— Я думаю, Леночка, Ростислав — в море. Я, бывало, гонял своих, пока не замерзнет бухта. Моряку нельзя терять время. Только в море он может стать моряком. Я хочу сказать — опытным моряком. Да, ты знаешь, что сын мне сказал, когда был здесь в последний раз? Кажется, я буду дедом... Грустно? Ну что ж? Бывают деды и помоложе меня...
Елена Сергеевна укладывает вещи.
Крамской смотрит с террасы на море.
— Мне показалось, я стал лучше видеть, Леночка. Но это — самообман.
— Одно чудо произошло, — говорит Елена Сергеевна, — почему же не быть и другому?
Буян заливается лаем. Пришла машина. Крамские прощаются с хозяйкой. Буян уже сидит рядом с шофером.
— Прощай, !
— До весны...
— Да, Леночка, до весны... Зимой у нас с тобой будет много работы...
— Выдюжим, — отвечает Леночка так, как ответил бы Ростислав.
6
Ростислав действительно в море — уже третьи сутки не сходит с мостика. Задание следует за заданием. Противоатомная защита (в защитной одежде на боевых постах нелегко). Ночные артиллерийские стрельбы проводятся в непроницаемой темноте (при Сухове ночные задачи решали в июне, в период белых ночей); охота за чужой лодкой; сопровождение своей. В море, в море, в море... Слипаются глаза — вот бы заснуть, но разве спать можно? Учения проходят совместно с вертолетами— то вертолет корабли наводит на лодку, то корабли наводят его, и он бомбит лодку с воздуха... И не разберешь нынче, где — море, где — небо; все серое: и небо, и море, и горизонт...
— Гужов!
— Есть, Гужов!
— Когда увидите, что я засыпаю, толкайте меня кулаком в спину! Да покрепче, не стесняйтесь!
— Есть, не стесняться!
Но Гужов стесняется. И видя, что командир смежил веки, тихонечко шлепает ладонью по кожаному реглану:
— Товарищ капитан-лейтенант! А, товарищ капитан-лейтенант!
— А? Ах, это вы, Гужов! Я вам сказал — молотите сильнее!
— Я и молочу изо всей силы, товарищ капитан-лейтенант...
Все кругом серое. Они придут на место в точно назначенное время. Начинает хлестать косой дождь. На днях Ростислав был у отца; он уже перебрался с Еленой Сергеевной в город; отца не узнать — так преобразился! Сильный и мужественный человек, он в ожидании неминуемой слепоты держался отлично, но теперь стало ясно, как угнетал его страх перед неизбежным концом. Когда-то он спросил Василиска Кутейко: «Это будет как поворот выключателя?» — «Нет» — ответил Кутейко.
И отец ждал — дни, месяцы, годы, что свет навсегда погаснет. Не всякий такое выдержит. Теперь — он спокоен...
— Товарищ капитан-лейтенант!
— Я не сплю, Гужов. А вы — молодец... Да, он не спит! И он придет точно в срок в назначенное командованием место. Иначе и быть не должно.
7
Фрол вернулся из командировки на судостроительный завод. Его дивизион получил два новых, совершеннейших корабля, от которых Фрол пришел в восторг. Еще бы! Это чудо, великое чудо! Он готов был расцеловать строителей, но воздержался — чтобы не зазнавались. И ему, Фролу Живцову, досталась честь эти корабли вывести в море, проверить их достоинства! От них не уйдет ни одна атомная лодка. Новые акустические приборы запеленгуют ее на большом расстоянии. Поразить и уничтожить лодку новые корабли смогут тоже за много километров от нее — техника на них установлена, прямо надо сказать, умнейшая!
Выпускной экзамен по русскому языку и литературе в Нахимовском училище, май 1952 г, Тбилиси. За столом сидит (вторая справа) преподаватель русского языка и литературы Маргарита Михайловна Шахназарова.
Фрол вспомнил свои нелады с математикой в Нахимовском. Преодолел. С русским языком тоже не все было благополучно. Он бережно хранил свою первую диктовку, возвращенную ему на память учительницей. Он сделал двадцать восемь ошибок! Тоже подтянулся. Глазомер, опыт, находчивость, интуиция — всем этим он овладел. Овладел и той техникой, которая еще вчера казалась новой и сложной. Сегодня появляется новая — еще более сложная. Раздвигаются горизонты. А завтра, быть может, на смену сегодняшней придут такие чудеса, что сейчас и представить невозможно!
Кто сказал, что флот сходит на нет? Флот возрождается — в новом качестве. Кто-то недавно сболтнул в офицерском клубе, что моряка целиком заменят машины. Ну нет! Моряк моряком и останется. И в море он должен быть смелым, находчивым, хозяином думающих приборов, ибо робот никогда не заменит живого человека!
Адмирал выслушал взволнованный доклад Фрола, глядя в его курносое лицо с еще не исчезнувшими после лета веснушками, и остался доволен.
— Выходит, вы энтузиаст новой флотской техники, Фрол Алексеевич? Добро! Подбирайте команды на новые корабли. Из лучших, разумеется, способных как можно быстрее освоить все новое...
— Есть!
Адмирал отпустил его улыбаясь. Ему по душе был этот энтузиаст морской службы, с двенадцатилетнего возраста служащий флоту.
А Фрол, навещая в госпитале Барышева, сказал:
— Помнишь, я, Игнаша, сюрприз обещал? Вот он, получай! Будем плавать на замечательных кораблях!
1947 г., вторая рота, в ней учился Валентин Иванович Лялин, послуживший прообразом Фролу Живцову.
8
Фрол поспешил домой, где ждала его новая радость: Никита с Антониной заехали к ним по дороге на юг. Стэлла встретила его разгоряченная:
— А я-то боялась, что ты их не увидишь! Я уже обзвонила все телефоны и успокоилась только тогда, когда дежурный сказал, что ты в госпитале...
— Ну, как успехи, ракетчик? — спросил Фрол, крепко обнимая Никиту.
— Оценка «отлично». А у тебя как дела?
— Не дотянул пока. Дивизион — не корабль. Не сразу в отличные выведешь. Ловчить не люблю, даже самое малое очковтирательство презираю. Коли получу звание отличного — так за дело. Совесть будет чиста...
— Знаю тебя, Фролушка, — одобрил Никита.
— Но и мы тоже не лыком шиты, — подмигнул ему Фрол. — Знаешь, зачем я в командировку ездил? Таких два кораблика получаем — пальчики оближешь! Будем осваивать. Чтобы не соврать, пожалуй, почище твоих...
— Ну уж, хватил... Ты всегда любил преувеличивать, Фрол.
— На этот раз не преувеличиваю. Скажем, корабли не хуже твоих катеров. Но у каждого свои задачи; у тебя — одни, а у нас — другие. Вот мы и дополним друг друга...
— Фролико, Никите, стол накрыт, — позвала тетя Маро. Она вспомнила, как много лет назад к ним в дом на тихой тбилисской улочке приходили два славных нахимовца; прибегала Антонина в коротеньком платьице, и они так же сидели все за столом и ели жареный сыр — сулугуни или курицу в ореховом соусе; и тетя Маро всегда удивлялась, что двенадцатилетний моряк Фрол Живцов уже награжден орденом и медалями. В голове не укладывалось, что такой мальчик мог воевать! А Мираб, ее славный Мираб, набивал карманы мальчиков орехами, когда они уходили в училище. Бедный Мираб!
Тетя Маро, чтобы не омрачать встречу, сказала, что пойдет, накормит Алешку, он тоже, наверное, проголодался.
— Она очень тоскует по отцу, — поглядела вслед матери Стэлла.
— Еще бы! Прекрасный был человек! — сказал Никита.
Он никогда не забудет, как в незнакомом, затемненном Тбилиси случай привел его вместе с матерью в совсем чужой дом—это был дом Мираба Гурамишвили...
— Ты поедешь к отцу? — спросил Фрол Никиту.
— Да, заедем, — ответил Никита. — Отец ведь тоже осваивает новую технику: такие же, как мой, катера. Ему и карты в руки — всю жизнь прослужил на ТК. Если бы ты знал, Фролушка, как он боролся, чтобы остаться на флоте. Добился-таки своего: не вышел в отставку.
— А мой уже на пенсии, — сказала Антонина.
— Да, а как Славка? — спросил Фрола Никита.
— Славке дам первый новый корабль. Я Славкой дорожу — не только как друг, как комдив.
— Ну, такая твоя аттестация дорого стоит.
— Не передавай, коли встретишься. А впрочем, передавай — Славка не зазнается. Ты знаешь, Никита, какая мне пришла в голову мысль? Завтра воскресенье, заберем с собой Славку и пойдем все вместе к Юрию Михайловичу. Ты помнишь, как мы с тобой к нему в соединение пришли из училища? Всё думали: к какому начальнику попадем? Что нас ждет? Может, не попади мы тогда к нему — и судьбы наши сложились бы иначе. Юрий Михайлович мне помог на ноги стать...
— И мне тоже.
— Да, милый мой, попали бы мы к Сухову, моему предшественнику, — запели бы лазаря! А кстати... не спеть ли нам, как бывало? Стэлла, позови, милая, тетю Маро...
И вот они сидят в полусумраке уже холодного осеннего дня, не зажигая огней, — последний солнечный луч играет на стеклах книжного шкафа, и поют «Цицинателлу». Эту грузинскую песню тетя Маро научила их петь еще в детстве. И Никита вспоминает прощальный вечер перед отъездом в училище имени Фрунзе: тбилисский дворик, огоньки свечей, колышущиеся в стеклянных колпачках, Антонину рядом с ними в первом «взрослом», длинном платье; вспоминает, как, не сговариваясь, они вдруг поднялись и пошли рука об руку через двор, в переулок, подошли к бурлящей Куре, и здесь он впервые увидел другую, новую, такую красивую Антонину и понял, что детская дружба переросла в нечто большее...
...Друзья поют еще одну песню, памятную с военных времен, — ее любили на Черном море матросы: «Прощай, любимый город, уходим завтра в море...»
Уходить в море им приходилось множество раз в своей жизни, оставляя жен на берегу. И они тосковали по ним там, в тихом, а то и в бушующем море, и стремились сердцами к любимым. Как не прав тот, кто утверждает, что море может заменить моряку и жену, и невесту!
Нет, моряк — живой человек!
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
