Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Новый реактивный снаряд

"Торнадо-С" вооружили
новым реактивным
снарядом

Поиск на сайте

Рыцари моря. Всеволожский Игорь Евгеньевич. Детская литература 1967. Часть 4.

Рыцари моря. Всеволожский Игорь Евгеньевич. Детская литература 1967. Часть 4.

Мама наливает гостю крепкого чая.



Тетка Наталья оживляется. Она подкрашивает губы и пудрит щеки; она хочет всем нравиться и думает, что от краски и пудры станет красивее. Валерий сидит рядом с дядей Андреем— то потрется о плечо головой, то заглянет в глаза. Подхалим!
Дед продолжает рассказ. На «охотник» его налетели «юнкерсы». Потопив «охотник», фашисты добивали, подлые, раненых. И тут всплыла подводная лодка.
— Подводники прыгали в воду и подставляли нам плечи, а с палубы тянули нас за руки...
— Законы морского товарищества,— говорит Карамышев.
— Да,— подхватывает отец.— Они и сейчас существуют! Сегодня матрос провалился в щель между бортом и пирсом. К нему ринулся на помощь комдив. Матроса он спас, а сам пострадал — бортом прижало, могло совсем сплющить, повреждена голова. Это его я оперировал нынче. Сошло семь потов. Фамилия знакомая, но где мы встречались — не помню. Живцов.
— Фрол Алексеевич? — оживляется дядя Андрей.— Он на новых противолодочных.
— Ох, погонял он нас на последних учениях, думал, не вырвемся! — смеется Карамышев. — Орел!
Мне до смерти хочется расспросить об учениях, о том, как Живцов «гонял» подводную лодку, но вмешиваться в разговор взрослых я не привык. А ведь в книжке о первых нахимовцах Живцов в тринадцать лет командира спас, катер выручил.



Вдруг я слышу, Карамышев говорит:
— Сегодня в Кадриорге два оболтуса белок в карман запихивали. Да ведь белки доверие к человеку из-за таких штукарей потеряют! Карина — так мою дочку зовут — натравила на них нашего Ларсена. Они за камни взялись. Но с Ларсеном шутки плохи — в обиду ни себя, ни Карину не даст.
—— Драть таких подлецов! — негодует дядя Андрей.
Валерка ерзает, будто у него в штанах полно муравьев. А мне и обидно и стыдно: и я по милости двоюродного братца попал в хулиганы!
Подводник прощается.
— Пойду к дочери, ей скучно одной. У нее матери нету... Андрей, заходи!
— Пойти, пожалуй, и мне,— поднимается тетка Наталья.— Еще успею в кино...
— А твой Пожарский,— говорит дядя Андрей,— у меня теперь служит. Не нарадуюсь, отличный офицер! Проворонила ты свое счастье, Наталья...
— Это еще как сказать,— обижается тетка.
— И вообще призадуматься тебе не мешает: не калечишь ли ты сама свою жизнь?
— А это уж мое личное дело.
— Ну, как знаешь, Наталья. Тебе же желаю добра...
Собираются к себе на Вышгород и дед с бабой Никой.



— Ну, мотоциклист, не забывай, заходи,— говорит дед Валерию.
— Почему мотоциклист? — настораживается дядя Андрей.
— Да вот, двухколесную профессию выбрал.
— Еще чего выдумал! — режет дядя Андрей, — Все Коровины — моряки!
— Ну, все ли — пока неизвестно! — нахалит Валерка.
— Что-о?! — В голосе дяди я слышу грозу.— Впрочем, об этом мы после с тобой потолкуем...
Толковали они, видно, крепко. Валерка был красный как рак.
Через три дня отец с сыном уехали в свой Балтийск.



ФРОЛ ЖИВЦОВ

Прошел целый месяц.
Мы идем с отцом длинной аллеей через весь Кадриорг и : поднимаемся по каменной лестнице к госпиталю. Я упросил отца позволить мне повидаться с Живцовым.
Во дворе на солнышке греются больные матросы.
— Не надоедай, не забрасывай Живцова вопросами — ты его утомишь,— предупреждает отец.
В хирургическом отделении он надевает халат; старая нянечка — гардеробщица Анна Семеновна — подбирает мне халат самый маленький, и тот мне велик; она рукава подкалывает булавками. На втором этаже в коридоре нас встречает Руфина Силантьевна.
— Ну как, все в порядке? — спрашивает отец.
— В порядке, Иван Максимович.
— И четвертый в порядке?
— Он спит.
Я знаю, что «четвертый» — самый тяжелый больной, он лежит в небольшой отдельной палате.
И сестры и молодые врачи отцу улыбаются. Каждый хочет с ним перекинуться добрым словом: и корабельный врач Иван Александрович, и майор Рита Павловна, и пожилая сестра Феврония Львовна, без которой каждый хирург «как без рук», Я знаю, что отца очень любят здесь, в госпитале. За что? Наверное, за то, что он сам любит людей. Я слышал, его за глаза называют ласково: «усатенький». За его темные усики. «Наш усатенький».



У окна в коридоре на мягком диванчике сидит плечистый моряк в белой куртке и белых же брюках — офицерской форме госпитальных больных. Увидев нас, офицер встает. Голова забинтована. Нос в веснушках.
— Ну как, Фрол Алексеевич? — спрашивает отец.
— Бесподобно. Рвусь туда... — показывает Живцов на окно, где за верхушками дубов видно сероватое море.
— Ну, пока еще рано,— качает отец головой.
— Рано? А по-моему, я у вас засиделся. Каждый день с кораблей приходят, справляются: скоро вернется комдив? Иван Максимович, милый мой, скоро?
— Потерпите. Вот сделаем еще одну перевязку — посмотрим. Уверяю вас — не задержу.
— Знаю я — «не задержу». Меня ведь не в первый раз режут.
Живцов берет в свои большие мускулистые руки изящные руки отца, рассматривает:
— Удивительные руки у вас...
— Чем же удивительные, Фрол Алексеевич?
— Способны творить чудеса!
— Сноровка,— отвечает с улыбкой отец. — И практика. Вы практикуетесь в море, а я — в операционной. Каждый свое дело любит.
Подходит Шиллер, высокий, надменный, в ослепительно белом халате.
— Ну как? — спрашивает он покровительственно Живцова.— Идем на поправку?
— Так точно, товарищ полковник медслужбы, — негромко чеканит Живцов. Он ловко отводит плечо от похлопывающей его руки. — Полагаю, что в этом заслуга Ивана Максимовича.
Шиллер перестает улыбаться.
— Ну, ну, поправляйтесь... А вы, — говорит он отцу начальническим тоном, — проверьте «четвертого».
— Он — мой больной,— отвечает отец.



Руки хирурга.

И Шиллер уходит с важностью. Хотя он не начальство. А только заменяет сегодня начальника. Когда я был маленьким, Шиллер часто к нам заходил. Я приставал с расспросами. При родителях он улыбался: «Какой любознательный мальчик». А как только мы как-то остались вдвоем, он ущипнул меня и прошипел злобно: «Уходи подальше, щенок, а то я тебе инъекцию сделаю» (тогда я и понятия не имел, что такое «инъекция», но мне показалось, что он плохо шутит). Его сын со мной учится в одном классе. Такой же надменный. Отца зовут Ромуальдом, а сына Элигием.
— Вы простите меня... обойду подопечных, — спохватывается отец. — Познакомьтесь с наследником, Фрол Алексеевич. В моряки тоже рвется.
— Счастливец,— говорит мне Живцов.— Корабли, на которых ты будешь служить, никакой писатель-фантаст сегодня описать не решится... Ты всерьез?.
— Что — всерьез?
— Хочешь стать моряком?
— Я давно уже надумал.
— Дорога будет нелегкая, парень.
— Я знаю.
— По книжкам?
— От деда.
— Максима Иваныча?
— Да.
— Это фирма солидная. Коровины — морская династия.



Одна из морских династий: инженер-вице-адмирал Леонид Алексеевич Коршунов и его сын контр-адмирал Юрий Леонидович Коршунов, выпускник Ленинградского нахимовского училища 1948 года.

Я смотрю на лицо Живцова, курносое, с высыпавшими вокруг носа веснушками, и стараюсь представить его сначала тринадцатилетним, когда он катер спасал, а потом — как матроса он спас.
— В моряки выйдешь — вместе послужим,— говорит он мне.
— Тогда вы будете уже адмиралом?
— Не уверен,— смеется от души Фрол Алексеевич.— Прикинем... — Он поднимает глаза к потолку и подсчитывает. — В нахимовском я всегда хвастался, что через двадцать пять лет выйду в адмиралы. А вот прошло почти двадцать — и я всего только капитан третьего ранга и осенью получаю второго. До адмирала еще семь потов сойдет! Мы с тобой тут балакаем, а душа моя — в море,— кивает Живцов в окно.— Скорей бы вырваться!
Подходит отец:
— Он утомил вас, Фрол Алексеевич?
— О нет! Я себя в нем увидел... Через сколько лет будешь адмиралом, Максим?
— Через сорок!
— То-то! С этим делом, брат, не спеши!

***

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru


Главное за неделю