Капитан 1 ранга в отставке Захаров Павел Владимирович, ветеран Поисково-спасательной службы ЧФ
Бухта Стрелецкая – это, конечно, не Минная стенка, но и не бухта Казачья. От Приморского бульвара - традиционного места праздного шатания лейтенантско - курсантской молодежи добраться до Стрелецкой можно всего за полчаса. Ныне по столичным понятиям - сроки вообще смешные. Вдоль заборов, отделяющих суматошный и малоорганизованный гражданский мир от расписанного до минуты ...отточенного опытом многих служилых поколений жизни военного городка. Вдоль заборов растет миндаль, который иногда начинает свое буйное цветение даже в феврале. Это розовое цветение наполняет нежным розовым цветом ветви, но и вселяет весеннюю радость в сердца и неуставные желания и мысли в умах молодых военморов.
Летом под палящими лучами солнца выгорает трава, листва покрывается толстым слоем известковой пыли, что отнюдь не украшает ни ландшафт, ни потные будни флотской жизни. Долгие годы Стрелецкая бухта была основным пунктом базирования кораблей охраны водного района, (ОВРА) и кораблей аварийно- спасательной службы. Два независимых корабельных хозяйства разделял чахлый и дырявый забор, не мешающий землякам беспрепятственно ходить друг к другу в гости , а по вечерам устраивать совместные товарищеские матчи по футболу и волейболу. По тревоге, а также при проведении розыскных мероприятий вдоль забора выставлялся патруль и тогда взаимные визиты на определенный период прекращались.
По своему статусу соединение кораблей ОВРА и отдельный дивизион судов АСС- были суть понятия несовместимые. Отсюда масштабы выделения денежных средств, строительных материалов и в целом уделяемое со стороны флотского командования внимание были совершенно разными. Поэтому большинство сооружений учебно -материальной базы спасателей были ветхими и построены из традиционных для начала века материалов - самана и ракушечника. Именно таким сооружением и был контрольно- пропускной пункт. Построенный в далёкие пятидесятые годы в стиле саманного кантри, он состоял из небольшой комнаты для дежурной смены, крохотной комнаты для отдыха и смежной с ней каморки для оружия части. Сейчас в наши неспокойные времена, сопровождаемые захватами оружия, такое решение было бы признано преступным. Но тогда времена были непуганые. Сообщение о наличии вооружённого пистолетом преступника поднимало на ноги всю милицию и военную комендатуру, а поиски велись практически до поимки негодяя.
Итак, дежурный по части находился на КПП и обязанности его по причине параллельного несения оперативного дежурства в штабе дивизиона были весьма немудрёными: произвести развод, принять по описи оружие и боеприпасы , контролировать строгое исполнение суточного распорядка дня и контролировать пропускной режим. Главным и опасным моментом несения дежурства по части была встреча и утренний доклад командиру дивизиона капитану второго ранга Хомяку О.С.
Как и положено командиру отдельной части флота, он был строг, но справедлив. Для нас, молодых офицеров, он был непревзойдённый авторитет и являлся в двух ипостасях: первоклассного профессионала и строгого отца - командира. Лично безукоризненный в соблюдении флотских традиций и в ношении офицерской формы, которую шил в лучших ателье города, он был непримирим даже к мельчайшим нарушениям. Несмотря на то, что сам он шил обмундирование из материала по качеству на порядок выше положенного ему по рангу и на ногах его вместо уставной обуви часто красовались модные лёгкие штиблеты, подобное со стороны подчинённых он искоренял драконовскими мерами. Хотя похоже внутри он относился к щёголям лучше, то есть, если не с любовью, то с уважением. Внешне комдив был всегда и независимо от обстоятельств проведенной ночи подтянут и свеж. Туфли, в основном лакированные или адмиральские, всегда сияли, об стрелку брюк можно было порезаться. Сорочка чаще всего белая, как и чехол летней фуражки, отливали белоснежной голубизной. Несмотря на свой весьма средний рост и раннюю лысину, вышеперечисленные достоинства и природное остроумие делали его любимцем многих севастопольских женщин, которых он добивался с непревзойденным упорством. Именно на женщинах он впоследствии и погорел, что и прервало его многообещающую карьеру.
Так вот, самой сложной задачей дежурного по дивизиону АСС было встретить комдива. Кстати, ему льстило именно такое обращение , поскольку капитанов второго ранга на флоте пруд - пруди, а вот командиров дивизий ( попробуй отличить от командира дивизиона) раз - два и обчёлся. Процедура встречи комдива была отработана до уровня дипломатического протокола. Ориентировочно в 7.30 его машина на хорошей скорости выскакивала из-за поворота и горе тому, кто не обеспечит своевременное открытие ворот и безостановочное пролетание её мимо КПП. Заблаговременное держание ворот открытыми приравнивалось к незастегнутой ширинке брюк офицера. Именно распахивание ворот на его глазах и ценил Олег Степанович. Поэтому, чтобы предупредить неожиданное появление машины из-за поворота, туда выставлялся вперёдсмотрящий. Второй дневальный ставился на ворота, а дежурный в позе стартующего египтянина ставился сразу за КПП. Жаль, в то время не было еще ни Машины Времени, ни её песни НОВЫЙ ПОВОРОТ, она бы несомненно стала самым знаменитым шлягером дивизиона. Итак, машина комдива пролетала мимо КПП и с обязательным визгом тормозила только метров через десять. Эту десятиметровку дежурный должен был преодолеть бегом. За время пробежки дежурного комдив успевал вылезти из машины, поправить фуражку, которую он по причине плешивости (почти как Эсамбаев папаху) никогда не снимал, и придавал лицу надменное императорское выражение.
Во время доклада дежурного глаза комдива скользили по очередной жертве, на доли секунды задерживаясь па недостатках внешнего вида. По этим задержкам можно было предугадать завершение утреннего разгона. При этом многоопытный комдив успевал заметить насколько его боится (равнозначно уважает) дежурный, где и как он отсыпался, насколько бдительно он нёс службу ночью. Итак, взгляд медленно скользил сверху вниз , доходя до кончиков обуви и начинал возвращаться вверх, в конечном счёте упираясь в переносицу. По-видимому, в свободное время почитывал Олег Степанович и психологическо -педагогические опусы. В зависимости от результатов внешнего осмотра менялся масштаб разгона от отеческого, ну смотри тут у меня, до снятия с дежурства. Всего вариантов быть снятым с дежурства было три. Первый: при докладе о приёме дежурства, если замечаний за дежурство было менее трёх. Второй, наиболее вероятный, - при встрече комдива утром. Третий, при докладе о готовности пищи к раздаче. При этом необходимо было быть готовым к самым каверзным вопросам, начиная от того, кто из офицеров штаба и где находится, чем занимаются береговые подразделения дивизиона, вплоть до того,что за разгильдяй- матрос разгуливал по причалу с нарушением формы одежды. Только в 14 часов дежурный мог спокойно вздохнуть - теперь его по уставу теоретически никто не мог снять с дежурства. Но вопреки теории его могли срочно заменить и послать с каким -нибудь поручением с работами до утра. Благо корабли, а следовательно и свободные офицеры были всегда под рукой у комдива. Следует отметить, что шатание в служебное время по городу исключалось. Для решения вопросов в береговых учреждениях отводилось всего два послеобеденных периода суток. Показавшихся в служебное время в городе офицеров вылавливали многочисленные обычные и офицерские патрули, имеющие жёсткие квоты по количеству задержаний. Рискнувших отправить подчинённого в город ожидали неприятности, вплоть до приказов командиров объединений, которым в свою очередь чистил холку командующий флотом. На то Черноморский Флот и числился королевским, чтобы вплоть до буковки выполнять требования уставов.
Вот так и крутился одной из главных шестеренок в сложном механизме флотской службы дежурный по отдельному дивизиону, вместо стрелки мысленно отсчитывая часы и минуты, оставшиеся до сдачи дежурства. И только в ночные часы, после приёма увольняемых и последних гуляк из лейтенантов, дежурный становился свободным на два часа. Двери КПП после 24.00 закрывались на замок, вся дежурная смена, кроме одного дневального, отпускалась на корабли и дежурный оставался наедине со своими заботами и мыслями. Можно было немного расслабиться, написать письмо домой , или почитать книгу. Или просто поболтать с помощником - матросом срочной службы, как правило не первого года службы. И вот тут зачастую не даёт покоя оружие, о котором в дневные часы вообще и не вспоминаешь. Кобура с пистолетом Макарова и двумя обоймами патронов в ночные часы просто жжёт бедро. Вспомните свои лейтенантские годы, как доставали оружие, как целились, нажимали на спуск, как разбирали и собирали пистолет. Оружие не только приятно отягощает руку, но и является символом твоей власти и самым весомым аргументом в случае угрозы жизни части или твоей лично.
Итак, в самые первые минуты нового зарождающегося дня я, вместо того, чтобы почитать или просто потравить с помощником, достал пистолет, проделал все вышеописанные манипуляции и даже дал подержать его помощнику. Последнее что я сделал - это вставил обойму, а уж дальше не помню в результате чего, но при контрольном спуске (всё как учили ) пистолет неожиданно выстрелил. В нескольких сантиметрах от головы дневального, который стоял напротив у стены комнатки, появилось облачко известковой пыли и он начал медленно сползать по стене вниз. Вслед за ним на пол осел и я. Сердце бешено билось в груди, мозг отказывался верить в происходящее, в убийство на дежурстве. Мысли путались. Может это все во сне, вот сейчас проснусь и все исчезнет и не будет ни позора, ни трибунала! Секунд 30-40 я лихорадочно соображал что же делать. Цвет лица помощника не давал ни малейшего шанса даже на надежду. Мигом пронеслась недолгая двадцатидвухлетняя жизнь, в голове прокрутился как ролик в кино и приговор, и заснеженное забайкалье. Но делать что- то было надо. Во-первых, определить куда попала пуля и можно ли хоть как-нибудь помочь. Я буквально подполз к матросу, однако крови нигде не увидел, как и следа пули. Я внимательнее осмотрел голову, грудь, но следов пули так и не нашёл. Надежда начала медленно возвращаться ко мне. Главное, я нащупал пульс! Сначала легонько, а потом сильнее я стал похлопывать помощника по щекам. Щёки слегка порозовели и наконец боец открыл ошарашенные глаза. Мои были я так думаю не лучше. «Где я ?»- раздался его слабый голос. Ненамного громче я ответил самое умное, что пришло в голову: « На КПП, братишка. Все хорошо, не бойся. Пуля прошла мимо и ты будешь жить». Минуты две мы молчали, затем нас как прорвало ! Мы вспоминали каждое движение, каждый миг из той прошлой беспечной жизни. Пережитое как то сразу породнило нас, хотя я чуть не убил своего помощника.
Что и говорить, мне очень не хотелось наказания на первом году службы, хотя и очень справедливого. Мне было очень стыдно, но я попросил матроса, чью фамилию я никогда в жизни не забуду и которому благодарен по сей день, молчать о случившемся. Он с готовностью пошёл на это и произнес: «Да как вы только могли подумать, что я стану докладывать». Вдвоём мы стали заметать следы происшествия, благо на выстрел никто не выскочил. Почему на выстрел в первом часу никто не среагировал, я до сих пор не могу себе объяснить. Наверное, просто судьба. Мы вдвоём убрали кусочки штукатурки. Пришедшему на смену сверхсрочнику я что-то наплёл о попытке вбить гвоздь, чтобы повесить очередную инструкцию. Отдыхать я направился на корабль, хотя такое мог себе позволить только старший лейтенант минимум по третьему году службы. На корабле я разбудил своего нового товарища лейтенанта Безногтева, которому подвесили заведование арсеналом корабля. Ему я чистосердечно рассказал всё, чем немало и озадачил. Патрон мы конечно возместили. Утром я не лучшим образом встретил комдива, вернее старый волчара почувствовал, что со мной не всё ладно и совесть моя не совсем чиста перед ним. В результате я был отодран по мелочам, но грозно, и пока комдив изощрялся в изобретении фраз и афоризмов, я думал: « Эх, Олег Степанович, мне бы твои заботы».
Вспоминая этот случай, я теперь более явно осознаю происшедшее со мной, вероятность гибели молодого парня из-за моей халатности. Конечно, утаив происшествие, мы все втроём рисковали, поскольку проболтайся хотя бы один из нас мы бы остались на всю жизнь заклеймлёнными. С тех пор я никогда более не баловался с оружием, а на практических стрельбах и зачётах всегда обращался с оружием крайне осторожно, соблюдая каждую букву инструкций.
