Олег Васильевич Порывко работал в отделе наземной аппаратуры ВНИИ телевидения (ФГУП «Научно-исследовательский институт телевидения»). -
Созданию и эксплуатации ТВ аппаратуры метео ИСЗ посвятили свою жизнь сотни инженеров и рабочих нашего института. На перечисление их имен и объёма работ каждого не хватило бы всех страниц газеты «Нью-Йорк-Таймс». Поэтому назову лишь основных разработчиков: ведущий отдел – В. А. Гроховский, Е. П. Павлов, А. М. Гаврилов, Д. И. Семенов; отдел питания – Ш. Х. Кутуев, Г. П. Григорьева, Г. В. Цаплин; отдел автоматики – В. И. Мигачёв, Н. Г. Меньшова, В. Н. Смирнов; отдел синхронизирующих устройств – М. Г. Гарб, В. И. Щитников, Б. И. Лыткин, В. Г. Блинова; отдел оптических устройств – Я. А. Удалова, И. Ф. Елистратов, О. П. Беккер, В. Д. Смирнов, В. И. Веженков; конструкторский отдел – М. Г. Фрост, Я. Э. Фурманский, И. В. Каразин, М. И. Меерович, П. И. Галищев; отдел наземной аппаратуры – В. Б. Иванов, Н. М. Варшавский. В последнем отделе созданы наземные ФРУ (В. Т. Есин, О. В. Порывко) и бортовые магнитофоны (К. Р. Тасев, В. И. Лопатнёв).
Наземный комплекс Центральной технической аппаратной космической системы «Арктур»
В успехах отечественной космической программы есть и его вклад. Он соавтор изобретения "Генератора пилообразного тока электромагнитной развертки" 23.05.1988 г. автор(ы): Ивлев Вячеслав Леонидович, Порывко Олег Васильевич, Шишков Геннадий Николаевич.
Скоркин Олег Алексеевич
О.А.Скоркин - кандидат технических наук, художник, старший научный сотрудник Института философии РАН.
Художественный мир Олега Скоркина. - Личность. Культура. Общество. - 2008. - Т. 10, вып. - С.258-264. - (Искусство и жизнь).
Я учился в ТНВМУ, Тбилиси. Скоркин Олег Алексеевич
Сознаюсь, долго я созревал, прежде чем погрузиться в описание своего нахимовского тинэйджерства. Одно дело вспоминать, само воспоминание непроизвольно, спонтанно, независимо от того, чем ты занимаешься и где находишься или чем вызвано появление образов из далекого детства, другое дело – поделиться мнением с человеком, которого не видишь и не слышишь, не знаешь даже, знаком с ним или нет. Мнение, очевидно, будет разниться и, возможно, кого-то что-то и возмутит, но, упаси боже, чтобы мне хотелось кого-нибудь обидеть. Это, скорее всего, феноменологический взгляд с усилиями избежать субъективизма, и есть подозрение, что оно совпадает в общей панораме с мнением многих моих сверстников.
Нахимовец теперешний и нахимовец конца сороковых – начала пятидесятых лет прошлого столетия вряд ли подружились бы, они из разных миров, они по-разному думают, по-разному чувствуют и по-разному хотят. Мне и пяти не было, когда оказался в оккупации в Ворошиловграде, это восточная Украина, в течение года с хвостиком. Не только видел фашистов, но и помню боль от трехгранной плетки. Помню налет около двух сотен самолетов и бомбежку города. Мессершмитты, юнкерсы и хенкели тогда различал по звуку, а падающую бомбу ни с чем не спутаешь. За минуты несколько окрестных домов превратились в руины, а у сохранившихся, в том числе в нашем двухэтажном, повылетали стекла. Мы с матерью жались под кроватью, а дворовая собака Дэзик лихорадочно жрала наш скудный обед. Насколько чревато было тогда оказаться без оконных стекол, мне было не понять, а день оказаться не поевшим – это было серьезно. И собаку, которую через несколько дней кто-то изловил и пустил на питание, было уже не жалко. Относительно освобождения города советскими войсками отложилось в памяти отделенная голова полицая, которую обгладывали остервенелые собаки, и прилюдное вешание на главной площади предателя.
В 1944-1945 годах насмотрелся пухнувших от голода людей и на многое другое, недоступное пониманию современных малолетков. Игрушками моих сверстников были хозяйственная мелочь, потерявшие кондицию инструменты, патроны (предпочтительней с трассирующими пулями), гранаты-лимонки. Для некоторых такие игрушки оказались чреватыми. Стреляли из рогаток воробьев, играли «в ножичка», «монету об стенку» и другое, самое примитивное. В войну не играли.
Четыре года после войны. По представлению школы военкомат рекомендовал меня и Женьку Деревенко, двух десятилетних пацанов из далекого Ворошиловграда, в еще более далекий Тбилиси в Нахимовское училище. Престижно? Конечно. Не какое-то Суворовское, их тогда было около 20, а нахимовских было всего три на весь Союз. Но у десятилетних пацанов, все приключения которых составляла езда «на бампере» трамвая, были свои соображения. Доминантой было великое путешествие и великое приключение. Добирались мы трое суток поездом, сопровождал нас какой-то мужик из военкомата (отцы наши, как тогда говорили, «сложили головы за Родину, за Сталина», а матери не могли), мы для него вряд ли были обузой, он всю дорогу «бухал», обретя в вагоне вполне комфортную для себя компанию. Большую часть пути мы провели на крыше вагона, пропитавшись насквозь паровозной гарью, зато избежав вагонной вонищи.
По прибытии нас отмыли, наголо постригли, одели в чистую робу и яловые ботинки, сверху бескозырка, но без ленточки, – и таких человек триста. Эту неорганизованную массу надо было хоть как-то сорганизовать и отобрать из нее около сотни. Часть пацанов отвалилась в результате училищной медкомиссии. Остальных ждали экзамены по математике и русскому языку. По математике мы с Женькой очень старались – стыдно ведь оказаться туповатым. А ко времени диктанта по русскому языку твердо решили вернуться домой, завалив этот экзамен. Интеллигентневшему Женьке (мать его библиотекарем работала, книжек он перечитал немерено) это удалось, а я, по-видимому, не сумел придумать достаточного количества «умных» ошибок и заробел очень уродовать родной язык. Женька уехал, а я свою первую «питонскую» ночь провел в слезах.
И вот начало «питонской» жизни.
Слева направо, нижний ряд – Киричек, Куклев, старшина Сидоренко И.П., Жиленко, офицер-воспитатель взвода Ченчик Николай Филиппович, командир роты Родин Владимир И., Скоркин, Плеханов, Скорый, старшина Бойко Николай Прокофьевич, средний ряд – Качалов, Петров, Белкин, Недиков, Цуринов, Пятницкий, Николаев, Обухов, Селифонов, Парахин, Суров, верхний ряд – Каплан, Дуванов, Маркаров, Смирнов, Коренев, Романенков, Кофанов, Завадский, Есипенко, Буртов, Павленко, Ашчьян.
Первый взвод 1949 года, пятый класс – 30 человек, Баринов на фото не попал, наверное болел. Десять из них до выпускного класса не добрались. Пятницкий и Маркаров в течение года выпали, Жиленко, Обухов, Недиков, Коренев, Цуринов – года через два-три. А вот Олег Петров, Женя Николаев и Вадим Павленко выпали перед выпускным классом. Петров публично на уроке оскорбил преподавателя, назвав его подлецом. Что произошло, почему его так понесло, было непонятно и неожиданно. Незлобивый, контактный, улыбчивый Мандрик – и нате вот. Его отчисление выглядело буднично обоснованным. А вот Женя Николаев и Вадим Павленко, похоже, слиняли по своей инициативе. Из соседнего класса Ленька Соколов из-за зрения (тогда это было так) оказался непригодным для поступления в Ленинградскую медицинскую академию, куда он мечтал попасть, и стал студентом-медиком. Из выбывших мало кто проявлялся. Они вроде как вычеркнули прошлое, начали новую жизнь, определенно без погон, вооружившись знанием того, как этого избежать. В течение двух лет после нахимовского, учась в Дзержинке, эпизодически виделся с Леней и Женей, инициатива встреч была моя, а у них все более расширялся круг других интересов, и со временем общение сошло на нет. Мне кажется, что вдруг, ненароком найди я Валю Коренева или Олега Петрова, с которыми был дружен (а мне очень хотелось бы проникнуться тем, как у них прошли последние полвека), они вряд ли разделили бы мой энтузиазм. Ну встретились бы, выпили бы, обменялись бы координатами, а дальше, не дай бог, кого-нибудь потянуло бы расхвастаться, и радость встречи оставила не лучший осадок. Так что не об этих ребятах речь.
Вот те, что составили выпуск 1955 года. Слева направо, нижний ряд – Плеханов Валерий Анатольевич, Ашчьян Лев Самуэлович, Романенков Анатолий Васильевич, Скорый Владимир Николаевич, Суров Владимир Дмитриевич, Белкин Геннадий Викторович, Качалов Василий Иванович, средний ряд – Скоркин Олег Алексеевич, Селифонов Юрий Сергеевич, Смирнов Олег Александрович, преподаватель математики Мартиросян Левон Николаевич, офицер-воспитатель Перейма Михаил Федотович, Киричек Карл Харитонович, Буртов Юрий Зиновьевич, Завадский Анатолий Петрович, верхний ряд – Дуванов Виталий Петрович, Баринов, Чередниченко, Кофанов Анатолий Иванович, Куклев Владимир Федорович, Есипенко Николай Алексеевич, Парахин Сергей Иванович. В последний год добавился Володя Чередниченко из предыдущего выпуска, юноша энергичный, умеющий отстаивать свою позицию, спустя время узрел настоящего полковника без всякой иронии.
Перед выпускными экзаменами после медкомиссии нас привели к присяге. Вообще-то это свинство приводить к присяге шестнадцатилетних (мне и еще нескольким семнадцати не было), но тогда мы об этом не думали. Шестеро медкомиссию не удовлетворили. Двоих (меня и Вовку Куклева) через два года обучения выгнали из «системы», как тогда величали совокупность всех высших военно-морских училищ. В итоге морскими офицерами оказалось меньше трети первоначального набора. Улов, скажем, невелик.
Растить янычаров или команду гитлерюгенд не предполагалось. Другая команда воспитателей и учителей потребовалась бы. Да и расходы, похоже, были бы существеннее. В выпускном классе, когда проходили Маяковского, наткнувшись на фразу «я видел места, где инжир с айвой росли без труда у рта моего», невольно подумал «шестой год в Тбилиси, и ни инжира, ни айвы не пробовал». В выпускном классе задали нам написать сочинение на тему «Как я решил стать морским офицером», потом преподаватель вроде и забыл об этом, наверное, передумал, а никто, естественно, не напоминал. Однако были исполнительные придурки, вроде меня, которые старательно осмысливали эту неблагодарную тему. Как и что десятилетний пацан мог решить? И каков путь сызмальства в морские офицеры, надо было бы осмыслить нашу «питонию» – к чему она ближе, к Царскосельскому лицею или к пенитенциарному учреждению? К бурсе или к специализированному детскому дому? И что, на этом этапе жизни был какой-то выбор? Никаких дополнительных преимуществ или льгот, кроме первого шага, выбора и внеконкурсного поступления в высшее военно-морское училище, Нахимовское училище ничего не давало. Получалось так, что погибшие отцы оплатили нам эту со всех сторон огороженную, но и неголодную жизнь.
Каждое занятие начиналось со строгого контроля выполнения домашних заданий! Фото предоставлено Ириной Валентиновной Мартыновой из Ульяновска, дочерью офицера Валентина Петровича Николаенко.
Четверо в нашем взводе, в других тоже по 3-5 человек, жили в Тбилиси и по субботам и воскресеньям были дома, так что «питонами» они были только по будням, а это уже другая жизнь.
Первый свой год мы дичились друг друга, и не скоро осознали индивидуальность другого человека. Но общая пища, общие дортуары для сна на сотню человек, утренние физзарядки и вечерние строем прогулки с пением делали свое соорганизующее дело, выделяя при этом соседа по столу, по двухъярусной койке, по парте, по строю. Выраженных лидеров у нас не было.
Питонская среда интернациональна. Украинец, еврей, грузин, армянин – не имело значения. Говорили и думали по-русски. Внешние контакты слабые. Вот и получалось, коль нахимовец, значит русский. И дразнилки, и клички национальной окраски не имели. Клички были в ходу и достаточно обидные, в этом отношении 10-13-летние мальчишки жестоки – «сало», «ишак», «гнус», «баран», «горилла», «жидовка Сура», «вице-сопля». С возрастом, как обычно, клички или пропадают за малоупотребительностью, либо модифицируются. «Сало» через «саламандру» превращается в «Мандрика», «горилла» становится «Гарриком». Пожалуй, выражения большей неприязни, чем клички ничего не было. Драк практически не было. Да и угроза, что узнает офицер-воспитатель или старшина, была очень серьезной. Это не мешало устраивать «темные», как самую крайнюю меру бойкотирования действий персоны, идущей супротив коллектива. Хотя был и такой оксюморон. С Валей Кореневым мы дружили, тепло общались и регулярно почти каждую неделю дрались на заднем дворе. Собиралась команда арбитров и зрителей, и у нас была организованная потасовка. По меркам сегодняшнего дня, баловство – лежачего не бьют, ногами бить нельзя, до первой крови и другие ограничения. То он побеждал, то я. Но у нас даже чувства соперничества не было, просто молодым щенкам требовалась разрядка.
Оно и понятно.
Развод суточного наряда лагеря.
Подъем, туалет, физзарядка, умывание, завтрак, уроки, между которыми в определенное время обед, часа три времени по своему разумению, ужин, три часа самоподготовки, вечерний чай, вечерняя прогулка строем по улице Камо, вечерняя поверка, умывание, отбой. Все регламентировано, и так изо дня в день. Что такое время по своему усмотрению? Текущая жизнь для мальцов 10-12-ти лет достаточно уныла. Пространство класса расширяется до асфальтированного плаца, на котором развлекались «Пирсом» и «Отмерным» (по моему, ленинградские мальчишки эти игры ввели в нашу повседневность первых двух лет). В «Пирсе» играют две команды с равным числом игроков. Два дерева метра три от стенки – свои пирсы, которых касаются игроки соответствующей команды. Цель - коснуться чужого пирса. Кто позже покидает свой пирс, может заставить стоять на месте касания чужого игрока или, напротив, предоставить возможность перемещаться своему, ранее застывшему. В «Отмерном» играет группа с одним отмеряющим позицию от первоначальной планки, используемой обычно для прыжков в длину. Отмеряющий становится спиной к остальным, согнувшись в поясе, но на прямых ногах. Каждый из очереди прыгает через него, оттолкнувшись от планки и помогая руками, используя спину отмеряющего, как опору. Заступил планку или завалил отмеряющего, сам становишься отмерным с первоначальной позиции. Отмерной при этом перемещается по песочной яме для прыжков в длину, не на асфальте же прыгать. Если еще в это же время играют в «Ловитки» с использованием пятиметровой металлической трапеции с лестницей и двумя вертикальными бусами, то в целом получается, что носится по плацу человек сорок. Почему я вспомнил эти забавы, других-то не было.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус.
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
