Важное
SIPRI: общемировые военные расходы установили новый рекорд
Комплексные решения 
|
Игорь Смирнов. Одиссея минного заградителя "Гижига"1. Минная постановка в Сахалинском заливеИз записной книжки9.08.45 г. Война с Японией! Идем на боевое задание. По фарватеру Невельского. Впервые с лоцманами. Вечером - у 65-го буя. 0 начале войны с Японией мы узнали рано утром, хотя поняли, что она вот-вот начнется еще накануне. Утром на катере к командиру пришли какие-то офицеры и у него в каюте устроили совещание. Корабельных офицеров на него не пригласили, и большинство из нас ранее даже не знало и не видело, прибывших на совещание. По окончании этого совещания командир, старший лейтенант А.А.Про-хоров, собрал в кают-компании корабельных офицеров и проинформировал о том, что нам предстоит срочно выполнить минную постановку в Сахалинском заливе, что все документы на нее уже разработаны, что только что у него прошло совещание командиров морских охотников и торпедных катеров, приданных нам в охранение, на котором согласованы и уточнены все вопросы, связанные с постановкой. Он сообщил также, что командованием Николаевской-на-Амуре военно-морской базы (НАВМБ) он назначен командиром заградительной группы, при этом в его словах чувствовалась явная гордость. Дав указание командиру БЧ-III (минеру) лейтенанту С.М.Захарьяну тщательно готовить все свое хозяйство к минной постановке и сообщив ему, что в ближайшее время из Кахинской должен прибыть катер с клапанами потопления, командир всех отпустил. На выходе из кают-компании он взял меня за локоть и завел к себе в каюту. - Вот что, Смирнов, - сказал он мне. - Мины мы должны ставить уже завтра - это ты слышал, - поэтому в Сахалинский залив, в район буя N 65, нам придется идти по фарватеру Невельского. Мы там еще не ходили. Мне предложили взять лоцманов. Я подумал: - Дело слишком серьезное, чтобы рисковать, - и согласился. Так что, пойдем с лоцманами. Не огорчайся. Заодно оба поучимся у них. Как ты на это смотришь? - Я ответил, что смотрю положительно, что дело, действительно, слишком серьезное, здесь не до амбиций, и что поучиться всегда полезно. Он был, кажется, удовлетворен моим ответом. Около 12 часов дня подошел катер из Кахинской. Клапаны были доставлены в лучшем виде. Минут через сорок после этого подошел катер с лоцманами. Их было трое. Один прошел к командиру, а двое сразу попросили провести их на мостик, что я и сделал. В 13.00 мы снялись с якоря и начали движение в район постановки, ведя на буксире два торпедных катера. Лоцманы слишком беспокоились о своем реноме. На широких отрезках фарватера они давали команды: «градус (полградуса) вправо (влево) по компасу», а на узких даже и не мыслили о таких влияниях. Я уже неоднократно сам проходил по этому фарватеру, и мне их действия были не вполне понятны. Считая их крупными знатоками, я решил поинтересоваться, почему они так делают, но получил сердитый и невразумительный ответ, из которого понял, что не следует вмешиваться не в свое дело. Это оставило у меня огорчительный осадок на всю жизнь. Позже я встречал таких людей, таких “специалистов”, не только в среде лоцманов. Оказалось, что их не так мало. Но до того я с ними не сталкивался, это был первый опыт, весьма поучительный. Больше в своей штурманской практике я с лоцманами никогда не плавал. Квалификация у лоцманов, безусловно, была очень высокая. Они только пока шли по Амуру позволяли себе “поиграть мускулами”. С поворотом на фарватер Невельского у мыса Большой Чхиль эти “игры” немедленно прекратились. Немудрено. Этот фарватер наиболее узкий и извилистый. Особенностью его является очень резкий переход от сравнительно больших глубин на оси фарватера к мелководьям: стоит незначительно уклониться от курса и корабль на мели. По данным, полученным нами на 8 августа, наименьшая глубина на фарватере Невельского на малую воду была 2,9 метра. Наша осадка кормой с полным запасом мин составляла 3,4 метра. Поэтому мы вышли с расчетом прохода бара в полную воду. Это, конечно, было очень рискованно, и от лоцманов требовался большой опыт. Почти весь маршрут они стояли по краям ходового мостика, один на левом борту, а другой - на правом, всматривались в кромки фарватера и изредка, на очень короткое время, сходились вместе и вполголоса что-то обсуждали. Ни командир, ни, тем более, я в их действия не вмешивались и ни с ними, ни между собой не разговаривали. На мостике стояла тишина. Слышно было только как шипела вода, рассекаемая форштевнем. В процессе всего этого перехода на руле стоял командир отделения рулевых старшина 2 статьи Н.А.Шабашкин, до службы на флоте работавший шкипером на малых речных судах. До буя № 65, своего конечного пункта, дошли без приключений, и в 20 ч. 30 мин. встали на якорь в ожидании полной воды и рассвета. С рассветом, в 5 ч. утра 10 августа, снялись с якоря от буя № 65, пошли в точку начала постановки и в 8 ч. начали ее. К 12ч. 15мин. постановка мин первой очереди была закончена, и мы пошли в район буя N 60 для приемки мин с ТЩ-141 и баржи. Эта приемка была запланирована заранее, так как по плану, разработанному штабом НАВМБ, нам срочно предстояло осуществить постановку второй очереди мин, а наша миноподъемность для пополнения боезапаса без такого обеспечения потребовала бы возвращения в Кахинскую. В процессе постановки мин первой очереди я и лоцманы старались определять не только обсервованные координаты начала и конца линий “А-1” и “Б-1”, но и место каждой сброшенной мины. Насколько это удалось - судить не нам. Так или иначе нами было выставлено 199 мин, и всплывших мин не было. Из отчета по оборонительным минным постановкам Тихоокеанского флота. Оперативный отдел штаба ТОФ, г.Владивосток, 1945 г. (ЦВМА, ф.2450, оп.4, д.143(11), л.13) Операция была проведена в точном соответствии с планом, интервалы между минами и между банками выдержаны по времени. Всплывших мин нет. Минно-заградительная операция в Сахалинском заливе по точности постановки мин, по срокам выполнения и ясности задач для исполнителей, является образцовой операцией. Как я уже сказал, минную постановку обеспечивали два сторожевых катера (СК-81 и СК-82) и два торпедных катера, пришедших к бую N 65 у нас на буксире. Позднее я узнал, что силы поддержки состояли из четырех торпедных катеров 9 ОДТКА. Два катера находились в заливе Счастья и два - в Москальво. Выход торпедных катеров предусматривался по вызову командира заградительной группы. Прикрытие заградительной группы осуществлялось самолетами 59 ИАП, 73 БАП и батареями береговой обороны 4 и 139 ОАД. Четыре самолета-истребителя и три средних бомбардировщика находились на аэродромах в немедленной готовности к вылету. Батареи 139 и 4 ОАД NN 953, 954, 137 и 295, в период нахождения заградительной группы в Сахалинском заливе, находились в боевой готовности N 2. Авиаразведка не осуществлялась по причине нелетной погоды: была низкая облачность. Два самолета МБР-2 117 АП находились на аэродроме в немедленной готовности к вылету. Итак, мы пошли в район буя N 60 для приемки мин второй очереди. В 12ч.30мин. в штабе НАВМБ было получено приказание командующего СТОФ о прекращении минно-заградительной операции, однако до нас оно не дошло. ТЩ-141 с баржей шли медленно. Когда мы прибыли к бую N 60, их там не было, и, в ожидании их прихода, мы встали на якорь. Стемнело. Вскоре выяснилось, что, для сокращения времени, более целесообразно организовать встречу не у буя N 60, а у буя N 51, о чем и было сообщено на ТЩ-141. В 9 ч.25 мин. утра 11 августа снялись с якоря для следования к бую N 51 и в 11 ч.34 мин. были там. Тральщик и баржа нас уже ждали. В 14 ч. начали принимать мины с ТЩ и с баржи. В 15 ч.20 мин. окончили приемку, взяв на борт 120 мин. Пока принимали мины, к борту подошли два торпедных катера, и мы взяли их на буксир. Приказа на постановку мин второй очереди все не поступало, но и четкого приказа о прекращении минной постановки тоже не было. Тем временем кончился хлеб. Решили сходить в Рыбновск за хлебом. В 15 ч.39 мин. снялись с якоря от буя N 51 и в 17 ч.31 мин. отдали якорь на рейде Рыбновска. Неотлучно при нас находились два торпедных катера и СК-82. Рано утром 12 августа, наконец, окончательно прояснилось, что минной постановки больше не будет, и нам надо следовать в Николаевск-на-Амуре. Вначале решили двигаться туда по фарватеру Невельского. В 16 ч.19 мин. снялись с якоря и пошли к бую N 65, но, дойдя до буя N 60, в 20 ч.10 мин. встали на якорь. Торпедные катера N 49 и 119 отдали буксиры и ушли за Петровскую косу. На якорной стоянке, подумав и посчитав, лоцманы решили не рисковать зря и двигаться к Николаевску по Сахалинскому фарватеру с переходом на Южный. Так и поступили. В 7 ч.46 мин. 13 августа мы снялись с якоря от буя N 60, в 19 ч.57 мин., от буя N 35 перешли на Южный фарватер, в 20 ч.25 мин. прошли траверз буя N 17 и в 21 ч.23 мин., ввиду наступления темноты, встали на якорь у мыса Джаоре. 14 августа мы продолжили путь: в 5 ч.02 мин. снялись с якоря и в 11 ч.15 мин. встали на якорь под правым берегом Амура на рейде Николаевска. Вскоре командир корабля и три человека из лоцманской службы на шестерке убыли в штаб. С приходом в Николаевск дежурным по кораблю заступил Захарьян. Когда, в 19 час., он сменился, мы на шестерке, которая отходила к молу за командиром корабля, убыли на берег проведать наших знакомых из медтехникума, но никого из них в общежитии не застали: нам сказали, что девушки в медсанбате и больше тут не живут. Около восьми вечера мы вернулись на корабль. Дальнейшие перспективы были пока неясны. Недалеко от нас, на рейде, стоял монитор “Хасан”. Из политдонесения начальника политотдела Николаевской-на-Амуре ВМБ полковника А.Перельмана. 13 августа 1945 г. N 0090 (ЦВМА, ф.1596, оп.3, д.11, л.131) Зм “Гижига” получил боевое задание: провести минные постановки. Заместитель командира по политической части лейтенант Игнатьев с помощью посланного на корабль работника политотдела лейтенанта Маликова организовали политическую работу по обеспечению операции... ... На проведенном митинге выступило 7 человек. Командир корабля довел задачу до личного состава ... Благодаря напряженной работе личного состава в срок были выполнены работы по приему боезапаса на корабль, в срок выполнена подготовка его и успешно проведена минная постановка. По оценке флагманского минера, постановка проведена отлично. Из офицерского состава следует отметить хорошую работу командира БЧ-1 лейтенанта Смирнова и командира БЧ-3 лейтенанта Захарьяна, обеспечивших успешное проведение минной постановки. При выполнении боевой задачи отлично работали старшина 1-й статьи Косарев - старшина минной группы и старшина 2-й статьи Новиков - минер. Они обеспечили подготовку мин к постановке и провели ее организованно, без единой задержки. Отличились также: боцман Сорокин, электрик Гиншевский и краснофлотец боцманской команды Пищенко. В 5-й боевой части отлично работали комсомольцы Иванченко и Купцов. Перед сбрасыванием мин комсомольцы делали надписи такого содержания: “За Порт-Артур и Цусиму от пополнения советских моряков”, “До востребования японским кораблям”... О боевом подъеме и напряжении, с которым работал личный состав корабля, свидетельствует хотя бы такой факт, что перегрузка второй партии мин, доставленных в море к кораблю на барже, была проведена в рекордно-короткий срок - 1 час 12 минут, тогда как, по нормам и расчетам, на это было отведено 10 часов... 2. В Москальво, на Северный Сахалин15 августа, в среду, ближайшие перспективы несколько прояснились. С утра нас начали усиленно посещать флагспециалисты базы: флагмех, флагхим и другие, а к обеду выяснилось, что мы должны принять большое количество боезапаса для Москальво и что туда же с нами должна идти партийная комиссия НАВМБ. Зачем - этого мы не знали. В обоих погребах были мины. Поэтому принимать боезапас можно было только на верхнюю палубу. Весь боезапас находился на баржах и предстояло его перегрузить. В 15 ч.45 мин. снялись с якоря для подхода к барже с боезапасом, которая стояла под левым берегом Амура, и в 16 ч. 30 мин. начали погрузку. Грузили одновременно с двух барж - с самоходной, которая стояла у правого борта, и с обычной, которая стояла у левого борта. Погрузка проходила очень четко и к 20 ч. 45 мин. была закончена. Поэтому в 21 ч. решили “прокрутить” имевшийся на борту фильм “Песня о России”.На другой день, 16 августа, утром подошли два катера и отвели от нас обе баржи, на которых был боезапас. Затем, на шестерке, были отправлены на берег старшины и краснофлотцы, поступающие в распоряжение командования Северной Тихоокеанской флотилии (СТОФ) для формирования сводного батальона морской пехоты - всего десять человек: два старшины 1-й статьи, два старшины 2-й статьи и шесть рядовых. Члены нашей команды смотрели на них как на счастливчиков. После обеда к борту подвели еще одну баржу с боезапасом. К 17 ч. 20 мин. разгрузили и ее. Вся верхняя палуба была заставлена ящиками. Они стояли и на крышках трюмов. А в трюмах-погребах были мины. Вот уж, поистине, настоящая бочка с порохом. Не зря нас держали на рейде и подальше от города. После ужина подвели еще одну баржу - с топливным маслом. Пока его принимали шла демонстрация кинофильма “Эдиссон”. А я дежурил по кораблю и поздно вечером принял на борт парткомиссию НАВМБ. 17 августа, в 5 ч.25 мин. снялись с якоря для следования в Москальво. Это был день, когда десантные отряды, вышедшие из Советской Гавани и бухты Ванино, совместно с армейскими частями овладели городом и портом Эсутору на Сахалине. До этого, 16 августа, десант овладел населенными пунктами Торо, Тойхей, Ниси-Онура и Нью-Хаку. Особенно ожесточенным был бой на подступах к городу Яма-Сигай, продолжавшийся около четырех часов. Но ничего этого мы тогда не знали. Не знали мы и о том, что в Петропавловске-Камчатском готовится мощный десант на остров Шумшу - самый северный из Курильских островов. Информация в те времена распространялась плохо. Сейчас иногда и сам ловишь себя на мысли - как этого можно было не знать? Но ведь даже о сбросе атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки 6 и 9 августа, мы, находясь на Дальнем Востоке, сравнительно недалеко от этих мест, узнали гораздо позднее, после того, как об этом передало московское радио. Иностранные передачи на кораблях (да и везде) слушать было строжайше запрещено, а своих передач (кроме московских) просто не было. И все мы находились либо в прекрасном неведении, либо в плену у различных слухов. Итак, мы снялись с якоря и пошли по уже достаточно хорошо известному пути: река Амур, Южный фарватер, Сахалинский фарватер. По дороге останавливались минут на тридцать у мыса Вассэ, недалеко от Николаевска, брали на борт каких-то пассажиров. Вечером были уже в Сахалинском заливе и в 22ч.35мин., пройдя между банками, встали на якорь сравнительно недалеко от Москальво, не рискуя в темноте подходить ближе. На другой день, рано утром, снялись с якоря и в 6 ч.50 мин. встали на рейде старого Москальво. В 11 ч. 10 мин. к борту подошел катер с кунгасом, начали разгрузку боезапаса, к 13 ч. кунгас был полностью нагружен и отошел от борта. Наблюдая за процедурой разгрузки, мы поняли, что с такой технологией мы провозимся долго, надо подходить к пирсу бортом. Спустили шестерку. На нее сел помощник командира и один из моих рулевых (не помню, кто), и они осуществили промер для оценки возможности подхода и отхода от пирса при той воде, которая была и прогнозировалась на ближайшие несколько часов. Получалось, что в настоящее время подойти можно, а если мы успеем разгрузиться до 19 часов, то можно и отойти. В 16 ч.40 мин. снялись с якоря для подхода к пирсу. В 17ч.10мин. начали выгрузку боезапаса. В 18ч.30мин. закончили ее, немедленно отдали швартовы и отошли от пирса для следования обратно в Николаевск. Такого классического проведения грузовых работ я не видел ни до, ни после. Не было потеряно ни одной секунды. Боцманская команда и лебедчики работали артистично. Уже темнело. Пройдя траверз буя N 51, так хорошо знакомого нам по недавно произведенной погрузке мин, минут через сорок, в 23ч.58мин. встали на якорь на рейде селения Верещагино. Из книги “Тихоокеанский флот”, (Воениздат, М, 1966г., стр.226) В 4ч.20мин. 18 августа десантные суда подошли к участку высадки мыс Кокутан, мыс Котомари (о.Шумшу) и под покровом тумана начали высадку первого броска десанта. Да, мы стояли на рейде Верещагино на пути в Николаевск-на-Амуре, на острове Шумшу, на Северных Курилах шли кровавые бои, а мы этого не знали. Только спустя месяц мне рассказали о том, что в этих боях погибло два моих совыпускника - помощники командиров десантных судов ДС-527(7) и ДС-424(4) 5-го отдельного дивизиона десантных судов лейтенанты Драпеко Владимир Яковлевич и Леонов Михаил Федорович, оба 1924 г. рождения. Еще два моих совыпускника и одноклассника лейтенанты Степанов Юрий Григорьевич и Баглаев Сергей Степанович, которые также были помощниками командиров десантных судов ДС-525 и ДС-46 на этом же дивизионе, получили тяжелые ранения. Значительно позднее, в 1987 году, просматривая представления и приказы о награждении, я с некоторым удивлением обнаружил, что Драпеко, посмертно представленный к ордену Ленина, а Леонов - к ордену Красного знамени - и командир Петропавловской ВМБ капитан 1 ранга Пономарев согласился с этим - оба были награждены орденами Отечественной войны 1-й степени. Как и кем принимаются такие решения? Степанов же и Баглаев, будучи представленными к награждению орденом Красного знамени его же и получили. Дело, конечно, не в наградах, а в подвигах. Но, как сказал поэт, “... и все же, все же, все же...”. Да, двоих из моих совыпускников уже не было, а я этого не знал. 19 августа, в вокресенье, в 5 ч. утра мы продолжили свое движение в Николаевск-на-Амуре. От буя N 39, по рекомендации командования базы, которое недавно ругало нас за плавание по Хуссинскому фарватеру, с целью ускорения возвращения в базу, свернули на этот фарватер. На этот раз плавание прошло без приключений, и в 15 ч.59 мин. мы встали на якорь на рейде Николаевска-на-Амуре, под правым берегом. Едва встали, как пришло приказание немедленно идти в бухту Кахинскую и разгружать мины. В 16 ч.29 мин. снялись с якоря, в 17 ч.50 мин. пришли в Кахинскую и встали на якорь. В 18 ч.30 мин. РЗМ “Бира” подошел к борту и мы начали выгружать на его палубу мины из погреба N 1. В 20 ч.20 мин. РЗМ “Бира” отошел от борта с личным составом корабля для сдачи мин в минную партию и в 23 ч.55 мин. снова подошел к борту. Поскольку было воскресенье, то с приходом в базу весь личный состав, свободный от выгрузки боезапаса, мылся и стирался. С наступлением понедельника продолжили выгрузку мин на РЗМ “Бира” и к 2 ч.30 мин. ночи разгрузили второй погреб. РЗМ “Бира” ушел. В 6 ч.10 мин. 20 августа снялись с якоря и пошли вниз по Амуру, но тут какая-то незадачливая лодка стала пересекать курс, двигаясь в сторону правого берега. Чтобы избежать столкновения и не утопить лодку, отвернули влево, тут же ткнулись в бровку фарватера и сели. Это произошло в 6 ч.30 мин. И только в 11 ч.45 мин., разгрузившись, РЗМ “Бира” подошел к борту. Завели носовой швартов, корабль развернуло на 100о, он снялся с мели, и мы пошли дальше. В 13 ч.30 мин. встали на якорь под правым берегом реки Амур на рейде Николаевска, сразу же спустили на воду шестерку, и командир ушел на ней в штаб. Команда работала по боевым частям и службам, а вечером, в 21 ч. демонстрировали кинофильм “Черевички”. Командир вернулся из штаба поздно и прямо прошел к себе в каюту. Из архивов (ЦВМА, ф.2450, оп.4, д.143(12), л.3) В 4 часа 19 августа в штабе Тихоокеанского флота была получена шифрограмма Главнокомандующего Советскими войсками на Дальнем Востоке: Командующему 1 ДВФ, копия ... командующему ТОФ: Исходя из задачи, поставленной перед Советскими войсками на Дальнем Востоке, приказываю: 1. Первому Дальневосточному фронту в период с 19 августа по 1 сентября оккупировать половину острова Хоккайдо к северу от линии, идущей от города Кусиро до города Румое, и острова южной части Курильской гряды до острова Симусиру-То, включительно. Для этой цели при помощи судов ТОФ и частично Морского флота в период с 19 августа по 1 сентября 1945 г. перебросить две стрелковые дивизии 87 СК N 10 Василевский, Троценко Из книги “Тихоокеанский флот”, (Воениздат, М; 1966 г., стр.217-219) В 6 час.50 мин. 19 августа корабли с десантом ... направились из Советской Гавани в Маока... Утром 20 августа корабли в сплошном тумане подошли к порту Маока. В 7 ч.33 мин. последовал сигнал начать высадку... 14 час.20 августа десант овладел портом и городом Маока. 20 августа уже миновало, а мы об этом ничего не ведали. О шифрограмме Главнокомандующего Советскими войсками на Дальнем Востоке я узнал только в декабре 1985 г., роясь в архивах. Она произвела на меня впечатление разорвавшейся бомбы, хотя о десанте на Хоккайдо в конце августа 1945 г. среди моряков слухи ходили упорные. Но пока было только 21 августа, и мы стояли порожняком на рейде Николаевска-на-Амуре. 3. На югС побудкой, а она по распорядку дня происходила в шесть утра, стало известно, что мы должны срочно идти в Советскую Гавань, взяв на борт каких-то десантников. В десять утра на корабль прибыли офицеры-пассажиры в количестве 13 человек, направлявшиеся в Советскую Гавань. Поскольку надо было до отхода сдать все взятые на борт кинофильмы, решили “прокрутить” фильм “Первомайский парад в Москве”, который команда еще не смотрела. К двенадцати часам демонстрацию кинофильма закончили, к борту подошел катер, на него погрузили все бобины с кинолентами, и на этом же катере с корабля навсегда убыл помощник командира капитан-лейтенант Иванов. Он направлялся для прохождения дальнейшей службы в распоряжение командира военно-морской базы Де-Кастри (ДКВМБ). Это перемещение планировалось давно и вот - состоялось. Временно исполняющим обязанности помощника командир назначил корабельного фельдшера Либкнехта Николаевича Крылова, единственного на корабле (кроме самого командира) старшего лейтенанта, хотя и медицинской службы.Ровно в 12 ч. 21 августа мы снялись с якоря для следования в Советскую Гавань. Груз практически отсутствовал, и осадка носа была 0,6 м, а кормы - 3,2 м. Маршрут лежал по Южному фарватеру в Татарский пролив. В 13 ч.40 мин. остановились на рейде селения Астрахановка, приняв на борт команду краснофлотцев в количестве 80 человек вместе с имуществом и вооружением береговой батареи. В 14 ч. снялись с якоря, однако в 14 ч. 32 мин. встали снова на рейде селения Субботино, где приняли еще одну команду в составе 54 человек с имуществом и вооружением. Все они направлялись в Советскую Гавань. В 15 ч. 22 мин. опять снялись с якоря, вышли из Амура и повернули на юг. Так двигались до наступления полной темноты. В 20 час.55 мин. встали на якорь на фарватере, в районе буя N 13. Разобрались с пассажирами. Общая численность краснофлотцев, как и ожидалось, оказалась 134 человека. Офицеров было 17 человек. В 5 ч.02 мин. 22 августа продолжили движение. В 10 ч.19 мин. прошли траверз буя N 1 и легли точно на юг. Около двух часов дня получили приказание зайти в Де-Кастри и сообщение: “Курс зюйд ведет к опасности”. В 5ч.15мин. изменили курс на 270о и начали движение с учетом захода в залив. Уже на видимости берега, совершенно неожиданно, получили семафор: “Срочно остановитесь. Вы на минном поле.” В 19 ч.05 мин. отдали левый якорь на глубине 18 м и стали размышлять, откуда тут минное поле (на карте его не было и извещение о его возникновении не поступало) и что делать дальше. Решили, что если мы уже на минном поле и пока еще целы, то все равно надо как-то с него выходить. Наиболее безопасным, нам показалось, - выбираться под берег: здесь под берегом глубоко и мины вряд ли поставлены. Так и сделали. В 19 ч.46 мин. снялись с якоря, в 23 ч. ошвартовались левым бортом к пирсу 8-го отдельного дивизиона торпедных катеров (8 ОДТК) в заливе Де-Кастри и начали погрузку бензина. О полученном семафоре никому не рассказывали. О нем знали только командир, я и вахтенная служба. Позже по кораблю ходили слухи, но это было уже не опасно. В Де-Кастри, без особых разъяснений, я получил свеженькую кальку фарватеров. Что бы чуть раньше, в Николаевске-на-Амуре! Запоздалый комментарий: В начале 90-х годов я рассказал об этом случае моему однокашнику по Военно-морской академии Владимиру Федоровичу Гридину на одной из очередных встреч ветеранов Тихоокеанского флота. Как часто бывает, мы мало интересуемся, кем и где служили наши друзья до встречи с нами. Просидев с Гридиным три года в одной аудитории (с 1954 г. по 1957 г.) я вообще не знал, что он служил на Тихоокеанском флоте. Оказывается, служил. В 1945 году - в Александровске-на-Сахалине, в морпогранохране, на катерах. И, оказывается, это они, пограничники, выставили несколько минных банок в северной части Татарского пролива, в частности, на подходах к заливу Де-Кастри. Но нам тогда об этом не было известно, и, кстати, в архивных документах информация об этих банках мне пока не встречалась. Был ли смысл выставлять такие банки? Но это уже другой вопрос. Сейчас мне часто кажется, что не было смысла ставить минное заграждение и в Сахалинском заливе. Может быть, я ошибаюсь и, действительно, лучше было перестраховаться? Но в этом случае должно было быть налажено своевременное и четкое оповещение своих кораблей. А этого не было. И прекрасно, что все обошлось без трагических последствий. Хотя это - случайность. Из архивов (ЦВМА, ф.2450, оп.4, д.143(12),л.3) В 17 ч. 05 мин. 22 августа в штабе Тихоокеанского флота была получена шифрограмма Главнокомандующего Советскими войсками на Дальнем Востоке: Адмиралу флота Кузнецову, адмиралу Юмашеву: .................................................................................................................................... 2. От операции по десантированию наших войск на остров Хоккайдо необходимо воздержаться впредь до особых указаний Ставки. Переброску 87 СК на остров Сахалин продолжать. 3. В связи с заявлением японцев о готовности капитулировать на Курильских островах, прошу продумать вопрос о возможности переброски головной дивизии 87 СК с острова Сахалин на Южные Курильские острова (Кунасири и Итурупп), минуя остров Хоккайдо. Соображения по этому вопросу прошу сообщить мне не позднее утра 23 августа сего года. N 677 Василевский, Иванов 23 августа ночью, не ведая, какие стратегические вопросы решает высшее командование, мы стояли в Де-Кастри у пирса 8 ОДТК и вели погрузочные работы. В 3 ч.15 мин. они были закончены, и утром мы отошли от пирса на рейд. В 10ч.20мин. к нам подвели торпедную баржу, мы взяли ее на буксир и в 11ч.30мин. снялись с якоря для следования в Совгавань. В Татарском проливе была волна, и наши пассажиры удивительно присмирели. Около 9ч. утра 24 августа, у входа в залив Хаджи, вахтенной службой был обнаружен перископ. И командир, и я были на мостике, и, действительно, на воде что-то просматривалось, но в том, что это был перископ, лично я, не уверен. Через несколько секунд “видение” исчезло. Решили не обращать на него внимание и следовать по назначению. В 9 ч.52 мин. прошли боновые заграждения большого рейда, в 10 ч.26 мин. прошли ворота бонового заграждения бухты Западная. И тут получили приказание доставить баржу в бухту Северная. В 11ч.20мин. пришвартовали баржу лагом к своему борту, в 11ч.30мин. снова прошли боновые ворота бухты Западная, в 11ч.34мин. прошли боновые ворота бухты Северная и в 11ч.44мин. застопорили машины и отдали швартовы баржи. После этого вернулись в бухту Западная и пришвартовались там к старому пирсу тыла СТОФ, к тому самому, с которого совсем недавно, 15 апреля этого года, я с чемоданчиком по сходне перешел на ют зм “Гижига”. Но теперь я уже был совсем другим человеком: офицером, законно носящим звание лейтенанта военно-морского флота. Из книги “Тихоокеанский флот”, (Воениздат, М., 1966 г., стр.220) Утром 24 августа с разрешения командующего флотом корабли с десантом (направлявшимся в Отомари, прим.авт.) вошли в порт Хонто, чтобы переждать шторм. Население и администрация порта вышли на причал с белыми флагами. Сразу же после швартовки поступило приказание подготовиться к приему груза для частей, находившихся в Маока. В 16ч. трюмы были подготовлены, в 17ч.10мин. к правому борту подошел ТЩ-19, и мы с него начали приемку груза в трюм N 2. Одновременно с причала грузили продукты в трюм N 1. Погрузка шла непрерывно с 16ч. 24 августа до 3ч. ночи 25 августа. В 8ч.50мин. отошли от пирса тыла СТОФ и через 20мин. отдали якорь на рейде в бухте Постовая, совсем рядом с фрегатом “Паллада”, лежащим на дне. Затем пришвартовались к топливному складу СТОФ, командир сошел с корабля в тыл, приказав отправить шестерку в Желдорбат за хлебом. В 11ч.15мин. начали погрузку бочек с бензином, затем принимали соляр для себя. Всего приняли 35т соляра. Потом приняли 20т мазута - тоже для себя. А для Маока погрузили 400 бочек бензина и 36 бочек масла. Тем временем шестерка возвратилась с хлебом, и на корабль прибыло 6 человек пассажиров, направлявшихся в Отомари. Кроме того, на корабль прибыл новый помощник командира старший лейтенант Тимашевский Борис Юрьевич, который до этого служил командиром БЧ-II на зм “Океан” и был хорошо знаком нашему командиру: он-то и организовал (по знакомству) его назначение своим помощником. В 19ч.15мин. отошли на рейд. Эту манипуляцию выполнял уже новый помощник, так как командира на корабле не было. Мне пришлось его консультировать: корабля он не знал совсем. В 21ч. командир прибыл на корабль и в 21ч.35мин.снялись с якоря для следования в Маока, к берегу Южного Сахалина. На борту, помимо груза, находилась команда краснофлотцев в количестве 140 человек и офицеры, в количестве 21 человека, следующие к новому месту службы в Маока и в Отомари. Из состава береговой батареи, взятой нами в Астрахановке и в Субботино вместе со своим имуществом, в Советской Гавани никто не остался. Очень хорошо помню, как я думал о том, что - вот - западный берег Южного Сахалина так близко от Советской Гавани, что в хорошую погоду бывают видны горы в районе Тору-Эсутору, а мы о нем абсолютно ничего не знаем. Хотя Южный Сахалин до 1905 года был российской землей - даже приличных карт его у нас нет, не то, что планов заливов, бухт и рейдов. А, говорят, у нас хорошая разведка. Где она, разведка-то? А, может, дело не в разведке, а в картографии? Понимая важность этого короткого перехода к незнакомому берегу и чувствуя личную за него ответственность, я просил время на определение девиации - все сроки этого определения уже вышли, в Амурском лимане этого сделать было невозможно, а на корабль принималось много мин и девиация наверняка изменилась... Все были глухи, даже командир. Говорил: - Требуют немедленного выхода.- В итоге пришлось даже осуществлять срочный запуск гирокомпаса, приняв поправку гирокомпаса равной нулю. Чем-то все это кончится? А на существующей карте, в районе Маока, чуточку севернее, в соответствии с извещениями мореплавателям, был красной тушью очерчен район, запретный для плавания. Что это? Минное поле японцев? Или наше? Только одни вопросы, никаких ответов. В 22ч.17мин. прошли ворота сетевого заграждения большого рейда и вышли в Татарский пролив. Было темно, пасмурно, видимость около 3-х миль, ветер SE-3б., море - 2б., tоC + 9о. На своей первой вахте стоял помощник командира старший лейтенант Тимашевский. С рассветом ничего не изменилось. До 16ч. 26 августа шли по счислению. Ориентиров для обсервации не было, нас сопровождала низкая облачность. Около 17ч. увидели берега. Я попробовал определиться по тем ориентирам, которые были на карте. Получилась невязка 12 миль, и выходило так, что мы уже пересекли район, запретный для плавания. Внутренне вздрогнув, хотя все было спокойно (слава богу, уже прошли!) мы подвернули влево и вскоре поняли, что сделали правильно: берег приближался, и над одним из его отрезков, который оставался у нас слева по-носу, градусов 5, мы увидели дымы, а, по мере сгущения сумерек, и зарево. Не было сомнений, что это и есть Маока. Пошли прямо на дымы и зарево и в 19ч.12мин. встали на якорь на рейде порта Маока. Командир немедленно на шестерке убыл с докладом на зм “Океан”, на котором находился штаб командира высадки капитана 1 ранга И.С.Леонова. Получив инструкции, зашел на корабль и снова убыл, но уже на берег. С берега он вернулся в 20ч.50мин., согласовав какие-то вопросы по выгрузке. На этой же шестерке помощник не преминул навестить своих недавних соплавателей на зм “Океан”. Однако к нулю часам 27 августа все начальство было на месте. Из книги “Тихоокеанский флот”, (Воениздат,М.,1966г.,стр.220) В 6 час. 25 августа (корабли, прим.авт.) подошли к причалам военно-морской базы (Отомари, прим.авт.) и приступили к высадке десанта... К 10 час. военно-морская база Отомари была занята. Ее гарнизон численностью 3 400 солдат и офицеров сложил оружие и сдался в плен... К полудню 25 августа освобождение Южного Сахалина от японских захватчиков было завершено. Мне решительно не нравятся слова “освобождение” и “захватчики”. Это нарочитые, неправильные слова. В 1905 г. Россия проиграла войну и вынуждена была платить. В 1945 г. Япония проиграла войну и также вынуждена была платить. Закон есть закон: кто проигрывает, тот платит. А кому, сколько и чем - это уже другие вопросы. Кстати, во всех наших военных документах той поры для выражения действия, состоящего в занятии территории противника безо всякого стеснения употреблялось слово “оккупация”. И правильно, это точное слово. Я привел последнюю выдержку из книги “Тихоокеанский флот” не для того, чтобы поговорить о правильности слов, использованных в ней, а, главным образом, для того, чтобы показать, что мы все время опаздывали. “Гижига” - в Николаевске-на-Амуре, а наши корабли уже в Маока, мы - в Маока - а наши уже в Отомари (т.е. в Корсакове). Наверное такая информация, получай мы ее своевременно, очень бы нас огорчала. Но мы ничего не знали, мы были простыми исполнителями приказов, может быть и не всегда корректных, но приказов, которые не имели права не исполнять. Утро 27 августа началось с того, что в 8 ч.45 мин. мы снялись с якоря и пришвартовались к молу. Пожары в городе продолжались, все небо было черным от копоти и с него постоянно что-то сыпалось - хлопья сажи, клочки бумаги, кусочки соломы... Но с рассветом стало не так - скажу кощунственно - красиво и не так страшно, так как ослаб эффект зарева. Нас, всех без исключения, поразил порт Маока, который мы, наконец, разглядели: довольно широкий бетонный мол, мы прекрасно смогли подойти к нему бортом; внешний ковш, внутренний ковш - и все капитально построенное, из бетона, все очень аккуратное и надежное. Такого даже в Советской Гавани нам видеть не приходилось, не говоря уже об Александровске-на-Сахалине и других сахалинских портах, где нам случалось бывать. Там все было деревянное, сделанное, по большей части, “на живую нитку”. И когда мы интересовались почему такие плохие причалы, почему, сплошь и рядом, нет доступных подходов к ним даже для нас, имеющих такую небольшую осадку, обычно отвечали: не позволяет грунт, нет условий для строительства или что-либо в этом роде. Увидев причалы в Маока, я, да и многие, убедились, что при желании и при умении и на наших побережьях все можно было бы давным-давно построить. Просто никто этим не хотел по-настоящему заниматься, все было общее, но, в итоге, ничье. Так, между прочим, обстояло дело со многим, например, с овощами, которые в августе 1945 г. хлынули во Владивосток из Кореи. До того существовало глубокое убеждение, что ни овощи (включая картофель), ни фрукты в Приморье не растут. А в Корее, которая непосредственно граничила с Приморьем, и овощей, и фруктов было, как говориться, навалом. Просто корейцы занимались их выращиванием и умели это делать, а мы не хотели заниматься и не умели. Проще было убежденно твердить, что в Приморье ничего не растет. Когда восхищение молами и ковшами порта Маока несколько улеглось, мы обратили внимание на зеленоватую, очень прозрачную воду, позволявшую детально рассмотреть дно. На этом дне, почти по всей протяженности причальной стенки, на боку, поблескивая никелированными деталями, лежали велосипеды. Их было очень много - считать не имело смысла - и было совершенно непонятно, откуда они тут взялись: впечатление было такое, что их специально сбрасывали со стенки в воду. Позже кто-то мне говорил, что это наши пьяные десантники катались по молам на велосипедах и падали в воду. Десантников вылавливали, а велосипеды оставались в воде. Все это очень могло быть, но я лично такого не видел, так что утверждать не могу. Я видел другое. Вскоре после того, как мы пришвартовались к стенке мола и приступили к разгрузке первого трюма, я попросил разрешения командира сойти на берег и пройтись по городской улице в районе порта. Он разрешил с условием, что я пойду не один. Все корабельные офицеры были заняты. Я пригласил в компаньоны капитана, командира батареи из Астрахановки, с которым за время плавания от Николаевска успел подружиться. Он согласился. Мы сошли на стенку и двинулись по ней в сторону города. На причалах ничего не горело, пожары были довольно далеко в городе, справа и слева. Выйдя на первую из городских улиц, идущую вдоль берега, мы повернули вправо и прошли между уцелевших, но опустошенных одно и двухэтажных домиков с выбитыми стеклами и разбитыми рекламами. Узкая проезжая часть была усыпана слоем деловых бумаг, писем, открыток, а в одном месте, возле довольно основательно построенного двухэтажного дома - слоем бумажных денег разного достоинства. Никто из людей нам не встретился, ни японцы, ни наши, ни живые, ни мертвые. Было ощущение промчавшегося урагана. Капитан сказал: - Да, поработали здесь изрядно. - Около двухэтажного домика с разбитым фонарем и искареженной витриной, на которой сохранилась пара женских фотографий, мы на минуту остановились и дружно решили повернуть обратно. Но на причал мы не пошли, а продолжали двигаться по этой же улице в другую сторону. Миновав поворот на причал, метрах в двухстах от него мы увидели справа маленький одноэтажный домик с палисадником. В палисаднике рядом, один возле другого, на боку лежали два трупа - старого японца и старой японки, в темных одеждах. Было очевидно, что оба, находясь в палисаднике, были срезаны одной автоматной очередью. Зачем? Ведь они не имели никакого оружия и по всей видимости мирно что-то делали возле дома. Было желание вернуться на корабль, но впереди виднелось какое-то высокое странное, похожее то ли на сарай, то ли на элеватор, здание. Решили: дойдем до него, посмотрим и - повернем. Зашли внутрь помещения. Почти все его занимал огромный чан, метра три высотой и метров пять в диаметре. Снизу к борту чана вели две металлические лесенки, напоминающие наши скоб-трапы. Расстояние между лесенками было небольшое, и мы, не сговариваясь, полезли наверх, каждый по своей лесенке. Забравшись , мы увидели, что чан почти до краев наполнен какой-то жидкостью, и в этой жидкости плавают два утопленника в красноармейской форме. Картина была довольно жуткая. Каюсь: спасать утопленников мы не стали. Мы спустились вниз и молча вышли на воздух. Я не могу использовать эпитет “свежий”, так как воздух был пропитан гарью. Мы так и не узнали, с чем был чан и что это было за предприятие: склад? завод? Спирта или саке? Вернее всего, что это был склад саке - рисовой водки и что наши военные поплатились жизнью за свою алчность. Впечатлений у нас с капитаном было достаточно, и мы повернули на мол. До корабля оставалось каких-нибудь метров 150. И тут, впервые за все время нашего путешествия, навстречу нам двигались два человека, в родной армейской форме, с автоматами, висящими на шее. Они шли в обнимку и, безусловно, оба были пьяны. Один, более черный и широкоплечий, как говорится, “в дребезину”, а его белобрысый приятель чуть-чуть меньше. На расстоянии двадцати шагов, заметив нас, черный сказал белобрысому: - Смотри-ка, подозрительные личности! Давай кокнем! - Одновременно он освободился от объятий своего друга, взял автомат двумя руками и, не снимая его с шеи, навел на нас. Признаюсь, у меня при этом душа ушла в пятки и больше не от страха, а от обиды, что так глупо, в ста метрах от корабля, на причальной стенке этот вояка нас сейчас ухлопает. О чувствах капитана не знаю, не спрашивал. - Дурак, да ты что, не видишь, что это свои, морские офицеры, - отреагировал немедленно белобрысый, схватив правой, освободившейся рукой ствол автомата своего приятеля и пригнув его вниз. У меня сразу отлегло. Дистанция между нами сокращалась и составляла уже шагов десять, когда черный вырвал ствол из руки белобрысого и снова навел на нас почти в упор, повторив при этом: - Нет, подозрительные личности, давай кокнем. Моя душа опять, было, ушла в пятки, но белобрысый вновь схватил ствол приятельского автомата и нагнул его почти до земли, сказав при этом: - Наши это, наши, дурак пьяный. - Тем временем мы благополучно разминулись и опасность миновала. Но она была вполне реальной, и мы с капитаном сразу вспомнили японца и японку, лежащих в палисаднике около своего домика. На корабле во всю продолжалась разгрузка. Оказывается, поступило приказание на берег никого не пускать. Однако, через некоторое время я снова вышел на стенку, не собираясь больше никуда уходить, но желая побродить возле корабля, размять ноги. Рядом с нами, по нашему носу, ближе к берегу, так же, как и мы, лагом, был пришвартован большой охотник БО-309, американской постройки. И, не веря глазам своим, я заметил на его палубе своего самого близкого друга, не только однакашника по классу в училище, но ленинградца, с которым мы учились в соседних школах и даже, как выяснилось уже в училище, имели в школе одного общего друга. Он сначала учился в одном классе со мной, потом - с ним, а потом - погиб на фронте. И это нас сблизило еще больше. Так вот, я заметил на палубе БО-309 лейтенанта Ланского Бориса Федоровича, как и полагается на корабле, пришедшем из Америки - в куртке-канадке, скрывающей его погоны. Протерев глаза и убедившись, что это точно, он, я заорал: - Борис! Увидев меня, он тоже заорал: - Игорь! и выскочил на стенку. Мы обнялись и расцеловались. Ведь расставшись в апреле во Владивостоке, мы ничего не знали друг о друге. Оказывается он, как и многие другие мои совыпускники, был зачислен в спецкоманду и отправлен в Америку. Там он попал в экипаж БО-309, где стал помощником командира, участвовал в приемке корабля, пришел на нем во Владивосток, конвоировал транспорта, идущие из Владивостока в бухту Владимир, потом из Владимира в Советскую Гавань, оттуда - снова во Владивосток и, наконец, сюда, в Маока. Он стал звать меня к себе в гости, но я не мог уйти с корабля без разрешения, и мы договорились, что я зайду к нему сегодня же, но несколько позднее. Около 18ч. я к нему пришел. У него была отдельная каюта с широкой пружинящей койкой, покрытой кремовым шерстяным одеялом, на котором в ногах чернели буквы USN - флот Соединенных Штатов. В каюте был отличный вентилятор, сейф или, даже, два сейфа с кодонабирателями и еще много чего. К отдыху каюта располагала. Но в ней не было очень важного для меня предмета - письменного стола с двумя тумбами. Вместо него была конторка, которую можно было поднять или опустить. Умственной работе конторка не способствовала. Каждое государство диктует свой образ жизни, подумал я. Моя каюта, несмотря на отсутствие сейфов и широкой койки с шерстяным одеялом, устраивала меня больше. Посидев и поболтав часа два, мы перебрали в памяти многое - и Ленинград, и школу, и родных, и любимых... Почитали друг другу письма, полученные из Ленинграда. Даже выпили японского баночного пива... Но ... надо было расставаться. И так судьба весьма щедро подарила нам эту встречу, и мы узнали друг о друге... Я вернулся на корабль в девятом часу вечера, к вечернему чаю в кают-компании. В 22 ч.30 мин. окончили разгрузку трюма N 2 и в 23 час.50 мин. - трюма N 1. На борт прибыли пассажиры - 5 армейских офицеров и 18 красноармейцев. После этого, наконец, я добрался до своей каюты, где на верхней койке уже сладко посапывал подселенный ко мне еще в Советской Гавани старший лейтенант из особого отдела. Это словосочетание произносилось тогда с трепетом, и я не был слишком счастлив от такого соседства. Но что поделаешь? В 5ч.10мин. утра, во вторник 28 августа, отошли от мола и вышли из ковша для следования по назначению. В 8 ч.55 мин. прошли ворота между волноломами, ведущие к причалам города Хонто (Невельск, прим.авт.), в 9 ч. пришвартовались правым бортом к городскому пирсу и в 10ч.15мин. уже начали разгрузку бензина и продовольствия и приемку воды. Бетонные молы, ковши и все прочее нас уже не удивили. Мы поняли, что это - Япония, и в ней все так и есть: не как у нас. Едва мы пришвартовались, как мой пассажир пошел к командиру и порекомендовал ему организовать комендантский патруль, причем была ли сама комендатура, он не знал. Командир не стал с ним спорить и вызвал меня. - Вот, что, Смирнов, - сказал он мне, - рекомендуется организовать комендатуру. Тебе сейчас все равно делать нечего - набирай команду и действуй.- Я тоже не стал спорить, тем более, что побродить по городу, не охваченному пожарами и, как видно, не разграбленному мародерами, мне хотелось. Старшим комендатского патруля я назначил штурманского электрика Федоряна: во-первых, он, как и я, у причала спал бы; во-вторых, - это был мой подчиненный, и мне легче было с ним управляться; в-третьих, он, как я уже отмечал, был неплохим организатором и мог оказать мне, в случае надобности, существенную помощь. Кроме него в патруле было еще человек 5. Инструкции мне были даны почти дословно такие, какими я их процитировал в стихе: “ходить везде и смотреть вокруг...” Правда, были еще дополнительные инструкции, полученные от старшего лейтенанта: выявлять, у кого есть радиоприемники, и эти приемники изымать и сдавать в какую-то будку возле причала. - Кому? Это был риторический вопрос. По городу мы ходили часов шесть. Он казался совершенно пустым, хотя заходя в дома - а мы несколько раз туда входили, увидев помещения, похожие на магазины - мы встречали там людей с виду испуганных, покорных и постоянно кланяющихся. Это было неприятно. Мы, как могли, старались объяснить людям, что не собираемся причинять им никакого вреда, что несмотря на военную форму мы очень мирные люди и т.д. Японцы улыбались, кланялись, и мы поспешно уходили. Никаких приемников ни у кого мы не обнаружили. Несколько позднее (уже не в Хонто) мне рассказывали о коварстве японцев, которые, низко кланяясь при встрече, затем втыкали нож в спину. Называли факты. Я не могу отрицать эти факты, но сам лично ни с чем подобным не встречался. Кроме того, я думаю, что коварство все-таки не свойство нации, а свойство отдельных людей в любой нации. Так, мирно бродя по городу при оружии, мы добрались до окраины, на которой стоял длинный двухэтажный дом с огромным бетонированным плацем перед ним. Поднялись сразу на второй этаж. Везде было пусто. Вдоль стен, в специальных стояках, похожих на те, в которых в казармах размещают винтовки и называют почему-то пирамидами, стояли палки, круглые гладкие палки длиною с нашу трехлинейку вместе со штыком. Сначала мы не очень поняли, что это за палки и зачем они. Помогли фотографии, которые сохранились на некоторых стендах: это были модели винтовок для всевозможных упражнений. А здание и плац перед ним, без сомнения, принадлежали пехотному училищу: на фотографиях плац был заполнен людьми, то делающими всевозможные упражнения, то сидящими на бетоне на корточках и, при этом, бьющимися в бетон лбами (молитва что-ли?), то стоящими на коленях. Мы вдруг ощутили, что армию (а значит и флот!) Япония готовила к войне серьезно, что эта страна, действительно, очень воинственная, и нам как-то не жалко стало японцев, которые только что нам улыбались и кланялись. Как быстро может измениться настроение и даже отношение к людям, вероятнее всего совсем непричастным к причине изменения настроения. К семи часам вечера я со своим патрулем был уже на корабле. Доложил командиру о результатах патрулирования. Он только головой кивнул и сказал: - Готовься, скоро будем выходить в Отомари... В каюте меня встретил изрядно поднабравшийся где-то старший лейтенант особого отдела. Ему захотелось поразглагольствовать на тему о том, что война не бывает без трофеев, что в качестве трофеев некоторые идиоты тащат очень громоздкие вещи - мебель, зеркала, ковры, картины... А зачем вся эта громоздкая дешевка. - Вот, смотри, - и тут, дыша перегаром, он распахнул перед моим носом какую-то коробочку, которая была набита чем-то сверкающим. Я в драгоценностях ничего не понимал (и не понимаю!) и отвернулся. Сказав, что мне нужно зайти к командиру, я, дейсвительно, зашел к нему и рассказал об этом случае. Но командир посоветовал оставить этого типа в покое. Расстались мы с ним на другой день. Нет-нет, да и вспоминается эта история. Было время, когда всех участников Великой Отечественной наградили орденом Великой Отечественной войны, кого 1-й степени, кого 2-й. Аргументация была правильная: многие, достойные наград, их не получили. Но надо было все же выяснить, кто заслужил и кто не получил. Это, конечно, сложно! Вот и наградили всех. И его - тоже, в качестве поощрения за тихое мародерство. Больше я об этой истории никому не рассказывал. Хотел “по дружбе” поделиться с Захарьяном, в 19ч. сменившимся с дежурства по кораблю, но раздумал. Незадолго до нашего ухода из Хонто туда подошли два малых охотника и торпедные катера. На малых охотниках я обнаружил своих совыпускников, с которыми в апреле направлялся в Советскую Гавань на военном транспорте “Лейтенант Шмидт” - лейтенантов Германа Олюнина и Самуила Поташова. Оба они были помощниками командира, первый на МО-24, а второй - на МО-25. Оказывается эти МО входили в 3-й отряд МО ОВР СГВМБ и участвовали в высадке десантов в Эсуторо и Маока. Оттуда они шли с десантом в Отомари, но не дошли. Шторм завернул их в Хонто, и теперь они тут несли охрану порта и рейда. На одном из торпедных катеров я также увидел знакомого - лейтенанта Голяхова, который был выпущен из училища на год раньше нас, в 1944 году. Обстоятельно поговорить ни с кем не удалось. В нашем распоряжении было 15-20 минут. Но после встречи с однокашниками, с которыми вместе шел в Советскую Гавань, как-то стало легче, неприятный осадок от исповеди моего постояльца несколько растворился. В 20ч.45мин. снялись со швартовов, отошли на рейд и встали на якорь в гавани, а в 22ч.55мин. снялись с якоря и пошли по назначению, в порт Отомари. На ходовую вахту заступил помощник старший лейтенант Тимашевский. Малые охотники и торпедные катера некоторое время нас сопровождали. Голяхов даже устроил тренировку - выходил на “Гижигу” в торпедную атаку, конечно, учебную. Из архивов (ЦВМА, ф.2450, оп.4, д.143(12),л.5) Шифрограмма командующего ТОФ адмирала Юмашева командующему СТОФ вице-адмиралу Андрееву. N 12146 от 28 августа 1945г. Совместно с командующим 16 А 2ДВФ оккупировать острова Итурупп и Кунасири, создав на них плацдарм для оккупации островов Малой Курильской гряды. На острова перевезти 355 стрелковую дивизию 87 СК 1ДВФ, 113 СБр и пушечный полк. Погрузку частей произвести в порту Отомари. Из состава 355 СД два полка высадить на остров Итурупп, один полк - на остров Кунасири. После оккупации этих островов частями 113 Сбр осмотреть и оккупировать острова Малой Курильской гряды: Сусио-Сима, Акиюри-Сима, Юру-Сима, Харакару-Сима, Сибоцу-Сима, Тараку-Сима и Тодо-Сима. Для проведения операции дополнительно выделяются: СКР типа “Ф” N 6, ТЩ ТЩ типа “АМ” NN 273,274, два ДС для пехоты, три ТДС, транспорта “Всеволод Сибирцев”, “Сталинград”, “Находка” и “Новосибирск”. Командование операцией возлагается на Вас. Вам необходимо: установить связь с командиром 87 СК и решить все вопросы; перевезти выделенный отряд из Маока в Отомари, обеспечив надежную проводку за тралами; закончить операцию к 3 сентября 1945 г. Не ведая об этой шифрограмме, мы шли в Отомари. В 4ч. 29 августа вошли в пролив Лаперуза. Около пяти часов утра, когда начало светать, увидели в разных местах пролива несколько утлых японских лодок, в основном гребных. Это японцы переправлялись с Сахалина на Хоккайдо. Мешать им не стали. В 7ч.10мин. на воду опустился довольно густой туман, видимость упала кабельтовых до трех, и мы очень опасались столкновения с одной из таких лодок. Нам бы, разумеется, ничего не было, мы бы даже этого могли не заметить и не ощутить, а лодка утонула бы и люди бы погибли. Так что, когда через час видимость улучшилась, мы вздохнули с облегчением: трагедий не хотелось. В заливе Анива было спокойно. Безо всяких приключений в 11ч.57мин. пришвартовались к стенке гавани Отомари и начали разгрузку продовольствия. Молы, пирсы и ковши нас уже не удивляли. На одном из пирсов, будем называть его Северным, находилось внушительное здание Морского вокзала и огромный крытый пакгауз, доверху набитый всевозможными тюками и тючечками - это было имущество японцев, жителей Южного Сахалина, свезенное сюда из различных мест для переправы на Хоккайдо и застрявшее здесь. В момент нашего прихода оно все было целехонькое, хотя, как уже отмечалось, Отомари был занят нашими войсками с 10ч. 25 августа. Некоторые из моряков попытались познакомиться с содержимым упаковок, но это было немедленно пресечено. Правда, от политического начальства из Советской Гавани, оказывается, были настоятельные просьбы добыть для Политотдела хорошие стенные часы и краску в неограниченном количестве, чем наш замполит при пособничестве командира и занимался, хотя это было уже на другой день. Строевое начальство никакими просьбами нас не обременяло. Возник повод поговорить в кают-компании о степени моральной устойчивости тех и других. Старший лейтенант из особого отдела к тому времени уже убыл с корабля по своему назначению. Во второй половине дня 29-го августа в Отомари прибыло еще несколько кораблей и пара транспортов. На транспортах команды (особенно их женский состав) оказались слишком любопытны и падки на чужое имущество. Они попытались, как выражались наши военные моряки, пошуровать в нем. К вечеру пришлось выставить вооруженную охрану. Это несколько умерило пыл жаждущих. Однако пакгауз не освещался, и под покровом темноты были попытки в него проникнуть и чем-то поживиться. Что пытались взять - самим “несунам” было не видно, главное было - взять. Весь день 29-го разгружались. Сначала разгружали продовольствие у Северного пирса. В 22ч. перешвартовались к Южному. В 9ч.50мин. 30-го августа перешвартовались к причалу Морского вокзала и опять разгружали продовольствие, а затем - бензин. К 19ч.30 мин. разгрузку окончили, и к левому борту подошел сторожевик “Зарница”, на котором в Отомари из Маока прибыл штаб командира высадки десантов на Южный Сахалин и Южные Курилы капитана 1 ранга Леонова Ивана Степановича, начальника отделения подводного плаванья СТОФ, вместе с ним самим. Пришли из Маока еще пять транспортов - “Всеволод Сибирцев”, “Находка”, “Новороссийск”, “Ногин” и “Сталинград”, две десантные баржи, две танкодесантные баржи, два больших охотника - БО-309 и БО-313 и два сторожевых корабля типа фрегат - ЭК-4 и ЭК-6. Увидев БО-309, я сразу вспомнил о встрече в Маока с Борисом Ланским: - Вот и он здесь! На фрегате ЭК-4, я уже знал это от кого-то, командиром БЧ-I был мой совыпускник лейтенант Железняк Шая Аронович - душа курсантской самодеятельности, а командиром БЧ-II - не только совыпускник, но и одноклассник, бывший старшиной нашего класса, лейтенант Карагодин Тимофей Ильич. Командиром БЧ-I на ЭК-6 был тоже мой совыпускник, лейтенант Ховрин Николай Иванович. Конечно, я тогда не знал, что в будущем он будет командовать Черноморским флотом в звании адмирала. У пирсов и на рейде стало тесновато. А пакгауз привлекал все большее и большее внимание, и тюки в нем постепенно приобретали взъерошенный вид. В 19.30 30 августа к нашему левому борту подошёл сторожевик “Зарница”, на котором из Маока прибыл штаб командира высадки десантов на Южный Сахалин и Южные Курилы капитана 1 ранга Леонова Ивана Степановича, начальника отделения подводного плавания Северной Тихоокеанской флотилии (СТОФ), вместе с ним самим. Около восьми вечера под руководством Леонова на “Зарнице” начался военный совет, на котором решался вопрос о высадке десантов на Кунашир и Шикотан. На Кунашир было решено отправить два десантных судна ДС-31 и ДС-32 в охранении ЭК-4, сторожевого корабля типа фрегат, под общим командованием капитана 3 ранга Виниченко, а на Шикотан - нас в сопровождении двух тральщиков типа “УМС” - ТЩ-594 и ТЩ-596, под общим командованием капитана 3 ранга Вострикова. Оба десанта должны были уйти в ночь на 31 августа. А дальше - был десант на остров Шикотан. 4. Десант на остров ШикотанЯ, узнал об этом в 21 час. Немедленно вызвал командира отделения рулевых старшину 2 статьи Н.А.Шабашкина, штурманского электрика старшего краснофлотца В.Н.Федоряна и командира отделения радиотелеграфистов старшину 2 статьи С.Г.Долгова. Объяснил им ситуацию. Все они прослужили на флоте по пять-шесть лет и были очень опытными и ответственными специалистами. А я только в конце марта окончил Тихоокеанское высшее военно-морское училище. Шабашкину дал указание подготовить карты (лоции я и так знал, что нет), а Федоряну - в 22.00 запустить гирокомпас, чтобы он надёжно “пришёл в меридиан”, так как выход ориентировочно намечался на 2.00 31 августа. Вскоре пришёл Шабашкин и доложил, что походных карт нет. Есть одна, но у неё масштаб 1: 500 000. Я пошёл вместе с ним в штурманскую рубку, просмотрел весь каталог и убедился, что он прав. Доложил командиру, старшему лейтенанту А.А.Прохорову. Вместе решили, что на нет и суда нет, пойдём по этой, тем более, что вместе с нами идут тральщики, один из которых будет головным. Ему и карты в руки.Обсудив проблему с картами, я поднялся к себе в каюту и прилёг. Нужно было заставить себя уснуть - неизвестно, сколько придётся бодрствовать. Только задремал, как меня разбудил мой совыпускник, штурман с ЭК-4 Александр Железняк. - Слушай, мы ночью выходим на Кунашир, у тебя нет подходящей карты с Кунаширом? - Конечно нет, - ответил я. - Ведь у вас должны быть отличные английские карты. Когда бывает надо, все побираются на американских кораблях. - Да, у нас действительно хорошие карты, но именно этой в комплекте почему-то нет. Что же делать? Уже и времени нет! Ну, извини... И он убежал. Я опять задремал и, даже, наверное, уснул. Проснулся я от ощущения, что в каюте кто-то стоит. - Кто тут? - резко спросил, предчувствуя недоброе. - Товарищ лейтенант, - послышался задыхающийся голос Федоряна, - гирокомпас вышел из строя... - Как? - Задать более глупый вопрос было, конечно, трудно. Но ответ последовал: - Не знаю. Совсем. - Сон слетел разом. Я не представлял, что делать. Я не был специалистом по гирокомпасам, тем более таким, как Федорян. Но я очень хорошо понимал, что с нами будет, если мы сорвём выход. Погрузка десанта, я это слышал, уже шла полным ходом. Грузились лошади, повозки и люди, много людей. И вдруг, сам себе удивляясь, от бессилия я заорал. Я объяснил Федоряну, какой он специалист и какой перестраховщик, если не знает, что делать и приходит докладывать об этом начальнику, желая переложить на него свою вину. - Да, - кричал я, - под трибунал мы пойдём оба, Вы понимаете? Оба. А сейчас немедленно отправляйтесь в гиропост и чтобы через двадцать минут ( я посмотрел на часы, было без десяти двенадцать ночи) мне было доложено, что гирокомпас исправен и работает. - Есть! - с каким-то облегчением выдохнул он, и его, как ветром, сдуло. Через пятнадцать минут он снова появился в моей каюте. - Исправил, товарищ лейтенант! Всё работает! И снова я задал вопрос: - Как? Но теперь это был вопрос изумления. - Там сопротивление сгорело, я подобрал новое, подходит. Всё будет в порядке. - После некоторой паузы он добавил: - Растерялся я малость, товарищ лейтенант, извините. - Бывает, - отечески произнёс я, прекрасно понимая, что я растерялся ещё больше. Всю эту сцену я до сих пор помню до деталей, до интонаций, хотя минуло уже более пятидесяти лет. В 1.53 31 августа мы закончили все работы по приёму десанта. К нам на борт были погружены: одна стрелковая рота, миномётная рота, рота противотанковых ружей, тылы 2-го батальона 113 стрелковой бригады, взвод противотанковых орудий, всего 430 человек с амуницией. Кроме того: 59 лошадей, 31 повозка, 2 3-х тонных автомашины, 2 45-мм орудия с передками, 12 тонн продуктов и 5 тонн боезапаса. На ТЩ-594 погрузили одну стрелковую роту и управление батальона, всего 200 человек. На ТЩ-596 - одну стрелковую роту, роту автоматчиков и санитарный взвод, всего тоже 200 человек. В 2.13 снялись со швартовых для следования в направлении Курильских островов. Построились в строй кильватера. Первым шёл ТЩ-594 (бортовой номер 139), вторыми - мы, третьим - ТЩ-596(216). Десант на остров Шикотан начался. Главное, что нам благоприятствовало, это - погода.В 8.00 в вахтенном журнале я записал: ветер S - 2 балла, пасмурно; море - 2 балла; видимость 10 миль; температура воздуха 10? С. В 11.00 нас обогнал отряд кораблей, идущих с десантом на Кунашир. Обменялись опознавательными. Всё шло отлично. Как нас встретят японцы, мы не знали. Приказано было подготовиться к бою, но первыми не стрелять. Ночь нас застала в проливе Екатерины. Погода всё улучшалась. В 4.00 1 сентября наступил полный штиль и в воздухе, и на море. В 4.36 определились, насколько это можно было сделать по существующей карте (№ 1189). Около 7.00 открылся Шикотан. Последние полтора часа пути до него были самыми мучительными: на сопках стояли японцы и смотрели на наши корабли. Они не стреляли. На наиболее высокой сопке просматривалось какое-то здание, около него стояла довольно высокая мачта, а на ней - флаг. Какой - в точности разобрать было трудно. С мостика остров виделся как сплошная гранитная стена - ни заливчиков, ни входов в бухты... - Как же будем заходить, - думал я, - ведь карты-то нет! Куда же заходить? Но тут же отгонял от себя эту мысль: впереди шёл ТЩ-594. - Наверное он знает, ему и карты в руки, как сказал командир. И, вдруг, не дойдя до сплошной гранитной стены кабельтовых 20-25, мы все увидели, как прямо из неё выскочила шхуна, повернула вправо(а если смотреть от нас, то - влево) и на максимальных ходах (это было видно по буруну за кормой) пошла в обход острова с северо-востока. Головной тральщик немедленно погнался за ней, дав нам возможность действовать самостоятельно. Мы, естественно, стали держать на то место, откуда выскочила шхуна. Обнаружили узкий коридор с очень высокими, почти отвесными, стенами и, не раздумывая, пошли в него. Как нам представлялось (на глаз), глубины это позволяли. Выйдя из коридора, мы увидели небольшую удобную бухту с отлогим берегом в её вершине и с деревянным пирсом, к которому мы и направились. В 9.10 пришвартовались к пирсу. Немедленно на берег отправилась десантная группа во главе со старшим лейтенантом медицинской службы Л.Н.Крыловым. В 9.15 начали выгрузку вооружения и людей. В 9.30 закончили высадку людей и в 11.42 - выгрузку вооружения. На вахте до 12.00 стоял я, а меня сменил главный старшина Брагин. Тральщик, шедший за нами, пришвартовался к пирсу несколько раньше, в 9.00, и окончил высадку десанта в 9.17. А тральщик, погнавшийся за шхуной, догнал её, привёл на буксире в бухту и пришвартовался к пирсу в 9.27, т.е. через полчаса после нашего входа в бухту (в 8.57). Случай с ТЩ-594, погнавшимся за шхуной и приведшим её в бухту, почему-то не зафиксирован ни в одном из известных мне документов (ныне архивных). А, между тем, он вызвал разные толки. Так, например, наш командир БЧ-У (механик), был убеждён до конца жизни своей (его, увы, не стало в 1986 г.), что флагман струсил заходить в бухту первым (мало ли что, вдруг мины) и нашёл повод, чтобы уклониться. Я лично так никогда не думал. Мне казалось, что просто у него проснулся азарт погони, и он кинулся за шхуной. Конечно, в данном случае он поступил не как флагман, а как мальчишка, тем более, что на ТЩ-594 находилось всё армейское руководство. Весь день 1 сентября мы простояли у пирса. Днём я с командиром немного походил по острову в районе бухты. Он был превосходно укреплён, весь изрыт ходами сообщений, полностью скрытыми в земле и имеющими такую высоту, что я, при росте 182 см. , мог ходить по ним почти не сгибаясь. Ширина, правда, у них была невелика, не более полутора метров. Во второй половине дня полным хозяином острова стал батальон, прибывший с нами, и уже в 18.00 в распоряжение командира этого батальона мы выслали обход в количестве восьми человек. Несмотря на то, что на острове находился значительный (4 500 человек) гарнизон, прекрасно вооружённый, боезапаса к вооружению, пребывавшему в целости и сохранности, не оказалось. Не было найдено ни одного винтовочного патрона, не говоря уже об орудийных снарядах, минах и пр. По всей вероятности всё было своевременно утоплено. Правда, остались штабеля бутылок с горючей смесью. Японский генерал-майор Дзио-Дой, начальник гарнизона, якобы говорил (я сам его не слышал, пользуюсь показаниями свидетелей), что приказ о капитуляции он получил за шесть часов до нашего прибытия на остров. Впоследствии, познакомившись с тем, что происходило на других островах, в частности на Итуруппе, я вполне это допускаю: начальники островных гарнизонов знали и о приказе своего Императора, и о капитуляции японских войск в Манчжурии и на Сахалине, но они ждали приказа командующего войсками на Курильских островах, предписывающего капитуляцию войск. А такого приказа очень долго не было. 2 сентября в 8.20 мы снялись со швартовов и пошли на выход из бухты. Дали прощальный салют из эрликонов в честь героической Красной Армии, достойные представители которой оставались на острове. Тральщики салютовали вместе с нами, но снялись со швартовых на десять минут позже. В 8.45 мы уже вышли из бухты и следовали в составе группы в строю кильватера вторыми. Концевым опять шёл ТЩ-596, головным - ТЩ-594. И этот головной, как флагман, поднял сигнал “Ъ-352” , т.е. “показываю курс 352°“. Сообщение об окончании войны и приказ Главнокомандующего об объявлении 3 сентября днём победы над Японией мы приняли по радио. В 16.12 3 сентября встали на якорь на рейде порта Отомари. Весь рейд и причалы были заняты кораблями, гордо поднявшими флаги расцвечивания. Увольнения на берег не производили, так как командир, ходивший на шлюпке-четвёрке на ТЩ-596, вернувшись сказал: - Сегодня увольнять никого не будем. Там (и он махнул рукой в сторону берега) - мир пьяных. Вперед Содержание Назад
|
