Ночной бриз ласкает спящий город,
Он устал за долгий жаркий день.
За фонарный зацепившись провод,
Месяц все тревоги прячет в тень.
Многие в рассветные мгновенья
Слижет влажным языком прибой,
И окажутся смешными вдруг сомненья,
Что еще вчера владели мной…
Ты не стал, мой город, иноверцем.
Невозможно перекрасить суть,
Ведь рожден ты был с российским сердцем,
А со дна поднявшаяся муть
После шторма быстро станет пылью,
Что живет до первого дождя,
Ты умеешь сказку делать былью
Не по указанию вождя,
Оттого и славным ты зовешься,
И морской душою остаешься….
- Попрошу тишины, господа!
Разрешите представить поэта…
В пустоту улетают года,
Ненавистна сама мысль рассвета
Той лиловой сумятице дум
И постелей , измятых «любовью»,
Грезам темно-сиреневых лун,
Окропленных доверчивой кровью.
Вееров прервавшийся лёт,
Позабыты фужеры с шампанским…
Боже мой! Тринадцатый год!
И в салоне, своим германским
Древним родом без меры гордясь,
Снисходительно, по-французски
О свидании «русский» князь
Говорит с графинею «русской».
А тем временем юный пиит,
Позабывший все, кроме слова,
Говорит, говорит…Говорит!
Необычно и незнакомо.
…- Хоть и юн, но какой мужчина!...
Ночь расплескивает балы.
Постаревшей Европы морщины
Режут «завтра», отчаянно злы.
А поэт говорит, вскинув руки,
Полыхает безумием взор…
Неизвестный Пророк разлуки
И любви, превращенной в сор…
Суета редакций и вокзалов,
Жалкие попытки Время обогнать…
Крик колоколов в хрустале бокалов –
Птицей, не умеющей летать.
От житейских передряг – морщины,
И в кармане прописался валидол…
Милые мои, женщины,мужчины –
Летописцы, пишущие в стол.
В драных ученических портфелях –
Дым надежд, спрессованный в года,
Когда можно только о потерях,
И нельзя о встречах никогда.
Синева над головой как день рожденья,
Две неравных части вектора Судьбы –
Чернотой бессонницы сомненья
Вены рвут и разбивают лбы,
Чтобы ветру подарить страницу
Иль огню… И после – умереть…
Если в клетку запирают птицу,
Значит , знают – может улететь…
Нас много, миллионы – нас…
А боль, не ставшая слезою,
Упала криком : - Я с тобою!,
И кровью брызнула из глаз.
Бессонницею память бьет в висок,
В стакане водка плещется устало…
Тебе душманом был отмерен срок –
Всего лишь год от выпускного бала…
- По местам стоять,
Со швартовов сниматься!...
Наконец –то, а то
От безделья устали винты…
Обещайте нам ждать,
Обещайте не волноваться,
А к приходу купите вино,
На причал принесите цветы.
Порт приписки ушел
За черту горизонта,
Даже чайки, и те
Повернули назад.
Скоро лягут на стол
Фотографии с видом Торонто,
Промелькнет в суете
Как всегда непонятный, Багдад.
А оттуда - на Мельбурн,
Вот скука,
И потом – в Нагасаки скорей…
Запланированная разлука
Нам с Россией на триста дней.
В походах истрепался наш штандарт,
На порыжелых сапогах – пыль пол-Земли,
В глазах – вселенская усталость…
Что мы с тобой не сберегли?
Встречает нас метелью март,
Кровь запеклась в изгибах карт,
Искали Счастье, но оно
Все в руки не давалось.
Нам было черное – черно,
Нам было белое – бело,
Полутона встречали пулей
И безраздельно доверяли ротным…
А оказалось, нас с тобой вело
Всю жизнь по кругу с ложным горизонтом.
А оказалось, мы давно уснули,
Пройдя лишь крохотную часть,
И вот теперь боимся мы упасть,
Чтоб не пропасть, чтоб – не пропасть…
ВОЗРАСТ КАК РУБЕЖ…
Тридцать третья моя осень
Собирает дар небес…
Среди туч мелькнет вдруг просинь,
Возродится интерес
К той звенящей светлой дали,
Почти сказочной стране,
Где неведомы печали,
Где не знают о войне.
Там открыты все границы.
Ложь и подлость – смертный грех…
Листья в лужах – как страницы
Книг , написанных для всех.
Тридцать третья осень…Слезы
Серых дней, пустых тревог.
Русь – озябшие березы,
Счастье, что найти не смог.
Навсегда теперь со мною
Моя осень – враг и друг,
Как проверка, что я стою,
Прежде, чем замкнется круг…
Я –эмигрант в своей стране…
Известно всем, по всей вине
Я оказался за границей.
Я вижу ныне лишь во сне
Моих друзей и близких лица.
Я – эмигрант в своей стране…
Не блудный сын, но как вернуться
К родной, скажите, стороне?
И кровью слезы отольются,
Когда по прихоти «господ»
Войну с собой начнет народ…
«…как хороши, как свежи были розы,
Моей страной мне брошенные в гроб…».
И поцелуй в пробитый пулей лоб
Не мог не вызвать ненависти слезы.
А льготы? Те, что я посмертно заслужил?
Чеченца – снайпера за них благодарить?
Ах, если б Родина еще могла любить,
Как я её, пока был жив, любил…
Хамелеоны родом из Кремля,
За миг перед падением в Ничто
Я понял, кто вы есть и что
Вас ждет, когда моя земля
Очнется от похмелья и вранья.
Жаль, не увижу это я…
Как рассказать про боль, что бьет сплеча
И про разлуку, протяженьем в годы,
Усталость рук, бессилие врача,
И ожидание неделями погоды?
Как рассказать про наш морской уют,
Когда все рядом, кроме возвращенья,
Как вызывает отвращенье
Сам запах судовых кают?
Как рассказать про дом за тыщи миль,
Про сны, в которых он без спроса возникает,
Про писем нервный и высокий стиль,
Которые никто и никогда не отправляет?..
Мама, мама! Прости, если сможешь, ты сына…
Он ушел на флот, да ударился в стихи.
Покоробленный водой морскою снимок,
Чайки вскрик, прощальный взмах руки.
В горле - ком, когда не из своей тарелки,
От любви до ненависти – миг.
У судьбы с душой не вышло тайной сделки…
Кто кого? И брызжет кровью стих.
Свечи плавятся, печальны и безмолвны,
Мне все реже снятся розовые сны,
Звезды тропиков, из малахита волны,
Робкий запах северной весны.
Здесь невольно строишь параллели,
Ищешь родство келий и кают…
За стеклом иллюминатора метели
Песню одиночества поют.
И тоска, как дальняя дорога,
Вечер водку по стаканам льет…
Скоро буду! Потерпи немного,
Птицей перелетною в полет
Собралась, упаковав багаж, надежда,
У всего на свете есть конец…
Отчего ж не там , не здесь, а – между?
И фальшивит фонограммою певец?