Стареющий на пенсии «морской волк», сидя за письменным столом перед белым листом бумаги, пачка собратьев которого находилась в ящике стола, размышлял о жизни. Всех его флотских друзей и знакомых подсознание разделяло на две части – на тех, кто, уйдя в запас, начал писать, и тех, кто писать боялся,хотя и чесались руки.
А то, что они чесались, наш мыслитель знал по себе. Да и зуд в руках был легко объясним. За многие годы службы на флоте каждый из морских пенсионеров пережил и испытал столько, что плодовитому автору хватило бы издаваться до конца жизни и не плохо на этом зарабатывать. Но их к перу влекло не стремление добыть дополнительную к пенсии копеечку, нет. Непреодолимое желание поделиться своими воспоминаниями о главной для них части жизни – службе на флоте, пережитыми чувствами служило и продолжает служить движущей силой талантливых и не очень мемуаристов.
Итак, перебрав мысленно флотских друзей и знакомых, разделив их на пишущих и трусов, наш герой пододвинул к себе лист бумаги и с мыслью, полной сомнения, «я ж не трус?...», взялся за ручку. «Неплохой психологический ход – заставить себя выдавить пару строк» - отметило подсознание. В сознании же был один вопрос «С чего начать?»...
«А Вам приходилось когда-нибудь ставить авианосец на якорь при скорости 21 узел при глубине моря 140 метров?» - легли на лист первые неровные (последний десяток лет приходилось больше расписываться, чем писать), но уверенные строчки. Дальше работали только память и рука, держащая ручку, причем рука все время отставала…
Заканчивалась первая декада августа две тысячи мохнатого года. Авианосец, испытываемый нашими моряками для одной из дружественных жарких стран, обеспечивал в центральной части Баренцева моря полеты корабельных истребителей. По плану работа была до вечера, а дальше якорь на рейде Териберки – одной из достопримечательностей побережья Кольского полуострова и отдушины в виде рыбалки и «тихой охоты» для тех, кто неделями «утюжил» море. Но планы на то и существуют, чтобы жизнь вносила в них свои коррективы. Работа закончилась внезапно. Сначала объявили перерыв, которому на авианосце обрадовались: можно и людей покормить, и «отскок» сделать.
Что такое «отскок»? Элементарно. Самолеты садятся и взлетают на авианосце только против ветра. За полтора-два часа обеспечения корабль на ветер скоростью от двенадцати до четырнадцати узлов (а то и восемнадцать - двадцать два) «прошивает» насквозь выделенные ему два-три района боевой подготовки и чтобы за полуторачасовой перерыв подготовиться к продолжению работ, он вынужден «отскакивать» на исходную позицию.
И вообще, это обывательское мнение, что море огромное. Иногда в нем просто тесно. Особенно, если идешь на большой скорости с топовыми фигурами «шар-ромб-шар» (ограничен в возможности маневрировать) против ветра, а по курсу сплошные «рыбаки», т.е. суда, занятые ловом рыбы тралением. И ладно б с ними. Все таки они нам должны уступать дорогу, а не наоборот. Если б не одно «но» - трал. Намотай трал на одну (две, три, четыре) валолинии и конец не только полетам и испытаниям, но и вообще конец полный…
Ручка остановилась. Автор пробежал глазами написанные строки. «Моя память – корзина с клубками нитей. Если сильно и неосторожно потянуть, можно так все запутать…» - подумалось ему.
Вернемся к «отскоку». Он состоялся. Складывалось впечатление, что на протяжении всех испытаний комплекса «корабль-самолет» более половины времени занимал «отскок». И это не был промах командира в расчетах курса и скорости «отскока». Просто так получалось. Авиатехника новая, местами экспериментальная. Хочет – работает, а не хочет – надо ждать, когда захочет. Вот и в этот солнечный и слегка ветреный (с южных направлений) денек корабль «уперся» в северную границу выделенного района боевой подготовки и, сбросив обороты гребных винтов до пристойного минимума, стал (на радость десяткам бакланов и чаек) в ожидании продолжения работы дефилировать между западом и востоком выделенного под полеты участка моря. Про бакланов и чаек – отдельная история. Что они делают с трамплином авианосца… Потом как-нибудь расскажу.
В самый неожиданный момент командир получает информацию, что работы сегодня больше не будет, и что «утюжить» море далее бессмысленно. Казалось бы, нормальная ситуация. Разворачивайся в сторону Териберки и торопись не спеша к прелестям якорной стоянки. Но все давно спланировано. В том числе и постановка авианосца на якорь вечером текущих суток. А командир – не Жизнь. Ему корректуру в план флота так легко не внести. Но «упорство и труд все перетрут» и вместо «якорь вечером» получено «добро» на «якорь в полдник». При этом, если не успеть в течение двух часов до «полдника» пересечь все рекомендованные маршруты, то «в полдник» их закроют для прохода, т.к. весь могучий флот ринется по этим путям на учения. А корабль на севере, а Териберка на юге. И разделяют их столько миль, что даже мобильник не берет. Вот так и пришли на авианосце к решению: «Все машины – вперед полный. Держать по лагу 21 узел».
Идем, жизни радуемся. Солнце светит, бирюзовая вода блестит, ветер встречный, волна попутная. «Не поход боевой, а шикарный круиз» (спасибо Розенбауму за слова). Времени в запасе – зигзагом идти можно. Впрочем, так и шли, лавируя (написать это слово оказалось куда легче, чем произнести) меж редкими «рыбаками».
И вот, когда осталось до рейда Териберки всего-то один рекомендованный путь пересечь, и расчет всех, кто нужен, к плаванью в узкости готов, и баковые на баке и готовят якорь к отдаче, тут-то и раздался из динамика связи с баком звук, который в обычной обстановке истинному моряку ласкает слух, но в тот момент разорвавший мозг командиру. ЗВУК ОТДАВАЕМОГО С ЛЕНТОЧНОГО ТОРМОЗА ЯКОРЯ. Скорость - 21 узел (почти 39 км/ч), из динамика – леденящий душу и не прекращающийся ужас, под килем сто сорок метров. Романтика!
Вообще, механики – молодцы. И так-то они – ребята ничего, но в тот день просто молодцы. Два месяца плавания они набирали обороты валолиний, не больше тридцати за раз. Наберут и пять минут прислушиваются (точнее, прослушивают на предмет наличия отсутствия посторонних шумов), потом еще тридцать. И так до необходимой командиру и авиации скорости хода. Ну и снижали так же. А когда до реверса дело доходило, тут уж у кого «терпелка» слабая – слазь с мостика. А в тот раз с «Полного вперед» (21 узел) на «Средний назад» - как в мультике. Еще последний триста пятидесятый метр якорной цепи только подумывал вырвать «с мясом» жвака-галс, а машины уже отрабатывали на задний ход. Может, из-за этого, а может потому, что руль был переложен на борт в сторону быстро уходящей в глубь якорь-цепи (впрочем, причин можно наскрести с десяток), борьба между жвака-галсом и коренным звеном якорной цепи окончилась победой первого.
С бака торжественно доложили: «Якорь-цепь задержана. На клюзе триста пятьдесят». Добил доклад штурмана: «Корабль встал. Скорость ноль». Немного нервировал тот факт, что мы стояли точно посредине рекомендованных путей. Южнее нас люди хотели плыть на восток, а севернее, соответственно, на запад. И поперек их курсу сорок пять тысяч тонн водоизмещения замерло в оцепенении. Первым нашелся вахтенный офицер. Его команда: «Шар-ромб-шар долой. Шар-шар до места» послужила катализатором дальнейших действий. Удручало, что не смотря на легкий дрейф от ветра и течения, с бака постоянно шел один и тот же доклад: «Якорь-цепь прямо вниз смотрит». Воспаленному командирскому мозгу представилась картина, как оставшиеся висеть из клюза 140 метров якорь-цепи своим оборванным концом дразнят, как бантиком котенка, местных крабов, еще не пришедших в себя от невиданного доселе аттракциона.
Все обошлось. Бак привели в порядок, соединили «звездочку» и шпиль, стали выбирать якорь и корабль, как послушный конь за уздцы, пошел сначала медленно, а потом все быстрее к тому месту, где с бака прозвучал, как песня, доклад: «Якорь вышел из воды. Якорь чист». Териберка дождалась своих героев.
С момента отдачи якоря на скорости 21 узел до полной остановки корабль прошел четыре с половиной кабельтова (чуть более 800 метров).
Командир авианосца в запасе еще раз развернул кальку, снятую с того самого пути, - «ничего не забыл, не перепутал ли?». Нет. Все правильно. Ну что же. Начало положено. А там посмотрим. Все в сад. Или в огород…
