Ответственным сдатчиком от нашего отдела был назначен Алексей Писарев. Он окончил институт на полтора года раньше меня, но был старше на три года и состоял в партии. За несколько месяцев до этой командировки он получил однокомнатную квартиру на одной лестничной площадке с квартирой, служившей нам общежитием. Поблизости от нас получил комнату в деревянном доме и Толя Чистяков, также попавший в сдаточную команду К-25 и окончивший институт за полгода до меня. [spoiler]Ребята, жившие со мной в общежитии, вели довольно активный образ жизни. Зимой в выходные в хорошую погоду регулярно делали лыжные вылазки за город, а летом почти все выходные проводили в излюбленном месте на речке Линде, до которой было всего две остановки электрички от Московского вокзала. Поселившись по соседству, Леша с Толей со своими семьями часто участвовали в наших мероприятиях.
В последний выходной перед отъездом Писаревы, Чистяковы и я собрались у Писаревых. Командировка предстояла долгая, почти четыре месяца, поэтому грех было не отметить наш отъезд. Леша впервые назначался начальником, а Толя впервые ехал в Северодвинск. Сидели долго с трех часов дня до позднего вечера. Пили водку и закусывали прекрасно приготовленными Ниной Писаревой маринованными грибами. Настроение было немного грустное – слишком большой срок командировки. Квартира находилась на четвертом этаже. Видно было далеко. Наше внимание привлек большой пожар, вспыхнувший на закрытой территории стройки, расположенной рядом с заводом. Появилось даже желание бежать туда, и принять участие в тушении, но женщины нас остановили, заявив, что мы прилично выпивши, и нас на закрытую территорию просто не пустят. Горело несколько часов. На следующий день мы пытались что-то узнать о пожаре, но никто ничего не знал. Кажется, сгорела лесопилка.
В командировку мы ехали вместе и вместе поселились в гостинице «Прибой» в «номере» на первом этаже. «Номер» был шестиместный, и к нам еще иногда подселяли дополнительно кое-кого на раскладушке. Людей в гостинице было много. Сдавалось одновременно две лодки 670 проекта и последние лодки 651 проекта. Мы постарались, чтобы у нас в комнате жили свои и притом не курящие. С курильщиками «боролся» Коля Алексеев. Ему было немного за 30. Он вел спартанский образ жизни, главным его увлечением был мотоцикл ИЖ-49. При невысоком росте и сухощавой фигуре у него были небольшие, но «железные» руки. Все избегали с ним здороваться за руку. А решившего покурить он вежливо за руку выводил в коридор. Все знали эту его особенность и приходившие к нам в гости в комнате не курили. Поселился у нас и мой сосед по общежитию Владимир Алимпиевич Хрустов – молодой специалист, выпускник хорошо известного в судостроительной промышленности Ивановского индустриального техникума, снабжавшего специалистами по гидроакустике все судостроительные заводы. Многие мои коллеги по работе старшего возраста были выпускниками этого техникума. Хрустову тогда было двадцать лет. Любимым его занятием было знакомиться с девушками, и нам часто приходилось спасать его в щекотливых ситуациях, когда они его слишком «доставали». Прочитав где-то статью одного товарища, о том, что из нашего разговорного языка исчезло много полезных слов – он стал активным сторонником этого автора и начал вводить в обращение слово сударь. Всех девушек он называл сударынями, за что получил кличку «сударин».
В Северодвинске он не изменил своему увлечению. В заводской столовой, где мы питались бесплатными рублевыми обедами, работала очень красивая девушка. Естественно, Володя обратил на нее внимание и решил пригласить на свидание. Сам идти он почему-то не решился и нашел себе компаньона из наших молодых электриков. По его совету Володя приобрел бутылку водки, и вечером они собрались идти к ней в общежитие. На мое замечание, что с водкой к девушкам на свидание не ходят – они заявили, что я морально устарел. Свидание не состоялось. Вышла подружка, тоже работавшая в столовой, и заявила, что ее нет дома. Вернулись они сердитые, распили у нас в комнате бутылку и собрались завтра на работе выяснять отношения. Попытался им доказать, что девушка просто не хотела их видеть, но ничего не помогло. На следующий день история в точности повторилась. Больше они ее на свидание не приглашали.
Вообще Хрустов был отличный парень и хороший друг. Вскоре открылся еще один из его «талантов». Наверное, он им обладал, потому что родился в городе Иваново. После одной из зарплат мы пошли с ним в магазин приодеться. Купили там по костюму. Я со своим костюмом ничего не делал – мне показалось, что он и так на мне неплохо сидит, а Володя с помощью нитки с иголкой подогнал свой костюм, так, что он сидел на нем идеально.
К-25 вышла в море на ходовые испытания без всяких парадных почестей. Испытания проходили нормально безо всяких проблем. Много дней работали на мерной миле. Рядом в другом конце этого же полигона проходила испытания лодка 651 проекта. Поздно вечером, если была тихая погода, лодки швартовались друг с другом. К ним швартовались и сопровождающие корабли, и вся эта связка дрейфовала в пределах полигона. Мы ходили в гости к коллегам на 651, а они к нам.
На ходовых испытаниях было два неприятных момента. Однажды мы должны были погружаться на большую глубину. Я находился у пульта МГ-23, готовясь производить запись диаграммы скорости звука. Командир (Быстров Юрий Александровмч) был рядом у перископа. При погружении из нижнерубочного люка, который находился в полутора метрах от меня, хлынула на палубу вода и стала заливать в трюме яму. В этой яме находились конуса, на которые опускались выдвижные устройства. В первый момент показалось, что забыли закрыть верхнерубочный люк, но потом стало ясно, что поток воды не такой уж сильный. Командир сработал мгновенно, продули балласт, и лодка выскочила на поверхность. Мы приняли всего несколько тонн воды. Оказался незакрытым клапан, которым заполняется водой рубка при использовании ее в качестве шлюзовой камеры. Через некоторое время, устранив неисправность и проверив лодку на герметичность, мы погрузились и продолжили испытания.
Другой неприятный случай произошел при всплытии. Лодка всплыла с очень большим креном на левый борт. По переговорному устройству во второй отсек, где находился наш кубрик, поступила команда открыть такой-то клапан. Матрос, находившийся на посту в нашем отсеке, подскочил к клапану и доложил, что он открыт. Последовала новая команда открыть этот клапан уже с добавлением крепких выражений. Матрос снова ответил, что клапан открыт, но тут к нему с воплем подскочил рабочий с завода и стал крутить маховичок клапана. Раздались хлопок и свист в трубопроводе, и в течение долей минуты лодка выровнялась. Оказалось, что клапан был закрыт, а указатель показывал, что он открыт. Крен лодки был на пределе допустимого.
Между ходовыми и государственными испытаниями К-25 произошло неприятное происшествие на лодке 651 проекта, каких мне не приходилось до этого встречать. В четыре утра за мной в гостиницу «Прибой» приехала машина. Лодка должна была выходить в море через несколько часов, а на ней вышла из строя МГ-23. Когда я попал на лодку, там уже возились с электронным блоком Юра Тихомолов и Лев Косулин. Вместе мы быстро нашли те каскады схемы, которые не работали, но причину понять удалось не сразу. Чаще всего причиной выхода из строя были сгоревшие резисторы, или лампы, но здесь все казалось, было на месте. Причиной оказалось несколько аккуратно «выкушенных» из платы электролитических конденсаторов типа ЭМ. Обычно мы всегда пломбировали приборы, да и матросы, в чьем заведовании эти приборы находились, тщательно следили за ними. Мы припаяли новые конденсаторы. Так как лодка сразу же ушла в море, то дело раздувать не стали, но все это оставило неприятный осадок.
Выход К-25 на государственные испытания был назначен на 6 ноября 1968 года. С самого утра вся сдаточная команда была на лодке. Готовились к выходу, проворачивали механизмы. От плавбазы отошли только в 16 часов. Буксир медленно тащил лодку на выход из акватории завода. Было холодно. Срывался снег, и быстро темнело. Прошли левым бортом мимо полузатонувшего пароходика «Нерпа» и вышли на яму, где производилось размагничивание кораблей. Там лодку пришвартовали к бочке. По кораблю передали сообщение, что повредили руль, и выход в море временно задерживается. Все руководство покинуло лодку, пересев на подошедший катер. Ничего не оставалось делать, как идти играть в нарды. Тем не менее, нам организовали праздничный ужин с сухим вином и красной икрой. Так мы «загорали» два дня. Вечером 8 ноября подошел тот же самый катер с начальством, и руль оказался исправным. Подошедший буксир снова повел нас на выход из акватории по каналу до самого Никольского буя. Вся эта операция была проделана, по моему мнению, чтобы сдаточная команда не загуляла в праздничные дни на берегу.
Испытания лодки проходили в дальнейшем успешно и без особых приключений. Ракетные стрельбы проводили 19 ноября в день ракетных войск и артиллерии. Стреляли из под воды по кораблю-мишени. Момент запуска ракеты я, как и на К-43 зафиксировал на самописце Н-110 станции МГ-17. Комиссии очень хотелось посмотреть на результаты стрельбы, и поэтому решили подойти к мишени. Шли долго, более двух часов. Долго осматривали мишень, маневрируя вокруг нее и освещая прожектором. По всей видимости, по ней много стреляли, и определить повреждения, нанесенной именно нашей ракетой было невозможно. Потом неожиданно объявили боевую тревогу, погрузились на большую глубину и полным ходом пошли в сторону от мишени. Прошел слух, что получили радиограмму, что другая лодка должна была стрелять по этой же мишени. Не нам одним хотелось отметить праздник удачными ракетными стрельбами. Комиссия еще некоторое время совещалась, а потом по трансляции объявили, что ракетные стрельбы прошли успешно, в цель попали. Ракетчиков поздравили с праздником и объявили праздничный ужин. В общей сложности на госиспытаниях мы пробыли около месяца и в начале декабря вернулись на базу. Это был мой последний выход в море на подводной лодке.
