее уже с осени, запасаются квартирами на лето, суют в руки деньги. Но она привыкла к капитану и его жене. Она никого не хочет. И ни копейки лишней с них не возьмет.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю