Вместо предисловияМой путь в Тбилисское Нахимовское Военно-морское училище был предопределен моим происхождением и войной. Родился я в Севастополе в семье морского командира-артиллериста, а создание суворовских и нахимовских училищ происходило в условиях затянувшейся войны. В декабре 1943 года, когда со второй попытки, наконец, состоялось мое зачисление в училище, мне было 14 лет, а теперь уже 82. В этом возрасте не все обстоятельства и события почти семидесятилетней давности сохранились в памяти. Годы успели стереть в ней многие имена, фамилии, даты и события, особенно те, которые не были закреплены сильными впечатлениями и эмоциональными переживаниями.
Неумолимое время унесло из жизни почти всех моих сокурсников по первому набору в пятые классы училища. О некоторых из них, - о фронтовиках, имевших правительственные награды, в сороковых годах в газетах писали довольно часто и всегда восторженно, в пятидесятых редко, потом о них совсем забыли, а сами герои этих заметок, вероятно, впоследствии так и не ощутили потребности позже написать о себе и о годах, проведенных в училище.
Будучи нахимовцем первого набора первого из трех созданных в разное время Нахимовских Военно-морских училищ, я решил откликнуться на предложение подлинных энтузиастов нахимовского братства Сергея Владимировича Карасева и Валентина Владимировича Максимова - поделиться воспоминаниями о годах организации и становления Тбилисского Нахимовского Военно-Морского училища и тех условиях, в которых усилиями советских офицеров и педагогов были не только сохранены, но и обучены, воспитаны и подготовлены для служения Родине тысячи мальчишек, детство которых так или иначе было искалечено войной.
Эти воспоминания не везде хронологически последовательны, но я и не ставил перед собой задачи написания истории училища, которая уже довольно подробно изложена другими. Мне хотелось рассказать о разных эпизодах нахимовского периода моей жизни, которые сохранила память о том не простом времени.
Начало войныВесь день 21 июня 1941 года и почти до самой ночи, под впечатлением кинофильма
, я рисовал поединок легендарного новгородского князя с магистром тевтонского ордена.
Позаимствовав из учебника рисунок схватки двух всадников, русского витязя с половцем, я старался придать витязю облик Александра Невского, а половцу - Магистра тевтонского ордена.
Пса-рыцаря я изобразил в белом плаще, со шлемом, похожим на перевернутое вверх дном ведро с рогами. Закончив, долго с удовольствием смотрел на рисунок, пытаясь представить, какое он завтра произведет впечатление на моих приятелей.
Наконец, довольный своей работой, выпил стакан молока и лег спать. Ночью мне снилась битва на Чудском озере. Мечи и топоры русских воинов обрушивались на рыцарей- крестоносцев, но те упорно лезли вперед. Потом, вдруг шум усилился, став каким-то воющим, картина сражения стала темнеть и исчезла. Я не сразу понял, что уже проснулся и лежу с открытыми глазами, но ничего не было видно. В комнате был полный мрак, а меня кто-то сильно тряс за плечо.
Надрывно выли сирены воздушной тревоги. Сквозь этот шум не сразу расслышал голос мамы. Она настойчиво повторяла: - «Да вставай же, одевайся, надо скорее спускаться в подвал!»
Натыкаясь в темноте на стены и стулья, я долго не мог отыскать свои брюки и куртку, наконец, кое-как оделся и на ощупь, вслед за мамой, державшей на руках моего трехмесячного братишку, спустился по лестнице во двор. У подъезда, едва различимые в темноте толпились соседи. Кто-то возмущался: «По учебной тревоге подняли народ в три часа ночи, а ведь утром надо идти на работу!»
Вдруг резкие, голубоватые лучи прожекторов прорезали темноту. Они несколько минут ощупывали черное небо, потом так же неожиданно погасли. Сирены смолкли и соседи недовольно ворча стали медленно расходиться по своим квартирам.
Утром, после ночной тревоги, ощущалось какое то напряжение. Моих сверстников – соседей по двору не было видно и я подумал, что они ушли ловить бычков.
Днем из штаба позвонил отец, коротко сказал: «
, нужно на всякий случай быть ко всему готовыми». Мама спросила – «К чему быть готовыми?» - но ответа не услышала, отец уже положил трубку. Потом во дворе дома жильцы нашего двухэтажного дома собирали металл и добровольные пожертвования на нужды обороны, заново обустраивали подвал под бомбоубежище. Так в жизнь нашей семьи, как и в жизни миллионов наших соотечественников, вошла война, которая застала нас в Керчи.
Мой отец
был кадровым артиллеристом. Свою военную биографию он начал в 1920 году, когда ему было 16 лет. Принимал участие в Гражданской войне, воевал с басмачами в Туркестане.
Мой отец Соколовский Георгий Степанович, курсант одесской артиллерийской школы 1928г ; начальник кафедры Рижского училища береговой обороны 1958 г.
В 1928 году, окончив Одесское артиллерийское училище, он служил на батареях береговой обороны Севастополя, Балаклавы, Эльтигена (под Керчью), Чебанки (под Одессой), потом его перевели в Севастополь, флагартиллеристом на крейсер «Красный Кавказ», потом на линкор «Парижская коммуна».
Крейсер «Красный Кавказ» Линкор «Парижская коммуна»
Мой дед Соколовский Степан Леонтьевич. Мой отец Соколовский Георгий Степанович со мной в Одессе, 1934 год 1938г, борт линкора «Парижская коммуна».
В 1940 году отец был назначен начальником керченского укрепрайона и гарнизона города. В феврале 1941 года родился мой младший брат Александр, и все заботы моей мамы, естественно, были сосредоточены на нём.
Последние два месяца перед войной отец практически круглые сутки находился в штабе и дома не ночевал. В начале июля 1941 года началась эвакуация семей командного состава керченского гарнизона. Из вещей нами было взято только самое необходимое. Мою маму с трехмесячным братом и меня, также как и семьи других керченских командиров на барже доставили в Новороссийск, а из Новороссийска отправили в Пятигорск.
Связь с отцом была прервана, и только весной 1942 года мы узнали, что, когда немецкие войска были уже у Перекопа, он был переброшен из Керчи в Севастополь. В ходе боев, на дальних подступах к городу, предшествовавших первому штурму, отец был ранен и контужен, в связи с чем эвакуирован и проходил лечение на Кавказе.
Когда немецкие войска первый раз заняли Ростов на Дону, мы двинулись на восток, но потом вернулись в Новороссийск, где после выздоровления отец продолжил службу.
Мы обосновались на окраине города в небольшом частном домике. В первый же день, вечером был налет немецких бомбардировщиков. Их моторы издавали характерное подвывание. Взрывы раздавались где то в центре города и в порту. Прожектора шарили по небу, зенитки били часто, но не было видно, чтобы хотя бы один самолет загорелся и падал. Сын хозяйки Олег, парень лет пятнадцати, пояснил: - «это Юнкерсы – 88, они сбрасывают бомбы с большой высоты, чтобы наши зенитки их не достали». На соседней улице неожиданно раздались частые выстрелы зенитного орудия. – «Это передвижная, как бы по ней не бросили бомбу, попасть могут в нас. Лучше всего прятаться под кровать, это шанс» сказал Олег и я вслед за ним поспешил в дом.
Такие налеты повторялись регулярно. По их началу с наступлением сумерек, в то время, можно было проверять часы.
В начале июля 1942 года, находясь в Новороссийске, мы ощутили последствия падения Севастополя. - Резко усилилась интенсивность
немецких бомбардировщиков как на город, так и на находившиеся в его порту боевые и гражданские корабли. Бомбежки совершались теперь и ночью и днем. Фашистские летчики сбрасывали не только бомбы, но и обрезки рельсов и продырявленные металлические бочки. При падении они издавали невероятно ужасные звуки. Это делалось для того, чтобы оказывать моральное и психологическое давление на новороссийцев.
Когда отец получил назначение в Анапу, мы потянулись было вслед за ним, но в начале августа стало известно, что немцы заняли Минеральные воды, поэтому мы повернули на юг, остановившись в казацком селе Дранды вблизи Сухуми. Потом, когда в горах Кавказа начались бои и в Дранды с перевалов стали поступать раненные, мама приняла решение перебраться в Поти.
Там мы встретились с нашими родственниками Андриановыми. Они были эвакуированы с севастопольским морcким заводом имени Серго Орджоникидзе. Завод обосновался в потийском порту и обеспечивал ремонт наших боевых кораблей поврежденных бомбами, снарядами и торпедами. Глава семьи и его сын, а мой двоюродный брат Лёня, работали на заводе по шестнадцать – семнадцать часов в сутки.
В октябре 1943 года мне случайно встретился сослуживец отца по Севастополю капитан Владимир Черевков, командовавший в Поти зенитной батареей, располагавшейся на окраине города. От него узнал о том, что создается Нахимовское Военно-морское подготовительное училище, в которое набирают мальчишек 10-14 лет и что набор в него осуществляется в Кобулети.
Для меня, родившегося в Севастополе в семье морского артиллерийского командира и росшего в среде военных моряков, к тому же мечтавшего пойти по стопам отца, эта новость была сигналом в дорогу. Тут и думать было нечего. Мама отговаривать меня не стала. Уже третий год шла война, и всё это время из-за бомбежек и переездов я не имел возможности учиться в школе.
Путь в училищеСборы были недолгими. На железнодорожной станции сел в поезд Поти - Батуми. Мое стремление поступить в Нахимовское училище было настолько сильным, что я без опасений ехал в незнакомый город, даже не зная адреса приемной комиссии. Пожилая супружеская пара грузин, оказавшихся случайными попутчиками, как только поезд тронулся, встревожились. Они стали расспрашивать меня, почему еду один, куда, зачем, сколько мне лет, знаю ли точный адрес? Поезд должен был прибыть в Кобулети вечером, и они искренне беспокоились за меня. Эти чуткие люди настояли, чтобы я разделил с ними вечернюю трапезу –
с соленым сыром, что было весьма кстати.
На перроне станции Кобулети патрульные после расспросов посадили меня в попутный грузовик. Ехали медленно, почти в полной темноте. Когда полуторка остановилась у слабо освещенного здания, водитель сообщил, что прибыли на место. С трудом найдя вход и войдя в дом, увидел стол, на котором горела керосиновая лампа, за столом двух женщин в белых халатах.
-«Ты кто?» - спросила одна из них, недовольно разглядывая меня. Я назвался. – «Кто тебя прислал? А где твой отец? Где мать? Сколько тебе лет? Свидетельство о рождении есть? Где жил до войны? Сколько окончил классов? Справка есть? Как узнал о наборе?» Вопросы сыпались на меня один за другим так быстро, что вторая женщина сердито заметила, что она не успевает записывать. Устав от дороги, в полумраке и непривычной обстановке я с трудом соображал, чего именно от меня хотят услышать.
Утром, меня и других ребят растолкали, велели умыться, дали чаю с хлебом и сахаром, после чего врачи приступили к осмотру каждого. Едва осмотр окончился, как появился заспанный майор в помятой морской форме. Он полистал какие то бумаги и, удостоверившись, что я приехал по собственному почину, а не по направлению какой-либо организации, объявил, что как переросток, я не могу быть принят в училище, после чего велел отвезти меня на железнодорожную станцию. Я такого поворота не ожидал и объявленное майором решение меня просто обескуражило. Ничего хорошего ожидать больше не приходилось, и я вернулся в Поти.
Так неудачно окончилась моя первая попытка поступить в Нахимовское училище.
В конце декабря 1943 года в Поти неожиданно появился мой отец. На его кителе я увидел два ордена Красного Знамени, на плечах погоны подполковника. Он получил несколько дней отпуска для того, чтобы повидаться с семьей. Я рассказал ему о моем желании поступить в Нахимовское училище и о неудачной поездке в Кобулети. Отец внимательно выслушал меня, уточнил вопросы, которые мне задавали и сказал, что если желание поступить в училище у меня твердое, то он съездит со мной в Тбилиси, где должно находиться училище.
Здание ТНВМУ со стороны ул. Камо, 1944 г.
30 декабря мы поездом прибыли в столицу Грузии. Училище нашли быстро. Отец оставил меня в вестибюле, а сам ушел в сопровождении дежурного офицера. Он долго отсутствовал, и я уже стал волноваться, полагая, что меня опять не хотят принять в училище.
Однако, оказалось, что мое зачисление состоялось, просто его долго расспрашивали о последних боевых операциях, в которых он принимал участие.
Прощание было коротким: отец спешил на вокзал, чтобы успеть на поезд, а меня дежурный старшина повел по первому этажу, направо. Когда мы миновали лестницу, ведущую наверх, он отрыл дверь в коридор. На его полу, вдоль стены лежали накрытые одеялами матрацы. Один из них временно стал моей постелью.
Меня отвели в баню. Пока я мылся, одежда проходила санобработку. Потом постригли машинкой под «ноль», накормили и отвели в «спальню».
На постелях расположились ребята одетые кто во что. От переживаний я сильно устал, поэтому не стал принимать участие в спорах сверстников, - где будет училище после войны, в Севастополе или в Одессе? Лично я был, конечно, за Севастополь. До переезда в Керчь, мы жили в Севастополе на улице Ленина. Наш дом находился напротив музея обороны Севастополя в Крымской войне. Рядом с музеем была Минная башня, над её аркой большие круглые часы, так что из нашей квартиры они были хорошо видны и по ним было удобно сверять время. Вспоминая свой родной город я пытался представить, где будет расположено училище после войны, - напротив Приморского бульвара, в районе Инкермана, или на Корабельной стороне ?… Ленинградцы и москвичи спорили, чей город самый главный. Под эти размышления и споры уснул совершенно счастливым. Я был уверен, что мои волнения, наконец, окончились и мечта сбылась.
Продолжение следует.
Верюжский Николай Александрович (ВНА), Горлов Олег Александрович (ОАГ), Максимов Валентин Владимирович (МВВ), КСВ.
198188. Санкт-Петербург, ул. Маршала Говорова, дом 11/3, кв. 70. Карасев Сергей Владимирович, архивариус. karasevserg@yandex.ru
С вопросами и предложениями обращаться fregat@ post.com Максимов Валентин Владимирович
