Видеодневник инноваций
Подлодки Корабли Карта присутствия ВМФ Рейтинг ВМФ России и США Военная ипотека условия
Баннер
Как обеспечить полный цикл контроля траектории ствола скважины

Как обеспечить полный цикл контроля траектории ствола скважины

Поиск на сайте

Обзор выпуска 1955 года. Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 162.

Обзор выпуска 1955 года. Страницы истории Тбилисского Нахимовского училища в судьбах его выпускников. Часть 162.

Порывко Олег Васильевич



Олег Васильевич Порывко работал в отделе наземной аппаратуры ВНИИ телевидения (ФГУП «Научно-исследовательский институт телевидения»). - ИСТОРИЯ КОСМИЧЕСКОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ В ВОСПОМИНАНИЯХ ВЕТЕРАНОВ. СПб., 2009.

Созданию и эксплуатации ТВ аппаратуры метео ИСЗ посвятили свою жизнь сотни инженеров и рабочих нашего института. На перечисление их имен и объёма работ каждого не хватило бы всех страниц газеты «Нью-Йорк-Таймс». Поэтому назову лишь основных разработчиков: ведущий отдел – В. А. Гроховский, Е. П. Павлов, А. М. Гаврилов, Д. И. Семенов; отдел питания – Ш. Х. Кутуев, Г. П. Григорьева, Г. В. Цаплин; отдел автоматики – В. И. Мигачёв, Н. Г. Меньшова, В. Н. Смирнов; отдел синхронизирующих устройств – М. Г. Гарб, В. И. Щитников, Б. И. Лыткин, В. Г. Блинова; отдел оптических устройств – Я. А. Удалова, И. Ф. Елистратов, О. П. Беккер, В. Д. Смирнов, В. И. Веженков; конструкторский отдел – М. Г. Фрост, Я. Э. Фурманский, И. В. Каразин, М. И. Меерович, П. И. Галищев; отдел наземной аппаратуры – В. Б. Иванов, Н. М. Варшавский. В последнем отделе созданы наземные ФРУ (В. Т. Есин, О. В. Порывко) и бортовые магнитофоны (К. Р. Тасев, В. И. Лопатнёв).




Наземный комплекс Центральной технической аппаратной космической системы «Арктур»

В успехах отечественной космической программы есть и его вклад. Он соавтор изобретения "Генератора пилообразного тока электромагнитной развертки" 23.05.1988 г. автор(ы): Ивлев Вячеслав Леонидович, Порывко Олег Васильевич, Шишков Геннадий Николаевич.

Скоркин Олег Алексеевич

О.А.Скоркин - кандидат технических наук, художник, старший научный сотрудник Института философии РАН.
Художественный мир Олега Скоркина. - Личность. Культура. Общество. - 2008. - Т. 10, вып. - С.258-264. - (Искусство и жизнь).


Я учился в ТНВМУ, Тбилиси. Скоркин Олег Алексеевич



Сознаюсь, долго я созревал, прежде чем погрузиться в описание своего нахимовского тинэйджерства. Одно дело вспоминать, само воспоминание непроизвольно, спонтанно, независимо от того, чем ты занимаешься и где находишься или чем вызвано появление образов из далекого детства, другое дело – поделиться мнением с человеком, которого не видишь и не слышишь, не знаешь даже, знаком с ним или нет. Мнение, очевидно, будет разниться и, возможно, кого-то что-то и возмутит, но, упаси боже, чтобы мне хотелось кого-нибудь обидеть. Это, скорее всего, феноменологический взгляд с усилиями избежать субъективизма, и есть подозрение, что оно совпадает в общей панораме с мнением многих моих сверстников.
Нахимовец теперешний и нахимовец конца сороковых – начала пятидесятых лет прошлого столетия вряд ли подружились бы, они из разных миров, они по-разному думают, по-разному чувствуют и по-разному хотят. Мне и пяти не было, когда оказался в оккупации в Ворошиловграде, это восточная Украина, в течение года с хвостиком. Не только видел фашистов, но и помню боль от трехгранной плетки. Помню налет около двух сотен самолетов и бомбежку города. Мессершмитты, юнкерсы и хенкели тогда различал по звуку, а падающую бомбу ни с чем не спутаешь. За минуты несколько окрестных домов превратились в руины, а у сохранившихся, в том числе в нашем двухэтажном, повылетали стекла. Мы с матерью жались под кроватью, а дворовая собака Дэзик лихорадочно жрала наш скудный обед. Насколько чревато было тогда оказаться без оконных стекол, мне было не понять, а день оказаться не поевшим – это было серьезно. И собаку, которую через несколько дней кто-то изловил и пустил на питание, было уже не жалко. Относительно освобождения города советскими войсками отложилось в памяти отделенная голова полицая, которую обгладывали остервенелые собаки, и прилюдное вешание на главной площади предателя.




Надписи на табличках: «Изменник и предатель Родины». Киев.

В 1944-1945 годах насмотрелся пухнувших от голода людей и на многое другое, недоступное пониманию современных малолетков. Игрушками моих сверстников были хозяйственная мелочь, потерявшие кондицию инструменты, патроны (предпочтительней с трассирующими пулями), гранаты-лимонки. Для некоторых такие игрушки оказались чреватыми. Стреляли из рогаток воробьев, играли «в ножичка», «монету об стенку» и другое, самое примитивное. В войну не играли.
Четыре года после войны. По представлению школы военкомат рекомендовал меня и Женьку Деревенко, двух десятилетних пацанов из далекого Ворошиловграда, в еще более далекий Тбилиси в Нахимовское училище. Престижно? Конечно. Не какое-то Суворовское, их тогда было около 20, а нахимовских было всего три на весь Союз. Но у десятилетних пацанов, все приключения которых составляла езда «на бампере» трамвая, были свои соображения. Доминантой было великое путешествие и великое приключение. Добирались мы трое суток поездом, сопровождал нас какой-то мужик из военкомата (отцы наши, как тогда говорили, «сложили головы за Родину, за Сталина», а матери не могли), мы для него вряд ли были обузой, он всю дорогу «бухал», обретя в вагоне вполне комфортную для себя компанию. Большую часть пути мы провели на крыше вагона, пропитавшись насквозь паровозной гарью, зато избежав вагонной вонищи.
По прибытии нас отмыли, наголо постригли, одели в чистую робу и яловые ботинки, сверху бескозырка, но без ленточки, – и таких человек триста. Эту неорганизованную массу надо было хоть как-то сорганизовать и отобрать из нее около сотни. Часть пацанов отвалилась в результате училищной медкомиссии. Остальных ждали экзамены по математике и русскому языку. По математике мы с Женькой очень старались – стыдно ведь оказаться туповатым. А ко времени диктанта по русскому языку твердо решили вернуться домой, завалив этот экзамен. Интеллигентневшему Женьке (мать его библиотекарем работала, книжек он перечитал немерено) это удалось, а я, по-видимому, не сумел придумать достаточного количества «умных» ошибок и заробел очень уродовать родной язык. Женька уехал, а я свою первую «питонскую» ночь провел в слезах.
И вот начало «питонской» жизни.




Слева направо, нижний ряд – Киричек, Куклев, старшина Сидоренко И.П., Жиленко, офицер-воспитатель взвода Ченчик Николай Филиппович, командир роты Родин Владимир И., Скоркин, Плеханов, Скорый, старшина Бойко Николай Прокофьевич, средний ряд – Качалов, Петров, Белкин, Недиков, Цуринов, Пятницкий, Николаев, Обухов, Селифонов, Парахин, Суров, верхний ряд – Каплан, Дуванов, Маркаров, Смирнов, Коренев, Романенков, Кофанов, Завадский, Есипенко, Буртов, Павленко, Ашчьян.

Первый взвод 1949 года, пятый класс – 30 человек, Баринов на фото не попал, наверное болел. Десять из них до выпускного класса не добрались. Пятницкий и Маркаров в течение года выпали, Жиленко, Обухов, Недиков, Коренев, Цуринов – года через два-три. А вот Олег Петров, Женя Николаев и Вадим Павленко выпали перед выпускным классом. Петров публично на уроке оскорбил преподавателя, назвав его подлецом. Что произошло, почему его так понесло, было непонятно и неожиданно. Незлобивый, контактный, улыбчивый Мандрик – и нате вот. Его отчисление выглядело буднично обоснованным. А вот Женя Николаев и Вадим Павленко, похоже, слиняли по своей инициативе. Из соседнего класса Ленька Соколов из-за зрения (тогда это было так) оказался непригодным для поступления в Ленинградскую медицинскую академию, куда он мечтал попасть, и стал студентом-медиком. Из выбывших мало кто проявлялся. Они вроде как вычеркнули прошлое, начали новую жизнь, определенно без погон, вооружившись знанием того, как этого избежать. В течение двух лет после нахимовского, учась в Дзержинке, эпизодически виделся с Леней и Женей, инициатива встреч была моя, а у них все более расширялся круг других интересов, и со временем общение сошло на нет. Мне кажется, что вдруг, ненароком найди я Валю Коренева или Олега Петрова, с которыми был дружен (а мне очень хотелось бы проникнуться тем, как у них прошли последние полвека), они вряд ли разделили бы мой энтузиазм. Ну встретились бы, выпили бы, обменялись бы координатами, а дальше, не дай бог, кого-нибудь потянуло бы расхвастаться, и радость встречи оставила не лучший осадок. Так что не об этих ребятах речь.




Вот те, что составили выпуск 1955 года. Слева направо, нижний ряд – Плеханов Валерий Анатольевич, Ашчьян Лев Самуэлович, Романенков Анатолий Васильевич, Скорый Владимир Николаевич, Суров Владимир Дмитриевич, Белкин Геннадий Викторович, Качалов Василий Иванович, средний ряд – Скоркин Олег Алексеевич, Селифонов Юрий Сергеевич, Смирнов Олег Александрович, преподаватель математики Мартиросян Левон Николаевич, офицер-воспитатель Перейма Михаил Федотович, Киричек Карл Харитонович, Буртов Юрий Зиновьевич, Завадский Анатолий Петрович, верхний ряд – Дуванов Виталий Петрович, Баринов, Чередниченко, Кофанов Анатолий Иванович, Куклев Владимир Федорович, Есипенко Николай Алексеевич, Парахин Сергей Иванович. В последний год добавился Володя Чередниченко из предыдущего выпуска, юноша энергичный, умеющий отстаивать свою позицию, спустя время узрел настоящего полковника без всякой иронии.

Перед выпускными экзаменами после медкомиссии нас привели к присяге. Вообще-то это свинство приводить к присяге шестнадцатилетних (мне и еще нескольким семнадцати не было), но тогда мы об этом не думали. Шестеро медкомиссию не удовлетворили. Двоих (меня и Вовку Куклева) через два года обучения выгнали из «системы», как тогда величали совокупность всех высших военно-морских училищ. В итоге морскими офицерами оказалось меньше трети первоначального набора. Улов, скажем, невелик.
Растить янычаров или команду гитлерюгенд не предполагалось. Другая команда воспитателей и учителей потребовалась бы. Да и расходы, похоже, были бы существеннее. В выпускном классе, когда проходили Маяковского, наткнувшись на фразу «я видел места, где инжир с айвой росли без труда у рта моего», невольно подумал «шестой год в Тбилиси, и ни инжира, ни айвы не пробовал». В выпускном классе задали нам написать сочинение на тему «Как я решил стать морским офицером», потом преподаватель вроде и забыл об этом, наверное, передумал, а никто, естественно, не напоминал. Однако были исполнительные придурки, вроде меня, которые старательно осмысливали эту неблагодарную тему. Как и что десятилетний пацан мог решить? И каков путь сызмальства в морские офицеры, надо было бы осмыслить нашу «питонию» – к чему она ближе, к Царскосельскому лицею или к пенитенциарному учреждению? К бурсе или к специализированному детскому дому? И что, на этом этапе жизни был какой-то выбор? Никаких дополнительных преимуществ или льгот, кроме первого шага, выбора и внеконкурсного поступления в высшее военно-морское училище, Нахимовское училище ничего не давало. Получалось так, что погибшие отцы оплатили нам эту со всех сторон огороженную, но и неголодную жизнь.




Каждое занятие начиналось со строгого контроля выполнения домашних заданий! Фото предоставлено Ириной Валентиновной Мартыновой из Ульяновска, дочерью офицера Валентина Петровича Николаенко.

Четверо в нашем взводе, в других тоже по 3-5 человек, жили в Тбилиси и по субботам и воскресеньям были дома, так что «питонами» они были только по будням, а это уже другая жизнь.
Первый свой год мы дичились друг друга, и не скоро осознали индивидуальность другого человека. Но общая пища, общие дортуары для сна на сотню человек, утренние физзарядки и вечерние строем прогулки с пением делали свое соорганизующее дело, выделяя при этом соседа по столу, по двухъярусной койке, по парте, по строю. Выраженных лидеров у нас не было.
Питонская среда интернациональна. Украинец, еврей, грузин, армянин – не имело значения. Говорили и думали по-русски. Внешние контакты слабые. Вот и получалось, коль нахимовец, значит русский. И дразнилки, и клички национальной окраски не имели. Клички были в ходу и достаточно обидные, в этом отношении 10-13-летние мальчишки жестоки – «сало», «ишак», «гнус», «баран», «горилла», «жидовка Сура», «вице-сопля». С возрастом, как обычно, клички или пропадают за малоупотребительностью, либо модифицируются. «Сало» через «саламандру» превращается в «Мандрика», «горилла» становится «Гарриком». Пожалуй, выражения большей неприязни, чем клички ничего не было. Драк практически не было. Да и угроза, что узнает офицер-воспитатель или старшина, была очень серьезной. Это не мешало устраивать «темные», как самую крайнюю меру бойкотирования действий персоны, идущей супротив коллектива. Хотя был и такой оксюморон. С Валей Кореневым мы дружили, тепло общались и регулярно почти каждую неделю дрались на заднем дворе. Собиралась команда арбитров и зрителей, и у нас была организованная потасовка. По меркам сегодняшнего дня, баловство – лежачего не бьют, ногами бить нельзя, до первой крови и другие ограничения. То он побеждал, то я. Но у нас даже чувства соперничества не было, просто молодым щенкам требовалась разрядка.
Оно и понятно.




Развод суточного наряда лагеря.

Подъем, туалет, физзарядка, умывание, завтрак, уроки, между которыми в определенное время обед, часа три времени по своему разумению, ужин, три часа самоподготовки, вечерний чай, вечерняя прогулка строем по улице Камо, вечерняя поверка, умывание, отбой. Все регламентировано, и так изо дня в день. Что такое время по своему усмотрению? Текущая жизнь для мальцов 10-12-ти лет достаточно уныла. Пространство класса расширяется до асфальтированного плаца, на котором развлекались «Пирсом» и «Отмерным» (по моему, ленинградские мальчишки эти игры ввели в нашу повседневность первых двух лет). В «Пирсе» играют две команды с равным числом игроков. Два дерева метра три от стенки – свои пирсы, которых касаются игроки соответствующей команды. Цель - коснуться чужого пирса. Кто позже покидает свой пирс, может заставить стоять на месте касания чужого игрока или, напротив, предоставить возможность перемещаться своему, ранее застывшему. В «Отмерном» играет группа с одним отмеряющим позицию от первоначальной планки, используемой обычно для прыжков в длину. Отмеряющий становится спиной к остальным, согнувшись в поясе, но на прямых ногах. Каждый из очереди прыгает через него, оттолкнувшись от планки и помогая руками, используя спину отмеряющего, как опору. Заступил планку или завалил отмеряющего, сам становишься отмерным с первоначальной позиции. Отмерной при этом перемещается по песочной яме для прыжков в длину, не на асфальте же прыгать. Если еще в это же время играют в «Ловитки» с использованием пятиметровой металлической трапеции с лестницей и двумя вертикальными бусами, то в целом получается, что носится по плацу человек сорок. Почему я вспомнил эти забавы, других-то не было.

Продолжение следует.



Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru

С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович


Главное за неделю