"К-78"История странствий.Начало.

Между правдой и ложью,есть нечто,что может объединить их.

Позади земная жизнь, прошло ровно 12 часов с тех пор, как отданы швартовы.

Сыграна боевая тревога - проходим «узкость», и лодка, легко и ровно разрезая гладь моря, взяла курс на выход из Ура-губы.

Последние часы на берегу - как секунды до начала новой жизни, напоминающие вокзальную суету.
Вдруг вспоминаешь, что что-то безнадёжно важное не сделано и так хочется задержаться на бусинке времени, словно водолаз, остановить мгновение.
Переждать, подумать - но время не даёт возможности ждать, гонит и гонит ковёр-самолёт лет; только память возвращает нам прошлое, давая возможность всё прожить заново.
Прожить прошлое..

Что оставит мне память об этом последнем дне, когда все приготовления закончены и команда «Отдать швартовы!» начнёт отсчёт иной жизни?
Солнце, показавшееся из-за гряды сопок, последние приготовления в отсеках и необычайно доброго флагмана, который бубнил:
"Ну и бардак, голов нет совсем, одни фуражки, чёрт знает что всегда творится на этой 203-й", но в этом бурчании было столько отцовской нежности, теплоты и заботы.

Безукоризненная чёткость докладов, грустные глаза командира, радуга, вылезшая на остров, одним концом зацепившаяся за боны. Крыло чайки, зависшей над мостиком и белая бархатистая рябь от катера, провожающего нас до выхода из Уры.

Сталь слов приказа: "...командиру подводной лодки "К-203" капитану 2 ранга Слотинцеву Льву Владимировичу и экипажу выступить на защиту государственных интересов нашей Родины…".

Эта лаконичность имеет такую бесконечную глубину и драматизм, в которой нет ничего лишнего и никогда не будет, пока есть армии, жизнь и смерть.

Кажется, весь мир замкнулся в прочном корпусе нашей субмарины с его радостями, дождями, утренним холодком, запахом,желанием, какое-то странное ощущение, что это всё я забрал с собой, вместив в прочный корпус.

А лодка всё дальше и дальше уходит в Атлантику.
Вот так же хищно и незаметно, перерезая вены судоходства, бороздили эти воды английские, голландские, испанские флибустьеры. Что изменилось с тех пор?

На смену лихих абордажных атак пришла высочайшая научная мысль и техника, но осталось неизменным - цель, преследующая интересы государства от имени народа.

Душа - сложный и очень тонкий винтик, на котором держится одетая в вериги долгая жизнь.

Кажется, что время накладывает швы, пытаясь связать воедино сегодня и завтра, было и будет.
Время потихоньку вошло в спираль плаванья, и уже нет ничего кроме смен вахт, многочасового танца у перископа во время зарядки аккумуляторных батарей под РДП и немыслимой радости от секунды - увиденной в голубизне неба стайки птиц, ощущения счастья от алой полоски зари на горизонте, в просвете лунного сияния звёзд.

И уже трудно различить смену дня и ночи, только тонкая паутинка штурманской прокладки движется вперёд. Уходя, всё больше и больше понимаешь, что остался там, на берегу, чтобы вернуться.
Но возвращаемся мы уже совсем другими.


Старая цыганка,к которой я подошёл после ресторанного загула на третий день после производства в лейтенанты сказала:
«Служить тебе- не на берегу начинать,подруга твоя женой тебе  не будет,но вы никогда не расстанетесь»
Пророчество,которое сбылось и только с годами понимаешь,чтобы я не рассуждал об этом- никогда,всё это не стоит даже одного её чувства.

Нордкап-Медвежий, первая линия противолодочной обороны НАТО и линия, пересекая которую, мы начинаем получать бонны (сертификаты, выдаваемые вместо валюты).

Небесная канцелярия выполнила все просьбы командира: наверху свирепствует шторм. В выгородке штурмана Лев просчитывает варианты форсирования рубежа донных гидроакустических станций, зоны ответственности противолодочной авиации и поисковых корабельных групп.

"Механик" - обращается он к сидящему рядом с боцманом Лаврентьичу, - "плотность батарей позволит дней 5 не всплывать?"

Командир БЧ-5 посмотрел записи замеров плотности: "Нет, дня на три хватит, необходима зарядка".

"Ну что ж, тогда готовимся к всплытию!"

Шторм, лодка то взмывает на гребень волны, то со свистом и охом проваливается вниз, - океанские качели. Отсеки ходят ходуном и всё, что было плохо закреплено, срывается с мест и начинает летать, вытанцовывая океанские па: вверх - вниз, вверх - вниз и раз - два - три...

И вот уже первый позеленевший от схваток удушья матросик в приступах тошноты стоит раком над ведром - шторм.

В 4.00 моя вахта у носового перископа в рубке.
Рядом стоит одетый в химкомплект мой командир БЧ-2 Анатолий Андреевич Чистик, похожий на марсианина, ожидающий, когда лодка начнёт медленный подъём на гребень волны и механик отдраит рубочный люк.

"Знаешь, Михалыч, последний раз иду в море. Пусть плавает тот, кто его написал, а я сыт по горло".

Люк распахнулся и нас захлестнул поток воды, срывающийся водопадом в центральный пост. Комбат поднялся на мостик, люк задраили и лодка начала с бешеной скоростью катиться вниз. Рубка проваливалась в толщу воды и потом медленно начинала очередное восхождение на вершину эвереста - пика волны.
В эти мгновения в перископ был уже заметен рассвет, пробивающийся сквозь стену грозовых облаков.

Сдав вахту, мы с комбатом спустились к себе в отсек. Посередине стояло ведро, к которому бегали моряки, скрип переборок под ударами волн напоминал какофонию малеровских симфоний.

"Ну что, Михалыч, примем по сотенке в честь первого шторма?"

Чистик спокойно переносил шторм, и ему хотелось это показать всем.

"Примем, Анатолий Андреевич, чтобы не гневить Николая-угодника", - ответил я.
После четырёхчасового вращения перископа хотелось одного - спать. Но мундир требовал соответствия и посему остограмились.

Моё соответствие было проверено старпомом по прибытию на лодку, после которого я не мог выносить даже запаха спирта, но желание быть «одним из» пересиливало все болезни и муки организма. Старпом принял мой доклад о назначении на должность в каюте плавказармы. Задав несколько обычных и ничего не значащих вопросов, уточнил: "Представляться когда собираешься?"

Слово «представляться» понималось в офицерской среде, как накрытие стола и последующее принятие в корпоративный мир подводного братства.

Согласовав дату представления, старпом взял графин, стоящий на столе, и разлил по двум гранёным стаканам, как мне тогда показалось, водку. "Ну, с прибытием!" - он медленно, словно воду, глоточками стал пить, я же шарахнул стакан залпом.

Сказать, что у меня потекли слёзы и, открыв рот, я пытался сделать глоток воздуха, - это ничего не сказать. Мне в горло затолкали раскалённый докрасна металлический кол... Кое-как отдышавшись, я услышал голос старпома:
"Это наука тебе будет: всегда спрашивай, что, и говори меру. А вообще для первого раза нормально, толк будет. Знаешь, как немцы безошибочно выбирали унтеров?"

И, не получив моего ответа продолжил: "Просто до безумия и надёжно. Строили новобранцев и давали команду оправиться (по маленькому в туалет сходить). Тот, кто исполнял команду, был в последующем самым незаменимым старшиной.

Уровень его подсознания беспрекословно исполнял одно - подчинение". Видимо наш старпом усовершенствовал методы немцев и, наливая стакан шила, проверял инстинкт подчинения.

В 6 30: "По местам стоять, к погружению приготовиться!"

Мы начали форсировать натовский противолодочный рубеж. Шёл 10-й день девятимесячного автономного плавания.

Государство обладало великим искусством требовать жертв даже не спрашивая нас об этом.
И мы готовы были умереть за него,как за ближнего.