Москвич. Перешёл в наш взвод вместе с другими старичками: Курако, Лоладзе, Бога-. ………… ченко. Взрослей остальных на 2 года. В отличие от меня, шебутного крикуна, был нарушителем «тихим». Он «просто ходил в самоволку к Аллочке Майоровой». За что и был в 1951 году отчислен из училища, одновременно со мной и Габидовым. Вместе мы учились не очень долго. Особо о нём сказать нечего. Считался сильным. «Житейски» был выше нас - малявок. Общался больше с Курако, Смирновым, Беспрозванным и «старичками» Богаченко, Лоладзе.
Димент Леонид Давидович
Ранее уже были опубликованы фрагменты его воспоминаний, в обзоре выпуска 1953 года мы и дальше будем всячески использовать то, что сохранила пристрастная и художественно зоркая память Леонида Давидовича. Здесь же приведем те строки воспоминаний, в которых он рассказывает о себе.
А вот он и я. Здрасте! Я – это дважды питон «Димка» = ДыЛыДы /Л.Д.Димент/. О себе писать негоже, но приходится. Смогу ли коротко? Однажды в училище нас на целую неделю заразили жизнерадостным смехом. Мы впервые увидели необычный в те времена МУЛЬТИПЛИКАЦИОННЫЙ фильм. Это теперь «мультик» каждому карапузу привычней, чем манная каша. А тогда! Фильм назывался «» (Союзмультфильм, 1949.). Карикатурно, в стиле Бориса Ефимова, высмеивались США. В этом мультике Борис Ефимов - автор типажей рисунков.
"Мистер Уолк, крупный делец и обладатель приличного состояния, решил удалиться от дел и поселиться на недавно купленном острове. Там он думает укрыться от преследующей его военной истерии. Он не разрешает домашним включать радио, по которому говорят про самолёты и бомбы и его раздражают выстрелы охотничьего ружья сына.
За глаза мистера Уолка зовут пацифистом, а редакторы газет подсылают к нему замаскированных репортёров, понаблюдать что на самом деле происходит на острове.
Неожиданно выясняется, что у самого дома, где живут Уолки, плещется целое море нефти. Об этом в свои редакции немедленно телефонируют газетчики. Через недолгий срок на остров высаживаются группы вооружённых людей, которые столбят участки и открывают пулемётный огонь по приближающимся к ним.
Мистер Уолк видит, что его неприкрыто грабят. На его острове, предъявляют претензии на обладание его нефтью, которая стоит многие миллиарды. У миролюбивого мистера Уолка есть, к счастью, хорошо припрятанная радиостанция и целый арсенал оружия. Он вызывает на помощь военных, а сам вооружив всю свою семью, переходит в атаку на непрошенных гостей. На острове мира разгорелся нешуточный бой.
Своего не отдаст мистер Уолк, крупный делец и обладатель приличного состояния." ()
В рисунки Ефимова, Генча и др. мастеров шаржа я влюбился ещё в 1944 г. во 2 «В» классе 8-й (мужской) школы города Горького. Это был второй год раздельного обучения. Помещение только что освободилось от госпиталя. Не было ни одного целого выключателя, в классах холод, в кишках голод. В них, как и в коридорах, завывали сквозняки. Приходя первыми утром в неохраняемую, без единой ещё души, школу, мы, первым делом, соединяли оголённые концы проводов. Вслед за светом врывался шум прибывающей пацанвы, гогот, рёв, толчки, кутерьма. Умудрённые опытом старшеклассников, мальчишки сцеплялись за руки; первый хватал руками провода, последнего трясло; и он тут же вцеплялся во вновь входящего. Всем было весело. Благо - напряжение было лишь 127 вольт. А, может, и с недокалом. Иначе нас, недокормленных, поубивало бы всех. У более сытого одноклассника Герки Бортникова (возможно, он не был сиротой, а его интеллигентные родители трудились в тылу) я впервые увидел журнал «КРОКОДИЛ». Моему восторгу не было конца. С тех пор рисовать смешное стало для меня самой радостной песней. И когда в СКБ Ленинского завода г. Горького, где конструировали радары для подводных лодок, инженер Евгений Васильевич Бруснигин сказал: «Некому рисовать новогоднюю газету? А в 8 лаборатории есть мой бывший воспитанник Димент – большой специалист по политсатире»; я, хоть и удивился такой оценке, но обрадовался. Видно, в ТНВМУ я немало бумаги испортил на хохмочки...
В сквере на Плеханова после рентгена. Сентябрь 1948 г. Первые дни в Тбилиси. Мы, новобранцы 5 роты (6 класс), пока ещё «кандидаты». Ленточки без надписи, погончиков нет. Сидят: Василий Драчнев, Василий Дакин, Геннадий Власов, Сергей Катющенко (позже – Демченко), Геннадий Галь, Валерий Третьяков, Июлий Теплюк. 2 ряд: Владимир Палей, Руслан Тотров, Владимир Горбатов, старшина Ефимочкин, Николай Кучумов, Анатолий Федин, Павел Аникеенко. Стоят: Константин Комаров, Игорь Шишкин, Владимир Киселёв, Александр Смирнов, Борис Йофа, Герман Семёнушкин, Лев Горьков.
Если наш взвод (класс) представить большой, дружной коммунальной квартирой, в которой есть некая семья, то я бы представил такое: 1. Должен быть глава семьи – самый основательный и авторитетный. Кто? Может быть, Саша Смирнов? 2. Дети. Это мы. И самый непутёвый из них, конечно же, был я. Были и разные другие индивиды. Каждая «семечка» была индивидуальна. Но мне, безосновательно долгие годы почему-то считавшему себя умным, это не дано было распознать. Лишь с годами всё больше понимаю – как я был одномерен. Мозгов хватало лишь на сиюсекундную эмоцию. 3. Сосед справа. Пожилой, поздно приходящий с работы, молчаливый, но всеми уважаемый. Основательный! Лёва Дзаридзе? 4. Другой сосед. Общий любимец. Профессор, красавец, эстет. Небожитель. В его комнате много необычного: и настенные часы с большими, чёрными римскими цифрами и сверкающим медным маятником. Влево – вправо, влево – вправо, и: бом, бом, бом… каждые четверть часа. Виолончель с лакированными боками. И т.д. и т.п. Ну да, хватит врать! Разошёлся. Это, разумеется, может быть лишь Юра Курако. Таким соседом нельзя не гордиться. Не в каждой квартире есть это диво. И когда старожилы двора поговаривали, что профессор в молодости был чемпионом и солистом балета, в это легко верилось. Он о себе никогда ничего не говорил. Из скромности? Но только казалось, что эти изящные, удлинённые пальцы не предназначались для боксёрских перчаток, а должны были плавным движением направлять мяч с персонального в корзину. Иногда некая молодящаяся Верочка, тщащаяся скрасить его одиночество, стирает пыль с кожаных переплётов старинных книг и длинных листьев развесистой пальмы. Любовно протирая большое венское зеркало, в котором отражается автопортрет хозяина с юной женой и дочками - ангелочками и ковёр с белым кальяном да буйволиный рог на серебряной цепочке; ворчит про какую-то противную Клару. А, уходя, надевая калоши в прихожей, раздражённо обзывает его старым фатом и глупым, замороженным королевским пингвином. Мы – пацанва, ненавидели «старую каргу». А печнику Печёнкину - каторжанину (16 лет Колымы) совали окурки за хлястик ватника; и обижали его забитого и беспомощного внучонка; чтобы дед не врал: «С такими пальцами барину надо бы быть щипачом». 5. Нельзя в семье и без мамы. Это – Старшина-Офицер-Педагог (все в одном лице, нечто необходимое и с кем нельзя не считаться). Без этого - ни уюта, ни знаний, ни тебе кулебяки и красивой морской формы, парадного мундира, сверкающего бляхой и медными пуговицами. 6. И вся эта ахинея пришла в мою бедную голову, вот с какой стороны: БАБУШКА! Кто в таком сообществе может быть, оставаясь сравнительно незаметным, и, вроде бы идущим не во главе общего потока, и, тем не менее, неизменно и незаметно для каждого необходимым, и, без видимых проявлений – любимым. Над кем все – и семья, и соседи легко подтрунивают: «Старуха, рот закрой!»? Мимо кого не проходила ни чья-то радость, ни общая печаль?
В Тбилиси в 1974 г. на 30-летии ТНВМУ я понял – центром души нашего коллектива был, пожалуй, ВОВКА ГОРБАТОВ.
Вверху: старшина Залогин на самоподготовке 3-го взвода. Внизу: первенство по шахматам.
Кто мы, что мы, где мы, как мы? Известно лишь НЕБЕСАМ. И, даже если меня кто-то из сущих ещё слышит - не суть, что при звуках моего старческого кудахтанья он должен трепетно внимать. И я не ропщу. Когда-то все мы были молоды и подвижны. И нас было много. У времени свои законы. Но всё же я, как пьяный боцман (Свистать всех наверх!) ору: «АУ, РЕБЯТА! Есть здесь кто-нибудь? Есть хоть одна живая душа, способная соответствовать? Ау-ау-аууу-у!». Может, я напрасно полгода (или больше?) колотил по клавишам? Может, слишком мелкотемен и (или), как таковой, никому и на хрен не нужен? Не исключаю такой возможности.
А, может, мои бывшие однокашники, гордые своими биографиями (и ГЕРОИЧЕСКИМИ АВТОбиографиями), подобно литературствуюшей братии (знаю я, немало повидал всяких лириков и сатириков), предпочитают в основном вещать, а не слушать чужое? Что ж, это нормально. И я здесь, вроде как оказался на чужом пиру. Мне, конечно, не поверят, посчитают ущемлённым, обиженным. А я не расстроен. Наоборот, очень благодарен за то, что смог, будучи благодаря счастливому случаю втянутым в возрождение нашей памяти, смог испытать много счастливых минут, окунаясь в светлое детство и добрую юность. Огромное спасибо Валентину Максимову, за то, что разыскал меня и на это непродолжительное время зарядил старого «Димку» интересной работой. И, если даже она никому не понадобилась, всё равно, я не в проигрыше. Наоборот - в большом выигрыше. Я с радостью это проделал для себя, себе, и этим доволен. И совершенно не важно, что обо мне думают другие, и желают ли обо мне думать. Главное – я хорошо думаю о тех, кто ТОГДА были моими друзьями. И такими оставляю их в своей голове, в своей душе. А что стало с людьми, с их мыслями и их чувствами за долгие годы жизни (которая, по сути, ежедневная борьба - борьба с препятствиями, с обстоятельствами с противником, борьба с самими собой, постепенно меняющимся), что стало с вами – это не по моей части. Я за себя в ответе. Об этом и писал. Не кривя душой, не сказав ни единого слова неправды. Моё, мысленное, с Вами общение меня обогатило. А, по сему закругляюсь.
Поздравляю ВАС с 65-летием ПОБЕДЫ! Одна из двух моих фотографий, пожалуй, лишняя. Но это грех редакции, а не мой. Прошу прощения.
Желаю всем многих лет радостной, насыщенной жизни! Пусть каждый возьмёт от судьбы по максимуму! Всего-всего ВАМ НАИЛУЧШЕГО! Леонид Димент, 05.05.2010.
Пишу это осенью 2010 года. Фотографии же «стряпали» наши мальчишки более полувека назад. В их шустрых ручонках сверкали не фотовспышки, а окулярчики трофейных игрушек - «малюток» и «лилипутов». Не «мыльниц», «ФЭДов», «ФОТОКОРов». Спасибо проигравшему вермахту. Отоварил. И, да простит меня искушённая публика, но НИКАКИЕ ПИКСЕЛИ НЕ В СОСТОЯНИИ ИСПРАВИТЬ то, что не смогли ублажить лоском наши умельцы.
А мне самая неудачная фотография полузабытого Уронова на задней парте ценнее всех парадных и разгламуренных. Спасибо вам, ребятишки! И, прежде всего, тебе, дорогой друг Адька Сидоренко. Ты давно уже не с нами. А дело твое живёт. Большинство снимков моего не хилого архива я выхватывал из твоих рук, не дав уничтожить брак. Ты не зря под одеялом красил руки сульфатами-гипосульфитами в американской жестянке от свиной тушёнки, проявляя и закрепляя свои шедевры. Мне досталось меньше тех, что с треском, скорчившись, падали с оконного стекла. Ты, любовно распрямляя их о грани стола, говорил «Набрал всякой дряни – с тебя хватит». Я не сердился. Зато, у меня есть много единственных, каких никому не досталось.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
