Мичман Онуфриев Анатолий Иванович, водолаз-глубоководник, ветеран Поисково-спасательной службы ЧФ
СС «Казбек» уже несколько дней находился в полигоне под Ялтой, шла отработка водолазов по глубинам. Декабрь 1970 года был довольно холодным с неустойчивой погодой и удачные дни считались, когда не было сильного течения или волнение моря было менее 3-х баллов, а дождь, снег, ветер в расчёт не брались. В том районе постоянного течения по лоции не значилось, но периодически оно возникало такой силы,что спустить колокол было просто нереально, случалось, направляющие троса с балластинами по 180 кг уходили под воду под углом 30 – 40 градусов и водолаз вряд ли бы смог удержаться на платформе. Это утро выдалось хмурым, сырым, море и небо горизонтом не разделялись, только с левого борта виднелась гора Ай-Петри с прилегающими яйлами. Небольшая зыбь с холодным ветерком, слабое течение с носа в корму в западном направлении и лёгкое покачивание нам были не помеха.
Я был записан во второй паре на глубину 160 м с Костей Сердюком. Ещё до контрольного спуска колокола произвёл рабочую проверку своего снаряжения, доложил командиру спуска, расписался в журнале водолазных работ и спустился в кубрик переодеться и отдохнуть. Команды по громкой связи и другие переговоры было хорошо слышно и после того, как колокол с первой парой водолазов вытащили из воды и покатили на тележке в сторону барокамеры, я в спортивном хлопчато-бумажном костюме поднялся в помещение поточно-декомпрессионных камер, выбрал три комплекта сухого шерстяного белья в вентиляционной выгородке (сушилке) и одел таким образом, чтобы третий свитер заправился в третьи рейтузы и сверху туго обтянул ремешком. На ноги одел хлопчато-бумажные и шерстяные носки, сверху меховые носки (шубинки), потом две пары шерстяных чулок и вдобавок бахилы для прохода по мокрой палубе к месту одевания водолазной рубахи. На голове феска в обязательном порядке. На палубе снял бахилы, одел рубаху чуть выше колен,спрятал руки между ног, чуть присел. Четыре водолаза с четырёх сторон взялись за фланец моей рубахи и под крик «Ии – раз» дружно дёрнули три раза каждый в свою сторону и я проскользнул по ноздри внутрь. Пахнуло смесью пота и резины, пока вставлял руки в рукава, уже подтащили галоши и затянули пояс с ножом. Галоши одеты и закреплены, подхожу к беседке. Одевающий водолаз заворачивает фланец внутрь рубахи, в беседке ныряю под шлем с навешенными передним и задним грузом, усаживаюсь. В щель между шлемом и резиновой прокладкой манишки заправили фланец моей рубахи, расправили в районе болтов. Я привстал, снялся с подвеса и снова сел. Быстро закрутили три гайки на шлеме. Надо было встать и выйти из беседки со 100 килограммами на плечах для заправки и крепежа нижнего браса. Тут же подсоединили шланг и телефонный кабель.
Ожило окно инжектора, зашипел, зашумел воздух. Телефонная связь работала исправно. Ручным пускателем проверил аварийную подачу газа в скафандр, доложил о готовности к спуску. Одевающие водолазы завернули иллюминатор, хлопнули рукой по шлему и я поехал в беседке за борт в воду проверяться на герметичность. На глубине 2 – 3 метра снялся с подвеса, показал обеспечивающим по очереди соединения переднего, заднего груза и других частей снаряжения. Отсутствие газовых пузырьков подтвердило мою герметичность и беседку подвели к платформе колокола. Перебравшись на платформу, взял первое стопорное кольцо на стопор и сел на своё место. Второй водолаз уже сидел, я его осмотрел и доложил командиру спуска о готовности к погружению на глубину. Прошла команда: «начинаем спуск!». Я продублировал и спуск начался. До 10 метров шли на малой скорости, кроме наблюдения за натяжением своего шланг-кабеля, шланга и кабеля колокола нужно было ещё вовремя «продуваться» - выравнивать давление в барабанной полости своих ушей, поддерживать в скафандре нормальный объём газа, следить за работой инжектора, наблюдать друг за другом. С увеличением глубины освещённость постепенно уменьшается.
На 20-и метрах спуск прекратили, меняем воздух на искусственную газовую 50% воздушногелиевую смесь. Вентилируюсь, приход смеси легко определяется на слух по потоку в инжекторе и тембру голоса. Вентиляцию прекратил, доложил, что смесь дошла, готов продолжать погружение. Двинулись на предельной скорости, быстро мелькают очередные 10-и метровки, левая рука постоянно на кране переключения – пополняю объём скафандра. Дышится легко, в боковой иллюминатор видно, как второй водолаз тоже держит руку на кране и посматривает в мою сторону. На 100 метрах начала поступать 67%-я воздушногелиевая смесь и из-за этого стало заметно холодней. Но по мере погружения меняется не только температура воды, а и краски окружающего пространства. Без искусственного освещения глубже 6 метров все предметы кажутся серыми, а вода зеленоватой и чем глубже, тем зелень гуще и гуще. Сумерки сгущаются с каждым метром, но удивительно то, что окружающие меня предметы рассматриваются довольно хорошо, видимо глаза успевают адаптироваться. В ногах чувствуется холод, начинают зябнуть руки. Грел я их, поднимая вверх то одну руку, то другую. Замедлился спуск, по телефону прошла команда: «Глубина 150 метров, следить за грунтом!» Ответил: «Слежу за грунтом, хорошее». Встал, развернулся и, держась за стойку платформы, наклонился, провожаю в полумраке взглядом 100 мм-й направляющий капроновый канат. Через 2 метра он растворился в полном мраке. Второй водолаз также искал глазами грунт. Мы медленно продолжали погружаться, всматриваясь в темень. Вдруг появилось внизу какое-то пятнышко и через мгновение стало понятно, что это такое. Доложил наверх, что вижу балластину, до неё 2 метра, 1 метр, стоп спуск! По телефону услышал: «Застопорили спуск, глубина 155 метров, осмотреться!». Мы оказались над балластинами в метре от грунта. Подбородком, а потом губами проверил инжекцию, доложил о самочувствии, видимости, расстоянии до грунта, положении шланг-кабелей. Получил команду обеспечивать работу второго водолаза. Пока разворачивался, зацепил свой кабель и он упал на дно, я быстро выбрал слабину, уложил его на платформе и удивился, почему не видел мути, ведь в низу был ил. И в очередной раз убедился, что при резких движениях будь то ногой или рукой впечатляет ощущение, что рука или нога может легко выскочить из сустава. Впоследствии это ощущение подтверждалось каждый раз, работая на 67%-й воздушногелиевой смеси. Своё маленькое открытие я хранил до конца своей водолазной практики и привык всё делать плавно и неспеша, даже работая на воздухе на малых глубинах.
В полумраке второй водолаз, опустившись на колени в полутора метрах от меня, начал прикручивать стояк отсоса воздуха, периодически у него из головного травящего клапана вырывались серебристые пузыри и уплывали вверх. На колоколе, на уровне головы было приварено несколько скоб, я схватился за одну из них и увидел перед собой на рукавице рубахи с тыльной стороны, чьи-то художества шариковой ручкой, без труда просматривались мельчайшие детали. Выпрямляю руку – рисунок растворяется в густой холодной воде, подношу к иллюминатору – чётко видно! Выходит, что днём без подсветки на 156 метрах можно читать газету, поднеся её поближе к иллюминатору! А вот на расстоянии более 3-х метров уже сплошная серо-тёмнозелёная, густая, непроницаемая пелена.
Напарник не торопясь возится со стояком, что-то колдует руками, потом медленно поднимается и возвращается на своё место. Я получил команду снять стояк и уложить его на место. Вентилирую скафандр, пропускаю свой шланг-кабель через предохранительную скобу и иду к месту работы. Снимать не ставить! Удачно закончил своё дело, осмотрелся, доложил наверх. Разрешили вернуться на место. Неспеша вернулся, проверил чистоту шланг-кабеля, сел. Пока работал– было тепло, присел – сразу стало холодно, тепло моментально куда-то улетучилось. Больше всего мёрзли руки и ноги в коленях.
Наше время работы на грунте было ограничено 20 минутами, сюда же входила и половина времени спуска, так что фактически нам на работу оставалось 10-15 минут. Согласно тогда действующих Правил водолазной службы (ПВС-64), в колокол можно было заходить или на грунте, или на любой следующей остановке. Со 160 метров и до первой остановки на 95 метрах проходит 7 минут. Этих семи минут как раз хватало основательно задубеть и по этой причине командир спуска старался успеть завести водолазов в колокол ещё на грунте.
Руководил и командовал спусками в тот день начальник Аварийно-спасательной службы судна капитан-лейтенант Ермолов Владимир Павлович. Он отличался от других офицеров тем, что на место водолазных спусков приходил как правило в яловых сапогах и его не смущали ни лужи, ни мокрые шланги с кабелями. А ещё, самое главное, никогда не ленился подниматься по крутому трапу в тяжеленных сапогах на свой командный пункт (мы называли его «курятник») и там находиться во время подъёма колокола.
По телефону передали: «второй заходит в колокол, обеспечивай!». Вижу, как он поднялся с места, набрал в руку слабины своего шланг-кабеля, зашёл под колокол и живо забрался внутрь. Я тоже набрал в руку слабины, жду. Через короткое время услышал и в свой адрес долгожданную команду «Первый, приготовиться заходить в колокол!». Отвечаю: «Первый, готов заходить в колокол!». В ответ пришло «Первый, заходи в колокол!». Я поднырнул под горловину, по полутрапу несколько приподнялся вверх, набрал побольше объём воздуха и, оттолкнувшись ногами и помогая руками, проскользнул внутрь. Вода стояла по иллюминатор, поэтому легко было занять своё место и без особого труда взять друг друга на подвесы. Доложил на поверхность, что водолазы на подвесах, тут же прозвучала команда «закрыть клапан затопления, начинаем подъём!». Клапан закрыли. Начался медленный подъём и скоро колокол был осушен воздухом, холод больше не донимал. До открытия иллюминаторов впереди было 28 минут и 8 остановок. В подвешенном состоянии, сидя на узком нижнем брасе, бодро докладывали о самочувствии и в уме считали оставшиеся выдержки.
На 65-метровой глубине нас перевели с газовой смеси на воздух, а по прибытии на выдержку 60 метров по команде сверху, открыли друг другу передние иллюминаторы. Разница между смесью и колокольным воздухом огромная. После лёгкого и свободного дыхания в скафандре, попадаешь в сырую, густую среду, нос сам по себе морщится от ощущения, что воздух проходит не свободно, а прямо вливается в лёгкие. Через полминуты всё это забывается.
Проверили связь колокол-поверхность, замечаний нет. По команде отсоединили свои шланг-кабели и выбросили их наружу. Проверили чистоту комингса люка и доложили о готовности закрыть крышку колокола. Получили добро. Отдали стопор крышки, закрыли, стали сверху и сообщили о готовности к подъёму. Начался подъём, крышка держит хорошо и нам разрешили раздеваться.
Мы ослабили нижние брасы. Второму водолазу я приотдал соединительные болты шлема и он, приседая, выдернул фланец своей рубахи, освободился от тяжёлых частей снаряжения и начал отдавать болты на моём скафандре. В колоколе имелся один маленький иллюминатор, я как раз был повёрнут в его сторону и видел, как медузы разного размера проскакивали мимо сверху вниз.
Вдруг подъём плавно остановился и колокол также плавно начал опускаться вниз, набирая постепенно скорость, было хорошо видно, как медузы замелькали снизу вверх. Пропала связь. Я уже представил, как скоро из-под крышки хлынет холодная вода, начнёт заполнять пространство, поднимется до подбородка, выше носа, а далее неизвестность.Почувствовался лёгкий рывок и остановка. Колокол стоит, медузы медленно проплывают мимо, второй водолаз орудует ключом над моими болтами и ничего не замечает. Прекращение связи меня не интересовало, но хотелось знать, зачем нас так странно приспускали. Напарник закончил греметь ключом и сказал, что можно выходить. Я присел и фланец рубахи выскочил со шлема. Мы сняли галоши, ремни с водолазными ножами и отдыхали, болтая про всё на свете. Скоро колокол пошёл вверх. Колокол подняли, завалили на тележку, подкатили к поточно-декомпрессионной камере и соединили с ней. В первом отсеке камеры с помощью пневматического разжима освободились от водолазных рубах, сняли бельё и перебрались в приготовленный отсек для дальнейшей декомпрессии. Вышли с камеры уже поздно вечером с хорошим самочувствием. На следующий день я узнал от матроса боцкоманды Бори Кукушкина, что произошло, он был непосредственным участником устранения повреждения.
Колокол с платформой держится на двух стальных тросах диаметром 17 мм и с помощью двух лебёдок производится подъём и спуск, управляет ими допущенный электрик. Троса с лебёдок проходят через ролики, клиновые стопора, далее через кормовое спуско-подъёмное устройство к колоколу. При подъёме, когда мы раздевались, лопнул трос с левого борта у самого барабана лебёдки. Электрик на контроллере закричал и прекратил подъём. Оборванный конец побежал в сторону клинового стопора, набирая скорость. Владимир Павлович Ермолов стоял на командном пункте рядом с рычагами стопоров и среагировал молниеносно – дёрнул их вниз и сверху придавил телом. Успел! Как сказал Боря Кукушкин, клиновой стопор захватил оборванного троса не больше спичечной коробки. Всего 2 дюйма оставалось до неизвестности.
Всё закончилось благополучно, уже со следующих суток и до конца моей срочной службы никто не озвучивал этот случай, и я долго не придавал ему значения. Лишь по прошествии нескольких лет я начал понимать цену действий Ермолова В.П., электрика на СПУ и других людей, принимавших участие в обеспечении водолазных спусков.
Такими мы были в 70-м году прошлого века. Заплатки из тифтика клеили на штаны
резиновым клеем, но дело своё знали
и любили.
