"К-78"-университеты дикой дивизии.

Надежда,которой мы жили была матерью дураков и любовницей лжецов.
Память имеет причудливое свойство -безвременья.


Отдел кадров Северного флота напоминал утро лейтенантского выпуска, но бравурность марша сменилась мелодией флейты ..этакое утро накануне боярской казни....
Судьба играла в рулетку.
Решение  часто зависело от случая,определяя порой всю жизнь.

Кадровик,принявший мои документы был немногословен:
«Где служить бы хотел?»
И почти утвердительно:»На берегу?»
«Нет,на лодке»
«Странно»-он посмотрел на меня с долей симпатии-
«Перед тобой шесть человек отказались ультимативно,только техничка.А ты, поморячить решил?»

Дивизия подводных лодок, базирующаяся в Видяево,где мне предстояло служить- имела устойчивое наименование дикой.

Получив направление в отделе кадров Северного флота, я с двумя чемоданами, хранившими мою выпускную амуницию, рейсовым автобусом прибыл в распоряжение отдела кадров 9-ой эскадры.
В деревяном бараке с гордой вывеской гостиница, дежурная улыбаясь спросила:
«Служить прибыли?»
Мне хотелось ответить:»Танцевать»,но растянув рот в улыбке ответил-
»Прислуживать»
«А Вы у нас пока первый,честно сказать к нам мало кто просится,кадровики всякую шушеру
в приказном порядке ссылают,так что поздравляю с прибытием»-  с этими словами бросила ключ.
Я понял,что это ответ на моё-прислуживать.

Получив необходимые документы отделе кадров , спускаясь по лестнице я поприветствовал поднимающегося мне навстречу капитана 2 ранга, который вначале сделал несколько шагов вверх, а затем обернувшись спросил:
"Куда назначили, лейтенант?" -
"К-77, инженером БЧ-2" - ответил я.
Кап два помедлил, а потом сказал:
"Ну-ка, пойдем со мной".
Это была сама судьба, которая по сути определила всю мою жизнь.

Мы вместе вернулись в кабинет начальника кадров и мой спутник, показав на меня, сказал: "У меня же вакантная должность, мне скоро в автономку, а ты его к Левину...
Переписывай назначение, а я пока получу разрешение на выход".
Кап два вышел, а кадровик спросил:
"Ты что, его знаешь?" -
"В первый раз вижу" - ответил я.
«Значит к пойдешь к Слотинцеву?"

Так я узнал имя моего командира, который, уладив все формальности с оперативным дежурным- получил разрешение на выход в море и подойдя :
"Женат, вещи где?" -
"Не женат, вещи в гостинице" - ответил я.
"Вот и хорошо" - явно обрадовался командир, -
"Тогда пошли".
Вместе с командиром мы дошли до причала, где был пришвартован мой дом на ближайшие годы и в парадной форме я спустился в прочный корпус.

Мой первый выход длился неделю.
Пришвартовавшись и получив добро на сход , я вылез из прочного корпуса, командир стоял на пирсе, что-то обсуждая с командирами боевых частей, увидев меня спросил у моего командира БЧ-2 :
"А этот красавец куда собрался?" -
"Попросился в гостиницу, поселиться  и парадную форму сменить".
"Часа 3 ему должно хватить" - обращался он к моему командиру БЧ, явно не замечая меня .
"А поселится он в прочном корпусе, пока все зачёты не сдаст. Так и передай ему, Чистик" - такова была фамилия моего комбата.
"И с завтрашнего дня отменить всех офицеров по обеспечению, лейтенант будет с командой".

Командиры боевых частей были обрадованы приказом командира, снималось дополнительное дежурство освобождались редкие часы побыть дома.

"Ты всё слышал?" - уточнил комбат. -
"Слышал" - буркнул я, не в силах побороть обиды.
И начались будни.
В течение двух недель я ползал по всем шхерам, выгородкам, лючкам, трубопроводам, изучая устройство лодки и готовясь к зачёту на допуск к самостоятельному несению дежурства. После двух недель я  решился -доложил механику, что готов сдать систему воздуха высокого и низкого давления.  
Это был первый из множества вопросов,которые мне предстояло сдать.
Механик, удивлённо посмотрел на меня, взял зачётный лист :
"Неужели готов?" -
"Ваши трюмачи сказали, что можно попробовать" -
"Ну если только трюмные механики дают добро, то давай".

Сдавал зачёт я в течение часа, мы пролезли с механиком всю лодку от носа до кормы, честно сказать, для меня это было самым тяжёлым экзаменом, когда-либо сдаваемым мною.
Ставя подпись, механик был доволен. Через месяц, сдав зачётный лист на самостоятельное несение дежурства, я потихоньку становился членом экипажа.

Помимо техники, зачётов, дежурств и прочей лодочной жизни, на мне висело самое главное — обеспечение.
В этом слове была повседневная жизнь экипажа - подъём, зарядка, уборка помещений, выделенной территории, переходы из казармы к пирсу, приём пищи в столовой, короче всё, что регламентируется уставом и порядком внутренней службы.

За каждое нарушение, отмеченное дежурным по дивизии, старпом устраивал вечерний показательный разнос мне, как не способному обеспечить порядок и моему комбату, как командиру который не учит своего подчинённого.
Эти выволочки в большинстве своём были несправедливы, но по мнению старпома необходимы.
И если после артистических нравоучений старпома я чувствовал себя человеком,который только и делает, что приносит неприятности экипажу, то воспитательный момент считался достигнутым.
Но шло время,  я начинал обрастать достаточной шкурой понимания службы.

Каждое армейское, флотское, лётное... подразделение имеет свои особенности проявления, так называемой дедовщины, и это нормально, ненормально другое - если эта особенность жизни изолированных коллективов не управляемая.

Два месяца попыток  командования  экипажем была больше похожа на нескромные просьбы молодого лейтенанта .

Вот тогда я пришёл к простой мысли - организацию построить под себя,создать то, что сейчас называется вертикаль власти.
У меня в боевой части служил моряк Петя Другтейнис- из латышских хуторских крестьян, он прослужил год и был одним из тех  на ком висела вся черновая работа.

Когда я впервые увидел его, меня поразил размер его кулака и рост под два метра, неспешное тугодумие, которое присуще крестьянам,главным же была крестьянская убеждённость  честности.
Однажды после авральных работ по очистке трюмов, которые продолжались до глубокой ночи, Петю прорвало:
"Товарищ лейтенант, как трюма чистить, то одни молодые, но ладно чистить - хотя бы время поспать дали" -  жаловался  себе в нос Петя.
"Хорошо, давай вместе наводить справедливый порядок" - предложил я, услышав его вздохи.
"Как же наведешь" - продолжал бурчать матрос.

Утром после доклада старпому я положил ему на подпись два приказа. Первый - о присвоении матросу Другтейнис звания старшины 2 статьи, и второй о назначении старшины 2 статьи Другтейнис старшиной команды.
Старпом прочитал документы, покрутил пальцем у виска и сказал:
"Свободен".
Командир, зная о моих разногласиях со старпомом, ни словом не обмолвился по этому поводу, наблюдая всё со стороны. В конце концов, когда все доводы были исчерпаны, я пришёл к командиру.
Убедила командира моя горячность доказывания своей правоты .
Лев, ни слова не говоря, открыл дверь кабинета и крикнул: "
Старпом, зайди". Через минуту вопрос был улажен и Петя Другтейнис стал старшиной команды.

Если сказать,что Петя стал самым образцовым старшиной команды, которого когда-либо знала дикая дивизия, то это просто ничего не сказать - вместе с ним таким же образцовым стал экипаж.
Когда Петя получил документы и утром должен был прийти автобус  чтобы отвезти уволенных на вокзал,он  поднял экипаж на зарядку,проверил приборку и в последниий раз построил экипаж на завтрак.Для него это было естественным-исполнение службы до последней секунды.

Прошёл год, я уже не был тем мальчиком на побегушках, и командир всё чаще доверял мне самостоятельное несение ходовой вахты; старпом, не переставая мучить многочисленными, как мне казалось, придирками, передавал азы флотской службы.

Штаб дивизии располагался на плавказарме, которая была пришвартована первым корпусом к плавпирсу.
С другой стороны от неё была пришвартована сладкая парочка - К-77 и К-78.

Командный состав дивизии каждое утро строился на верхней палубе для подъёма военно-морского флага.
В 7.45 машина командира дивизии тормозила у трапа и с командой
"Смирно"- дежурного по дивизии, комдив поднимался на борт плавказармы.

Доклад, подъём флага и гюйса, короткий инструктаж и день начинал обороты.
Однажды утром, когда вся команда уже была построена на палубе для подъёма флага, дежурный матрос вызвал меня в каюту старпома. Она находилась на второй палубе и иллюминатор был как раз напротив трапа, по которому через 10 минут должен подниматься комдив.
У комдива дикой дивизии в которой чрезвычайные происшествия валили как снег на голову, был пунктик - работа, работа и ещё раз работа с личным составом. Все силы, мысли и действия комдива были направлены на показ его усилий по  этой самой неблагодарной работе -работе с личным составом. И чем больше он разрабатывал мероприятий, проводил сборов и прочих организующих усилий, тем рутиннее и показушнее становилась обычная, ежедневная жизнь, а количество происшествий не уменьшалось.

Войдя в каюту и доложив о прибытии, я увидел мирную и очень спокойную картину - старпом сидел за столом,на диванчике. Напротив него сидел механик, в дверях стоял дневальный по команде. Старпом, выслушав мой доклад, кивнул и молча показал глазами на место рядом с механиком.

Я сел, возле трапа плавказармы затормозил газик командира дивизии, старпом привстал, открыл иллюминатор.....
Повернувшись к дневальному  внезапно без всякой подготовки начал орать. Это был не просто разнос, это было художественное, виртуозное исполнение флотского мата с парафразом начальственных угроз...

Молодой матрос ничего не понял, как не понял ничего и я, но лицо его побледнело, он уже был близок к обмороку, когда весь этот поток мата и угроз так же внезапно прекратился, как и начался.
Комдив поднимался по трапу.Чуть приостановился,вслушиваясь в потоки мата:
«Старпом,Бырдин работает,молодчага»-кому-то сказал он.

Старпом посмотрел на моряка и тихо-тихо сказал:
"Иди, сынок, так надо".
Когда дневальный вышел,улыбаясь спросил  :
"Ну что, салага, понял как работать нужно?".

Вечером, подводя ежемесячные итоги с офицерами дивизии, командир дивизии особо остановился на умении, желании и результатах работы с личным составом передового офицера дивизии старшего помощника командира подводной лодки К-78, объявив ему и командиру благодарность.

Комдив мечтал об адмиральских звёздах,старпом о командирском мостике,но ни тот ни другой так и не достигли желаемого.
Мышиная беготня на крысиных гонках.